автордың кітабын онлайн тегін оқу Диоскурия-Διοσκουριάς
Одиссей Мустопулос

Кітап туралы Қазір оқып жатыр5 Тегін фрагмент

Одиссей Аристидович Мустопулос

Диоскурия-Διοσκουριάς

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

Мой остров.

Необитаемый остров

возле мыса Горн.

Одни лишь скалы острые

да шум прибрежных волн.

Сегодня ветер дикий

с огромною волной

Во мне рождают крик

и стон в душе больной.

И вал ползёт за валом

у скал.

Прожил я здесь навалом

и до смерти устал.

18+

Воспоминания об этих днях отдыха высоко в горах Кавказа, оставили в моей памяти, незабываемые впечатления на всю мою оставшуюся жизнь. Можно сказать, что мне тогда крупно повезло, как счастливчику, которому было суждено летом 1968 года, увидеть Кавказские горы и по достоинству оценить их сказочную красоту и величие. Приехав, как обычно на летние каникулы домой, отец мой, Аристид Афанасьевич, заявил мне — Что пойдёшь со мной, и с дедом, в горы попить Нарзан. Завтра у нас заканчиваются все приготовления, и дед с лошадью и провиантом, будет поджидать нас, у подножия горы, откуда и берёт начало тропа, уходящая к источнику. К деду мы поедем на автобусе, который едет в Келасури, а там дальше на конечной остановке, у меня с ним назначена встреча. Сможешь осилить этот переход соглашайся, а если нет, то оставайся дома. Добираться до источника около двое суток, и придёться идти пешком, потому что у нас всего одна лошадь. Выслушав отца, я не задумываясь дал согласие. На следующий день, мы с отцом, сели в пригородный автобус, и благополучно добрались до места. Как и было условлено, наш дед, был уже там с Мальчиком, так он ласкательно называл свою лошадь. На крупе этого бедного животного, покоился перетянутый ремнями и верёвками, неимоверного размера груз, который и должен был придать нашему отдыху, благоприятное существование. Оказывается, мои родичи неоднократно, в конце лета поднимались к Нарзану, веря в целебные свойства этого источника, который начинал бурлить, именно в конце августа. Тропа, по которой мы стали взбираться в горы, резко пошла на подъём, и была узкой и трудно проходимой. Следует отметить породу лошади, специльно предназначенную, для таких переходов в горах Кавказа. Это необыкновенное, и очень выносливое существо, способно было тащить на себе тяжеленный груз, и передвигаться по горным тропам, не уступая в проворности диким козлам. Иногда дед Афанасий, утомлённый ходьбой, взбирался верхом на своего любимца, а тот получая двойную нагрузку, как бы играючи, продолжал свой нелёгкий путь. В такие моменты, не желательно было идти в конце цепочки, а наоборот следовало находиться спереди Мальчика, потому что на крутых виражах из под хвоста бедного животного в атмосферу, выбрасывалось большое количество выхлопных газов, отчего нарушался размеренный шаг пешего строя. Пройдя, приблизительно 3 км. пути, дед Афанасий слез с лошади, и подойдя ко мне сказал — Пойдём, попьём воды из родника. Это здесь, совсем рядом от тропы. Отойдя с десяток шагов в лес, он быстро нашёл родник, и зачерпнув из неё полную крушку, протянул её мне со словами. — Эти родники нашли наши греки, пасшие здесь своих коз, ещё при царе Горохе, а до Нарзана их будет ещё с десяток. С каждым разом вода будет намного вкусней, и прохладней. И на самом деле, содержимое крушки, показалась мне райским напитком, с редкими вкусовыми ощущениями. Возле родника, дали возможность Мальчику отдохнуть, после чего снова тронулись в путь. Лес в этих местах наблюдался молодой, и редкий, с однообразием пород деревьев, и кустарников. Иногда наша тропа проходила, вдоль горной реки, с привлекательными лужайками, и полянами для отдыха, но дед Афанасий, нисколько не реагировал на эти красоты, и надо было идти дальше. К вечеру пройдя км. 10, пройденого пути, мы осилили несколько возвышенностей, на одной, из которых нам предстояло заночевать. Здесь, на этих горных вершинах, прорастали нигде не виданные мной раньше растения, и удивительные по красоте цветы. Местами попадался на глаза, талый снег и ледниковые озёра, с очень чистой, как слеза водой. Это и был Пархар, своеобразный дачный посёлок из деревяных домиков, — по истине рай земной, выбраный нашими предками для семейных отдыхов. Мы без проблем отыскали балаган моего дяди Константина, старшего брата моего отца, где нас радушно встретили, и накормили. В деревяном домике, называемое балаганом, имелись две комнаты, сколоченые по старинке. Передняя комната служила кухней, а вторая спалней, где имелась огромная деренвяная нара, на которой всем всегда хватало места, а на ночь подушек и тёплых одеал. Вечер, и часть ночи мы скоротали при свете керосиной лампы, слушая удивительные сказки дяди Константина, адресованые детям, которых в балагане было несколько. Помимо умения рассказывать, он обладал ещё талантом импровизатора, что придавало обычным сказкам новизну, и сценическую привлекательность. Спустя годы, уже после смерти Константина Афанасьевича, мне пришлось упрекнуть себя в легкомыслии, что не записал его сказки, и не дал им достойную жизнь. Рано утром следующего дня, наспех накормив отдохнувшего за ночь Мальчика, мы вновь продолжили своё восхождение к источнику. Горная тропа к Нарзану от Пархара, как выяснилось потом, оказалась намного сложнее пройденного нами отрезка пути, по причине крутых подъёмов, и тающих ледников на перевалах. Как правило, каждый перевал, имел свой собственый ледник, лежащий на нашем пути протяжённостью до ста, и более метров. Медленное таяние ледника, образовывало многочисленные ручьи, которые стремительно убегали вниз по склону, чтобы сроднится там, с могучим потоком реки Бзыбь. Как и было обещано, дед Афанасий по мере следования по тропе, показал мне все свои родники, а из последнего, пить ледяную воду, было просто невозможно. Здесь на перевалах, чаще на крутых поворотах тропы стали попадаться нам окопы времён Отечественной войны 1941 — 1945г. Всюду на земле валялись отстреляные гильзы и дырявые армейские каски. Местами рядом с тропой наблюдались обложенные камнями, безымяные могилы убитых красноармейцев, которые летом 1942 — 1943г., бились на смерть с отборной немецкой дивизией Эдельвейс.

Чусио.

Приблизительно к трём часам, дня оставив позади последний перевал, и могилы безымяных красноармейцев, мы очутились на равнине. Передвигаться Мальчику стало намного легче, и мы с отцом, ускорили шаг. Пройдя таким пешим макаром, несколько км., мы вышли вплотную к реке Бзыбь, и увидели висячий мост соединяющий два берега. Противоположная сторона берега реки, красовалась сплошной стеной дремучего леса. На крохотной поляне стоял пастуший балаган с деревяной изгородью, служивший наверное загоном для скота. Пройдя мост, который при нашей переправе, раскачивался в разные стороны, дед Афанасий, видя мой измотанный вид сказал. — Остался последний подъём. Через два часа мы будем на месте. Там и находится источник наз. Нарзаном, а местность эту наши греки окрестили Чусио. За этими высокими вершинами, что ты видишь перед собой, находится Северный кавказ и Кубань. Взяв на одном дыхании последний подъём, мы наконец то завершили своё восхождение. Первым делом, освободили Мальчика от поклажи, а потом все трое пошли поглядеть на источник. На первый взгляд, это был обычный родник, обложеный с трёх сторон камнями. Но здесь, откуда — то из недр земли, на поверхность пробивалась вода, с пузырьками газа, наполняя водоём живительной влагой. Далее, источник убегал вниз по склону, образуя ручей. Камни на дне водоёма, и ручья имели огненно — красную окраску, от избытка наверное в химическом составе воды примесей железа. Вкусовые качества этой минеральной воды, с первого раза, не располагали к частому её употреблению, но отец мой, и дед, с удовольствием выпили по полной крушке каждый. Невдалеке от источника, уже находились три палатки с отдыхающими, и чтобы не терять времени даром, и успеть к закату солнца, мы соорудили шалаш, накрыв его напоследок большим целофаном. На ночь каждому из нас, досталось ватное одеяло, и вопрос с жильём, был окончательно решён. Дело в том что Пархар, и Чусио, издавна славились своим курортом, и кроме греков, проживающих в городе Сухуми, и в её сельской местности, никто другой, и понятия не имел о таком виде отдыхе, в горах Кавказа. В знойные периоды лета, греки отправляли сюда своих стариков и детей, а чтобы поправить им здоровье, непременно пригоняли с собой скот, используя альпийские луга, как пастбища. Молочные изделия, приготовленные в этих местах, по вкусовым качествам, и ароматным свойствам, не имели себе равных, и пользовались повышенным спросом у отдыхающих. Здесь, можно было купить у сельчан, мясо, молоко, сыр любого вида, и даже кукурузную муку, для приготовления мамалыги. Такие продукты, как хлеб, водка, и табачные изделия не курсировали в продаже. Утро следующего дня, началось у меня с подъёма на завтрак. Рядом с шалашом, уже горел костёр, над котороым дед Афанасий что-то готовил в казане. Он подошёл ко мне, и в приказном тоне сказал. — Вставай и быстро умываться. Скоро мамалыга будет готова. Я нехотя встал и пошёл умываться. Буквально в нескольких метрах от Нарзана, находился ещё один источник, но с обыкновеной родниковой водой, служивший отдыхающим, в чисто бытовом плане. Невдалеке, чуть выше от подземных источников, с отвесной скалы, на огромную каменую глыбу, вниз падал водопад, разбрасывая вокруг себя, и на многие метры, мельчайщие брызги воды, и свежую прохладу. Закончив с обзором местности, и туалетом, мне ничего не оставалось делать, как поспешить на манящий аромат настоящего сливочного масла, исходивший со стороны нашего шалаша. Свареная мамалыга, уже была вывалена из казана на чистый лист фанеры, и нашпигована со всех сторон ломтиками копчённого сыра сулугуни. А на макушке этой горячей мучной массы в углублении, сделаной ложкой, таяло вышеупомянутое мной масло, завораживая окружающий мир апетитным ароматом. Кушать мамалыгу надо было руками. Днём, как обычно, я пропадал у водопада. Купался, или загорал на солнцепёке, слушая музыку из транзистора, который идельно ловил здесь, все самые популярные радиостанции всего мира. Однако шли дни, и однажды я вдруг заметил, что вокруг Нарзана вырос целый городок из палаток, и шалашей, наподобие нашего. Подсчитывая их количество, я обнаружил около ста двадцати палаток, с вновь прибывшими отдыхающими, желающими попить Нарзан. Некоторые лица мне были знакомы по г. Сухуми, но основную часть палаточного городка, составляли сельские жители. Вечерами курортный городок преображался, и жил другой жизнью. Мужики, где — нибудь на открытой полянке, собирались группами и резались в карты, играя в 66, или в скамбил, ставя в банк, как и положено в таких случаях, не деньги, а проиграную водку. После распития спиртного, начиналось самое настоящее музыкальное представление, сопровождаемое игрой на кемендже. Вокруг импровизированой сцены, собирались поглязеть на своих хмельных мужей, вторая половина человечества, а самые бойкие из них, веселили народ пляской и шуточными куплетами. На десятый день нашего проживания у Нарзана, в гости к нашему шалашу пожаловал на своём коне дядя Константин, который привёз деду табак, и водку, и ещё какие — то продукты. Табак, употребляемый дедом для курения, относился по свей родословной к Трапезундским сортам, и был настолько терпким, что я порой закуривая цигарку, принимал устойчивую позу, чтобы не свалиться на землю. На исходе дней нашего отдыха в Чусио, отец мой, как — то вечером сказал мне. — Послезавтра у нас с утра намечается спуск к Пархару, а потом через сутки, возвращение домой. Двадцать дней достаточно для отдыха. Я отчётливо понимал, что навряд — ли ещё разок мне доведёться увидеть красоту этих гор, так глубоко запавших мне в душу. С другой стороны хотелось домой в Сухуми, к суетной жизни города, и к прелестям Чёрного моря. За день до нашего возвращения к Пархару, я попросил у отца разрешение, на самостоятельный спуск к висячему мосту, сославшись на желание половить в реке рыбу. — Хорошо так и быть, — получил я добро от родителя. — Заночуешь в пастушьем балагане, который находится рядом с мостом. И не забудь взять еду, и куртку. Не дай бог замёрзнешь, там ночью. Прихватив с собой всё, что требовалось, и леску с крючками, которые дал мне накануне дядя Константин, я навсегда покинул Чусио. Размах моих шагов, при спуске к реке можно было бы сравнить с тройными прышками олимпийского чемпиона Санаева. Такого прилива сил и энергии, в своём организме я не ощущал больше никогда, в своей жизни. Нарзан за эти дни, дал мне очень многое, и даже с избытком про запас. Почти играючи, я скатился к реке, и отыскал в лесу своё временное пристанище. Балаган пустовал, и я был безумно рад такому обстоятельству. Наладив удочку, и отыскав под листьями дождевых червей, я спустившись к реке, и попытался поймать золотую рыбку. Никакого ожидаемого эффекта в течении получаса. Здесь, при таком стремительном потоке воды, река Бзыбь, оказалась дикой и своенравной. Другое дело, когда я ловил рыбу в низовьях, и там не было таких убийственных течений реки. Оказавшись в довольно дурацком положении, я вдруг увидел трёх мужиков, шедших из леса по направлению к реке. Они подошли поближе, что позволило мне разглядеть их физиономии. Нетрудно было определить, что это были славяне. Лица бородатые, и у каждого рюкзак и ружьё за спиной. Один из них держал в руке лоток для мытья золота, а другой бородач сжимал в правой руке удилище, а в левой кукан с рыбой. Они поздоровались первые, сказав мне, что являются геологами. — Вы не подскажете мне, как в этой реке ловится рыба?, — обратился я с вопросом к рыбаку с удочкой. — Что — то у меня ничего не получается. Мужик посмотрел на мою снасть, и не сказав ни слова, стал переделывать её на свой лад, нацепив на леску свой поплавок. — А на какую наживку ты ловил?, — поинтересовался он. — На дождевого червя, — поспешил я с ответом. Рыбак усмехнулся, и пояснил — Ловить форель надо на кораеда. Пошли со мной. Отойдя немного в лес, он быстро нашёл поваленое дерево, и подойдя отодрал с неё рубашку. Под корой, и на голом стволе валежника, находились белые черви называемые кораедами. — Вот, на них и надо ловить форель, — произнёс он, устремившись к реке. Остальные двое, молча курили в сторонке, и не торопили своего друга. — И ещё запомни главное, — продолжал он поучать, нанизывая наживку на крючок.- К воде необходимо всегда подкрадываться, чтобы не вспугнуть рыбу. А забрасывать надо под какой — нибудь камень, совсем близко от берега. Вторично в одно и тоже место не бросай, а постоянно меняй позицию, перемещаясь берегом реки. Говоря всё это, рыбак в считанные секунды, вытащил из воды рыбу, и протягивая её сказал мне. — Ну вот, а теперь лови сам. Запомни, наживка от поплавка, не более 20 см. Я сердечно поблагодарил геологов, и долго ещё смотрел им в след, пока они не растворились в лесу. Следуя урокам рыбной ловли, я шустро наловил несколько рыбёшек, и сделав кукан, прихватил их с собой. Начинало смеркаться, и мне пришлось поспешить в балаган, чтобы заготовить себе на ночь дров для костра, и приготовить ужин. Деревяный домик, в котором мне предстояло провести ночь, вполне соответствовал всем требованиям, нелёгкой жизни пастухов. Возле нары из досок, имелось место для разведения костра, и даже дымоход зияющий дырой на крыше. Учитывая прохладные ночи в горах, и присутствие рядом реки, я натаскал в балаган побольше дров, и приготовил себе на костре рыбу. Было вкусно и приятно. Подложив себе под голову куртку, я растянулся на наре, и крепко уснул. Проснулся я наверное, часика через два, окоченевший от холода. Костёр мой едва горел, сизым пламенем, мигая мне в темноте крошечными угольками. Пришлось снова налаживать с огнём, пока пламя не разгорелось, как следует. Погладывая на прожорливые языки огня, я впал в какое — то дурацкое умиротворённое состояние, абсолютно не замечая того, что запасы моих дров улетучиваются на глазах. Ничего не подозревая, я прихватил с собою спички, и вышел за дверь в кромешную тьму леса, в надежде найти там дрова, и продержаться с костром до рассвета. Плутая вслепую в темноте, я неожиданно напоролся на изгородь, и чтобы слегка оглядеться, чиркнул спичкой. Вспышка огня, только ослепила меня, и вдруг рядом со мной, раздался дикий крик, вспорхнувшей птицы, который и был сигналом, для полного пробуждения всего зверья в лесу. Со всех сторон доносился хруст ломающихся веток, и топот бегущих ног. Следом раздался ужасающий вопль и ещё какие — то звуки, напоминающие звериные разборки по пожиранию друг друга. Очумев от страха, я стоял словно поражённый молнией, не соображая ничего. Потом видимо сработал инстинкт самосохранения, который позволил мне развернуться на 180 градусов, и пулей влететь обратно в балаган. Я закрыл наглухо дверь на задвижку, и ещё долго не мог прийти в себя. Стоял и думал одно, что дожидаться рассвета без костра, смерти подобно. Выждав паузу, я снова решил штурмовать темноту, и долго не мешкая, открыв дверь, набросился на изгородь, затащив значительную её часть, вместе с кольями, себе в ночлежку. Проснувшись утром, я вновь занялся рыбалкой держа под прицелом тропу, на которой должны были появиться мой отец и дед Афанасий верхом на Мальчике. Вскоре они появились, и я доволный результатами рыбалки, шагнул навстречу деду, и спросил его. — А что мне делать с рыбой. На что мне старик ответил. — Выброси её назад в реку. В дороге она непременно испортится. Надо торопиться, и чем раньше мы дойдём до Пархара, тем лучше для нас. Переправившись через мост, на другой берег реки Бзыбь, мы благополучно одолели спуск, и ровно в шесть часов вечера были уже в балагане у Константина Афанасьевича.

В ту пору, моему деду Афанасию Исааковичу было 78 лет, и жил он со своей старухой Ефросиньей, на своей горе, куда он вернулся в 1958 году после сталинских репресий. Гора, на которой раньше проживал весь наш многочисленный род, за период высылки греков подверглась варварскому нашествию, со стороны новых переселенцев из Менгрелии, которые не желали селиться высоко в горах, и обрабатывать в угоду Советской власти, такие огромные участки земли. Поэтому чтобы не платить государству налоги, и всякого рода подати, менгрелы в частности на горе Мустопуло (Ти Мустогли то раши,) разрушили все греческие дома до основания, спилили под корень фруктовые сады, и засыпали камнями и всяким бытовым хламом колодцы, с питьевой водой. Основными местами для проживания, они избрали пустующие греческие дома в г. Сухуми, и в её области. Некогда греческое село Кума, было переименовано на грузинский лад, и стало называться Шрома, что в переводе на русский язык, означает труд. Кто мог тогда подумать, что во время войны абхазов за свою независимость, против грузин в 1991 — 1993гг. именно в селе Кума пройдут самые жестокие бои, за взятие г. Сухуми. История в этом случае расставила все точки по своим местам. Летом 1972 года после непродолжительной болезни скончался у себя на горе дед Афанасий. Народ всё пребывал и пребывал. Проститься с ним, особено в первый день, пришли трапезундские армяне, из соседнего села Цукуровка, знавшие деда не один год. Во дворе дома на длинных самодельных столах стояли глиняные кувшины с красным вином и закуской. Стояла летняя жара и хотелось пить. Взяв со стола кувшин с вином я уеденился под орехом и налил себе стакан. Вино было прохладное и очень вкусное. Сам того не замечая я за несколько минут осушил весь графин. Через полчаса последовало лёгкое воздушное опьянение что не мешало мне мыслить и вести себя пристойно. Это вино дед Афанасий сделал специально для своих похорон. Приготовление прекрасного вина в нашем роду считалось традицией, и секреты виноделия передавалсь следующим поколениям. О чём и говорит фамилия Мустоглис. Через два месяца после похорон деда Афанасия молодой виноградник выращенный им возле дома зачах и высох. Бабка Ефросинья прожила ещё год после смерти мужа и тоже померла. Покоятся мои старики по отцовской линии на греческом кладбище в селе Кума которым я со временем уделил внимание и поставил памятники. Да будет земля им вечным домом. Пусть не оскудеет память человеческая глядя на многочисленные могилы наших предков разбросанные по всему белому свету. Вечная им память.

* * *

Дед Афанасий прожил долгую и красивую жизнь. Он родился в 1890 г. у своих родителей которые поселились на этой горе в 1850 г. приехав из Трапезунда. Село в Турции где раньше проживали предки моего деда наз. Мустогландо и находилось это поселение в местечке Санда. Там было семь сёл. В 1912 г. дед был призван в царскую армию и воевал с немцами в Первую мировую. В двадцатых годах прошлого столетия принимал активное участие в помощи греческим беженцам бежавшим от произвола турков. Он наделял им земли и участки леса для строительства домов на своей горе. Помогал семьям хлебом и семенами для будущих урожаев. Пользовался уважением и авторитетом среди греков. Потом Вторая мировая война и истребительный батальон. Следом за всем этим десять лет прожитые в ссылке в Казахстане. Вернувшись в Абхазию он как настоящий мужик восстановил постройки своего разрушенного дома и стал выращивать для государства табак. Благо столетний сад на его участке чудом уцелел. Всё сам и никогда ни у кого не просил помощи, даже у своих сыновей. Пример для подражания скажете вы. Нет он был посто человеком.

Под ногами галька

и морской песок.

Рядом лежит Галка

лакомый кусок.

На морском песочке

мы зачали дочку.

Через годик Галка

высохла как палка.

Яйца.

Рядом взорвалась мина

буквально в десяти шагах.

Все осколки пролетели мимо

а один запутался в штанах.

Упал я от боли в канаву

и зарылся носом в песок.

Сразу вспомнил Нюрку шалаву

и её противный голосок.

Провожала меня на вокзале

когда я уезжал на фронт.

Напоследок она мне сказала

береги свои яйца Федот.

13. 0 1. 2 0 1 7 г.

Ангелы спустились на землю

и раздают всем добро.

Мне досталось целебное зелье

очень похожее на гавно.

* * *

По реке плыл окурок

рядом с удочкой сидел придурок

И попался на крючок

его величество бычок.

* * *

Раньше я жил в пещере

и питался сырым мясом.

Называли меня Кощеем

высочайщего класса.

* * *

Склероз.

Пошёл покакал

а пописять забыл.

13. 02. 20017г.

Снова мороз на улице

пробирает до костей.

Жинка моя умница

погнала своих гусей.

Ты сходи Семён за хлебом

и купи молока.

В магазине сроду не был

всё валяешь дурака.

Вот дружок твой Кошкин Толик

взял червонец у меня

Он несчастный алкоголик

а жена его свинья.

Целый день сидит на лавке

и кусает всех подряд.

Говорят что курит травку

а потом жрёт шоколад.

* * *

Шнурок.

Получил сегодня шок

на туфле порвал шнурок.

Туфли мои новые

а шнурки хреновые.

Обвязал туфлю верёвкой

и зашёл в соседний бар.

Подошла ко мне воровка

я её всю ночь видал.

Туфли мои новые

а шнурки хреновые.

Просыпаюсь на диване

нету хримата в кармане.

На полу лежит воровка

и грызёт моя морковка.

Туфли мои новые

а шнурки хреновые

2. 02. 2017г.

Всадник.

По дороге столбовой

мчится всадник удалой.

Скачет конь голопом

и виляет попой.

Перед вывесткой Трактир

тормознул богатырь.

Захотелось ему водки

пересохло в глотке.

Привязал он коня

и вошёл в заведенье.

Я гонец Короля

молвил он с призреньем.

Поднесли ему стакан

водочки столичной.

И застыл истукан

в позе нерпиличной.

Огляделся вокруг

и нахмурил брови.

В зале восемь подруг

занимались любовью.

Подошла к нему Марго

пригласив на танец.

Заиграл оркестр танго

и запел голодранец.

По дороге столбовой

мчится парень молодой.

Скачет конь голопом

и виляет попой.

* * *

Всю ночь трещала кровать

лопались стальные пружины.

Она многодетная мать

а он чернокожий мужчина.

Через месяц к ней во двор

залетела тучка.

Довела тебя любовь

собирайся сучка.

Там на небе Петя спит

ему тоже нужен Спид.

* * *

Рыжая.

С Любой я познакомился на танцах

и сразу влюбился, как болван.

Представился я иностранцем

и купил ей в киоске банан..

Волосы у Любы рыжие

а на щеках цвели веснушки.

Какая она девочка бестыжая

возмущались её подружки.

Носила туфельки из лака

и повязан на шейке платок.

Облизал я её, как собака

и домой к себе уволок.

Через месяца два нагурация

заявилась ко мне её мать.

У Любаши нема минструации

и давай меня обнимать.

Целовала зятька в лобешник

обещая красивую жизнь.

Подарила на свадьбе подсвешник

и потрёпаный временем джип.

Родилась рыжеватая Доча

а потом и сыночек Костя.

Нам по кайфу город Соча.

и домишко в местечке Хоста

приезжайте летом в гости.

* * *

Неужели я вижу сон

продолжительный и страшный.

Стол на несколько персон

с овсяной и постной кашей.

* * *

Иногда на глаза

наварачиваются слёзы.

Понимаю что нельзя

жить на полном серьёзе.

* * *

Служитель муз

Сергей Есенин.

Козырный туз

притом осенний.

* * *

Шаг и ещё шаг

и вниз ведут ступени.

Безмозглый ты ишак

и лопоухий гений.

* * *

Любовь быть может

доживает последние дни.

Зачем всесильный боже

погасли милые огни.

* * *

Задули снежные метели

а на душе лежит тоска.

Средь бела дня меня раздели

и обманули дурака.

* * *

Ведь бывает встретишь кралю

и душа заноет вновь.

Удивишь своей печалью

и игрой не нужных слов.

* * *

Какая скверная погода

то хлещет снег то град.

А по заснеженой дороге

бредёт российский депутат.

* * * (Пред. компания 1989 г.)

Под окном твоим

я пою серинады.

Ароматный жасмин

оболдел у ограды.

* * *

Крепким сном уснуло море

а прибрежная волна.

Захлебнулась с ветром споря

и на дно легла.

* * *

Холодный ветер

срывает листья с тополей.

Нещадно ветви треплет

и гнёт к земле силней.

* * *

Спать бы да спать

и не просыпаться вовсе.

Лето красное проспать

захватить бы даже осень.

* * * (Мечта заключёного.)

Ничего я не могу с собою поделать

и куда подевать эту горечь во рту.

Все надеюсь понятное дело

что по жизни без вкуса иду.

* * *

Всю ночь бомбили город

горел в огне соседа особняк.

А он сидел на лавке полуголый

и матерился как дурак.

* * *

Земля моих отцов

и древних моих предков.

И что же я в конце концов

стихи слогаю редко.

* * *

Я безумно люблю

твои сладкие губы.

И лесной аромат

белокурьих твоих волос.

Знаю точно родная

что друг друга мы любим.

Но признаться нам в этом

лишь сейчас довелось.

* * *

Весна.

Какая блаженная тишь

и воздух какой чудотворный.

И капельки падая с крышь

мотив создают стихотворный.

* * *

Всю ночь меня штормило

кидало по волнам.

Ещё разок Людмила

прильни к моим губам.

* * *

Поиск должен быть поиск

иначе жизнь теряет смысл.

Иначе отойдёт желаный поезд

и навсегда уедет мысль.

* * *

Не знаю что мне делать

куда от всего бежать.

На этом свете белом

легко лишь в гробу лежать.

* * *

Чужая душа потёмки

Ах зачем мне чужая душа.

Когда уж в своею душонке

порой разобраться нельзя.

* * *

Я не могу влачить существованье

мне не посильна эта роль.

Жизнь мне природы дарованье

а жизни дар сплошная боль.

* * *

Человек так страно создан

что вся жизнь его борьба.

Но бывет очень позно

говорит о том судьба.

* * *

Судьба моя судьба

что делать мне поэты.

В кармане ни рубля

лишь жалкие монеты.

* * *

Не говори мне больше ничего

устал тебя я слушать.

Твоё грузинское харчо

притивно стало кушать.

* * * (Рускогрузинские отношения.)

Чем дальше в лес

тем больше дров.

Ты прав мой Гесс

сказал Адольф.

* * *

Уже которое время

ничерта не лезет на ум.

Отвези меня Емеля

на свое печи в Сухум.

* * *

Через подземный переход

вышел я к базару.

Продавал чесной народ

всякую заразу.

* * *

Тоска какая?

Она без конца

и без края.

Как пшеница

в чистом поле.

Морем колосиста

горем голосиста.

* * *

Кто такие янки?

Петухи и лизбиянки.

Тяжело Яшке

в собачей упряжке.

Что такое радость?.

Это здоровый образ жизни.

Гомик, — это сексульный комик.

Живёт и в ус себе не дует.

Большой живот себе надует.

В жизни минутка, — проститутка.

Все дороги ведут в Рим.

(Запомни это Ромеос.)

Одно ко одному

лишь мне одному.

Отколол однажды номер

взял дурак и помер.

Я вам не чета

таких у чёрта дочерта.

Жизнь проклятая, — голь перекатная.

Бездельник, — это человек без денег.

Турок, держал в зубах окурок.

У табачного киоска

стоял Джугашвили Ёска.

На лесной опушке

стоит избушка.

В ней живёт хомяк.

Вечерами лёжа на подушке

смотрит он порнушки

и глотает с апельсинами коньяк.

Заседает наш хомяк

в госудатственной думе.

У него большой кабак

в городе Сухуми.

* * *

Мне на завтра сложи чемодан

уезжаю опять на Канары.

Я над тундрой лечу в Магадан

прямиком на железные нары.

Не забудь положить мне махряк

и полтонны цейлонского чаю.

И всё будет родная нишмяк

за слова я свои отвечаю.

Через годик забуду Москву

и тебя дорогая подруга.

Будет выть нагоняя тоску

за окошком голодная вьюга.

Как нибудь отсижу свой трояк

и вернусь я к тебе на рассвете.

И всё будет родная нишмяк

если ты меня с радостью встретишь.

А Канары видать далеко

и напрасно я жил в Магадане.

На прощанье махну всем рукой

и со справкой уеду в кармане.

* * * (Семск. Посв. Ольге Офлиди.)

Перестук колёс и поезд мчится

из Москвы в далёкий Магадан.

Еду я на сварщика учиться

а в камане у меня наган.

Я его достал в Мытищах

и патронов взял на тыща.

В Магадане жизнь малина

там сестра живёт Марина.

У неё мужик ментяра

а зовут его Котяра.

Он на прииске начальник

сомородки прячет в чайник.

Обещал он мне зарплату

мне бы сварщиком ребята.

* * *

С немецкой девочкой Мартой

я учился за одной партой.

Носила она школьную Форму

а на шейке нежной

воротник с кружевами помню.

На восьмое Марта

подошла ко мне Марта

и улыбаясь сказала.

— " Мальчик!, так и быть

научу тебя любить.»

А потом в городском парке

у пруда кормили хлебом

стаю белых лебедей.

Мне пришлось признаться Марте

что с девчонками я не был

а готов скреститься с ней.

Кувыркались мы на небе

и всё время целовались.

Мне оно сейчас не треба

только в памяти осталось.

Позвонить желаю Марте

ей и мне не мало лет.

Есть в кармане телекарта

автомата рядом нет.

* * *

Путешественник Конюхов.

Переплыл я Ла — Манш

на резиновой лодке.

Мне помог лаваш

и бутылка водки.

* * *

Пригласил я свою девчонку

полетать на воздушном шаре.

Прихватила она собачёнку

по кличке Шарик.

Заплатил я грузину

ровно двести баксов.

Первые в корзину

залезли Волочкова и Басков.

На высоте птичьего полёта

произошла утечка газа.

Освободились от помёта

Волочкова и Шарик зараза.

Приземлились на брюхо

в кукурузном поле.

Вылезай старуха

сказал Насте Коля.

* * *

Некрасов.

Повесть.

(Часть первая.)

Тудно найти в России человека, кто не был бы знаком с творчеством великого поэта Некрасова. Ещё в раннем детстве, мы по учебнику лит — ры в школе, проходили его, и помним наизусть эти строки. — Гляжу поднимается медлено в гору, лошадка везущая хворосту воз. Некрасов, — он и есть Некрасов. Повествование пойдёт о другом человеке, никоим образом не связанным родственными узами, с поэтом эпохи возраждения крамолы на Руси. Говорить будем о простом русском парне, а точнее, о нашем современнике, носящим точно такую-же фамилию.

Детские годы и отрочество Некрасова Павла Геннадьевича, прошли в пригороде г. Свердловска, в небольшом рабочем посёлке, который находился рядом с заводом Металоконструкций города. В былые годы, здесь на пустырях, заводское начальство распределяло земельные участки для своих рабочих. Мать Павла — Елизавета Васильевна, работая на этом предприятии крановщицей, получила помимо участка, ещй и готовый финский домик, в котором и поселилось

м-во Некрасова. Немаловажным фактом для получения всего этого добра было и то обстоятельство, что Елизавета Васильевна была партийным лидером на заводе, искренно верившая в победу коммунизма. Даже заводское начальство слегка побаиваись её, за резкие выступления на партийных собраниях. Жизнь и достаток в семье Некрасова, складывлся по тем временам, как нельзя лучше. Дети незаметно подростали, и почти одновременно пошли в школу. Павел был старше своей сестры Анюты, всего лишь на один год, и он всячески, начиная с раннего детства опекал сестру, и заботился о ней. Вскоре судьбе было угодно, отнять у детей отца, и дальнейщая жизнь Павла Некрасова, обросла сиротскими воспоминаниями.

Воспоминания о прошлой жизни, порой, захлёстывали сознание молодого парня, и не давали ему покоя. Павел отчётливо помнил пионерский галстук, который он частенько таскал в кармане своих штанин. Помнил рогатки и особенно дробовики, которые он конструировал, и изготовлял на заводе, куда притащила его мать, в пятнадцатилетнем возврасте, определив его в слесарную мастерскую. А из далёкого детства ему запомнилось, как они с Анютой, ходили зимой в школу подстёгиваемые лютым морозом и злой вьюгой. Память это своего рода копилка снов, когда однажды увиденное и пережитое, оставляет неизгладимый след на жизненном пути каждого человека. Павел прекрасно помнил, и тот случай, когда они трое друзей, после выпускного вечера в школе рабочей молодёжи, купили у старика Силантия бутыль самогона, и испили её всю до конца. Силантий дал им на закуску немного самосада, и выпроваживая их сказал. — Идите домой пацаны. Уже позно. Родители будут беспокоиться.

Стояла глубокая летняя ночь, и заводской посёлок дремал, мигая тусклыми уличными фонарями. А чуть дальше на улице Ленина, возле площади Джерджинского было светло как днём. Здесь друзья присели на лавочку, и стали крутить самокрутки. В неумелых руках у ребят самосад соскальзывал с газетки и падал на асвальт. — Были — бы папиросы что — ли. Другое дело. Как курить охота — пробурчал кто — то из друзей. — И купить нигде нельзя. Магазин закрывают, как всегда в десять. — А что Пашка давай разобьём стекло в Сельпо и возмём себе по пачке Беломора, — предложил друзьям самый весёлый и находчивый. — Ну да разбить. — возразил ему Пашка. — Там — же решотки на окнах из арматуры. Попробуй их сломать. Лучше всего обойти магазин со двора, и сбить амбарный замок на двери, который ведёт в подсобное помещенье. — Давай, так давай — дружно подхватили пьные ребята. Сказано — сделано. Таким образом, друзья проникли в Сельпо, и набрели там, на табачные изделия, где на видном месте красовался Беломор — Канал. Они взяли себе по пачке папирос, а так- же три бутылки водки, хлеб и колбасы, которую нашли в холодильнике. Захватив все эти продукты они вернулись на лавочку к памятнику Феликсу Эдмундовичу и прогудев там до утра, разбрелись на рассвете по домам.

Наутро весь заводской посёлок, только и говорил о краже. — Уже который раз грабют маазин, и что только не вынесли черти — судачили по углам старушки. — Одежды сколько дорогой, и барахла разного импортного всякого. Посчитай на целый миллион будет. Сейчас, там следователь из прокуратуры со своими хлопчиками, и ревизор приехал из центру. Нетрудно было догадаться, что помимо ребят в магазине, побывал ещё кто — то другой, орудуя в резиновых перчатках. Через неделю юношей арестовали, и увезли в город для следственных экспериментов. В камере предварителього заключения, усердствовал оперативник из банды дознавателей. Допрос, следовал за допросом. — Куда дели краденое жулики. Сгною на Калыме, — орал он, как чёкнутый, и бил кулаками ребят по голове, выколачивая признания. — Поди и комсомольцы. Паршивцы вы эдакие, — бесновался служитель закона, так и не выяснив ничего с барахлом В итоге следователю, пришлось сфабриковать уголовное дело, и пустить его самотёком в судопроизводство. На третий день, юношей отвезли в Свердловскую тюрму, разбросав их, по следственным камерам.

Жизнь в тюрме, у новоиспечёных преступников протекала, как в пионерском лагере. Здесь они и познали азы уголовного мира, а в дальнейщем мало чем отличались от основной массы этой разношерстной публики. Однажды вызывали Некрасова к следователю, который ничего не спрашивая, попросил Пашку поставить подпись на бумаге, о завершении следствия, и так- же молча, удалился прочь. Ровно через три месяца, состоялся суд. Ребятам дали по пять лет каждому, с отбытием срока заключения, в лагере усиленного режима с выплатой иска, разделив всю сумму на троих. На суде громко плакала мать, и рыдала Анюта. А ещё через три месяца, Некрасова и его друзей, этапировали в лагерь усиленного режима, который располагался в Свердловской области. Там заключёные лагеря, работали на стр — ве гигантского сооружения, имеющее по завершению, какое — то военное назначение. Днём там работали заключённые, а ночью горбатили солдаты. По прибытию в лагерь, Некрасова и весь этап новеньких, отвели в штаб колонии, и раздали всем вёдра и половые тряпки. — Будете мыть полы в кабинетах, и в коридоре. Чтобы было везде чисто, и всё блестело — изрёк молоденький лей — нт из режимной части, в окружении дюжих молодчиков из активистов коллонии. Кто не согласен с постановлением нач. лагеря майора Полянского может отказаться, и не мыть полы. — Я отказываюсь. И не знаю, как это делается — возразил Некрасов. — Не знаешь — научим. Не хочешь — заставим!, — ответил Павлу куманёк, и по — боксёрски стукнул паренька в челюсть. Кто — то слева из активистов коллонии дал Пашке палкой по спине. Потом мордоворот справа, дубиной огрел его разок, и понеслась беспридельщина. Избитого и окровавленного бунтаря, отволокли в изолятор зоны, подарив ему для начала пятнадцать суток. Кто мог знать, что режимная часть в этой зоне, ставила перед собой основную залачу, сломить любыми методами волю и достоинство человека. Одним словом сделать из человека настоящую сволочь. Буквально, на второй день, после отсидки из изолятора, Пашку во дворе жилого барака, подозвал к себе лейтенант, который избивал его в штабе коллонии, и ехидным голосом сказал ему. — Некрасов, почему ты разгуливаешь по территории лагеря, в домашних тапочках. Знаешь — ли ты, что это является грубейшим нарушением, режима содержании коллонии. Сказав всё это режимник напрягся, и хотел снова врезать Пашке в челюсть. Но на этот раз всё произошло совсем иначе. Опережая ситуацию, Некрасов нанёс любителю бокса, мощнейший удар в глаз, от которого куманёк брякнулся на землю, и лишился чувств. Избивали менты Пашку, долго и старательно. После повторных пятнадцати суток изолятора, его определили в бур на полгода, исключая, тем самым возможность, выйти ему в будущем в жилую зону. В сравнении с тюрмой, этот лагерь для Некрасова, оказался сущим адом, и что самое печальное, он своей непокорностью, попал в чёрный список неисправимых, и подлежал административному суду в коллонии. Вскоре против него возбудили уголовное дело, вменив ему статью за избиение офицера лагеря, который находился, при исполнении служебных обязанностей. Приезжал к Некрасову в зону следователь, из какого — то пятого отдела. В разговоре с Павлом был вежлив, и дал ему пачку сигарет. Разрешил курить, а сам что — то записывал, поминутно смаркаясь в носовой платок. Закончив с писаниной, он сказал заключённому. — Послушай Некрасов, что я тебе скажу. Припаяют тебе к твоему сроку, ещё один год, и отправят в крытую тюрму. По ходу и режим содержания изменят. В любом случае тебе Некрасов, с этой зоной придётся распрощаться. Да и к тому — же, — эта зона голодная и беспридельная. Здесь в этих бумагах, что я написал, ничего лишнего нет. Нужна лишь твоя подпись молодой человек. Пашка, не глядя рассписался. Через два месяца его осудили, и как говорил следователь, добавили год к его неотсиженному сроку, поменяв режим содержания на строгий. Сказал следователь, и как в воду смотрел. Вскоре Пашку из Свердловской тюрмы, этапировали в Перьмскую область на лесоповал.

Урал — это средняя полоса России, где природа сохранила свои первозданные красоты, и несметные богатства. Здесь, как и на севере страны, располагаются крупнейщие промышленные центры росиян. Тайга таёжная, и трудно проходимая. Чтобы доставить лес потребителю, государству нужна рабочая сила, и разумеется очень дешовая. Для таких целей Министерством промышленности при содействии М. В. Д. были и соданы сети трудовых лагерей с заключёнными существующие и по сей день. Если лететь самолётом из Перьми до Ныроба, то такой полёт на лёгком воздушном транспорте займёт у вас не более часа. Под крылом кукурузника отчётливо проссматриваются просеки леса спиленые заключёнными. Всюду тайга и всюду квадратики. В городе Ныробе, как раз и находится Главное управление по добыче леса в Пермьской области под началом которого функционируют лагеря с людьми лишёнными самых элементарных человеческих прав.

Основным и единственным транспортом в тайге считаются мини — поезда, а если по народному то это мотовозы и кукушки, скользяшие с вагонетками по узкоколейке, вглубь тайги порожняком, а назад со спиленым лесом. Движение составов по узкоколейке, контролируется тоже заключёнными, имеющими вольное хождение. Всё довольно просто, и выгодно государству. Лагеря в тайге хорошо охраняются солдатами М. В. Д., проходящими здесь действительную военную службу. Обычный армейский горнизон живёт в казармах, рядом с жилой зоной для заключённых. Жилая зона, где содержатся каторжане обнесена наглухо колючей проволокой, и прочими загрождениями. По периметру вышки, где маячат часовые, с прожекторами и пулемётами. Офицеры, в отличии от солдат, живут более комфортабельно, чаще в отдельных деревяных домиках со своими семьями, с магазином, а порой, и со школой. Лагерный посёлок в тайге, это нигде не отмеченная точка на карте лесных массивов страны российской.

Коллония куда этапировали Некрасова, именовалась на языке заключённых — «Самой дальной командировкой,» — и была затеряна далеко в глуши леса. Из Ныроба, его и ещё нескольких бедолаг, более суток доставляли к месту отбытия срока. Ранним декабрским утром, Павел впервые увидел свой новый лагерь, и лес, плотной стеной торчащий, перед самым его носом. Высокие гигантские деревья, своими заснеженными макушками, казалось подпирали хмурое, уральское небо. Было очень холодно, и мёрзли у Павла ноги. Необъяснимая тоска, злой волчицей вокралась, в его юнную и легко ранимую душу. После дороги, им вновь прибывшим, выдали робу и отвели в баню помыться, после чего, в столовой накормили постной, овсяной кашей.

— Ну, что голубь ты наш Некрасов! Будем знакомиться. Моя фамилия Дубов, и я являюсь начальником учреждения, дробь такая — то, — мать его так. Капитан взял в руки Пашкино дело, и на минуту углубился в чтение. — Ты я гляжу, с усиленного режима, прямиком сюда, минуя значит крытку. А почему так получилось? Да ты видать, парень неплохой, — стал он с интересом вчитываться в досье заключённого. Но одно запомни Некрасов навсегда, — неожиданно повысил голос Дубов, и усмехаясь чему — то спросил Пашку. — Здесь в тайге, знаешь кто хозяин или нет? Помолчав чуток, он сам себе и ответил. — Медведь здесь хозяин. Это уж точно. И ещё Некрасов заруби себе на носу. В зоне у меня не шалить и в карты не играть, а то плохо будет. Обживёшься, а потом сам поймёшь, что хорошо, а что дерьмо собачье. Определю я тебя, горемычный мой, для начала в фуфловую бригаду, а там видно будет. Первый отряд и шестую бригаду сам найдёшь. Следущий.

Все строения на территории лагеря, были выложены из срубов, знающие мастерами своео дела. В бараках, крепкие деревяные полы, и потолки обшитые фанерой. и всюду, куда не кинешь взгляд, одно сплошное дерево. В жилых помещениях, где спали заключённые, стояли большие каменные печи, типа буржуек, где сжигалось огромное кол — во поленьев, загодя сложенное во дворе штабелями. — Здесь, никто не спит, — сказал Пашке, завхоз первого отряда. — Эта нара свободная. Можешь спать внизу, а если хочешь молодой, то спи на вертолёте, как тебе будет удобнее. После обеда, я принесу тебе постельные принадлежности и тумбочку. Так что устраивайся, и живи себе на здоровье. Сегодня все рабочие бригады на долянках. Вот придут они вечером с работы, может и земляки твои сыщутся. После вечерней проверки в барак где отдыхал на наре Некрасов, ввалилась каторжане. Посыпались вопросы — Откуда щегол, Какой срок, Какая статья???. А один из них, услышав, что Пашка из Свердловска, подошёл к нему, и протягивая руку, сказал ему по — свойски, — Будем знакомы землячок. Фомин моя фамилия, а зовут меня Фомой. Тебе пацан, не годиться жить в этом отряде. Шестая бригада не рабочая, а это значит, что питаться ты будешь из обшего котла. А на этой баланде, далеко не поедешь. Тебе нужно работать, чтобы деньги были на лицевом счету, чтобы смог ты на них оттовариваться в магазине, и покупать себе курево, чай и продукты. Здесь в тайге, необходимо нормально питаться, иначе потеряешь здоровье, и всякий интерес, к далнейшей жизни. Гляди, какой ты доходной. Да ещё говоришь, что иск имеется. Не расстраивайся, со временем всё утрясётся. Сегодня я поговорю с Авторитетом, насчёт тебя. Он поможет. А пока пойдём ко мне в отряд, чайку сварим. Я недавно посылку получил из дома. Мать моя, меня подогревает. Дай бог ей здоровья, и не хворать.

Авторитет сидел на табуретке, рядом со своей одноместной нарой, и печитывал газеты, недельной давности, когда Пашка с Фомой, пришли к нему на разговор. На вид ему было лет тридцать, с очень привлекательной русской внешностью. Одет он был, в полугражданский прикид. С первого взгляда, в его движениях, отчётливо проглядывались аристократические манеры поведения, исходящие, прежде всего, от бледной кожи его лица, и пальцев рук, тонких и играющих. — Присаживайтесь мужики, — предложил он им показывая рукой, на соседнюю от себя нару. Коротко расспросил Пашку, откуда он родом, и за какие грехи расскрутился, попав на строгий режим. Услышав историю, про накаутированного режимника, долго хохотал, и чуть было не захлебнулся от смеха. — Молодец парень, что постоял за себя. Другой раз задумается мент, прежде чем, кулаками махать. Потом Авторитет, подозвал к себе какого — то мужика, и попросил его — Слушай Степаныч, найди шустро в соседнем бараке, бугра из ломовой бригады, и волоки его сюда. Волгоградский кажется. Есть такой шельмец. Старик, утвердительно кивнул головой, и засеменил к выходу. Да, видать плохо там жилось, — снова заговорил Авторитет, обращаясь к Пашке. — Видать, ничего там не изменилось, с тех давних пор. Я и сам, по — молодости прошёл через эти ломки, и прекрасно помню Полянского. Говоришь, что начальником зоны стал, а тогда я помню, погоны лейтенанта носил. Начальником отряда у нас ошивался. Гляди, как время бежит Фома. Не успеешь оглянуться, а жизнь твоя прожита, в этих проклятых лагерях. Школа, на выживание. Фомин хотел что — то сказать в ответ, но вдруг появился Волгоградский, и встал, как пень между нарами. — Слухай Василий, — вывел его из оцепенения Авторитет. — Сегодня — же найдёшь нарядчика. А этого паренька, возмёшь себе на работу. Что — бы пахота была полегче. К примеру сучки отшибать, что — ли. А лучше прикрепи его к бульдозеристу, стропильшиком. Чтобы закрыл ему бабки в этом месяце, и последующие тоже. По ходу у него иск имеется, чтобы учитывал это, когда будешь наряды закрывать. Парень он молодой, и ему нужна работа. Что толку ему баклуши бить целыми днями в зоне. С тоски можно подохнуть, а в тайге, он сохранит здоровье и окрепнет. Волгоградский вытащил из своей фуфайки записную книжку, и начал что — то записывать в неё. — Как ваша фамилия? — спросил он у Пашки. — Некрасов Геннадий Павлович. Авторитет улыбнулся, и изрёк, глядя на бугра. — Вот тебе Василий, и некрасовский мужичок. Все дружно, и весело рассмеялись. На другой день Некрасова перевели в другой отряд, и вывели на работу, прикрепив его к бульдозеристу в качестве стропильщика, — помогать валять деревья и грузить их на плотформы. Через неделю, Пашка легко освоил навыки своей новой профессии, и даже научился управлять бульдозером. — Пригодится тебе эта профессия сынок на воле, — часто говорил ему бульдозерист Сан — Саныч, привязавшийся к юноше, как к родному. Вечерами после выпитого крепкого чая, Сан — Саныч, сидя на своей наре, впадал в рассуждения, и любил поучать своего напарника. — Жить сынок в тайге, очень сложно, особенно, когда работаешь на чистом воздухе. Здесь, на этой природе всегда хочется жрать, а зимой и подавно. Возникает волчий аппетит, что трудно передать словами. В другие времена года, ягоды и грибов в лесу завались, но зима, будь она проклята — злая и суровая, — не приведи господь. Хозяину Дубову, чтобы сдать план государству по заготовке леса пришлось, и сколотить ломовые бригады, наподобие нашей, закрыв глаза на некоторые погрешности в режиме. В таких бригадах заключённые работают, как волы, и не дай бог сачковать, ведь убьют мужики. Обычно когда видишь, что все как один пашут, то и сам не захочешь филонить. К тому — же, и чай здесь в тайге первое лекарство. Без чифира встанет вся лесная промышленность в России. Волгоградский, ежемесячно изымает у мужиков на нужды бригады, определённую сумму наличных денег, на которые покупаются с воли мясо, и продукты всякие. Так что мы иногда, сами готовим себе еду, не отходя от костра. Мы и конвой подкармливаем и поим, чтобы не возникали. Через них мы покупаем чай и сигареты, и даже водку. Одним словом — круговая порука. А иначе сынок, где взять в тайге физические силы, на такую напость. Ты Пашка поговори с бригадиром, чтобы он большую часть заработаных твоих денег, начислял на меня. Я отошлю их и свои деньги тоже, жене на волю, а потом она всю сумму назад пришлёт. Знакомый у меня мент, за зоной живёт. Он деньги получит, и пронесёт их через вахту. Мне за это ничего не надо сынок, только отдадим менту по червонцу, когда всё будет в ажуре. Какой тебе толк Пашка, полностью закрываться, ведь уйдут твои деньги на погашение твоего иска, в неизвестном направлении. Оставят тебе в бухгалтерии пятёрку на ларёк, и дело с концом, — вовсю возмущался бульдозерист. — А за наличку, ты сможешь купить себе всё, что пожелаешь. У нас в бригаде у всех мужиков, есть деньги в кармане. На майские празники, Некрасов уже имел свою наличность в кармане. Он купил в зоне у шныря, побольше чай и сигареты. Часть из них, Пашка отдал на общак зоны, а другую часть, отнёс Волгоградскому на нужды бригады. Отдавая чай и сигареты бригадиру, Некрасов вытащил из кармана четвертак, и протягивая деньги, сказал бугру — Вот Василий, возьми это. С этого дня я больше не нахлебник у мужиков. Бугор улыбнулся в ответ, и сказал — Молодчина Некрасов. Хочешь жить, — умей и вертеться. На второй день на долянке, он подошёл к знакомому солдату, и заказал ему две бутылки водки. По червонцу за каждый пузырь. Удачно пронёс их в зону, а вечером отослал бутылки Авторитету, за оказанное ему внимание. Впервые в этой зоне, Пашка почувствовал себя повзрослевшим и самостоятельным человеком. Деньги сделали своё дело. Услышав про водку, и непредвиденные расходы своего напарника, Сан — Саныч похвалил его, и как обычно, настроился на поучительную речь. — Ты послушай сынок, что я тебе скажу, потому как, это очень серьёзная вещь в нашей нелёгкой арестанской жизни. Отослал бухалово Авторитету, и правильно сделал. Он, чтобы ты знал, не какой — нибудь там фраер, которых я повидал не мало на своём веку, а человек с большой буквы. Это на вид он выглядит интелегентом, а в преступном мире Авторитет, при всех козырях, и нам мужикам на него молиться надо. Начальник Дубов кто? — на бумаге только. Бухарик, которых свет не видывал. Ему за эти пьянки уже два раза из майоров в капитаны понижали. Хозяин, и в бараки очень редко заглядывает, зная наперёд, что воры в зоне, и что там полный порядок. Хочешь работай, а желаешь отдыхать пожалуйста, на всё твоя воля. Хочешь в карты играй, но знай чем всё это закончится, если не выплатишь в срок. У нас в четвёртом отряде петушатник переполнен. Там для этих девочек, Дубов швейную мастерскую организовал. Они там круглосуточно рукавички шьют, и в зону им дорога заказана. Работают, как угорелые, — взаперти. Авторитет мужикам, и грубого слова не скажет, и мата не услышешь. А вот когда у них разборки по — серьёзному то в пору хоть уши закладывай. Нам мужикам лучше воровская масть, чем сучья. Сукам волю дай, так они такое натворят, что мало не покажется, как на усиленом режиме, где ты сидел Пашка. Правду я тебе говорю сынок или нет? — Сущая правда, — соглашался с ним Некрасов. — Мне Сан — Саныч здесь намного спокойнее живётся.

Вечерами после отбоя, лёжа на своей наре, Пашка всё чаще вспоминал дом, и своих родных. Ведь кроме матери и сестры, у него в жизни никого не было. Вспоминал, как он с поселковыми пацанами целой ватагой, ходили на танцы во дворец Металургов. Как приставали к девчонкам, как дрались с местными задирами, убегая назад к себе посёлок. Не было у Некрасова на свободе ни любимой девушки, ни заочницы, чтобы писать ей письма, коротая досуг, и нежить своё молодое воображение. Домой он писал очень редко, и всегда сухо, а чаще ограничивался открытками с поздравлениями на празники. Вот и сегодня, пришло от матери письмо, где она сообщала, что арестовали самогонщика Силантия, и что на днях у него состоится суд. Следствием доказана его вина за краденные вещи, и что с ребят скоро снимут иск. Эта новость обрадовала Пашку, и вселяла надежду на лучшие перемены в его нелёгкой судьбе — Теперь часть заработаных денег, я смогу отсылать домой, и помогать своей семье, — так размышлял Некрасов, перечитывая в который раз письмо от матери. Только через восемь месяцев, его однажды вызвали в спецчасть зоны, и ознакомили с постановлением суда над Силантием. — Ну и Силантий, — какой пройдоха! — негодовал Пашка. Подглядел всё — таки, что мы там вытворяли на площади. Воспользовался моментом гад, и подвёл нас под монастырь. Это он нас и продал, тогда ментам. Весь иск теперь, на него повесят. Ну, и поделом ему.

Время неумолимо бежало вперёд. За годом следовал другой, приближался третий. Порой Некрасову казалось, что он родился в тайге, и что зона его дом родной. До отбоя он, как и многие другие арестанты смотрел телевизор у себя в отряде, если показывали хороший фильм или спортивные передачи. Изредка ходил в гости к Фоме, но чаще его тянуло в проходняк к Сан — Санычу. Бульдозерист любил заваривать крепкий, как дёготь чай, и долго не раскачиваясь врубал рычаги своей речи. Обычный монолог начинался приблизительно так, — Человек сынок это странное, и загадочное существо. Народившись на свет божий, каждый индивидум испытывает свою судьбу, независимо от того куда — бы его, не забросила жизнь. Вот и мы с тобой Пашка очутились в тайге, и валим лес, на благо всего человечества. А знаешь — ли ты, сколько спиленого кругляка гниёт в тайге, не дождавшись своего потребителя. А сколько ещё леса ушло на дно, по рекам Каме и Оби. Одуреть можно, и не сосчитать. Нам зыкам что от этого. Мы валим лес и гробим тайгу, потому что вынуждены это делать, ведь нормальный человек с воли за маленькую зарплату, не пойдёт в тайгу работать. Вот и используют нас дураков, и вдобавок ко всему хозяин половину заработка забирает. Переносим молча все тяготы и лишения, и глядишь привыкаем, как рабы к скотскому своему существованию. Судьбе Павел всё едино, кому страдать всю жизнь, а кому нежиться на белоснежных простынях в обществе с какой — нибудь красоткой. Так что не отчаивайся сынок, будет и у тебя в руках счастливая лоторея в жизни. Сан — Саныч на секунду умолк, и протянул руку к кисету с махоркой, которая лежала рядом на тумбочке. Закрутив самокрутку, он глубоко затянулся, и как — бы невзначай, заговорил о своих бедах. — Вот не поверишь Павел, но я в этой зоне уже во второй раз. Прошлый срок у меня был два года, а сейчас восьмёрку тарабаню. Если посчитать, то у меня это седьмая ходка выходит. Спрашивается! Ну почему так невезёт мне в жизни?. Порой анализирую свои поступки, и прихожу к выводу сынок, что виною всех моих бед является — алкоголь проклятый. Совестно признаться, но это факт. Да и не только я один такой невезучий. Вот к примеру, если взять наш отряд, и спросить каждого, — За что попал?. А ответ однозначный, — Был пьяный. Процентов девяносто в лагерях сидят мужики порядочные и образованные, и у каждого срока связаны с употреблением спиртного. Жрём водяру до потери пульса, а потом не котролируем свое поведение. Вот к примеру взять мой последний срок. По натуре я мужичок тихий и спокойный, и семьянином был неплохим. Работал я в последние годы на воле столяром на мебельной фабрике. Вплоть до того, что мой портрет висел на проходной на доске почёта. Начальство меня уважало и ценило, как классного специалиста. Украсть, что — нибудь на производстве или бухнуть там, — упаси боже. Два года я там отработал, а глядишь какая вышла петрушка. В пятницу, как сейчас помню, после работы это случилось. Решили мужики выпить по случаю дня рождения нашего коллеги по цеху. Взяли в ларе две бутылки водки, и закусон, и оприходовали всё это в скверике. Четыре человека и две бутылки, — выходит по 250 гр. засадили. Бухнули и домой пошли. Иду я значит, пешком по улице, а кругом апрель чудеса вытворяет. Всё цветёт и аромат стоит душистый, как в раю. И вдруг музыка из кинофильма, — Весна на заречной улице. Гляжу, а на подокойнике незнакомого мне дома, транзистор стоит и играет. Взял дурак, и пошёл себе дальше. Хозяева кинулись, а музики нет. Догнали, и стали меня хором колотить. Повалили, и давай, ногами пинать. Ну, это самое, — у меня в кармане стамеска лежала. Вот и поцарапал, одного из них. Спрашивается, — ну зачем мне нужен был этот транзистор, ведь стоил он всего — то семьнадцать рублей?. А в другой раз, тоже пьяный спёр велосипед, и тоже срок дали. Никак не пойму Пашка, откуда по бухе у меня тяга к воровству возникает. Ну, спроси ты меня — зачем мне старому велосипед. Надоели эти лагеря, — спасу нет.

Плохо — ли или хорошо, но срок заключения у нашего героя, перевалил за четыре года, а потом и за пять, что повлекло за собой мучительные переживания и стресы. Некрасов, стал чаще просыпаться по ночам, и сидя в одиночестве на своей наре, страшно курил и бредил свободой. Интересно, как там дома мать и Анюта поживают. Недавно снова отослал им деньги. Получили перевод или нет. Вот будет радость, когда я вернусь домой, — грезилось ему. Через годик на свободу. Скорее — бы конец моим мучениям. Ровно в шесть часов утра, в бараке звенел звонок на подъём. -" Вставай бригада!,» — орал завхоз отряда.-" Пошёл к чёрту,» — кричали в ответ ему мужики. Заключённые нехотя поднимались, и одевались с вечными расспросами о табаке и чае. После скорого завтрака, бригады строем по пятёркам в ряд, уходили через вахту в тайгу. А остальные заключённые, пересчитывались на платцу рядом со штабом коллонии. Вездесущий нарядчик, со своей бухгалтерской доской бегал, как заводной между бригадами, подъитоживая общую численность заключённых. Если всё совпадало, то строй на платцу, растворялся в бараках по — бригадно бить баклуши.

Однажды вечером, Некрасов зашёл на посиделки к Фоме, и засиделся там у него допозна. После выпитого чифира обоим абсолютно не хотелось спать. Говорили о многом. Некрасов больше молчал, и слушал излияния своего земляка, который не умолкал, ни на секунду. Речь его была интересная, и поучительная. А самое главное выяснилось, что Фома старше Пашки на целых десять лет, и что сидел он на малолетке вместе с Авторитетом, и даже на усиленом режиме, они оказались рядом. Далее Фомин, совсем неожиданно заявил Пашке. — Освобождаюсь я на днях землячок. Не успел оглянуться, а пятёрки нет. Можешь поздравить меня. — Поздравляю я тебя с освобождением от всей души!, — произнёс Некрасов. — Ты это самое, когда откинешься на следующий год, то заходи ко мне в гости. Рад буду встрече. Я тебе здесь на клочке бумаги адресок напишу, а ты когда прийдёшь к себе в барак, то для верности перепиши куда — нибудь понадёжнее, чтобы не потерял. Найти меня в Свердловске по этому адресу проще простого. Можно запросто запомнить две двойки, а улица Сапёрная.

Через несколько дней, наш герой неожидано, был приглашён на проводы своего земляка, и не кем — нибудь, а самим Авторитетом. Глубокой ночью, когда Павел крепко спал на своей наре, его разбудил шнырь восьмого отряда, дыхнув ему в лицо спиртовым перегаром.- Это ты будешь Некрасов?. Тебя хочет видеть Авторитет. Одевайся по — шустрому. Там твоему земляку Фоме, устроили проводы. Сам дорогу не найдёшь, потому как они пируют в другом бараке. Пашка быстро оделся, и поспешил за посыльным. Восьмой отряд находился в новом бараке, построеный по указанию Дубова совсем недавно, и был заселён заключёнными не полностью. В самом конце коридора во тьме, виднелась едва заметная дверь, на которую, и показал рукой шнырь.- Там они кайфуют, а я пойду на шухере постою. За празничным столом в центре восседал сам Авторитет собственной персоной, с корешками и приятелями. Стол ломился от закусок, и всевозможных бутылок с иностранными этикетками. Справа от Аторитета, сидел повеселевший Фомин, и два каких — то парня, которых Павел не знал совсем. По другую сторону стола, ковырался вилкой у себя в тарелке вор Цапля, и карточный шулер по кличке Куш. А остальных пирующих, в таком густом табачном дыму Павел, при всём желании не смог — бы разглядеть.- Проходи Некрасов — произнёс Авторитет. — Бери табуретку, и давай ближе к столу. Вот гуляем и пьём за здоровье твоего земляка. Фома по всем показателям, заслуживает такое внимание. Я его прекрасно знаю, начиная с малолетки и по сегодняшний день. Трудяга Фома, и карманник от бога. Это он, фактически изъявил желание пригласить тебя на свои проводы, и посидеть по людски. Налейте Некрасову штрафную, и давайте выпьем за всё хорошее. Ты не суетись Некрасов, — вновь он, обратился к Пашке. — Давай закусывай, как надо. Ешь тебе говорят. Наложите ему побольше мясо с картошкой. Пусть жрёт пацан. В просторном помещении, где происходило это торжество, от раскалёной печи было тепло как летом. На потолке горела, всего лишь одна лампочка, а окна смотревшие наружу, были аккуратно завешаны байковыми одеялами. Все меры предосторожности, были соблюдены по всем правилим арестанской жизни. Разговор за столом вёлся непринуждённый, и пустой. Говорили о вольной жизни, деньгах и женщинах. — Опять эти бабы, — возник Авторитет. — Лучше сыграй нам Одесса, что- нибудь душевное, — попросил он, сидевшего рядом с Пашкой чернявого парня, у которого в руках, вдруг появилась гитара. — Сделай нам гибель Титаника. По кайфу эта мелодия. После прозвучайшей мелодии про гибель лайнера, которая почему — то запала в душу Пашке, чернявый одессит слегка настроил гитару, и тихим голосом запел, вертуозно подыгривая себе аккордами.

Я — бы спел вам,

да голоса нету.

зажевал — бы ваши губы

да нет зубов.

Вы просто мне противны

и к Вам я не поеду.

а помчусь на север

пилить тайгу.

На лесововале жизнь малина

кругом непроходимая тайга

Подругой станет мне рябина

и очень длинная теньга.

Что толку от одних одъятий

меня измучила проклятая нужда

Быть может я легонько спятил

но мне другая жизнь нужна.

Хочу купить себе машину

последней марки кадилак

Солидный с виду я мужчина

и вроде братцы не дурак.

Куплю в Крыму себе хибару

и буду розы разводить.

Мою богатенькую харю

любая сможет полюбить.

Фомин овободился. После его освобожденя прошло ещё полгода. Зима сменила лето. Всё это время Некрасов, пребывал в скверном рассположении духа. Сильно переживал, вплоть до того, что завёл себе личный календарь, и каждый вечер вычёркивал по деньку из оставшегося срока. В этот злополучный день, начиная с раннего утра, моросил летний дождь, и несмотря на плохую погоду все рабочие бригады очутились на долянках. Весной и летом в тайге дождю, всегда рады. Как правило, особенный восторг, проявляют пожилые мужики и деды. — О сегодня дождь!. Это хорошо!. Ягоды и грибов в этому году, бедет завались. Ну, какая к чёрту сегодня работа. Погода шепчет, — Достань и выпей. Эй бригадир, — кто то окликнул Волгоградского. — Как ты на это смотришь?. Ближе к обеду охотливые до водочки стали соображать, спрашивая у каждого мужика по возможности. Сан — Саныч слез с бульдозера, и подойдя к Пашке сказал. — Раз мужики просят, то гони и ты сынок свой червонец. Коллектив желает выпить. Дождь, как по заказу прекратился совсем, а на небе заиграло лучами ласковое июльское солнце. Местами на долянке догорали костры, у которых заключённые варили в алюминевых крушках чифир, и сушили промокшую от дождя робу. Приблизительно через час, рядом с бригадирской каптёркой, уже шла незаметная раздача спиртного. Это солдаты доставили на долянку обед из зоны, где в одном из термосов для борща, находилась купленая мужиками водка. Пили все, и конвой в том числе, закусывая, как и положено, — чем бог послал. От первой неполной крушки, Некрасов опьянел сразу, чувствуя теплоту в желудке, и колокольный перезвон в голове. Ноги в тяжёлых кирзовых ботинках стали, на удивление воздушными. Пашка хотел высказать Сан — Санычу, своё положительное отношение к нему, сказать, что уважает его, как родного отца, и прочие хорошие слова. Но язык у нашего героя, просто — напросто не слушался его, и присыхал к нёбу. После второй крушки, Некрасову захотелось летать, а если точнее, он погнал гусей не в том напрвлении. Бульдозерист, пытался несколько раз остановить, и успокоить своего напарника, но Пашку было не удержать. При ходьбе его кидало в разные стороны, и изрядно мутило. — Смотрите, как Пашку штормит. — Нализался некрасовский мужичок, — слышались весёлые возгласы со всех сторон. — Пойду с земляками пообщаюсь, — сказал напоследок Павел, протрезвевшему Сан — Санычу, и поплёлся искать своих свердловчан. Дальнейщие похождения Некрасова, остались, видимо за кадром. Впервые в своей жизни память изменила ему, и отключилась полностью. Водка оказалась сильнее Некрасова. Очнулся наш герой, поздним вечером, спящим на земле возле громадной сосны. Голова трещала, и лопалась попалам. Шевельнулась первая трезвая мысль — Где я нахожусь?. Где все, и где бригада?. Они, наверное снялись, и ушли в зону?. Меня точно ищут менты, как беглеца. Куда я забрёл, — чёрт — бы меня побрал. Неужели я всё время шёл, и не останавливался?.. Некрасов пытался ответить на все эти вопросы, и не мог найти на них ответа. Кроме деревьев, и диких зарослей кустарников, вокруг него ничего не было. Дремучая тайга жила своей таёжной жизнью. В порыве отчаянья, он попытался найти верное направление, и выбраться из леса, назад к зоне, но всё без результата. До самой темноты продолжались его поиски, пока он не выбился из сил, от усталости и пьяного похмелья. Громко кричал на всю тайгу, и звал людей на помощь. — Эй люди помогите!, — орал он, до хрипоты в голосе, пугая всю живность в лесу. Никаких людей, Пашка так и не увидел, и никаких светящихся огней посёлка. В неописуемом изнеможении, Некрасов брякнулся на землю и моментально уснул, провалившись куда — то в происподню. На утро наш герой, снова возобновил свои поиски, но быстро устал, смирившись наконец — то с мыслью о безнадёжности своего положения. — Надо идти только в одном направлении, — приказал он себе. — Туда куда заходит солнце. Может выйду, куда — нибудь, — не торчать же мне здесь на месте. Четыре дня Некрасов плутал по тайге, обходя стороной густые непроходимые дебри леса, и валежник на своёи пути. Собирал ягоды и утолял голод, находил на дне лесных впадин лужи, и жадно пил мутную дождевую воду. Порой останавливался и кричал, надрывая свой голос. Судьба сыграла с нашим героем злую шутку. Нетрудно человеку пропасть в тайге или стать жертвой волчьей стаи, но госпожа Фортуна, наблюдавшая за Павлом всё это время, проявила сострадание, и пришла к нему на помощь. Вдруг совсем неожиданно, наш беглец набрёл на небольшой ручей, и ковыляя вдоль него, вышел на просторную поляну. Здесь Павел увидел двух бурёнок, которые мирно щипали сочную зелёную траву, перезваниваясь между собой колокольчиками. Пастуха не было, а это говорило о том, что рядом должны находиться люди. При мысли о людях, Некрасова охватил самый настоящий панический ужас, и страх за свою жизнь. Ему почему — то вспомнились лагерные овчарки, и содаты в тяжеленых сапогах. — Как пить дать, натравят на меня псов, — поймал себя на этой сцене бедный Пашка. — А те вцепятся в меня зубами, и будут рвать в клочья моё тело. А солдаты начнут издеваться, и пинать меня сапогами до потери пульса. Разве им объяснишь, что я не по своей воле отбился от бригады, и стал беглецом. Ещё и срок добавят твари. Нет — уж перебьются. Назад в зону, я больше не ходок. У ручья он, как мог привёл свой внешний вид в порядок, и очутившись тем временем на просёлочной дороге, смело зашагал навтречу новым приключениям.

Таёжный посёлок, на который набрёл Некрасов, чем — то напоминал ему их лагерное поселение, только деревяных домиков здесь, и всякий строений было намного больше. — Здесь раньше наверное стоял лагерь, а потом его перевели подальше в тайгу — подумал Пашка, видя многочисленные пни точащие везде, и повсюду. Нисколько не тушуясь за свою безопастность, он уверено зашагал по посёлку, не обращая внимания на прохожих, попадающиеся ему на пути. Прошагав таким пешим макаром несколько улочек, он вдруг очутился перед строеним с вывесткой — «Сельпо.» Дверь магазина была распахнута настежь.- Здравствуйте!. Добрый день! — громко произнёс Некрасов, приветствуя пожилую продавщицу, сидящую за прилавком.- Вот радость у меня мать. Освободился вчера подчистую. Хочу купить у вас что — нибудь из одежды. Стыдно ходить мне в этих лохмотьях и пугать прохожих. Мне в Пермь добираться, а там у меня мать больная. Приехать не смогла. Ждёт сейчас не дождётся. Продавщица улыбнулась ему в ответ, внутренне радуясь случайному покупателю, чтобы спихнуть ему весёлому залежавшийся товар.- У меня костюмы есть в продаже заграничные, и сорочки, — вон висят на вешалке. Туфли есть хорошие, и разные. Выбирай парень, что тебе понравится, только вот цены кусаются.- Ничего страшного мать, — решил успокоить её Пашка.- Я за весь срок немалые деньги заработал. Могу себе позволить. Костюм покупателю достался на удивление финский, и пришёлся Пашке в самую пору, а вот с обувью, пришлось изрядно повозится. Отечественные башмаки были грубые и непрактичные. В итоге, выбирая, он купил всё — таки туфли фабрики «Скороход.» Битые полчаса наш герой ухлопал в магазине, выбирая себе одежду, пока не предстал перед зеркалом в новом совершенно обличии. В зеркале отражался, уже не беглый катаржанин, а молодой привлекательный парень с приятной русской внешностью. Единственным и главным недостатком Некрасова на тот момент, была одна немаловажная вещь, а именно, — в кармане у нашего героя не было никаких документов, удостоверяющие его гражданскую личность. Напоследок Пашка купил себе нижнее бельё, галстук и кожаный портфель, куда запихнул все свои покупки, исключая, то что было уже на нём. — И ещё пожалуйста, — попросил он хозяйку магазина. — Мне бы буханку хлеба, и перекусить чего — нибудь в дороге. Да и ещё чуть не забыл, — решил слукавить беглец. — Не подскажете, как удобнее будет добираться до Ныроба. Просто не хочется трястись по узкокалейке, и часами простаивать на переездах. Нервов не хватит. Хочется поскорее уехать в Пермь, и увидеть мать. Продавщица глянула на часы, висевшие на стене над её прилавком, и быстро отреагировала на его просьбу. — А зачем по узкокалейке, когда можно на грузовике, который у нас почту по посёлкам развозит, — успокоила она Некрасова.- Кстати грузовик через час будет возвращаться назад в Ныроб. Попросишь водителя, он и довезёт тебя на кузове. Распотрошив заначку в зыковском кителе, Павел со словами благодарности расплатился с ней, и уходя хотел было захватить свои лохмотья. но продавщица опередила его, сказав, — Сынок оставь их в магазине. Я эту робу потом вынесу вместе с мусором и сожгу. Есть такая примета в народе, чтобы не попадался больше. Вечером того — же дня Некрасов был уже на вокзале г. Ныроба. Поезд до Перми пришёл с опозданием на целых двадцать минут, а потом ещё долго стоял на путях, дожидаясь встречного. В плацкартном вагоне поезда пассажиров почти что не было, и пользуясь случаем, наш беглец выложил на откидной столик продукты, которые купил в привокзальном гастрономе, и приступил к трапезе. От тех рыбных консервов, съеденых в кузове грузовика у Павла в желудке, остались самые прискверные ощущения. — Странное дело, — рассуждал Павел, глотая копчённую колбасу с огурцами. — Все эти четыре дня я практически ничего не жрал, и держался молодцом, а сейчас аппетит, как у моржа. Всё никак нысытиться не могу. От обильной пищи, ему вскоре стало дурно, и потянуло на сон. — Откеда будешь,» — спросил его проводник поезда, проходящий по вагону. — " — Отседа я буду», — в такт ему пробурчал Некрасов. В железнодорожной кассе мне сказали, что поезд на Пермь запаздывает, и что я смогу купить билет у проводника, — солгал Некрасов. — Мне, пожалуйста, один билет до Перми. Купив проездной билет наш бедолага, запрыгнул на верхнюю полку вагона, подложив себе под голову портфель, и моментально уснул. Времени и сил у него для дальнейщих раздумий, просто не было. Измотаный до придела плутаниями в тайге, Пашка наконец — то очутился на свободе, и опьянёный этим благородным чувством, всё остальное в миг забыл, как кошмарный сон. Поезд до Перми прогудел пару раз, и тронуся с рельс, набирая скорость. За окном навстречу составу, как -бы набегая на боковые стёкла вагона, проскакивали деревяные столбы элекропередач, повязанные проводами. Тайга невдалеке маячила, как вкопанная, — безразличная ко всему, и не возмутимая. Всю ночь до Перми, Некрасов лежал на полке не просыпаясь. Разбудил его утром, какой — то мужичок, ехавший с ним в одном вагоне.- Проснись парень!. Приехали!. Ну ты дрыхать чемпион. Видно любишь по девкам шастать. Эх молодость!, — тяжело вдохнул он, и поспешил к выходу. Пашка быстро спрыгнул с полки, и последовал за мужиком.

Пермский вокзал, показался Некрасову мрачным и враждебным. Мысль о том, что он в розыске, и что его могу в любую минуту арестовать, заставляла бедного Пашку придать своей внешности деловую озабоченность, и даже изменить походку. Пулей подлетел он к кассам вокзала, и купив билет до Свердловска, с невероятной поспешностью выскочил на улицу, к стоянкам такси. — Мне в город надо. На площадь Ленина, — догадался, что сказать Пашка водителю. До отхода поезда в Свердловск оставалось уйма времени. Побродив немного по городу, он нашёл парикмахерскую, и привёл себя в полный порядок, а затем в кинотетре «Родина,» посмотрел фрацузскую кинокомедию с участием Луи — Де Фюнеса. После просмотра фильма, его снова потянуло на жратву, и найдя какую- то столовую, он основательно подкрепился в ней, взяв ещё харчей на дорогу. В целом г. Пермь на нашего героя произвёл удручающее впечатление. — Кругом серые каменные дома, как и у нас в Сведловске, — рассуждал Павел. Ничего путного, так и не попалось мне на глаза. Только наш город выглядит, мне кажется, намного моложе. Дальнейщее путешествие Некрасова прошло без особых приключений. Вечером следующего дня беглец был уже в г. Свердловске. Тревожные мысли не покидали его, мешая сосредоточиться на самом главном. — Куда идти?, — возникал вопрос. — Идти домой?. Свяжут, как Стасика. К поддельникам, — тоже не вариант. Вот беда, — бушевал Некрасов, пытаясь найти правильное решение. Вдруг его осенило видение, и он на мгновенье увидел свой лагерь и лицо Фомина, который сказал ему улыбаясь. — Заходи ко мне в гости землячок, когда освободишься. Рад буду встречи. Адресок запомнить мой проще — прстого. Пашка напряг свою память, и чуть было не вскрикнул от радости. — Да вспомнил. Он говорил о двух двойках. Два ул. Сапёрная, дом номер два.

Уже смеркалось, когда такси с Некрасовым остановилось в глухом переулке, возле деревяного дома, с высоким забором, и калиткой, на которой висела табличка» Во дворе злая собака.» — Здесь твой адрес. Приехали, — сказал водитель такси. Павел отдал ему деньги за проезд, и выйдя из машины попросил его. Не уезжай. Подожди чуток. Я сейчас быстро. Сказав это, он несколько раз сильно свистнул. На удачу Фома был дома. Они при тусклом свете фонарей, не сразу узнали друг друга. — Это я Некрасов, — радостно воскликнул гость. Не узнаёшь что — ли?. — Пашка, ты — ли это?, — удивился Фома, выйдя к нему на встречу. — Проходи во двор. Не шугайся. У меня собаки, отродясь не было никогда. Вот обрадовал пацан. Отметить надо твой приезд, и поговорить по душам, — тарахтел Фомин, пытаясь окружить вниманием и гостеприимством, своего лагерного приятеля. — Здесь я живу с матерью вдвоём, но сейчас она в отъезде, по своим набожным делам. Проходи не стесняйся в дом. В передней комнате стоял стол и старый диван, на который присел Некрасов, продолжая слушать Фому, не умолкающего, ни на минуту. Соседняя комната оказалась кухней, судя по чайнику, который свистел там, как милиционер. Хозяин хаты побежал, и быстро вырубил его. Рядом с кухней, находилась ещё одна комнатка, похожая на молельню, где стоял молитвенный алтарь, и иконы с ликами святых, в золотом и серебряном обрамлении. На алтаре виднелись недогоревшие свечи, и кое — какой церковный инвентарь. — Этим иконам цены нет. Кажется восемнадцатый век, если я не ошибаюсь. — Ну рассказывай Пашка, когда освободился?, — спросил его Фомин. — А я вовсе, и не освобождался, а так вышло, — сказал, как отрезал Некрасов. Долго не раскачиваясь, наш герой, поведал Фоме всю правду о своих приключениях, и жалобным голосом стал просить. — Такие вот пироги Фома. Помоги, если сможешь, иначе мне труба. Сам понимаешь. Идти мне некуда. Вот я и решил увидеть тебя, и поговорить. Фомин внимательно посмотрел Пашку, и как — бы, взвешивая ситуацию сказал. — В нашей жизни, что только не бывает. Не вешай нос бродяга. Помогу, чем смогу. Ты наверное голоден. Я сейчас приготовлю ужин на двоих. — Ты погоди Фома, — остановил его Некрасов. — Мне — бы помыться надо. Провонялся я в этой тайге, как последний геолог. У меня, и чистое бельё припасено, на всякий случай. Пока наш герой, скатывал с себя таёжную грязь, хозяин дома колдовал на кухне, готовя еду. Вскоре на кухоном столе, появился белый хлеб, и вездесущая яишница с ветчиной, приготовленная в огромной скороводе. Украшением стола, была бутылка белого болгарского вина, и спелые яблоки, сорваные Фомой ещё утром во дворе своего дома. — Ну давай, садись к столу Пашка. Выпьем за свободу. Порой, и она не совсем свобода, но лучше, чем куковать на нарах в этой проклятой зоне. Это хорошо, что ты не сгинул в тайге. Ведь запросто тебя могли сожрать волки. Повезло тебе землячок, что не унюхали они твой след. Видать фартовый ты. Сказав всё это, Фомин первый осушил свой стакан, и закурив сигарету продолжал.- Я страшно не люблю на воле, вспоминать лагерную жизнь. Что путного я видел в этих лагерях, кроме лишений и страданий. Абсолютно ничего. Вспомню, и начинаю проклинать эти годы утраченные даром. Ты кушай землячок, на меня не смотри. Я недавно до твоего прихода, поел основательно. Наливая вино по пустым стаканам, он продолжил свои излияния. — Если ты замечал Павлуха, то я в зоне всегда жил особняком, потому как по натуре своей, мне ближе одинокий образ жизни. Профессиональному карманнику, не годиться водить вокруг себя хороводы, а желательно жить замкнуто, в целях своей — же безопасности. Преступный мир в последнее время, сильно изменился в худшую сторону. Появился рекет, и всякие там группировки. Мне эти перемены в обществе, до ильичёвской лампочки. Намутил Горбатый с этой перестройкой, всё никак народ очухаться не может. Где красные, а где белые, — поди и чёрт не разберёт. Люди говорят, что скоро снова деньги менять будут. В гастрономах, насчёт пожрать давно шаром покати, и что примечательно, все продукты государственного изготовления, прямиком перекочевали в частные кооперативные магазины. Шустрят по колбасе отечественные жиды, и бывшие партийные работники. Одним словом Пашка, хаос вокруг беспардонный. Поживёшь пока у меня, а там видно бедет. Да забыл спросить у тебя, как там Авторитет поживает?, — поинтересовался Фома. Ведь срок у него немалый за плечами. По моему, червонец оставался. Некрасов перестал жевать, и поспешил с ответом. — А его Фома после твоего освождения, кажется в мае, вывезли из лагеря. Слушок прокатился по зоне, что якобы на переследствие. Говорили, что Верховный суд им заинтересовался. Короче толком никто ничего не знает, а так за зоной, теперь Цапля смотрит. Многие шутят и говорят, что он скоро весь лагерный общак, по баракам мужикам раздаст. Да, у него добрая душа, — засмеялся Фомин. Он с пяти лет скитается по свету, даже родителей своих не помнит. С Чёрного моря он, — батумский. Фомин снова предложил Пашке выпить, после чего наш герой, пользуясь паузой, заговорил о своём наболевшем. Как ты думаешь Фома, наверное сейчас, наш начальник Дубов рвёт и мечет, по поводу моего исчезновения?. Сто процентов настучали ему по тыкве. Да нет что ты. Не настолько, чтобы ему было больно, — ответил Фома. — Дубову не привыкать. Работа у него такая. Теперь менты будут пасти за твоей хатой, дней двадцать, а потом приставят стукача по соседству, чтобы поглядывал постоянно. Как нарисуешся, так и свяжут. Если останутся с носом, то по верхам доложат, что сгинул в тайге, а дело твоё в долгий ящик. Но в любом случае, всесоюзный розыск тебе обеспечен, а искать они обязаны беглеца, пока не поймают или — же не найдут твой труп. Главное Пашка, чтобы ты сам не засветился. Глядя, на помрачневшего гостя, Фомин поспешил успокоить его, и обнадёжить. — Не переживай землячок. Бывало и похуже. Прорвёмся. Спать будешь в мамкиной комнате, там и телевизор есть. Холодильник, если жрать захочешь, вот он рядом с тобой стоит. Завтра рано утром, я на работу свалю, погоняю до обеда и вернусь. Ну а ты отдыхай и отсыпайся, как следует. Заодно поинтересуюсь, насчёт ксивы для тебя. Пойдём покажу тебе комнату, где будешь спать. Убрав с кровати лишние подушки и покрывало Фомин, как можно деликатнее предупредил Некрасова, — Слышь Пашка. Хата у меня не палёная. но ты всё — таки лишний раз, во дворе не шастай. Если я говорю, что помогу тебе, так это железно. На то у меня есть свои взгляды на жизнь и убеждения. Беда, — она и есть беда, порой жестокая и неразборчивая. Я человек прямой, и откровенный, и поэтому многие меня ценят и уважают, а гнильё стараюсь по возможности обходить стороной. Ну, на сегодня хватит, — спохватился вдруг Фома. — Замучил я тебя разговорами. Словоохотливый Фомин ушёл к себе, а Пашка, ещё долго не мог прийти в себя, и успокоиться. Несколько раз, он включал телевизор, и снова вырубал его, пытаясь сосредоточиться и уснуть. — Вот навязался я Фоме, рассуждал наш герой. — Свалился, как снежный ком, ему на голову. Кто я ему ни брат, ни сват, а так себе случайный пассажир. В зоне говоили мужики, что Фома нелюдимый и злой, а гляди, как меня встретил, — ни капли фальши, я не заметил в его поведении. — Зачем ему карманнику лишняя головная боль. Другой — бы на его месте, и в дом — бы не пустил. Не зря Авторитет о нём положительно отзывлся. А я кто на самом деле, — ни украсть, ни покараулить?. Самые цветущие годы оставил в тайге, и спрашивается, — за что?. Украл пачку папирос, бутылку водки, и хлеб с колбасой, а заплатил за это пять лет лагеря. Что я знаю вобще из жизни, и как мне жить дальше, — изводил себя Некрасов, понимая, что самостятельно он, не решит своих проблем, а нужна помощь другого человека. Вот — бы увидеть мать с Анютой. Глянуть — бы разок на них со стороны. Интересно, что скажет Фома по этому поводу.

Проснулся наш герой, в шесть часов утра, как в зоне по звонку. Открыл глаза и несколько минут наслаждался пением птиц, доносившийся со двора, В открытые окна комнаты, где спал Некрасов заглядывали ветви яблони со спелыми плодами. Аромат от них кружил голову вчерашнему катаржанину.- Вот тебе и рай земной, — хотелось крикнуть Пашке. — Что есть на свете лучше свободы, и какой дурак, может сознательно поменять её на колючую проволоку в тайге. Нет в этой стране надо ценить свободу, где за каждый простейщий проступок, стараются сделать из тебя настоящего преступника, а потом сгноить в лагерях. Надо прислушиваться к тому, что говорит Фома, и быть рядом с ним, а там будь, что будет. Павел поудобнее подмял под свою голову подушку, и снова уснул, — безмятежно и сладко.

Разбудил ео Фомин в три часа дня.- Вставай Пашка умойся и жрать, не то помрёшь с голода. Теперь ты у меня на полном пансионе. Обычно я работаю, с шести часов утра до обеда. Потом покупаю необходимые продукты, и домой. Жду тебя на кухне. Пообедаем вместе. Голоден, как собака. На обед были варёные сардельки с пивом, овощной салат, и снова яишница с ветчиной. Да я запарил сказать тебе вчера, — усмехнулся Фома, усаживая своего гостя за стол. — Отец мой, дай бог ему здоровья, живёт по соседству со мной. У него давно другая семья, а разошлись они с моей матерью лет двадцать тому назад. Ты увидишь его оболдеешь, — здоровый кабан, хоть — бы хны. У пахана трое детей от второго брака. Две девчонки и пацан, которому сейчас десять лет. Мать моя вот, и поэтому стала набожной, и дома не живёт. Предпочитает монастырь. Что там у них произошло по молодости, я не знаю, но с отцом я поддержиаю всегда добрые отношения. Ему семдесять лет, а выгляит как огучик. Каждый год у себя в огороде чеснок выращивает, а потом продаёт на базаре. Хорошие деньги делает. А средняя сестра Ольга ежедневно ко мне в дом заглядывает, и помогает по хозяйству. Ей сейчас пятнадцать, и учится она в техникуме на экономиста. От выпитого пива У Некрасова, слегка развязался язык, и он уже порядком освоившись, гостеприимством хозяина, заговорил о своём наболевшем. — Послушай Фома. Понимешь какая штука. Всё никак не могу успокоиться, зная наперёд, что хата моя и родные, находятся совсем рядом со мной. Не видел мать и сестру с того дня, когда они были у меня на суде. Может всё — таки ночью проскочить мне на минутку, или каким — нибудь другим образом, дать о себе знать. Павел выжидающим взглядом посмотрел на Фомина, в надежде услышать положительную реакцию на его просьбу.- Нельзя Пашка! Ну никак нельзя, — отрезал Фома. Засветимся и пиши пропало. Зачем рисковать?. В момент обнаружат, и свяжут. Всему своё время. Пусть никто кроме меня не знает, что ты в Сведловске, и что живёшь у меня. Сегодня вечером, как стемнеет поедем в город в один микро — район. Там проживает давнишний мой знакомый, — творчески подкованый типчик, по части ксив и липовых бумажек. Кликуха у него «Чистюля,» а потом к бабам мотанём для разнообразия. С каждым разом всё труднее стало воровать, и конкуренции прибавилось. Кого только не увидишь в садильнике. С утра я обычно еду в аэропорт, а посля обратно до центрального рынка. Бывает и по два раза на день. Люди при нынешней нестабильности, стали намного осторожнее вести себя в общественном транспорте. Буквально двумя руками держат свои кошельки, и не желают расставаться со своими денюшками. Утром сегодня видел своего мента из уголовки, который врубает мне зелёный свет по маршруту. Перекинулся этот капитан со мной несколькими фразами, а потом и говорит, — Что — то ты примелькался Фома за последнее время. Не пора — ли тебе отпуск взять месяца на два. Взял с меня деньги паразит, и расчувствовался. Сделал такую рожу, словно печится о моём благополучии. Я ему Пашка, почти ежедневно, отстёгиваю от своих покупок. Да, и дружкам его, от меня немало денег перепало. Скорее всего, это из Управления интересуются моей скромной персоной, а с теми кашу не сваришь. Там эти задницы по мелочам не размениваются. Вечером, когда стемнело, друзья вышли на улицу, и поймав такси, поехали к «Чистюле.» Дорога заняла не более двадцати минут. — Ты посиди немного в машине, а я быстро сбегаю, и всё узнаю, — сказал Фома, и долго не мешкая исчез по направлению к пятиэтажкам. Вернулся он быстро, и отпустив водителя сказал Некрасову. — Пошли. Он ждёт нас и желает зафиксировать твой анфас, для своей личной коллекции. Сказал, что паспорт будет готов завтра. Деньги попросил вперёд, и взял с меня недорого. Хотя можно было ему и не давать. Я ему по старой памяти немало документом подарил, почти что задаром. Чистюля жил на втором этаже в трёхкомнатной квартире бобылём, вместе с кошками и собаками, как в зверинце. Вонь в квартире стояла неимоверная. Принял он клиентов в лоджии, которую оборудовал под лабораторию. Здесь было всё разложено по стилажам и полочкам, а на длином столике помимо всяких пузырьков и колбочек, присутствовал даже микроскоп. Не по годам сгорбленный Чистюля, с неприятными жидовскими глазами, нацепил на шею Некрасову строгий чёрный галстук, и прошепелявил, — Садитесь пожалуйста на стул к стене. Нацелил на клиента объектив «Зенита,» и щёлкнул его два раза. Паспорт будет под фамилией Смирнов Иван Петрович, а сделаю я его сегодня ночью. Приходите ко мне завтра, желательно, утречком, — чуть слышно прошептал жид, и провёл клиентов до входной двери. — Фу ты!. Задохнёшься у этого придурка. А теперь поедем к бабам!, — воскликнул Фома в подъезде. — Тачку надо поймать. Таксисты брат мой народ ненадёжный, — с полуоборота завёлся Фомин. Конечно лучше всего иметь собственного водилу. Эта категория людей по сути своей прогнившая, и поэтому Пашка, в такси никогда не говори о делах. Продадут и глазом не успеешь моргнуть. Разговор в транспорте, и в обшественных местах должен быть пустой и несерьёзный. Казалось — бы мелочи жизни, но контролировать себя никогда не помешает. Бог даст, — сделаю из тебя настояшего кошелёшника. А вот и свободное такси, — обрадовался Фома, вытянув руку навстречу тачке. Усаживаясь в машину он попросил водителя, — Нам шеф в сторону вокзала, а по ходу тормознёшь нам возле гастронома на несколько минут. У нашего друга сегодня день рождения. Неудобно заявиться с пустыми руками. Таксист утвердительно кивнул головой, и надавив на газ, вскоре выехал на кольцевую. У привокзального гастронома Фома выскочил из такси, и устремился за покупками. Вернулся он, на удивление очень быстро. В левой руке Фомин держал целофановый кулёк, набытый всякой всячиной, а другой рукой, прижимал к своей груди, самый обыкновенный арбуз. Пашка вылез из машины, и помог ему с ношей. — Нам теперь шеф мимо вокзала метров двести, и тормознёшь возле первого особняка. Ну народ перестроечный. Давали в гастрономе мароканские апельсины, так меня в толпе бабы чуть не сожрали. Давка там со всех сторон, — скандалят и матом ругаются. Через три квартала Фома попросил водителя остановить такси, и сунув ему деньги сказал на прощанье, — Большое спасибо, что довезли нас. Сдачи не надо. Всего вам самого хорошего. Друзья распределили ношу кому, что нести. При дележе продутов Некрасову достался арбуз. — Запомни Пашка вежливость с незнакомыми людьми прежде всего. Нам сюда надо. Здесь совсем рядом. — Послушай Фома, — спросил его Некрасов. — А это правда, что в гострономе давали апельсины, или ты дурачил меня и таксиста.? — Какие там браток апельсины!, — засмеялся Фомин.- Это я ради балдежа ляпнул не подумав. В этом гастрономе кроме трёхлитровых банок с яблочным соком ничерта больше нет. А продукты я купил через одного знакомого азиата, а вышел я на улицу из служебного помещения. А насчёт цитрусов, то они прорастают на Чёрном море. Осенью их там валом. Если честно признаться Пашка, то мне охота мотануть именно туда, чтобы отдохнуть и пожить дикарём. В тех краях, особенно в Сочи, желательно не воровать. Свяжут в момент. Там курорт и надо с девочками гулять. Загорать и в море купаться. Бог даст покажу я тебе эти места, а пока прикрой меня для надобности, через — чур светло здесь на тротуаре. Спёр я кошелёк у одного дяденьки в гастрономе. Слишком солидный гусь попался. Фомин вытащил из своего кармана увесистый кошелёк, и прикрывая его целофановым кульком, опорожнил содержимое, оставив себе только наличность. А остальное желательно выбросить, — сказал он поучительно, швырнув от себя лопатник подальше в кусты. Смотри землячок какие особняки строила Советская власть в тридцатые годы. Сплощь гранит и тёсанный камень, исключительно всё для начальников, работающих на железной дороге. Впечатляющая картинка. Моя мадам живёт на первом этаже, в первом подъезде. Ждёт меня не дождётся. Я ей звонил сегодня и сказал, чтобы подругу для тебя приготовила. Твоя тоже рядом проживает, только в другом доме. Короче браток ждут нас замужние женщины. — А где у них сейчас мужья — спросил Некрасов, не взявший в толк. — В разъездах они бедолаги, — донеслось ему в ответ. Не успел Фома надавить на электрический звонок, как дверь широко распахнулась настежь, и молоденькая дама, улыбаясь накрашеными губами пропела конорейкой. — Фомочка, мой золотой, появился!. Проходите ребята в квартиру. Мы тут заждались с Жаной одни. Телевизор вот смотрим. Она почти силком вырвала кулёк из рук Фомы, продолжая щебетать от волнения. — Жанна посмотри кто к нам пришёл. Да не один, а с товарищем. Да смотри какой он молоденький. В прохожей показалась вторая мадам с такими -же накрашеными гудами, как и у первой, и с такой -же экстравагантной причёской. — Моего друга зовут Иваном, — представил Фома Некрасова. — Прошу любить и жаловать. А я Света, — пропела мелодично хозяйка квартиры. — А это моя соседка, и подруга Жанна, хотя можно попроще Жанет. Проходите в зал, и садитесь к столу, спохватилась вдруг Света. После стольких лет заключения, Некрасов впервые почувствовал близость женщины, но как вести себя в подобных случаях, он не знал. Жанет это заметила, и подойдя к нему приняла арбуз. — Сейчас будут пельмени, — снова заговорила Света. — Дети мои на всё лето уехали в деревню к моим родителям, а наши мужья всё по командировкам шарахаются, — расспоясалась хозяйка квартиры, и весело рассмеялась. — Давайте девочки бухнём, — сходу предложил Фома, и не дожидаясь ответа взял со столика из кулька бутылку «Пшеничной водки,» и наполнил ей стаканы. Выпили без слов, не закусывая. Потом налили, и снова без слов выпили, набросившись на маринованые грибы и малосольные огурчики. Через минут десять из кухни Света принесла на подносе огромную гору пельменей. Налили и снова тяпнули. За столом дамы ухаживали за кавалерами. — Тебе Фомочка педложить ещё пельменей?. Попробуй салатик, мой дорогой, из этой тарелочки. Я этот салат сама приготовила. — А давайте выпьем за любовь, — неожиданно заявила о себе Жанет. — Выпьем, и музыку поставим. После четвёртого стакана засуетились все. Заиграла музыка и голос Пугачихи запел песню на бытовую тему. — Ты мне должен за свет. Ты мне должен за газ, — а потом послышалось. — Я тебя никому не отдам. Жанет пригласила Ивана на танец, и нежно прильнув к его груди своими буферами напевала ему на ухо. — Ты мне должен, — ты мне должен. Потом она уже пьяная, лихо отплясала ламбаду, и заспешила к себе домой. — Ваня ты не проведёшь меня?,» — спрсила она Некрасова. Фомин довёл их до двери, и сказал уходящему другу. — Я зайду за тобой завтра, а утром сам заберу у Чистюли ксиву.

На следующий день, Фома заявился, как и обещал к обеду. Разбуженая звонком в дверь, полуобнажёная Жанет, вышла встречать гостя. — Он в спальне спит, как убитый, — молвила она. — Приготовь мне чай, — приказал он ей, и первый прошмыгнул на кухню. Лишь после распития чая, она пошла будить Некрасова.. Из спальни послышалось. — Вань втавай, и одевайся. А Вань. За тобой Фома пришёл. На кухне чай пьёт. — Ну и вид у тебя кавалер, — сказал Фомин, — разглядывая Пашку на улице. Поехали домой отсыпаться. Я и сам толком всю ночь не спал. — Ну эти женщины — тарахтел Фома, поминутно выскакивая на проезжую часть дороги, пытаясь остановить любой транспорт. — Ты посмотри Пашка, что она с тобой сделала, разглядывая друга, как следует, — возмущался он. Жалко зеркало нет. Бледный ты весь, как полотно. Выжала из парня все соки. Ну Жанет стерва. Приехав домой, друзья по достоинству оценили работу Чистюли. Паспорт был сделан на совесть. — Да трудно докопаться, — соглашался Фомин, тщательно разглявая печать на фотографии. — Очень сложно нам лохам определить фальшивку. Возьми Пашка, и очень хорошо запомни даты, как говорят артисты, вживайся в новый свой образ. Для пользы дела, называть я тебя буду, не иначе, а как написано в твоём документе. Ты для меня теперь Смирнов Иван Петрович. С днём рождения тебя землячок. Через несколько дней дёрнем из Свердловска. Для начала съездим в Москву к Бате, а потом махнём в Питер. Там у меня есть дела, сугубо личного характера. — Ну на сегодня достаточно, надо выспаться. Если прийдёт сестра Ольга, и будет греметь кастрюлями на кухне, то ты не обращай на это внимание. Обычно по субботам, она полы моет у меня в хате, и занимается стиркой. Грязную одежду, которую надо тебе постирать, брось на пол в ванной комнате, возле стиралки. Она без базара всё отстирает. Надо тебе ещё барахла купить, и обновить твой гардероб. И пожалуйста Смирнов, выкини галстук, который ты носишь. Посмотри внимательно, на это произведение советского ширпотреба. На фоне моря пальма, и чайка над волной. Умора. Купим тебе другие, — импортные. Ну и афферисты, — возмущался Фома, и пожелав Пашке сладких сновидений, удалился себе в комнату. Смирнов последовал его примеру.

После продолжительного дневного сна, друзья ужинали на кухне. К столу подавала Ольга. Некрасов сидел смирно, как оловяный солдатик, приросший к стулу. Такой красавицы, он и во сне никогда не видел — Это Ольга!, — так представил Павлу свою сестру повеселевший Фома. И обращаясь к Ольге добавил. — А это Иван, — друг моего детства. В садике вместе кашу кушали. Вот приехал меня попроведать. Ты что Иван глаза опустил, и не смотришь на неё. Ольга у меня особенной красоты уродилась. И дал ей создатель такие глаза, и ресницы. — Перестань Фома, прошу тебя, — прервала его Ольга. Дай гостю спокойно поесть. Всегда ты так ведёшь себя. Не сердись Ольга, и подойди поближе, — попросил он сестру. Иван близкий мне человек, и стыдиться его не надо. Парень он порядочный, и восспитан в нашем духе. Бог даст, годика через три года поженю вас. — Фома перестань!, — повысила голос девчонка, и по детски топнула ногой. — Срам какой, — смутилась она красивая до обалдения. — Что я такого сказал, — стал оправдываться Фома. — Вон твоя старшая сестра Верка, выскочила замуж за этого паршивого комсомольца, — продолжал куралесить Фомин.- Представляешь Иван, родила ему пацана, а теперь и свету божьему не рада. Разогнали этих комсомольцев, в разные стороны. Многие из них в бизнес подались, а наш зятёк, вместо того чтобы мышей ловить, чухается целыми днями. Ну, не сердись Ольга, давай помиримся. Что я могу поделать с собой, если говорю то, что думаю. Потом у Фомы в руке, вдруг появились деньги, и протягивая их сестре он сказал. — Вот Ольга, возьми их в знак примерения. Купишь комсомольскому карапузику, что — нибудь из одежды, а себе справишь пальто и тёплые сапожки, чтобы ноги не мёрзли на занятиях. На днях, мы с Иваном уедем, месяца на три из Свердловска, а ты сестрица поглядывай за хатой, как и раньше. После ужина, Ольга быстро помыла посуду, и ушла к себе домой. — Вот жизнь!, — прикуривая сигарету, задымел Фомин.- Внимательно слушай меня Смирнов, что я тебе о нынешнем хаосе скажу. Ты всё это не успел разглядеть с одного раза, а я после отсидки, уже полгода наблюдаю за этим бесприделом. У меня сложилось, ясное представление о том, что нынче творится вокруг. Короче слушай, и мотай на ус. Чувствую нутром, что Россию в недалёком будущем, ждут большие социальные перемены. Полная перетрубация. Люди, кто поумнее давно пораскинули мозгами, и шустрят по всем направлениям, а у меня, как вседа позднее зажигание. Сечас везде доллар загулял. Раньше, если мне попадалась валюта, то отдавал её, почти что задаром, спекулянтам разным. Месяца два тому назад, я в аэропорту у одного эфиопа, стащил лопатник с баксами. Пересчитал, а там пять кусков. Думал их продать что — ли, а потом мать у меня конфисковала всю покупку. Она, как раз приезжала, чтобы сыночка попроведать. Она хоть и женщина набожная, но с редким умом и дальновидностью. Забрала у меня баксы, и говорит, — Зачем их продавать сынок, когда это твёрдая валюта. С долларами, всегда можно пробить себе дорогу, в любую дверь. Оставь их у меня на сохранение. Сколько горя, хлебнула она бедная, со мной по судам всяким, и лагерям. Как попаду за решотку, так она тут как тут. Бегает по милициям, и взятки раздаёт. Сколько раз старушка, меня от срока спасала. Сосчитать трудно. Однажды, давно это было, набросилась она на меня с упрёками, и давай поносить на чём свет стоит. — Ты Фома неисправим. Что мне сказать тебе ещё негодник, чтобы бросил воровать, и жил чесно, как все нормальные люди. У тебя сынок одна извилина в мозгу, — грех какой не приведи господь. Буду за тебя молиться Фома, чтобы образумился в скором времени. Выслушал я её упрёки, и говорю ей в ответ, — Это с моим то образованием мать. Шутите или нет. Взять мне в руки кирку и лопату, и рыть канализационные траншеи. — Ну нет, извините меня, сыночка вашего ненаглядного. Видно на роду у меня написано. Фомин встал со стула, и стал ходить по кухне, жестекулируя смешно руками. Пашка впервые увидел Фому, таким убеждёным в выборе своего жизненного пути, и вступать с ним в полемику, не имело смысла. — Лучше слушать его, и помалкивать, так будет лучше для меня. Да и что я знаю, и что я могу возразить ему. Ничего я не знаю в этой жизни, — абсолютный ноль. Тем временем голос Фомина, не умолкал ни на минуту. Лекция продолжалась. Преподаватель поехал дальше. Вот многие люди думают, что профессия карманника, недостойное и позорное ремесло. А зародилось воровство Смирнов, давным — давно, ещё в доисторические времена, когда появились на свет первые деньги. У тебя были манеты, а у меня бедного нет. С тех пор деньги, и стали движущим стимулом во взимоотношениях между людьми, и их благополучии. Способы воровства у людей различные. Порой диву даёшься, в изобретательности, на что способен ум человека, чтобы в конечном итоге, прикарманить чужие деньги. Всё это я говорю тебе Смирнов, чтобы ты имел ясное представление о карманной краже. Запомни, как закон, что карман лоха, — это самый короткий путь, где лежат твои деньги, дожидаясь тебя. Ты думаешь, что я в слепую лезу в чужой карман?. Ошибаешься. Это раньше по молодости, приходилось нырять наугад, не имея навыков ни опыта. Профессионализм в любом деле шлифуется годами, пока человек не достигнет сознания совершенства. Самое главное в нашем ремесле, — это психологический настрой, хладнокровие, трезвый ум и наблюдательность, правильно выбранная позиция, и безусловно, работа пальцев рук. Со временем я научу тебя этому ремеслу. Ведь у меня тоже был учитель. По гроб жизни я ему обязан. Царство ему небесное. А познакомился я с ним, совсем случайно. После малолетки это произошло. Однажды в автобусе я украл кошелёк, а он в свою очередь стащил его у меня. Рюхнул я, что в кармане у меня пусто. Стою дурак дураком, и зыркаю по стронам, а сам думаю.- Ну кто так сумел меня облопошить, а потом смотрю на заднем сидении автобуса мужик сидит, и с бабами весело разговаривает. Пасу его, а он на конечной остановке слез, и удаляется по дороге. Догнал я его и говорю, — Дяденька отдайте мне мой кошелёк. А он в ответ, — Какой кошелёк мальчик. Ты наверное больной??. Взял я с мостовой булыжник, и хотел было запустить в него, а он остановился улыбаясь и говорит, — У меня твой кошелёк пацан. На возьми его, — и отдал мне всё до копейки. Пригляделся я видать дяде Коле. Цыган, — кликуха у него была. Ну, и познакомились поближе. Он тогда в автобусе на работу ехал, прорабом пахал на стройке, а заодно значит, нет да нет грабки свои и запускал. Перед смертью в больнице дядя Коля сказал мне, — Обещай мне Фома в будущем исполнить одну мою просьбу. Всё то чему я тебя научил, передай при случае человеку достойному. Одному только, а не многим. Пусть память останется в умении моём и в совершенстве. Вот такие дела, — вздохнул Фома, и умолк, вспоминая наверное образ своего учителя, который был ему в своё время, не меньше, чем крёстным папой. Поздно уже, а спать неохота. Наверное потому что днём мы дрыхали, а посля крепкий чай выпили, — в который раз закуривая, произнёс Фомин. Разбежатся что — ли по нарам. Устал я болтать, толко и слышу свой голос, а от тебя Смирнов, и слова не вытянешь, сидишь и уши развесил. Пашка улыбнулся и стал оправдываться.- Что я могу сказать Фома, в моей жизни не было ничего примечательного. Никаких ярких впечатлений, обсалютно ничего, что могло бы тебя заинтересовать. До семнадцати лет, можно сказать, одно сплошное детство, потом работа слесарем на производстве, где мамка пахала. Вечерняя школа в посёлке, совершенолетие, и глупая кража в магазине. Правда, я в лагере много книг прочёл, которые попадались мне в руки. Ты ведь знаешь Фома, какая в тайге литература. Много книг Авторитет отдалживал мне почитать. Его кто — то из офицеров коллонии снабжал. Однажды, после вечерней проверки, когда расходились по баракам, он увидел у меня в руке томик Чехова, и попросил его почитать. Когда читаю Чехова, — сказал он. — То каждый раз по новому открываю его талант. Замечательный писатель. Возвращая книгу Авторитет изрёк мне поучильно.- Слушай Некрасов, чтение книг в заключении, кроме пользы, вреда не принесёт. Заходи ко мне, после ужина, я дам почитать тебе что — то новое. Вот так, и завязалсь мои отношения с Авторитетом, можно сказать, на литературной почве. Послушай Фома, — впервые взял разгон Пашка.- Объясни мне одну вещь, если знаешь, почему у Авторитета такая необычная кликуха. — Необычная говоришь, — переспросил Фомин. — Да всё довольно просто Смирнов. С малолетки она к нему прицепилась. Давнишняя история, так что и не припомнишь все детали. Дай бог мне памяти. Однажды попал к нам на малолетку один малец из пересылочной тюрмы. Маленький такой, а уже весь в партачках, видать недавно его разрисовали. По ходу стал трепаться, что и сам умеет рисовать и работать тушью. Приготовили мы для этого дела все причиндалы, и пригласили ночью мальца в кабинет восспитателя. Я значит, Батя московский, Авторитет и дневальный тоже с нами был. Хором стали придумывать себе рисунки. Первый жертвой стал Авторитет, изъявив желание наколоть себе на грудь маленькую воровскую звезду. Мы с Батей стоим рядом и наблюдаем, а заодно держим под контролем коридор, чтобы не спалиться. Видим, что наш художник ничерта не смыслит в этом деле, а линии на звезде кривые и не симетричные. Авторитет лежал на преподавательском столе и губы кусал от боли. Вовремя мальца Батя остановил кулаком по голове. Слышим дневальный орёт Атас. Застукали нас менты, и всю ночь колотили чем попало. Это художество потом пришлось затушевать, и вместо звезды там у него на груди большими буквами наколото «Авторитет.»

Обычно по утрам Фомин исчезал, а Некрасов шарахался по дому, не зная чем себя занять, или-же сидел возле окна пялясь на забор и калитку, дожидаясь хозяина. На следущее утро после загула с бабами, Пашка проснулся не шесть, как в зоне, а в десять часов утра. На улице была прекрасная июльская погода. Впервые за столько лет, Некрасов почувствовал, что выспался от всей души, как когда — то в раннем детстве. В спальной комнате, возле кровати на которой спал наш герой, стоял старый комод, на котором тикали настольные часы, дошедшие сюда, наверное с неповских времён. Над часами на стене висели в рамках семейные фотографии Фоминых, и почётные грамоты выданные главе семейства в соцсоревнованиях. Проснувшись Пашка ещё долго нежился в постели, и не хотел вставаь. — Какой кайф!, — сказал он сам себе. — Ни подъёма тебе, ни ментов, а там в зоне одни только замусоленые рожи и невыносимая вонь в бараках. — А баланда, — будь она проклята. А Фома, — какой классный парень!. Смотри как встретил меня. Никакой игры и фальши в его поведении я не заметил. Он теперь мне, за место брата родного, — так приблизительно сформулировал Пашка свои отношения с Фомой, и спрыгув с кровати поплёлся в туалет приводить себя в порядок. Заглянув после сартира на кухню он обнаружил на столе странную записку. — Иван я закончу к три часа дня, а потом поеду на барахолку за шмотками. Вернусь к пяти. Почисть под столом картошку. Придёт Ольа. Хочу щи из щавеля, что растёт в огороде. — Ну Фома артист, — рассмеялся Некрасов. Как это можно под столом чистить картошку, и в каждом слове допустил по две ошибки.

Через несколко дней всё было готово к отъезду. Приготовление у друзей прошли на самом высоком уровне. Смирнову поменяли весь гардероб, вплоть до галстука, и теперь наш герой выглядел вполне современным парнем. — Слушай Иван, — заявил ему Фома придя домой накануне отъезда. — Сегодня купил на вокзале билеты до Москвы. Уезжаем через два дня. Подумал я подумал и решил всё — таки воспользоваться отработаным маршрутом. Моква, а потом Пирер. Хотел я с тобой ближе к зиме поехать в Ташкент или в Ростов. Там в этих городах у меня тоже кенты живут. Встретят, как пологается. Раньше и Прибалтика была, но сейчас там нездоровый политический климат. Эти викинги издревле не любили русских, а сейчас и подавно. Ты видел Смирнов, что вчера по телевизору показывали. На Кавказе бушует самая настоящая война, а в Армении хачики, что — то никак не поделять с азергутами. Намутил Мишка Горбатый. Союз фактически распался, а вчерашние коммуняки за власть готовы перегрызть любому горло. Нам с тобой Смирнов наплевать на эти страсти в стране, — добавил Фомин к сказаному. — Нам воевать нескем, и делить нечего. При любом государстве, и при любых правителях воровская масть всегда вне закона, и это никому не переделать. Некрасову на миг вспомнилась зона и Сан -Саныч со свим бульдозером, но туда обратно в тайгу ему очень не хотелось.

Провожала их Ольга, не по годам свим деловая, и четовски привлекательная. Они днём сели в такси, поъехавшее прямо к воротам дома, и проехав весь Свердловск на какой — то почтовой станции сели в поезд, уходящий в столицу. Прощаясь Ольга расплакалась, и поцеловала Фому в шёчку, а заодно этой чести удостоился и Некрасов. — Смотри Смирнов, как Ольга нас будто на фронт провожает. Запрыгивай в вагон. Здесь поезд стоит всего лишь две минуты. На душе у Некрасова было муторно и страшно не хотелось уезжать. Расставаясь с Ольгой, он сравнивал себя с настоящим балбесом, что тогда на кухне, когда готовили щи из щавеля, не сказал этой девочке самое главное, что нравится она ему, и прочие хорошие слова. — Может она и сама догадывается, что я питаю к ней серьёзные чувства, — успокоил он себя. — Разве я смог — бы позволить лишнее в доме у Фомы, тем более Ольге, всего лищь пятнадцать лет. Поживём, а там дальше видно будет. Всё — таки в Свердловске у Фомина мне было хорошо и спокойно.

Очутившись в вагоне поезда, друзья без помех прошли в своё купе, и слегка осмотрелись. Некрасов не сразу сообразил, что места у них с повышеной долей комфорта, и что называется это удовольствие «С. В.» — Послушай Фома, и дорого -ли стоят такие места в поезде?, — поинтересовался он у друга. — Да, ерунда послышалось в ответ. — Просто в кассе, когда покупал билеты, мне сказали, что других мест нет. Хотите берите эти. Дуранули, чтобы железной дороге была выручка, да и разница тут всего лишь на червонец. С другой стороны очень даже хорошо, что прокатимся без постороних в купе. Устраивайся Смирнов поудобнее. Времени у нас для сна, и разговоров будет валом. Фомин вытащил из чемодана свежие газеты, и несколко пёстрых журналов. Полистал их выискивая картинки, а потом не выдержал и сказал. — Почитаем как — нибудь на досуге. В дороге надо просвещаться и пиво глотать. Молодец Ольга, что положила харчей нам в чемодан, а я думаю, почему он такой тяжёлый. Да и в сумке, что мы затащили в вагон должен быть хлеб, и жигулёвское пиво. Короче мы с тобой Смирнов, упакованы до самой столицы. Не успели друзья разобраться со своими съестными припасами, как в дверях их купе нарисовалась молоденкая блондинка в униформе. — Добрый день молодые люди!, сказала она, улыбнувшись им до ушей. — Прошу ваши билеты. — Пожалуйста мадмазель, — произнёс Фома, приблизившись к ней, как можно поближе. — Вам заносить чай, — снова заговорила она, и заиграла чешуёй. — Да можно и чай тоже, — поехал Фомин, сверля её глазами. — Чай между прочим является божественным напитком, продолжал Фома. — Его тонизирующие свойства благоприятно действуют на организм человека и..- Ну тогда гони пятёрку господин мой хороший!, — грубо перебила она ухажора, вытянув вперёд свою пухленькую ручку. Взяв деньги проводница удалилась прочь. — Ты всё видел и слышал Смирнов?. Ну и как она тебе?. Видел, как блондинка задёргалась и сорвалась с крючка, — никак не унимался Фомин. Вобще в поездах я тебе скажу Иван, бабы работают ушлые и них за бесплатно ничего не возмёшь. Здесь роль играют только филки. Мы ещё поглядим кто кого обскачет, а пока поедим и пивка попьём. После еды и пиво Некрасова потянуло на сон. Глаза у него помутнели и стали слипаться, как у ребёнка. Фома приоткрыл форточку в купе и задымел сигаретой. — Ты что Смирнов уже спать собрался или пиво дало по мозгам?, спросил он его. — Рано спать, а ночью, что собираешься делать. Лучше давай поговорим землячок о вещах более возвышеных. Всё то что я буду тебе говорить имеет непосредственное отношение, к нашей с тобой работе. Поэтому Смирнов ты должен внимательно меня слушать мотать на ус. Для начала мы попробуем работать в паре. Ты будешь подставлять мне клиентов и прикрывать в давке, когда надо. Второе правило, — забирать у меня по необходимости покупки, тоесть, говоря нашим языком, — уносить пропуль. Очень важная в нашем воровском деле деталь, — это маяки. Без маяков в переполненом людьми автобусе трудно воровать. В процесе совметной работы напарники должны понимать дру друга без слов, как в немом кино, используя маяки и жесты, когда как придёться. Чтобы украсть кошелёк необходимо знать многие вещи о существании, которых простой человек и понятия не имеет. Поэтому я заранее хочу тебе кое — что показать и разжевать. Москва — это большой базар, где на каждом углу толпа и давка. Воровать в магазинах и в метро очень сложно, по той простой причине, что легавых там больше, чем лохов. Мур в этом деле съел не одного слона. Иногда в редких случаях можно рискануть, когда ты уже плотно сидишь у клиента на хвосте, и знаешь, что в кармане у него находится неплохая сумма. Надо всегда искать своего лоха, пока не возникнет благоприятный момент для кражи. По ходу пьесы я научу тебя выбивать лопатники у встречных граждан и работать лезвием бритвы. Работа лезвием, — это целое искусство. В России насоящих профессионалов остались еденицы, и помнится мне, пока покойный дядя Коля не мало нервов ухлопал, пока я не освоил его уроки. Работа писака аккуратная и по — своему интересная. В Москве для начала будешь наблюдать со стороны, как я ворую, и по — возможности помогать и оберегать от запалов. С этой минуты ты Смирнов на правах напарника, и доля твоя будет равная по всем правилам. Фомин на секунду умолк, разглядывая пустые пивные бутылки у окна на столике. Потом он перевёл свой взгляд на Пашку и жалобно произнёс. — Что — то в горле пересохло Смирнов. Наверное это от одинокого моего голоса в эфире. Надо промочить голосовые связки пивом. Посмотри там в сумке братан. Опустошив очередную бутылку пиво он снова с полуоборота перешёл на второе дыхание, и продолжил прерваное занятие. Все уроки учителя в купе поезда сводились к одной теме, и имели определённую направленность, связанную с просвещением Некрасова. — Это теория, — говорил ему Фомин. — Ты у меня теперь Смирнов, — слушатель Высшей академии. Без теории практика даст пробуксовку. В недалёком будущем тебя ждёт дипломная работа. Иногда Фома сам объявлял перерыв, и наступало временное затишье. Некрасов в такие минуты сидел у окна, и пялил глаза на пролетающие мимо него однообразные пейзажи русской земли. Раскачивая в такт стука вагоных колёс свою нелёгкую думу. — Вот жизнь, — сетовал он на свою судьбу. — Угораздило меня тогда на долянке нажраься свиньёй. Гляди, как всё обернулось. Прав был Сан — Саныч, говоря о судьбе человека. Стелятся мне дороги неведомые, и куда они приведут меня одному чёрту известно. Всюду раскинута паутина. Стоило мне шагнуть, и вот уже связан по ногам. Может это и к лучшему, ведь на жизненом пути человека нет никаких указателей. Кто нами руководит, и как его зовут??

Поздно вечером, устав от очередной лекции на тему, где лучше в Москве украсть кошелёк Фома шепнул другу. — Схожу — ка я Смирнов в вагон — ресторан, и куплю спиртное, а заодно загляну к нашей проводнице на собеседование Пашка за Фомой входную дверь, и посмотрел на зеркало, разглядывая в нём своё изображение. — Ну и рожа у тебя Смирнов, — выругал он себя. — Какой из тебя карманник?. Тьфу ты — стропильщик проклятый. Даже Мать с Анютой не повидал. Тьфу на тебя ещё разок.

Поход Фомина за спиртным затянулся, и его долго не было. Пашка несколько раз выглядывал в коридор вагона, всерьёз беспокоясь за друга. — Куда он подевался, может случилось, что с ним?, — переживал он стараясь не думать о плохом. Уткнувшись в газету Пашка так и не заметил, как рядом с ним появился Фома с бутылкой шампанского в руке. — Слышь Смирнов, произнёс он, как обычно. — Что — то у нас с билетами не в порядке. Пойдём разбираться с проводницей. Фомин любезно пропустил вперёд Некрасова, и они по коридору двинулись к служебному купе.. Поровнявшись с открытой дверью проводницы Пашка остановился, пытаясь разглядеть блондинку в полутьме. — Проходи первый к ней, — скомандовал Фома, и слегка подтолкнул его в проём. Не успел Некрасов сообразить что — почём, как вдруг дверь за ним задвинулась, и следом в полной темноте послышался щелчок внутреннего замка. — Что стоишь касатик столбняком, — признал Павел певучий голосок проводницы. — Скидай мой хороший джинсы до колен, и держись руками за верхнюю полку, иначе вылетишь в форточку на крутом вираже, — захихикала она. — Надо подчиняться, — сообразил Некрасов.

Ну ты Фома даёшь. С тобой не соскучишься. Ну спасибо тебе удружил — рассыпался в благодарностях Пашка. — Я толком и не понял, где очутился, и на каких небесах не лётал. Такие ощущения трудно передать словами. — То — то Смирнов, знай наших, — произнёс с достоинством Фома. — А я тебе давеча, что говорил?. Деньги, деньги, всюду деньги господа, а без денег жизнь плохая не годтся нихрена.

В столицу приехали в десять часов утра. Погода в Москве стояла превосходная, чувствовалось лето в самом хорошем её проявлении. Не успел поезд толком остановиться, как из вагонов на перон хлынула толпа бегущих людей. Все устремились вперёд, сходу ныряя в подземные переходы, а потом и дальше к автостоянкам такси и к станции метро. На первый взгляд, Некрасову показалось, что эти люди обезумили от страха и бегут, спасаясь от убийственного урагана, который непременно настигнет их и укокошит всех подряд. — Слышь Смирнов, — услышал он голос Фомина. Понеси мой чемодан, а мне дай твой портфель, и не теряй меня из вида. Схватив портфель маэстро бросился в толпу, налетев там на громадного мужика в шляпе. Потом отрулил от своей жертвы, и сбавил скорость. — Давай налево Смирнов. Кажется зацепил ништяк. Этого борова я ещё в вагон — ресторане приметил. Пошли отсюда к стоянкам такси. Нам ехать всего лищь неколько остановок. Поедем к Виктору Аншукову, которого Батей кличут, если помнишь я тебе о нём говорил. На малолетке вместе сидели. Лучше него в Москве никого нет, — добрейщей души человек.

Нам шеф, до стации метро Приображенское, — бросил Фома таксисту, усаживаясь на заднее сиденье такси. Чемодан можно Смирнов положить в багажник, и садись рядом со мной поболтаем в дороге. Я буду у тебя заместо гида. Сейчас в Москве приезжих намного больше, чем в былые годы. А интересует их не Красная площадь с Уьяновым, а колбаса и продукты питания. Не до символов нынче в столице, когда жрать нечего. Ну политиканы паршивые, довели страну до измора. Прав я водитель или нет?, — переключился Фомин на таксиста. — Сущая правда, — ответил рулевой, и выехав на центральную трёхрядку даванул по газам. Фома тем временем незаметно от водителя вытащил из кармана свей куртки увесистый бумажник, и убедившись, что там приличная сумма вернул его на прежнее место. — Ну и везучий ты Смирнов, — довольный собой произнёс маэстро.

Очутившись возле станции метро Приображенское друзья нашли телефонный автомат и позвонили Аншуковым. Фомин разговаривая по телефону не переставал смеяться в трубку. — Ну, Татьяна, — вот женщина. Обижается, что не позвонил раньше. Говорит, что Витенька её сейчас на работе, и будет дома только вечером. Обещала позвонить ему, чтобы отпросился с работы пораньше. Досталась Бате жена, и слова не даст вставить. Женщина очень добрая и простая, но по части болтать, — непривзойдённая рекордсменка. Не приведи господь. Ты Смирнов, постарайся, не обращать внимания на её стрекотню. Как заведётся, так остановить просто невозможно, хоть уши закладывай. А в остальном ей цены нет. Готовит вкусно, и знает, как угодить мужу. Живут они в трёхкомнатной квартире, вот в этом громадном здании на первом этаже. Покенали Смирнов. Сейчас Татьяна поди суетится и на стол накрывет. Друзья свернули с тротуата во двор, к подъезду дома, в котором проживало семейство Виктора Аншукова.

— Мы гостям завсегда рады!. Здравствуйте!, — весело захлопала в ладошки Татьяна. — Я Витеньке позвонила на работу. Он так обрадовался. — Понеслась Татьяна, — догодался Некрасов. — Проходите, а вещи оставьте в прихожей, и прямиком на кухню. У нас боьшая просторная квартира и мебель новая. Витенька, мой золотой, недавно купил. Как мама твоя поживает Фома?. Мойте руки и садитесь к столу. Вы наверное с дороги устали и голодны. Сейчас я вас накормлю, а потом испеку сладкое, как раз и Витенька мой золотой, подъедет. Он у меня такой умница, — звенела она колокольчиком на все лады. Осенью Витенька снова ездил в Кирай за шмотрами, так эти китайцы продали ему сотню ангоровых кофточек. И вы представляете все они оказались бракованные с маленькими дырочками. Моль пожрала. Так я бедная, каждую дырочку нитками заштопала, чтобы не было видно, — акуратненько так. Снесла их на базар и все, как один продала.

После сытного обеда на огромном кухоном столе у Аншуковых закипел тульский самовар. К чаю было подано клубничное варенье, с румяными булочками домашнего испечения, красная зернистая икра и сливочное масло. Татьяна бегала вокруг стола, и заставляла кушать. Неожиданно послышался звонок в дверь. — К нам кто — то пришёл, — понизив голос сказала хозяйка. — Может это Витенька отпросился с работы, — встревожилась она и побежала открывать дверь. Появился и Аншуков, высокого роста блондин, с полноватой внешностью, и с очень доброй улыбкой на лице. — Здоров Фома!. Рад вас видеть в Москве, — поприветствовал он ребят, протянув им поочерёдно свою богатырскую лапу. Между пожатиями рук Витёк как — то нехорошо посмотрел на Татьяну, — нахмурился и сказал. — Сто процентов замучила она вас своей болтовнёй, и про китайцев наверное успела рассказать. Вовремя я подоспел. — Что ты, что ты Витенька!. Я и слова не успела вымолвить, как ты приехал. Тем временем глава семейства присел к столу, и пристально посмотрел на свою супругу. — Принеси нам водки и стаканы, — сказал он ей. — Мы посидим немного тут и поболтаем. Былое вспомним. — Хорошо Витенька, мой золотой, как скажешь. Воспользовавшись паузой Фомин представил ему Некрасова. — Познакомся Виктор, — это мой кент и напарник Смирнов Иван. Сидели вместе на последней командиовке. Не мало горя хлебнул паренёк, не смотря на то что молодой. Да, и в Москве он, в первый раз. Короче нужна нам хата для временного проживания, желательно, в цетре Москвы. Снимем её месяца на три, как и раньше. — В центре говоришь, — призадумался Витёк. — Надо позвонить одному маклеру, думаю он всё устроит, а пока давайте выпьем за нашу дружбу и благополучие. — За нашу встречу, — произнёс Фомин. — За встречу, — выдавил из себя Некрасов. Ребята дружно выпили и закусили. А теперь можно и позвонить этому типчику, сказал Аншуков. — Телефончик у меня в записной книжке записан. Я на минуту оставлю вас и позвоню ему из спальни. Через несколько минут Витёк вернулся и сказал ребятам. — Этот маклер, насчёт хаты сам всё пробьёт и позвонит попозже. Не переживай Фома, там такая устрица, что закажешь, то и найдёт в Москве. Давайте бухнём, что — ли. У меня есть хороший тост по поводу вашего приезда. Второй тост был признесён за старых друзей, и за то время, когда они пацанами находились на малолетке. — Представляешь Фома, — возбуждённо говорил Витёк. — Прошлой зимой видел Филиппа и Сако Ванцети. Заезжали меня навестить. Вспоминали многих и тебя в том числе, а недавно провожал Яка в Америку. Женился он на еврейке, а она ему пацана родила. Обещал адрес прислать, но пока ничего нет. Нынче многие наши друзья приуспели в бизнесе и ездят в Европу на своих мерседесах, а я как неприкаянный всё топчусь на месте. Между тостами вспомнили и Авторитета, и ещё каких — то друзей о которых Некрасов услышал впервые. Из разговоров выяснилось, что Аншуков после малолетки был призван в армию и служил на флоте целых три года. После армии он однажды летом на Чёрном море познакомился с Татьяной, которая в это время проживала вместе с родителями в Абхазии. В итоге влюблённые поженились, и у них в Москве родилась дочь. — Давайте выпьем друзья за родителей, — тяжело вдохнул Аншуков, и залпом осушил свой стакан. — За родителей!, — повторили гости, и тоже залпом дёрнули за воротничок. За тостом следовал тост. Татьяна едва успевала готовить, и подавать на стол. Ближе к вечеру позвонил маклер, насчёт квартиры. Батя записал адреса, и положил трубку. — Есть Фома две хаты. Одна под Москвой, — на электричке надо добираться, а вторая в Сокольниках, думаю последняя вас устроит. Там отдельная двухкомнатная квартира, с мебелью. Хозяева этой хаты горбатят на севере, и очень редко приезжают в Москву. Лучшего варианта, и не сыскать. Правда дороговато, но есть свои приимущества. Я мог — бы предложить свою дачу, но тоже далековато ехать. Завтра Татьяна найдёт кого — нибудь, чтобы прибрали там в Сокольнках, — полы помыли и прочее, а сегодня вы мои желанные гости. Вечером пришла единственая дочь Аншуковых, высокая неуклюжая студентка, какого — то вуза в столице. Любезно поздоровалась, и прошла к себе в комнату. — У неё сейчас контрольные работы, — в след дочери шепнула Татьяна, адресуя эту информацию, больше Некрасову, нежели Фоме. — Бедненькая, замучилась совсем. Учится хорошо, и родителей почитает. Витенька, мой золотой, денег на её образование не жалеет, и всё ей покупает. Недавно колечко купил дочке с бриллиантом, — просто оболденье. Пашка сидел за столом, и уже не слушал Татьяну. Его занимала сочная мясистая котлета, лежащая на тарелке, перед самым его носом, в которую он, никак не мог попасть вилкой, чтобы нанизить её, и забросить себе в рот. В голове, у нашего героя, шумел камыш, а на душе было тепло и уютно. Татьяна, друзьям постелила в гостиной. Смирнова в полной отключке на диван, а Фоме досталась самая обыкновеная раскладушка, на которой он ёрзал всю ночь, и вскакивал, как припадочный, чтобы утолить жажду. На следующее утро к Аншуковым забежал на минутку маклер. Взял у Фомы деньги за два месяца вперёд, а взамен оставил ему ключи от квартиры.

Жизнь а Москве, в самом её начале, показалась Некрасову самой настоящей пыткой, по той простой причине, что воровать на самом деле, выглядело совсем иначе, чем представлялось теоретически. Фомин просыпался очень рано, и как угорелый носился по квартите. — Вставай Смирнов, — командовал он. — Умываться, и зубы чистить. Возьми утюг, и разгладь рубашку, которую купили тебе вчера в магазине. Галстук выбери себе под цвет рубашки, чтобы выглядел, как огурчик. А я пока, сварю кофе на кухне, и приготовлю завтрак. На пустой желудок, не годиться нам целый день, рысачить по Москве. Привыкай землячок, и всё будет нормально. Движения мой друг, и только движения. В Сокольниках нам воровать нельзя, а работать будем в других районах, и чаще пользоваться услугами метро. Тычить будем по все напрвлениям. Сегодня поедем на автобусе в Домодедово, а завтра во Внуково. а послезавтра сгоняем в Шереметьево, и там тоже отметимся. Выбор в Москве колосальный. Это прежде всего барахолки, валютные магазины, гумы, цумы, и всякая там хренотень. Главное, не засветиться. Вот вчера, как хорошо сраслось в маршрутке, когда ты Смирнов мне лоха развернул. Особого труда не составило забрать у лоха лопатник. Скоро и сам будешь нырять, а главное, надо набраться смелости, и осилить психологический барьер. Стоит тебе, хоть раз, залесть в чужой карман, и стянуть кошелёк, так сразу, и поймёшь, как это просто. Масть попрёт, и возникнет личный интерес, и азарт в работе. Ближе к обеду, гонки у друзей по столице заканчивались. — Всё шабаш!, — восклицал Фома. — Излишняя суета, и жадность фраера губит. На сегодня хватит. Устал я до изнеможения, — ног не чувствую. — А ты Смирнов, как себя чувствуешь?, — спрашивал он у Павла. — Преосходно, — слышалось в ответ. — Вся разница Фома в том, что на ногах у меня красовки, а ты лётаешь в старых изношеных макасинах. Вот поэтому ноги твои, и болят. Сколько раз я говорил тебе. Купи себе удобную обувь Фома. — Куплю обязательно. Вот прицепился. Напомнишь мне Смирнов завтра с утра, когда будем на трассе. Но только не красовки. В них стрёмно ходить. А сейчас найдём какую — нибудь харчевню, и пожрём основательно. Посля домой, и отдыхать до утра. — Послушай Фома, а выходной день в нашей работе имеется или нам не положено?, — пожаловался ему Некрасов.- Уже месяц пролетел, а мы кроме работы ничерта не видим. — Вот завтра, и организуем себе выходной, — пообещал маэстро. Для этого мероприятия нужно пригласить Батю. Он по этой части большой выдумщик и мастак. Возьмём с собой каких — нибудь девиц, и махнём к нему на дачу с ночёвкой. — Поболдеть охота!, — загорелся Фомин.

Вечером на звонок Фомы приехал Аншуков. — Проходи Витёк. Рассполагайся на диване. Есть пиво и водка, что пожелаешь?, предложил ему Фомин. — Нет, бухать я не буду, хотя можно по стаканчику дёрнуть, — согласился Батя. В последнее время, что — то печень стала пошаливать. — Слышь Смирнов принеси водку, и закуску из холодильника. — Давайте выпьем за Батю, чтобы не болел наш друг, и по бабам чужим не бегал. Кстати Витёк, хотел тебя спросить насёт женщин, — стал деликатно стелить маэстро. — Мы с напарником решили завтрашний день, посвятить исключительно отдыху, поэтому и позвонили тебе, в надежде, что поможешь нам в этом деле. Бабы нам нужны Витёк, и немного балдежа. Как ты на это смотришь?. — Разве ты не знаешь, что я могу ответить. Зачем спрашиваешь Фома?. Насчёт балдежа, и женщин я хоть в огонь, тем более в такой близкой мне компании. Вам какие женщины нужны, — молоденькие или с опытом дамы?, поинтересовался Аншуков. — Нам без разницы какие. Короче нам нужны Витёк человеческие существа женского пола. Коротко и ясно, — изрёк маэстро улыбаясь. Есть у меня на примете две красавицы, правда не первой свежести. На Киевском вокзале, в кассах работают. Завтра у них по графику выходной. Цыпанём их, чтобы нам далеко не ходить, — предложил свой вариант Витёк. — Одна мадам сочная, как ягодка, а вторая точно вяленая вобла, а я Ленку прихвачу. Она бывшая подруга моей жены, — слегка смутился Батя. — Роман у меня с ней продолжитеьный, если узнает Татьяна, то мышьяком отравит. — Ну ты даёшь, — удивился Фома. — Не мог удежаться что — ли?, или как?. — Так уж получилось. — стал оправдываться Витёк. — - Уехали мои прошлым лктом отдыхать на Чёрное море в Сухуми, а я один остался в Москве. Ну и подвернулась мне эта Ленка со своей духовкой. Пойду я ребята. Мне ещё надо купить мясо для шашлыка, и позвонить моему шефу, чтобы отдолжить у него микроавтобус. Таким табором в такси не уедешь. Завтра после обеда, я вместе с девками, заеду за вами. Сказав всё это, Витёк направился к выходу. Фомин последовал за ним. Провожая Батю, он сунул ему в карман деньги и сказал. — Пусть будут Витёк. А квартирой я очень доволен. Спасибо тебе за хату отдельное. — Какие благодарности Фома. Фильтруй базар старина.

В субботу с утра пораньше, в квартире где проживали друзья начался самый настоящий переполох. Шум стоял неимоверный. Кто — то двигал стульями, и вовсю гудел пылесос. Некрасов открыл глаза, и оболдел. Перед ним стоял маэстро, в обнимку с пылесосом. — Вставай Смирнов, до обеда займёмся генеральной уборкой в квартире. Посмотри какая пыль вокруг. Хрестьяне мы или нет. Была — бы здесь Ольга, другое дело. Вставай пошустрее. Друзья общими усилиями смахнули паутину с потолков, и протёрли влажной тряпкой всю мебель в квартире. Потом собрали всё грязное бельё, подлежащее стирке, и встали, как вкопанные у стиральной мшины, не зная на кнопку надавить пальцем. Фомин ворчал, как старый дед, и страшно матерился. — Вот жизнь, — сетовал он на свою неграмотность, и не знание бытовой техники. — Куда не сунься, веде нужны мозги. Закинули бельё, а как включить не знаем. Тыкай пальцем по все1м кнопкам, и теряй нервы. Слушай Смирнов, может ты волокёшь по — иностраному. Там я видел на кухне в столе инструкцию по эксплуатации, но на русском языке ничерта нет. Машинка эта «Бош,» называется. Сбегай и принеси её сюда. Пашка вернулся с книжкой в ванную и быстро разобрался что к чему. Стиралка заработала. — Здесь всё очень просто в эсплуатации, — сказал другу Павел, коснувшись поверхностно систем програмных управлий и компьюторных. тезнологий. Фома слушал своего напарника, не перебивая, а потом не выдержал, и удивлённо спрсил его. — Откуда такие познания Смирнов?. Не перестаёшь удивлять меня. Да ты вундекинд какой — то. — Нет Фома, какой из меня вундеркинд. Зто я в зоне за пять лет отсидки, немного нахватался по верхам. Мне помимо художественной литературы, иногда попадались технические журналы, которые я с удовольствием читал, и расширял свой кругозор. Думал выйду на свободу, а там прогрес. Хотелось получить образование, и завести семью, а гляди, как всё обернулось с этой пьянкой в тайге. — А ты Фома был женат или нет?, — спрсил он у своего друга. — Какая к чёрту жена, какие дети?, — завёлся маэстро. В свои тридцать четыре года, я по совокупности отдал хозяину девять лет жизни. Когда — бы я успел. Ты думаешь я не хотел завязать, и жить, как все нормальные люди, как это хотела моя мать. Глубоко ошибаешься, если так думаешь. Чтобы жить нормально, нам с тобой Смирнов нужна профессия, а я кроме кармана ничему другому не обучен. Да и начинать уже поздно. Поезд ушёл.

На дачу Аншукова компания добиралась около двух часов. Из Сокольников до кольцевой, машина ехала минут сорок, по причине пробок на дорогах. С трудом пробившись, на Вогоградское шоссе микроавтобус пыхтел ещё не меньше часа, пока не свернул влево. Пришлось петлять по бездорожью между дачных строений и садов, пока не выехали на небольшую опушку леса, с великолепным пейзажем на Волгу. — Ах какая красота!, — восхищались женщины. — А берёзы какие здесь нарядные, а рябина во дворе, и красавец клён. Что есть на свете краше -русской природы, — не унимались бабы, умиротворённые идельной тишиной местности и величем Подмосковья. — Скоро станет темнеть, — уточнил по хозяйски Батя. — Я натаскаю дров и разожгу камин. Пошли в хату, — предложил он мужикам. — Слышь Витёк, — подал голос Фомин, вытаскивая из машины увесистый мешковатый кулёк с продуктами. — Ну и хоромы ты здесь себе отгрохал. Когда переделал дачу?. Давно я здесь не был, а ты Смирнов тащи бутылки в дом. Пусть наши женщины, пока побегают по лужайке, и познакомятся поближе, а мы мужики тяпнем по стаканчику. Выпили наспех, не закусывая. Батя выташил из кулька маринованое мясо, и приступил к жарёхе. — Приготовление шашлыка, это привелегия мужчин, — так начал свою вступительную речь Аншуков. Основную роль в этом деле играет не огонь. а жар от улей. Не маловажная вешь это вытяшка воздуха в камине. Она у меня всегда под контролем, и поэтому, я легко могу изменить температуру, выдаваемого жара и подачу его на шампуры. Недаром я шесть лет проработал поваром в ресторанах по всей Москве. Начинал с парка Горького, а закончил в гостинице Россия. Сказав всё это, Витёк закурил сигарету, и посмотрев на открытые окна кухни, попросил Пашку, — Будь любезен Смирнов, пигласи сюда наших красоток. Для них у меня есть не пыльная работёнка. Надо почистить лук, и овежить водой овощи и фрукты, а заодно, когда будешь идти назад, прихвати охапку дров, которые лежат рядом с беседкой под клеёнкой. Ночью здесь у реки вседа прохладно. Во дворе у беседки, до слуха Некрасова донёсся певучий московский говорок. — А вы знаете, — говорила Лена, своим новым подружкам. — Что Долина снова сделала пластическую операцию?. Ах, как она поёт!. Недавно мы с Витей, совсем случайно, попали на её концерт. — Да поёт Лариса сногшибательно, не то что эта, как её там, а Отева кажется, — вмешалась в разговор Ягодка. — А ещё говорят, что Долину, изнасиловали армяне в Ереване. При слове изнасиловали, Вобла встрепенулась, и тоже подала голосок. — Ах какая она счастливая!. А этот Киркоров, — Карузо чёкнутый, позарился на старую Пугачиху. — Извените дамы, но я вынужден прервать вашу беседу. — сказал им Некрасов. — Батя приглашае вас в хату.

Аншуков с Леной и Ягодкой колдовали на кухне, а экстравагантная Вобла, долго не думая, устоилась на диване, рядом с Некрасовым в полулежащей позе. Фомин сидел напротив, в кресле с газетой в руке, и не сводил с Воблы глаз. Глядя на пристальный взгляд Фомы, наш герой, догадался. — Оценивает Воблу, словно хочет забраковать. Намалёваная кукла тем временем изменила позу, подмяв себе под локоть подушку, и задымела. Она двумя пальчиками руки, как английкая леди, встряхивала пепел с сигареты в пепельницу, лежащую на полу, не забывая при этом, поворачиваь голову в сторону кухни, предвкушая сытный ужин. Фомину, видно надоело пялиться на эту красоту, и найдя на журнальном столике глянцевый журнал, он углубился в картинки. — Заброковал всё — таки, дошло до Некрасова. Посмотрев внимательно на Воблу, наш герой подумал. — Без сомнения, в её внешности, осталось ещё что — женское и привлекательное. Ну, хотя — бы, эти длинные густые волосы, и ноги белые и наверное с гладкой кожей. Но почему у этой кикиморы, такой грусный и задумчивый взгляд?.

Приблизительно через час жратва подоспела. Аншуков, доволный качеством шашлыка, подал на стол поднос с ароматными шампурами. — Наливай. Понеслась. Поехали!!!, — затянул свою песню Фома. — Эх давно мы так не гуляли Витёк. Цены тебе нет дорогой, — расхваливал он хзяина, прожовывая первый кусок мяса. — Оказывается шашлык из свежей баранины не сравним нисчем, — восхитилась Лена. — Если вы заметили, водка обсалютно не чувсвуется, — сказала с пафосом Вобла. — Я уже третий стакан опрокинула, а кайфа никакого. Ранообразие блюд и закусок придавало пиршеству особенный азарт. Все были голодны и жрали с волчьим апетитом На правах томады за столом, Витёк, как гостеприимный хозяин, поднимал бокал и говорил, подражая кавказцам свои излюбленные тосты. — Выпьем друзья за женщин, за их нежные и чуткие сердца, а кто не выпьет, того я зарежу кинжалом, — смешил он гостей, и те смеялись. Иногда Батя вскакивал из — за стола, и вместе с Леной летел на кухню за очередным деликатесом, обновляя стол чистыми приборами. Последними подоспели котлеты по киевски с жареной картошкой, и осетрина с заморскими приправами, запечённая в духовке, к которой так и никто не притронулся. — Выпьем за тех, кто в море, чтоб им там икнулось!, — не унимался Витёк. — За братьев наших и сестёр!, — изрёк в оконцовке хозяин дачи, и объявил всей компании танцы. Хором отодвинули диван, и кресла в сторону. Ягодка врубила Элвиса, и понеслась хмельная пляска. Анщуков пригласил Лену на танец, и стал прыгать вместе с ней, смешно дрыгая ногами. Фомин лодочкой подплыл к Ягодке, и зарокенролил её в самый угол гостиной. Некрасов, так и остался сидеть за столом вместе с кикиморой, играя роль ооновского наблюдателя. — Послушайте Смирнов, совсем неожидано, заговорила Вобла. — Хотите попробовать мой фирменый коктель?. Называется он «Жемчужные глазки.» Сейчас я раскрою вам секрет его приготовления. Для этого нужно в гранёный стакан, налить немного французского коньяка «Наполеон,» и столько же водки «Смирнов.» Потом ету смесь перемешать, и добавить туда, десять капель уксусной эсенции. Затем выдавить туда полтюбика зубной импортной пасты, добавить воды и снова перемешать, и напиток готов. После такого коктеля у меня всегда затяжной кайф, и пятки чешутся. Сказав всю эту чушь Вобла мило улыбнулась Некрасову и повеселела. Обалдевший Пашка снова посмотрел на Воблу, и почему то тоже улыбнулся ей в ответ. — Давай крошка, делай свой коктель. Будь, что будет. Под занавесь гуляния, внезапно исчезли Фома и Ягодка. — Наверное они в сауне?, — вычилил Некрасов. Аншуков, пьяный в дымину, сидел в одиночестве на кухне, обгладывая телячью кость, а его прекрасная Елена всё крутилась у музыкального центра, подбирая мелодию себе на вкус. Послышалась старая, некогда модная песня, и хриплый баритон затянул, «Бесаме бесамемучо.» Отреагировав на мелодию Батя бросил недогрызанную кость, и шагнул из кухни в гостиную. Подойдя к Лене он схватил её за талию, и обняв, утащил к себе в спальню. — Пойдёмьте потанцуем, — предложил Павел Вобле. — Я не хочу Смирнов, — резко ответила она. — У меня на подходе сейчас танец живота. Пойдёмте лучше спать милок. Я буду ждать вас наверху. Сказав это, она поплелась к винтовой леснице, чтобы подняться на второй этаж. Павел выключил аппаратуру, и поспешил за Воблой на чедак. Кто бы мог подумать, что жизнь Некрасова в Мокве, станет для него таким серьёзным университетом. Обучение наукам карманной кражи проходило поэтапно и весьма успешно. — Всё хорош Смирнов. Теория закончилась, таперь будешь сдавать экзамены по специальности, — твердил Фомин.- Полтора месяца учёбы это немалый срок, а через годик я сделаю из тебя настоящего вертуоза. Пора нам браток дёргать из Москвы. Потусуемся ещё с неделю, и в Питер рванём. Там тоже сейчас барахолки на каждом шагу, и иностранцев не меньше. Кстати насчёт иностранцев пришлось. Надыбал я здесь в Москве место для нашей работы. Прямо кландайк какой то, — давка там с утра невообразимая. Это ряд посольств некоторых зарубежных стран. Так там наши граждане из кожи вон лезут, чтобы добыть себе визу, и выезд за рубеж. Между — прочим у каждого из них немалая валюта в кармане. Мент один только у ворот посольства, и никакого ментовского контроля. Собиратся там харь двести и проут на ворота, как стадо буйволов. Не упрвлямые все и злые, как собаки. Вообще я заметил Смирнов, что легавые в Москве стали намного прохладнее работать. Хаос в нашей стране, и здесь сказывается. Нам с тобой наши денюшки надо срочно поменять на твёрдую валюту, иначе Горбатый опять какой — нибудь кекус вымочит. Видел по телевизору новую пятёрку показывали. Что ни царь в стране, то новые купюры.

Жизнь каждого человека переполнена всевозможными событиями, которые откладываются в его черепной коробке, как в ящик, — так называемую копилку памяти. Простая обыденная информация, и события ничего не значущие, со временем стираются из копилки, уступая место новым поступлениям. Но бывают события особого рода, которые человек помнит, и живёт с ними всю свою жизнь. К числу таких исключений, Некрасов причислил и этот день, кода ему пришлось в Москве, украсть свой первый кошелёк. В восемь часов утра у Турецкого посольства, моросил мелкий сентябрский дождь. У входа в миссию стояла большая деревяная будка, в которой прятался от дождя дежурный офицер. Не успели друзья подойти к варотам, как их остановил какой — то мужик в грузинской фурашке. В руке он держал тетрадку, и простой карандаш. — Вам в посольство?, — спросил кацо. — Да нам нужно продлить визу и поставить печать, — нашёл, что ответить Фомин. — Здесь живая очередь, — напирал мужик. — Запускать будут в девять. Как ваши фамилии?. — Я петров, а это Серов, — срифмировал Фома. Мужик записал их в тетрадку и сказал. — Вы будете девяносто седьмой, а приятель ваш девяносто восьмой. Ляпнув это, кацо отчалил и юркнул в подъезд близстоящего здания. Ребята тоже отошли от ворот на противоположную сторону, и спрятались от дождя под навес. — Посмотришь Смирнов, что здесь будет твориться через полчаса. Попрут, как тараканы из всех щелей пачками, а потом всем стосом на эти железные ворота, как при штурме Зимнего дворца. Работать будем поотдельности, каждый за себя. Можешь считать, что это твой вступительный экзамен. Знай наверняка, что в этой давке, в оновном будут спекулянты всех мастей, которые ездят за товаром в Турцию, а потом продают шматьё втридорого по всей стране нашей необъятной. Все они приезжие, и поэтому деньги у них, всегда при себе. Желаю тебе Смирнов удачи, — закруглил Фома с информацией, и закурил сигарету, переживая за напарника. Ровно без двадцати минут девять, у ворот посольства, рядом с будкой милиционера образовалась огромная человеческая очередь. Вначале она была длинная и управляемая, но к девяти, там вдруг всё перемешалось и завертелось. Пускали в калитку по три человека, выкрикивая фамилии по списку. Пробиться к калитке было просто невозможно. — Покенали Смирнов, — скомандовал Фомин.- Врезайся в толпу и шуруй локтями, как турецкоподаный. Намацывай, что покрупнее, а я своего уже припас. Если что буду ждать тебя у Детского мира до десяти часов утра, — сказав это Фома дал на хода, и смешался с толпой. Несколько минут у Некрасова ноги тряслись, и подгибались в коленях. Мозг был пассивен, и отключён полностью, но далёкие мысли, что надо украсть, что Фома не простит порожняка, заставляла его действовать и импровизировать. Сзади воришку, кто то держал за плечо и больно давил пальцами, а сбоку, какая то тучная дама тыкала в ухо Пашке сумкой, пытаясь пробиться к воротам. Спереди у Некрасова оказался парень в кожаной куртке, с бараньей шевелюрой на голове. Момент и начинающий карманник просунул свою руку под ллокоть кучерявого и намацал там твёрдый предмет. — Забери его дурак — приказал он себе. Ещё один напор сзади, и Павел наглым образом отнял у человека лопатник. Не меньших усилий стоило Некрасову засунуть покупку себе в карман, и выбраться из опасный зоны. Фомина поблизости не было. — Он наверное продливает спекулянтам визы, — пошутил про себя наш герой, и радостный от пережитого волнения и удачи, устремился со всех ног к стации метро. На поверку в бумажнике, Некрасов обнаружил несколько справок, и заграничный паспорт на имя Сулейманова, а самое главное, там лежали деньги, — шестьсот долларов зелёными. Найдя возле Детского мира почтовый ящик он забросил туда не нужные ему документы, а пустой бумажник не заметно выбросил в урну. Фомин подошёл к десяти, как и обещал. — Ну как Смирнов. Как жизнь, как дела??, — первым делом спрсил он. — Вижу, что зацепил. — Шестьсот зелёными, — не удержался Пашка. — Я не стал там долго маячить, и сразу дал на хода. — Правильно сделал, что свинтил, — похвалил его учитель. Поздравляю тебя Смирнов с первой. Надо бы отметить это дело. Сегодня, и мне тоже подфартило. Пошли братан. Нам надо найти одно кафе на Калининском, а потом поедем отдыхать. В этом кафе на проспекте, раньше собирался весь цвет преступной элиты Москвы. Может встретим там старых знакомых или питерских втыкал наркоманов. Хочу узнать какая атмосфера в Питере. Нынче новая мода пошла в воровской среде, что ни каманник, то наркоман. Скольких знаменитостей погубило это зелье, трудно сосчитать. Зараза, — будь она проклята. В кафе, на Калининском проспекте, Некрасову так и не удалось побывать. Загрузив напарника продуктами, маэстро отправил его домой. — Не стоит тебе Смирнов, лишний раз рисоваться в злачных местах. Я быстро управлюсь. Ровно через неделю, после первой карманной кражи Некрасова, друзья в спешном порядке собрали свои шмотки, и укатили на Ленинградский вокзал. Провожал их Батя собственной персоной. — Ну давай Фома, — держи пятюнчик. И ты Смирнов не забывай. Удачи вам. Заходите, если будете в Москве или звоните, если нужна будет вам моя помощь. И ещё Фома, если что было не так, то не обессуть старого друга, — стал вдруг оправдываться Батя. — Понимаешь у меня семья, и работа на этом чёртовом складе. Вечная неудовлетворённость жизнью, что порой возникает желание бросить всё, и укатить куда — нибудь подальше от этой суеты, и денежных проблем. Но с другой стороны люблю я Москву, как мать родную, — не в шутку расчувствовался Витёк. — Как уеду из столицы, так через пару дней домой тянет. Ну я пойду ребята. Всего вам самого хорошего. Вскоре его тучная фигура смешалась с толпой, и исчезла с перона.

На путях друзей поджидал скоростной экспрес, «Красная стрела,» курсирующий из Москвы в Питер и обратно. — Пойдём Смирнов искать свои места. Какой то горький осадок у меня на душе, — произнёс Фома. — Это всё из — за Бати. Когда расстаюсь с ним, то всегда охота смахнуть слезу. Добрый он, и очень порядочный руссак. Таких людей очень мало на этом белом свете. Дай бог ему здоровья. Пошли быстрее, скоро объявят отправленье. Приятная будет поздка. Комфорт на высшем уровне.

В Питер кенты попали утром следующего дня, и взяв такси с вокзала поехали в город. — Шеф отвези нас на Васильевский остров, — попросил таксиста Фомин. — Нам нужен стадион им. Кирова. Там у центрального входа на стадион нас и выбросишь.. Что -то шеф прохладно у вас в Питере. Солнце светит, а ничерта не греет. Некрасов сидел в такси задумчивый и грусный, не обращая никакого внимания на пустую болтовню своего учителя. Ему в данный момент было не до погоды. — Настроение у меня ноль, под стать этой питерской погоде, — рассуждал он с раздражением. — Разве стоило уезжать из Москвы. Менять хрен на редьку. Впереди осень и зима, а моего друга потянуло на север. Маэстро неугомонный в своих решениях. Энергии в нём, хоть отбавляй, а мне по нраву спокойная и привычная жизнь. Порой мне кажется, что в нём сидит бес, и погоняет им всё время. Другой на его месте загулял бы давно, а этот всё копит и копит. В Москве на все наши бабки купил через Батю доллары, и свой матери отправил в Суздаль. Моя доля тоже туда укатила. Хотя какая к чёрту доля?. Свинья я неблагодарная, — устыдился Некрасов своих мятежных мыслей. — Постояно звонит в Суздаль матери, а мне не разрешил даже письмо чиркануть домой. Всё никак не мог успокоится Павел, пытаясь перебороть в себе противоречивые мысли. — Может оно и лучшему, — стал потихоньку оттаивать наш герой. — Поди и разбери. Фомин сидел спереди и тоже молчал. — Питер, — это вторая Венеция!, — не выдержал всё — таки маэстро. — Чувствуется Петра творенье. Здесь и творили многие великие люди., и Пушкин в том числе. Судьба этого города историчекая, — понёс и поехал Фома, вой в роль знатока русской истории. Чтобы построить город на болоте, — продолжал он не умолкая. — Сюда батюшкой Петром сгонялся мастеровой люд со всей России., а сколько крепостных крестьян полегли здесь костями, одному богу извесно. А в блокаду во время войны с фрицами, поэтому Питер город особенный для русского человек, отмеченый славой и несчастиями одномременно, какие только есть на этом свете. А белые ночи, чего стоят. А Невский проспект, а каналы, оболдеть можно. Повезло нам с тобой Смирнов, что командировку нам в управлении дали сюда, а не в Тюмень, как в прошлый раз, — загнул напоследок Фомин.

Фрау Циммерлихт.

Гертруда Оттовна Цимерлихт, в девичестве Крафт, была по происхожению чистокровной немкой. Предки Гертруды, ещё задолго до появления её на свет проживали, как и многие другие немецкие семьи, на берегах реки Волга. В годы второй мировой войны немцев с Поволжья по указу свыше репресировали и выслали в бескрайние степи Средней Азии. Расселяли немцев в основном в сельской местности. — Вы начинаете новую жизнь на голом месте — говорили несчастным чекисты. — Народ вы умный и трудолюбивый, так что в скором времени заживёте, не хуже, чем в раю. Война продолжается и товарищь Сталин не потерпит за своей спиной ещё одного врага. Коротко и ясно.

Семейство Крафт по распределению попало в Джамбульскую область Казахстана, где им и другим немецким семьям надлежало организовать совхоз, который окресили Петровкой. В начале семидесятых годов глава семейства всеми уважаемый немец Отто Крафт значился в совхозе главным зоотехником на совхозной свиноферме. Он неоднократно поощрался своим начальством, в виде денежных премий за передовые технологии в хозяйстве. Впервые в истории животноводста Казахстана свиноматки Крафта приносили приплод до пятнадцати поросят каждая, а иногда и больше. У себя дома на приусадебном участке Отто построил собственый свинарник, где содержал породистых свиней, добавляя им в корм, какие то психотропные добавки. Окормленные свиньи, окабанев, так и прыгали под нож, и поэтому зоотехник рядом со свинарником соорудил коптилку для изготовленя капчёной колбасы. Певоклассная продукция Крафта пользовалась повышеным спросом, на цетральном рынке г. Джамбула, и высоко ценилась некоторыми представителями власти в совзозе, и в области. Его колбасные изделия неоднократно выставлялись на выставках в Казахстане, а однажды побывали даже в Москве на В. Д. Н. Х. После московской выставки, ровно через девять месяцев в семье прославленного колбасника на свет появился ангельский ребёнок женского пола, которую нарекли Гертрудой. Ангельский ребёнок рос и подростал, как стебелёк розы на аранжерейной грядке целых семнадцать лет. Бутон розы, полный грёз и очарованья. Можно было ясно себе представить будущее этого цветочка, если бы однажды на оранжерейной грядке не появился ангел с погонами капитана — лейтенанта первого ранга Военно — морского флота. Им оказался сын соседей в совхозе Генрих Адольфович Циммерлизхт, приехавший навестить свою мать из Ленинграда. — Ты видел Отто, сынок нашего соседа заявился. И это после стольких лет. Даже на похоронах отца своего не был, — съязвила фрау Крафт, обращаясь к своему супругу. — Видел я его и разговаривал с ним сегодня у магазина, — ответил ей зоотехник. Жена у Генриха умерла в прошлом году, и сына оставила сиротой. Жаловался на жизнь, что мальчишка без присмотра растёт. Он ведь на военной службе. Сказал. что работа у него хорошая, и деньги лопатой гребёт. Живёт в центре Ленинграда в четырёхкомнатной квартире со веми удобствами. Из разговора, как я понял на нашу Герту намекал. — Да что ты!. Майн гот!, — взвыла фрау Крафт. — Да он в отцы годится нашей девочке. Вот негодай!, — выругалась она по — немецки. Супруги в считаные минуты установили возраст предполагаемого жениха, и даже вычислили день его рождения. Как бы там не было, но ровно через неделю, в доме зоотехника при малом стечении народа отыгралась свадьба, а через пару дней молодые уехали в Ленинград, обустраивть свою совмесную жизнь. В ту пору Генрих Адольфович Циммерлихт работал в каком — то секретном институте, связаным с Военно — морским ведомством. Ему, как ведущему инжинеру к.б., приходилось курироваь заказы Флота, а так — же вести исследовательскую работу, и доводить результаты до заказчика. Присутсвие Генриха на испытаниях новейших видов вооружений Флота, и было причиной его отсутствия на похоронах своего родителя. На телеграмму по месту жительства из Казахстана никто не обратил внимания. Но с другой стороны чиновники из ведомства высоко ценили башкавитого немца, оказывая ему продвижение по службе и поощряли его премиями. Гертруда каталась, как сыр в масле.

Десятилетнему мальчику Вольдемару, — по руски Вове, — новая жена отца стала сестрой и матерью одновремено. Иногда Генрих уезжал в командировки, и его не было неделями. Однако беспокоиться за сына ему теперь не приходилось. Гертруда сама спрвлялась со всеми проблемами в восспитании подростка. Она утром кормила Вовика, и отправляла в школу, а после занятий забирала его из школы, и приводила домой. Всё шло размерено и однообразно, не предвещая никаких серьёзных перемен в их семейной жизни. Капитан от навалившего на него счастья пребывал на седьмом небе, не считаясь с денежными расходами. Тратил на семью и на красавицу жену весь свой оклад, и даже премиальные. Единственное, что он с умом сделал, и не пожалел потом, купил дачу на Чёрном море в местечке Лазаревское, рядом с городом Сочи. Дачу Генрих предусмотрительно оформил на своё имя. Вольдемар рос мальчиком отзывчивым, и послушным, проявляя некоторые наклонности к игре на гитаре. Подрожал Высоцкому, и считал Акуджаву лучшим бартом в России. Однажды в районе Баренцевого моря на испытаниях вооружений Флота взорвался и потонул экспериментальный корабль. Причиной взрыва корабля, как установила следственная комисия послужил сбрасыватель глубинных бомб конструкции капитана — лейтенанта первого ранга Циммерлихта. Что примечательно конструкция была десятилетней давности. Капитана забрали ночью и содержали в Крестах. Гертруда разрывалась на части, бегая по всем инстанциям, пытаясь помочь мужу, но без результата. Отчаявшись она решила поехать в Москву, и записалась там на приём к самому глвному босу Военно — Морского флота Союза, и добилась пересмотра дела. Комисия назначила повторное расследование, и вскоре состоялся суд. Учитывая заслуги, и правительственные награды капитан — лейтенанта второго ранга Циммерлихта Генриха Адольфовича, — признать его частично выновным в аварии судна, и гибели людей. Генриха разжаловали и лишили всех привелегий, назначив ему мизерную пенсию, чтобы не протянул ноги с голода. Вот и вся судебная формулировка. В семействе, некогда преуспевающего конструктора, настали чёрные дни. Гертруда тем временем не теряла присуиствие духа, и подала свои документы, как абитуриентка за заочное отделение Педагогического института. Знание немецкого языка сыграло свою роль, и ровно через два года Герта уже работала преподавателем немецкого языка в средней школе, а потом, когда получила диплом в одном из технических вузов Питера. Вечерами занималась переводами книг и статей, успевая крутиться с домашними делами. Капитан после суда запил, и чуть было не умер с горя, но и здесь немочка показала себя молодцом. Гертруда заперла супруга в спальне на ключ, и держала его там взаперти несколько дней. Выпуская сказала. что разведётся с ним, и уедет вместе с Вовиком в Казахстан. После этой сцены, Генрих боялся даже выйти на улицу. Иногда капитан довольствовался случайными зароботками, но найти себе постояную работу не удавалось никак. Целыми днями в тапочках и халате, он шарахался по квартире, незная, куда себя деть. Полная размолвка между супругами, произошла однажды летом в Лазаревке, куда они приехали всей семьёй на каникулы. Здесь Генрих, неожидано для себя, и для Герты проявил феноменальные способности по окучиванию грядок на своём приусадебном участке. Насажал вдоль забора кусты смородины и малины, а самое примечательное отгрохал себе теплицу необычайной конструкции, в которую никого из соседей не запускал. Гертруда в отличии от него вела активный вид отдыха. Купалась с Вовиком в море или загорала одна на пляже. Как то — то вечером она, выйдя к морю на вечернюю прогулку, вернулась домой, только утром. На шейке у немочки Генрих отчётливо разглядел синяки и царапины, а под правым глазом светился у неё самый обыкновеный фингал. На вопрос супруга, — Где ты была милая?. Гертруда набросилась на него с криком, и ушла к себе в спальню. Назад в Питер капитан катигорически отказался ехать, и настоял на том, чтобы и Вольдемар тоже остался в Лазаревке. Компромис не был ннайден, и немочка, плюнув на всё, уехала одна в Питер. Вовику на тот момент исполнилось восемнадцать лет. Местные девчата при встрече с ним, пожирали его глазами. Ближе к зиме капитан помимо своей занятости в теплице, устроился ещё на работу в санаторий дежурным электриком. Продавал на рынке излишки своей сельхозпродукции. Завёл себе курей и собаку. Стал стареть, и загнулся — бы не имея рядом сына. Обычно в народе говорят, что беда не приходит в дом одна. Так и случилось с отставным капитаном. Причиной навалившейся на него беды стал Вовик, промышляющий мелкими кражами на пляже в Лазаревке. Украл женскую сумочку, в которой, как выяснилось находилась какая — то мелочь Последовала первая судимость, и первый лагерь общего режима. Выйдя на свободу Вольдемар не изменился, а наоборот попал в более сложную ситуацию. Статья предусматривала срок от восьми лет до пятнадцати лет лишения свободы. Капитан в срочном порядке позвонил Гертруде в Питер, и жалобным голосом попросил её приехать и помочь Вовику. Немочка прилетела незамедлительно. При встрече с ней в аэропорту г. Адлера Генрих изложил ей мотивы преступления, которые преподнёс ему следователь прокуратуры. — Оказывается наш сыночек стрелял в человека и ранил его тяжело. Пуля пробила лёгкое и выскочила с другой стороны. Потерпевший армянин по национальности, и долгое время заведовал крупной торговой базой в Лазаревке. Они стреляли оба, но наш шалопай, на удачу, оказался проворнее. Как помочь сыну Герта я не знаю, — сокрушался озадаченный отец. Я нанял адвоката, но мне сказали, что это всего лишь судебная формальность. Обидно, что и взятка здесь не сыграет роль. Армянин очень богатый человек, и способен купить любого в Лазаревке. Умоляю тебя Герта помоги моему сыну, — снова взвыл капитан. уповая на сообразительность немочки, и на пробиной её характер. — Правильно сделал. что позвонил мне, и добавила. — Возьми такси Генрих и поедем на вокзал, чтобы успеть на электричку. В дороге всё и обсудим.

Помочь Вовику скосить срок стоило Гертруде немалых усилий и унижений. Вэяв краткосрочный отпуск в институте, она вынуждена была продлить его телегрммой, ещё на неделю, пока не пробила брешь в прокуратуре, и не нашла общий язык с потепевшим. Рана у торгаша быстро затянулась, и он на восьмой день уже сидел у себя в офисе, и подсчитывал набежавшие барыши. Гертруда к нему поехала одна, и уговорила его изменить первоначальные показания в пользу Вольдемара. Паралельно на армянина надавили криминальные элементы, и Вольдемару на суде вместо пятнадцати, дали семь лет усиленного режима, и отправли на лесоповал в Омскую область. На личные свидания к своему сыну Генрих Адольфович ездил ежегодно, и тщательно готовился к поездке. Обычно он, заранее оповещал Герту на какие дни назначена свиданка, и если она могла прилететь, то стыковалсь они в г. Омске, предворительно забронировав номер в гостиние города. Немочка прилетала с индийским чаем и конфетами из Питера, а капитан со своими копчёнными курочками, и колбасой из Лазаревки. Перед отъездом в лагерь парочка докупала недостоющие продукты в городе. Навьюченные, как два верблюда они тащили всё это Вовику в лагерь, проклиная судьбу и ругаясь по чёрному

Так уж случилось, но однажды приехав на свиданку к Вовику они познакомились в комнатах свиданий лагеря с женщиной очень строгих правил. Как выяснилось при знакомстве она приехала к сыну из монастыря в Суздале. Сыночка этой набожной женщины, как вы уже догадались величали Фомой. За большим столом в общей кухне свиданий сидели семейство капитана, обгладывая копчёных курей, и монахиня с сыном, употребляя в пищу пельмени со сметаной. Глядя на прожорливого Фомина, и на его бегающие зенки, Гертруда от смущения не знала куда себя деть. Начинала говорить за столом глупости, ловя себя на этом, — смеялась, как чёкнутая.. На заразительный смех немочки прибежали солдаты из роты охраны, полагая навеное, что там распивают водку, или хуже того накурились смешной травки. Произвели поверхностный осмотр вещей, и даже заглянули в пустые комнаты, где никого не было. Первая ночь для постояльцев прошла без происшествий. Женщины, уставшие с дороги, рано разбрелись по своим комнатам, и улеглись спать. Следом за Гертрудой ушёл и капитан, клевавший носом у телевизора висевшего в коридоре комнат свиданий, как люстра с потолка. Арестанты до той поры не знавшие друг друга, успели познакоиться поближе, глотая чифир на ночь с конфетами из Питера. Фомину на тот момент, оставалось сидеть всего лишь несколько месяцев, а Циммерлихту младшему, всего лишь несколько лет. Утром мужики отсыпались, а женщины возились на кухне, готовя еду из привезённых с собой продуктов. Ближе к десяти утра все были уже на кухне. — Вовик, дорогой, что тебе приготовить?, — лепетала Гертруда Оттовна. — Ты только скажи. — А тебе Фома нравятся котлеты с рисовым гарниром?, — донимала она их вопросами. Фомин обалдевший от повышеного внимания к себе, такой распрекрасной самочки, произнёс в ответ. — Если чесно признаться мадам, то у меня от вчерашней еды в организме накопилось столько каллорий, что в пору мне сейчас духовная пища. Вечером на кухне Фома, незаметно от матери, что — то успел нашептать немочке на ушко, и даже обнял её пониже талии. Вторая ночь для Фомы, с приходом немочки в пустую комнату свиданий принесла ему, если не досрочное освобождение, то вкус долгожданной свободы во всех её прелестях. На третью ночь, при расставании Герта оставила Фоме свой адрес, и номера телефонов, — домашний и рабочий. За завтраком перед отъездом набожная женщина. не переставая крестилась и причитала, пуще прежнего. Освободившись Фомин вскоре посетил немочку в Питере, и прожил там у неё около месяца. А в следующий раз он гостил в Питере подольше, и помог деньгами Гертруде приватизировать квартиру, когда возникла угроза потерять часть жилплощади. Уезжая Фомин оставил ей приличную сумму денег, чтобы она покрыла все расходы, связанные с поездкой немочки в лагерь к Вовику.

В этот осенний питерский день у Гертруды Оттовны всё валилось из рук. Фомин заранее позвонил ей из Москвы. и оповестил о своём приезде. Сказал ещё, что приедет со своим другом, и что надо будет для такого случая подыскать ему мамзель. Всю субботу немочка потратила на уборку своего шикарного гнёздышка, как никогда вылизывая пыль на старой мебели, и смахивая веником паутину по углам. — Давно мне надо обновить кватриру и купить новую мебель. Но где взять деньги?, спрашивала она себя и сердилась.- Побелить что — ли, но кто этим займётся?. — Майн гот!. Как мне трудно жить одной, — вздыхала она поминутно, и бегала, как заводная по всей квартире, придираясь ко всему, что ей не нравилось в обстановке и попадало на глаза. Несколько раз немочка налетала на стулья, а потом нечайно смахнула вазу с капитанского рояля на пол вдребезги. Расплакалась и выпив валерианки побежала в магазин за продуктами и коньяком. — Майн гот!. Где я возьму Фоме подходящую мамзель для его друга?, — бурчала она себе под нос на улице. — Ну нет. Пускай снимут себе какую — нибудь Машку с Невского. и дело с концом. А интересно, — какой из себя этот дружок Фомина?. Если хорошенький, то мне сегодня вдвойне повезло.

Звонок в дверь. — А вот и она, — Гертруда Оттовна!, — воскликнул Фомин, уведев её обворожительную улыбку. — Мы Герта только что с вокзала. А это мой друг Иван Смирнов, — представил он Пашку. — Вы дорогая, как всегда неотразимы. Вам питерский климат идёт на пользу, — не скупился маэстро на комплементы. При виде такой красивой женщины слова приветствия у Некрасова застряли в горле. С его улыбающихся губ с трудом слетело обычное. — Здравствуйте!. Немочка предстала перед парнями в туфельках с очень высокими каблучками. На ней красовалось модное вечернее платье без изъянов, олбегающее идеально её привлекательные бёдра и тонкую талию. Маэстро был на высоте, расспоряжался всеми, как у сбя дома. — Смирнов скидывай свою обувь, и надень на ноги вот эти тапочки. Надо срочно принять горячий душ, и одеться по — домашнему. Герта принеси чистые полотенца, — командовал он заводя всех своей энергией. Гертруда лётала по всей квартире, успевая строить глазки то Фоме, то Пашке, и выглядела наивной девчонкой, впавшей в полную прострацию.

Через месяц, после приезда ребят в Питер, — жизнерадосный Фомин затосковал, и стал жаловаться Некрасову. — Что — то у нас с тобой Смирнов не клеется работа в Питере. Что за погода здесь паршивая. Каждый день дождь и сырость проклятая. Нам на работу идти, а на улицу выйти невозможно. Фрау наша дрынет до обеда, а нам работать надо. Вот баба нашла себе сладкую жизнь. Вечером сходит в институт на пару часиков, — чесанёт там по — немецки, и назад домой. А мы с тобой Смирнов. как проклятые мокнем под дождём, и украсть ничего не можем.

В это осенний день дождь начался на рассвете, и лил не переставая ни на минуту. — Одевайся Смирнов потеплее, а я кофе пока приготовлю, — сказал маэстро Пашке, направляясь в кухню. Взяв китайские зонтики они выскочили на улицу. и сели на ближайщей остановке в маршрутное такси. Доехав до центра они пересели в экспрес, который довёз их в аэтопорт. Покрутившись в толпе полчасика, и зацепив по покупке, смылись назад в город. — Ты заметил Смирнов. что работать с зонтами намного сподручнее, — заговорил Фомин, освобождаясь от пустых кошельков. — Фортецела, что надо. Зонты помогли нам сегодня. Проходя мимо Марьинского театра друзья увидели возле билетных касс большое скопление людей, и устремились туда, надеясь на лёгкую добычу. Неожиданно Фома вскрикнул, и остановлся. — Стоп машина Смирнов!. Там ментов братуха целая куча. По штанам спалил. Вот страна не имеют легавые деньги, чтобы купить себе нормальные шкары. Дёрнем отсюда, от греха подальше. Они свернули по тротуару на смежную улицу, и на остановке сели в перполненный людьми автобус. Через две остановки маэстро маякнул Некрасову. что означало надо сходить. Покупка оказалась пустяковая. Опустошая кошелёк Фома от злости взвыл, как волчара. — Вот невезуха, хоть завязывай. Ни одной серьёзной покупки. По ходу сегодня дождь. и погода нелётная. Знобит меня, неужели ноги у меня промокли?. — А у тебя Смирнов ноги сухие?, — спросил он напарника. — Да вроде — бы сухие, — ответил ему Павел, прикрываясь зонтом от налетевших порывов ветра и косых капель дождя. — Давай переждём дождь где — нибудь и согреемся, — предложил другу Фома. Они ускорили движенье и перейдя на противоположную сторону улицы, очутились у здания сберкассы под навесом. — Опять меня знобит братуха. Давай войдём во внутрь помещения и сделаем вид, что хотим положить деньги на текущий счёт. Посидим там недолго, согреемся, а потом свалим. Может и дождь пройдёт. Посетителей в помещении сберкассы оказалось мало, лишь несколко человек сидели за письменными столами, и занималсь писаниной. А у одного из окошек кассы стояли мужик в плаще и шляпе и женщина лет тридцати с хозяйственой сумкой в руке. Друзья присели за свободный столик, и тоже приготовились писать. Фомин. как деловой вытащил из кармана свой паспорт, и на чистом банковском бланке нарисовал чёртика с поросячим рылом, не забывая зыркать по сторонам. Маэстро заметил, что мужик в шляпе отошёл от окошка, и направился к выходу, и буквально минут через пять Фомин изменился в лице, и заёрзал на своём стуле. — Ты посмотри Смирнов, невхипиш, что эта тётя вытворяет там у кассы, прямо у нас на глазах. Дама с сумкой в руке принимала через окошко у кассира банковсие пачки сторублёвок, складывая их перед собой на стойке в стопки по десять пачек. Пересчитывала стопки, и рукой, как совковой лопатой смахивала их в хозяйственную сумку. Покончив с этим делом она подписала какие — то бумаги, и неспеша направилась к выходу. — Ты заканчивай писать братуха, — воспрянул духом маэстро. — Пошли. зайдём в другой раз, когда денег будет побольше, а заодно, и лоторею проверим. У выхода Фомин забеспокоился. — Хорошо, если её машина не ждёт. Засёк какой куш она унесла. Главное упасть к ней на хвост. Они увидели, как дамочка перешла на перекрёстке улицу и направилась к автобусной остановке. — Давай на хода браток, иначе потеряем, — сказал Фома и дал на рывок. Друзья галопом устремились за жертвой, и одновремено с ней залезли в автобус. Салон икаруса оказался пустой, не считая нескольких поссажиров, которые сидели спереди, рядом с водителем, куда и присела мадам. — Прокомпосируй билеты Смирнов, — молвил с досадой маэстро, и плюхнулся на заднее сиденье. — Смотри, как она держит свою сумку. Силком не выдернешь. Загрызёт, но не отдаст. Мы всё — таки глянем, куда её черти понесут. Через две остановки мадам Грыцацуева, так мысленно окрестил эту женщину Пашка, сошла у парадного входа в кафе с детским названием «Солнышко.» Подойдя к зданию кафе она открыла рукой дверь и вошла в заведенье. Друзья последовали за ней. В кафе было многолюдно. Найдя свободные места они присели за отдельный столик. Здесь, в основном находились подростки с портфелями, и школьная мелюзга с родителями. Все пили, обжигаясь, горячее какао в прикуску с песочными коржиками. Зал заведения впечатлял своими размерами, и больше походил на летний ресторан с хором для эстрады и танцевальной площадкой. В глубине зала, как раз напротив, столов для посетителей находился пищеблок, откуда валили пары горячего какао, и аромат свежеиспечённых коржиков по двадцать две копейки за штуку. — Смирнов, что с тобой?. Очнись!. Что — то я не могу поймать её глазами, — забепокоился Фомин. Она сидит за столиком напротив кухни с мужиком каким — то, — успокил его Павел. — Базарят о чём — то. Не видишь, что — ли?. Сумка у них на столе стоит. Мужик, сидевший рядом с Грыцацуевой показался Некрасову невзрачным на вид и хмурым, а она улыбаясь что — то говорила ему, помогая себе пальчиками. Неожидано мужик поднялся с места, и подойдя к буфету купил коржики и несколько стаканов какао. Загрузив всё это на поднос он вернулся назад за столик, пытаясь сесть на свой стул. Призошло то, что и следовало ожидать. Хозяйственая сумка с деньгами явно мешала трапезе, и мадам машинально опустила её вниз себе под ноги. — Наверное обняла сумку ногами, и держит её мёртвой хваткой, — подумал Пашка, не сводя глаз с этой завораживающей сцены. Маэстро сидел рядом неподвижно, как мумия, и соображал, но что придумать он не знал. Покончив с коржиками мужик неожиданно привстал и передвинул свой стул, вплотную к своей драгоценной голубке. Прижался к ней одной рукой, и прильнул к её щеке губами. Некрасов весь напружинился, как удав, готовый в любую секунду кинуться на свою жертву. Какие — то магические, колдовские силы подняли Пашку с места, и направили его шаги в сторону пищеблока. Там наш герой остановиля и заговорил с буфетчицей. Заплатив ей за один стакан какао он слегка пригубил напиток, скорчив при этом, на своём лице недовольную гримасу. Подошёл к столу, за которым ворковали влюблённые. — Позвольте!, — произнёс он им, и не дожидаясь ответа, положил свой стакан на краюшек их столика. — Надо выдвинуть к себе свободный стул. и развернуть его, чтобы сесть к ним спиной, — подсказывал себе наш герой, и действовал. — А зонт надо повесить на свой стул, чтобы был под рукой. Усаживаясь на стул Пашка вытащил из кармана носовой платок, и стал вытирать им рукава своей промокшей кожаной куртки. Потом он слегка пригнулся, пытаясь платком восстановить утраченый блеск своих туфлей. Ещё один кадр, и Некрасов нагнувшись в три погибели, увидел под столом сумку, которая ждала своего кульминационного момента. Он незаметно от буфетчицы просунул себе под ноги зонт, а потом и далше к сумке, и зацепив её крючком осторожно подтянул её к себе голубушку. Поднимаясь со своего места, Некрасов понял, что сработал чисто, и понёс себя, зонт и сумку к выходу. Он даже не повернулся назад, а заметил, что Фомин подскочил, и тоже намыливает. Они галопом выскочили на улицу, и шустро поймав машину, исчезли с места происшествия. Поплутав немного по городу, пересели в такси, и поехали домой. Маэстро пребывал в неописуемом восторге. — Ну ты даёшь Смирнов!. Ну ты даёш! ь. Если — бы ты знал, как я переживал и молил бога, чтобы он послал тебе удачу. Молодчик братуха. Дома друзья заперлись в капитанском кабинете, и стали считать филаж. Гертруда Оттовна в это время находилась на кухне, готовя еду. — Здесь целое состоянее. Ну дурачьё нашли место, где облизывать друг друга, — не уставал восторгаться Пашкой Фомин. — Как это у тебя получилось, до сих пор понять не могу!. Всё очень просто Фома, нам дождь помог, — ответил ему Некрасов. — И ещё одна немаловажная вещь, в отличии от нас у наших терпил не было китайских зотиков. На дружный заразительный хохот, прибежала из кухни Герта, и стала ломиться в дверь. — Почему вы закрылись там. Майн гот!. Почему вы смеётесь?. — Фома миленький, откройте мне пожалуйста, — продолжала донимать их учительница, и стучать в дверь. Своим женским любопытством, она того не ведая, подливала масло в огонь, отчего смех моментами переходил в неврастичекую истерию, и чуть было не задушил её любовников.

Поздно вечером все трое смотрели в гостиной телевизор. Некрасов на правах козырного туза, полулежал на диване, пыхтя сигаретой, а у его ног сидела Гертруда Оттовна в домашнем халате, нескромно обнажив свои колени. Маэсто тоже курил, развалившись рядом в кресле. По кабельному каналу крутили американсий боевик с участием Сталоне. — Я видел этот фильм, — произнёс Фома. — Там менты попадают в тюрму, а потом бегут спасаясь. Сталоне играет мента, и друг его тоже ментяра. Если американцы показывают ментов, то это неприменно связано с наркотиками, а если стреляют, то это связано деньгами. У них все фильмы на один манер. — Фома, дай спокойно посмотреть телевизор, — сделала ему замечание учительница. Несколько минут маэсто молчал, думая о чём — то своём, пока не перевёл свой взгляд на пышные волосы Гертруды. Моментами он, чтобы как — то сбить нахлынувшую на него спесь, — протягивал руку и гладил нежно её колено. Немочка смотрела фильм, как заворожённая, иногда наваливаясь на Пашку, переживая сильно за ментов. — Не хулигань Фома, — ещё раз попросила она его не беспокоить её, и от себя добавила. — Неужели на Западе, так жестоко обращаются с заключёнными?. Какой ужас!, — возмутилась Герта.. Фомин с насмешкой посмотрел на неё и молвил. — Попал — бы этот Сталоне в советские тюрмы, так волком — бы завыл. Мало — бы не показалось. — Ах, бедный Вовик!, — вспомнила она вдруг Циммерлихта — младшего. — Письмо прислал из Омска. Вчера получила. Пишет, что находится в сангороде на излечении. К чёрту это кино, и этого Сталоне. Сейчас принесу письмо, и почитам вместе. Куда я его дело дура. Ах, на кухне, кажется оставила. Гертруда заварила ребятам чай, и убедившись, что на столике всё подано для чаепития, села на своё пржнее место рядом с Пашкой, и принялась за чтение письма. Оно было простое, но весьма сложное по содержанию.

Здравствуйте Гертруда Оттовна!.

Мамочка, пишу вам из Г. Омска, где нахожусь на лечении в сангороде. Отправляю письмо со своим человеком, и поэтому пишу открыто, не боясь цензора. Здоровье моё неважное. По прежнему болит желудок, и неважно с печенью. Заведущий отделением пожалел меня, и сказал, что продержит меня ещё три месяца, а после Нового года выпишет. Питание в сангороде сносное, а лечащий врач Машеров посоветовал мне, чтобы я соблюдал диету, и не ел жирное. Вот дурак, откуда в зоновсой баланде жир возмётся. Врачи настаивают на операции, но я почему — то им не верю. Это равносильно тому, что взять нож и самому себя зарезать. Заключённые здесь в сангороде мрут, как мухи. Врачи здесь коновалы и мясники. Надо, чтобы кто — нибудь из близких приехал сюда и похлопотал, чтобы меня перевели в Омскую городскую больницу на операцию. Можете себе представить. что у нас в сангороде практику проходят, во всех отделениях, студенты из Омского мед. инт — та. Поэтому такая повышенная смертность среди заключённых Мы для них являемся подопытными кроликами. Писать отцу я не стал, а обратиться к вам за помощью. Целую вас. как и прежде, Вольдемар. Извините, что написал мало. Знакомый мне мент заканчивает смену, и уходит домой.

После чтения письма у Гертруды на глазах навернулись слёзы, и она расстроеная ушла к себе в спальню. — Вот жизнь проклятая, — начал бушевать Фомин. У него, как я помню семёрка была. Выходит ему через год или полтора на волю, а гляди, как нехорошо получается. Я с ним на усиленом сидел. Парень он нормальный, но не везёт ему в жизни. Знаю все подробности его дела. Герта мне однажды рассказывала, как он стрелял в одного фашиста. Хотел Вовик ему бабки приписать, но не получилось. Срок дали, и по ходу здоровье потерял. Короче Смирнов надо — бы помочь парню, иначе ему кранты. На этот счёт у меня есть свои соображения, а если я скажу что — то неправильно, то ты поправишь меня, и выскажешь своё мнение. Это я относительно денег, которые сам бог нам послал. Необходимо с умом распорядиться суммой, ведь куш огромный. Для начала я предлогаю отправить срочно, нашу немочку с гуманитарной миссией в сангород к Вовику. В риестр расходов включить так — же грев на общак. Деньги пойдут на нужды больных в сангороде. Братва знает, как расорядиться общаковым гревом. Как только Оттовна уедет, сделаем ремонт в квартире, и купим ей новую мебель. Отсюда возникает вопрос, почему и зачем уделять немочке королевское внимание?. В принципе она нам никто, но существует одна новость, которую я унал совсем недавно. Я тебе потом всё разжую насчёт новости. Маэстро встал с кресла, и зашагал по комнате, как это он любил делать. — Необходимо на остальные деньги приобрести доллары, и купить тебе недвижимость. Хату или квартиру, на Чёрном море вез разницы. Герта мне говорила, что там сейчас жилплощадь подешевела, в связи с перстройкой в государстве. Оформишь хату на свою мать на или сестру, а там время покажет. Возразить Фоме, и предложить ему свой вариант Некрасов не мог, и думать об этом не хотел. Дружбу с Фомой он не променял — бы никогда, ни за каке деньги, взяв себе за правило слушать его нравоучения, и поступать так, как он решит, и скажет. Идея с покупкой дома для него нравилась ему, и не нравилась одновременно. Поездку Гертруды в Омск он всей душой одобрял, проявляя тем самым свою солидарность к людям за колючей проволокой. — Послушай Фома, делай, как считаешь нужным, а я в этих житейских вопросах, мало, что смыслю. Скажешь, — Смирнов в огонь, — прыгну не задумываясь. — Как Матросов что — ли, прыгнешь на дзот?, — улыбнулся маэстро. — Должен я или нет советоваться с тобой. — Наверное должен, — призадумался Павел. Следующая неделя у друзей прошла в необычных хлопотах с беготнёй по магазинам. Рабочий день маэстро сократил наполовину, а остальное время они выискивали какие — то мебельные склады, и спекулянтов всякого рода. Относительно доллара, столкнулись с питерским барыгой по кличке «Череп,» который обещал им позвонить, и оказать содействие. — Ты Смирнов немочке пока ничего не говори, — сказал однажды вечером Фома. — Пусть это будет для неё полной неожиданностью. В понедельник они всем табором ходили в поликлинику, делать Оттовне билютень на десять дней. А потом уже без неё, заглянули в местный жек договариваться с мастеровыми, относительно ремонта квартиры. Малярам и слесарям маэстро дал на водку, пообещав им позвонить, когда надо будет приступать к работе.

Фрау Циммерлихт была довольна обстоятельствами нынешнй жизни, как никогда за последние десять лет одиночества. Присутствие в её объятиях таких парней, какими были Фомин и Смирнов, сказывалось теперь на всём. Она стала чаще посещать парикмахерские, и кооперативные магазины, куда раньше и помышляла заходить. Фома почти ежедневно подогревал её деньгами, и даже советовался с ней, что покупать из продуктов, и что готовить. С молодыми самцами под боком, немочка чувсвовала себя раскрепощённой, и помолодевшей лет на десять не меньше. Как педагог немецкого языка она преподавала им уроки секса, по насыщеной программе, и безумно радовалась, пожиная плоды своего творчества. Приготовления к отъезду Гертруды в Омск, проходили вполне успешно. Немало нервов стоило друзьям найти в Питере мелюстиновые, рабочие костюмы для Вовика, и придать им человеческий вид. — Сигареты с фильтром мы уже купили с Иваном, несколько блоков. Винстон называются. А без фильтра купишь в Омске у цыган, — распоряжался Фома. — Возмёшь ему пачек сто, желательно «Приму.» Чай индийский или цейлонский купим здесь в Питере, а грузинский невозможно пить. Барахло собачье. На худой конец можно и краснодарский чай купить, тоже неплохой. Отраву посылать не будем, — шепнул он тихо Пашке. — Не бай бог спалится наша фрау, замучаемся передачки ей таскать. — Герта купишь Вовику домашние тапочки, а я вмонтирую туда под подошву штуку денег. Нужен клей хороший. Да и ещё купишь ему спортивный, шерстяной костюм и простые бриджи, заместо кальсон. На лесоповале зимой холодно. Что ещё, голова кругом идёт, — начинал психовать маэстро. Да сало возмёшь ему пять киллограмов и колбасы пять. Сахар тоже не забудь.- Майн гот!, — вздыхала в отчаяньи немочка. Как я всё это понесу?. — Да запросто, — ответил ей Фома. — Здесь мы тебе поможем уехать, а там в Омске сразу возмёшь такси, и поедешь в гостиницу. Через несколько минут, она снова вопила из своей спальни, в поиске каких — то носовых платков в целофановых кулёчках — Куда я их дела, — ругала себя учительгица. — Вот я дура!. Вчера мне попались на глаза, а сегодня найти их не могу. Фома!, ты не видел случайно носовые платочки?, — донимала она его. — Вот чёкнутая, — смеялся маэстро. — Купи ему другие на барахолке двадцать штук. Очередной переполох заканчивался, чтобы возобновиться снова. Весь вечер, и часть ночи немочка укладывала вещи и продукты в китайские, дорожные сучки. Записывала что — то в записную книжку, бормоча себе под нос, какие — то немецкие слова, и по всякому пустячному поводу просила у ребят совета. Незнающий человек мог — бы подумать, что она впервые попала в подобную ситуацию, и не знает, что можно передать заключённому, а что не положено законом. Фомин терпеливо относился к её причудам и поучал. — Если менты докопаются, что привезла много, то улыбайся им, и дай взятку. Сразу всю дачку не вези в сагород, а как приедешь возьми общее свидание, и согласуй все детали с Вовчиком, относительно передачки, ведь пишет в письме, что у него знакомый мент в зоне. Можно было нам всем вместе поехать, но у нас возникли кое — какие серьёзные дела в Питере. Правду я говорю или нет Сминов?. — Сущая правда, — отвечал ему Павел. Ближе к ночи Гертруда приняла ванную, и сославшись на головную боль, пошла к себе спать. — Ну, я пойду к ней, — подмигнул Фомин Пашке. — Сегодня моя смена.. Пойду греться. Что — то прохладно в этой квартире. Надо — бы добавить батарей, когда ремонт затеем. — Ну, я пошёл. Фома был ещё в гостиной, когда Некрасов вдруг окликнул его и остановил. — Вспомнил я Фома. — Фу ты чёрт!, — опешил маэстро. — Что ты вспомнил?. — Мы совсем забыли про телогрейку для Вовчика. — Вот жизнь!, — выругался маэстро. — Когда сидишь в зоне знешь, что надо заключённому, а выйдешь на волю, как ветром сдунет. Через три дня дачка была полностью готова, и упакована в две огромные китайские сумки. На следущий день купили Оттовне авиабилет, и в путь дорогу.

В аэропорту Пулково г. Питера, после регистрации билета, и сдачи богажа в самолёт, произошла трогательная сцена расставания. Фрау Циммерлихт рыдала навзрыд, как — будто она улетала надолго за полярный круг в экспедицию. Одета она была в норковую приталеную шубку с капишоном, купленную ей, когда — то капитаном. Ноги обула немочка в какие — то заграничные боты на каблучках, смахивающие слегка на унты, которые носят полярные лётчики. Помимо двух сумок, которые уплыли в багаж, Гертруда держала ещё две поклажи, а её личная сумочка висела у неё на животе, как ружьё на ремешке, готовое по необходимости выстрелить отечественой купюрой любого достоинства. Маэстро стоял вплотную к ней, и поучал. — Передашь ему всё, что я тебе сказал, и письмо отдашь. Деньги с поясом держи свсё время при себе, даже когда будешь спать в гостинице. — Будь умницей, — шептал он ей ушко. — Как закончишь все дела, позвонишь, чтобы мы тебя встретили. Нам трудно будет без тебя. Друзья по очереди поцеловали её, и помахали ей в след ручками. — Фу ты!, — помянул чью — то мать Фомин. — Вот баба!. Все они одним миром мазаны. Что им надо для полного счастья?, — жрать в первую очередь, а мужика подавай им на второе. Наша Гертруда умудрилась на второе сразу две порции взять. Ну и аппетит у этой чёртовой куклы, а теперь к Вовику полетела. — Ты что Фома, приревновал немочку, — улыбаясь спросил его Павел. — Да нет Смирнов. Вот будет хохма нам с тобой мужичок некрасовский, если наша учительница взяла да и забеременела от нас. Что — то жаловалась она мне в последнее время на тошноту, и головокружения. Сам видел, как она ночью на кухне умяла всё солёное из холодильника. От этой новости у Некрасова впервые в жизни волосы на голове встали дыбом, и отвисла челюсть.

На второй день, после вылета Герты в Омск, неугомонный Фомин засуетился. — Одевайся Смирнов, и поехали по делам. Портфель с деньгами, который мы затарили, — тащи сюда. Одну упаковку мы уже взяли, и ещё две оставь на всякий случай. А остальной филаж поменяем сегодня на доллары. Стрелка у меня с «Черепом,» на Невском. Он дал мне свой адрес и ждёт нас у себя дома. Друзья оделись, и взяв портфель вышли на улицу ловить такси. Отсутствие Гертруды Оттовны, резко отразилось на их настроении. Они одинаково привязались к ней, и переживали за неё. Весь разговор в такси был посвящён ей. — Что нос повесил Смирнов, — подкалывал Фомин Пашку. — Уроки немецкого языка прекратились?. Улетела наша училка в отпуск. Если чесно признаться. то и мне её порядком не хватает. Ничего братан, пробьёмся. Что поделаешь, если наша жизнь полна перемен и противоречий. Сегодня здесь, а завтра там. Постоянство — это удел старых людей. а нам с тобой Смирнов помимо немецкого, надо ещё выучит английский язык. а так — же болтать на языке племени с отрова Чунга — Чанга. Чёрт побери!. — Наше счастье постояно, жуй кокосы, ешь бананы, — вспомнил Некрасов слова этой детской песенки, которые потом весь день, звучали у него в голове. — Нам шеф, вот здесь свернёшь, — попросил Фомин таксиста. Волга въехала во двор трёхэтажного дома и остановилась. Маэстро выскочил с портфелем, и исчез в подъезде. Не было его приблизительно минут сорок. Водитель волги стал беспокоиться и нервничать. — Понимаешь земляк. Я с ночной смены, и мне в гараж надо. Не могу я здесь, так долго торчать. Ты уж извини меня. но я поеду. Пашке пришлось расплатиться с таксистом, и тот уехал. Через минуту или две появился Фома. — А где машина?, — удивился маэстро. — Уехал таксист, сказал. что в гараж ему надо срочно Я ему и деньги предлогал хорошие, а он нивкакую. Уехал козёл. — Пошли отсюда Смирнов от греха подальше. Через квартал выйдем к реке Неве на проспект, где «Аврора» стоит. Там легче поймать такси и уехать домой. Всё сраслось не переживай Смирнов. Короче сейчас в этом портфеле лежит двенадцать тысяч четыресто баксов. Договаривался я вначале с Черепом по пятнадцать рублей за доллар. У этого барыги родная мать всем заправляет. Она очень деловая, и порядочная старушка. — А вот и Аврора. Полюбуйся Смирнов, — показал пальцем Фома на груду железа торчащую на приколе. — Каждый год красят этот крейсер, чтобы не сгнил. Символ умирающей эпохи социализма. Мимо них строем прошли курсанты Северного флота, чеканя шаг, и гребя руками. Здесь рядом автостоянка такси. Поедем домой отдыхать.

Гертруда Оттовна Циммерлихт страшно не любила летать самолётами, но почему — то ей в жизни, вседа приходилось пользоваться услугами Аэрофлота. Поездом она никогда не путешествовала, и даже не знала, как это бывает порой удобно и безопасно. Правда за исключением сочинских электричек, но согласитесь, — какое это путешествие в электричке. Час, другой, и ты приехал. Раньше, когда немочка вместе с мужем и Вовиком летали в Среднюю Азию к родителям, туда и обратно, то перелёты для неё всегда заканчивались страшным кошмаром. Взять к примеру её последний вояж в Москву по делам капитана, когда перед самой посадкой в Домодедово у неё вдруг закупорило дыхание, и она чуть было не отбросила копыта. Теперь Гертруда сидела, пристёгнутая ремнями в кресле самолёта, вылетевшего в г. Омск. Это был рейс Ленинград — Красноярск, с дозоправкой на аэродроме г. Омска. — Не прозевать — бы свою остановку, — подумала немочка, прислушиваясь к тому, что говорила стюардеса по радиофону. Место ей досталось во втором салоне рядом с туалетом. Вначале это брезгливое обстоятельство не понравилось Гертруде Оттовне, и портило ей настроение. Но когда самолёт набрал высоту, она вдруг почувствовала, что какой — то тошнотворный ком, необычного свойства, подкатил к её горлу. Гертруда на всякий пожарный отстегнула ремни, и вцепилась когтями в кресло. Кто — то из соседей по салону, вызвал на помощь стюардесу. Через десять минут немочка была уже без пальто и шапочки, и даже без сумочки, которую до этого держала в руке, заменив её на гигиенический пакет, имея ещё один в запасе. Бегала в талет, исполняя там неоднократно арию из опереты «Рыгалето.» — Майн гот, — тихо стонала она. — Почему меня, так тошнит?.- Неужели права стюардеса, высказав мне свои предположеня. — Неужели влипла?, — догадывалась она, постепенно мирясь с этой благородной мыслью. Потом окончательно успокоилсь. вооброзив себя матерью, не родившегося пока на свет ребёнка. Учительница не знала от кого из двух её учеников ей привалило такое счастье. Начинала вспоминать дни, и что — то подытоживать пока совсем не запуталась в арифметике. — Как это всё — таки замечательно, что я смогу родить ребёнка, и стать настоящей женщиной. Через некоторое время знакомый голос стюардесы сообщил, что самолёт снизил высоту, и идёт на посадку. — Слава богу, что я на земле!, — облегчённо вздохнула Оттовна, сползая по трапу на заснеженный бетон Омского аэродрома. Милая улыбка, и обоятельность немочки, действовали на мужиков всегда сногшибательно, и способствовали её продвижению вперёд. Кто — то из настоящих мужчин помог Гертруде донести поклажу в здание аэропорта, а кто — то другой получить багаж, и донести его к стоянке такси. — Отвезите меня, пожалуйста, в гостиницу «Омск,» — попросила она любезно водителя. — У меня забронирован там номер. Я впервые в этом городе, и поэтому меня никто не встретил в аэропорту, — почему — то солгала немочка прикидываясь дурочкой. — Вы не поможете мне с багажом в готинице?. Я вам хорошо заплачу. Водила утвердительно кивнул головой. Разглядывая вечерние огни г. Омск, Гертруда подумала о продуктах, которые находились у неё в сумках. — Хорошо, что я перед самым отъездом вытащила из целофана колбасу и сало, и завернула их в простую бумагу, а иначе пришлось — бы их выкинуть. Таксисту она отдала пару червонцев за транспортные услуги, и ещё пятёрку добавила, когда тот затащил её багаж в номер на третьем этаже. — Майн гот!, — прозвучало в след уходящему водиле. Закрыв на ключ входную дверь, немочка не раздеваясь, легла на кровать, и уснула тревожным сном. Проснулась фрау Циммерлихт на второй день, к обеду, вероятнее всего от голода. Привела свою внешность в надлежащий вид, а так — же надела длинную кофту поверх платья, чтобы скрыть пояс с деньгам. Крутанулась несколко раз перед зеркалом, раглядывая себя. Взяла сумочку и спустилась на первый этаж в ресторан. Довольно долго, оценивающим взглядом выбирала себе свободный столик, и найдя его, присела на стул, рассматривая меню. — За мой столик никого не подсаживайте, — попросила она официантку. — Я жду свою подругу с парнем. — сказав это Герта сунула ей в карманчик пять рублей. Та понимающе кивнула головой, и обслужила немочку по пнрвому разряду, притащив ей целый поднос всякой жеванины. Оглядев свой столик, ломящийся от блюд и закусок, Оттовна осталась довольна своим заказом. Поглащая пищу она рассуждала, — Спиртное теперь мне нельзя, а нужно употреблять фрукты и соки. Жрать надо побольше. Покой, и побольше сна, — добавила она к тому, что слышала от женщин. — Мужчины мне теперь до лампочки, хотя интересно знать, как они там без меня поживают?. Расправившись с куриным бульёном она умяла два овощных салата, а потом набросилась на селёдку и бифштекс. Поглотив всё это, Гертруда заказала ещё бифстоган с жареной картошкой, и селёдку, отдельно на тарелочке. Добить последний заказ полностью немочка не смогла. Расплатившись с официанткой, и оставив ей хорошие чаевые, Герта сказала ей уходя, — Спасибо милочка!. Я завтра опять прийду. Проходя мимо буфета она увидела толпу мужиков, стоящих у прилавка, которые глушили там водку на разлив. Поднявшись по ступеням на третий этаж она прошла к себе в номер. По телевизору в этот воскресный день показывли всякую чушь, и устоившись поудобнее на диване Гертруда отдала предпочтение подушке. Глубокой ночью, немочка неожидано проснулась, нащупывая машинально деньги на своём теле. Встала с дивана, и найдя дорожную сумку, где лежали сало и колбаса, оттащила её волоком на балкон. Выключила свет, и снова рубанулась спать.

Сангород в Омске, мало чем отличался от обычных тюрем, которые имелись в наличии по всей територрии Советского государства. По периметру, как всегда высокие стены, окрашенные известью, с калючей наэлектризованой проволкой и стальной паутиной сверху. По углам четыре вышки с вооружёнными часовыми, и прожекторами, нацелеными на запретку. У центральных ворот учреждения Сангорода, находилась пропускная вахта во главе с начальником караула, и содатами из роты охраны. Пройдя с пропуском через вахту, можно было попасть в само учреждение. Начальником всего этого хозяйства на тот период, значился там, — полковник медицинской службы Гофман Лев Александрович. На протяжении многих лет под его началом, здесь работала целая кодла медиков, оснащённые знаниями, оборудованием, и снабжением из цетра, в полном его объёме. Заключённые в Сангороде, размещались в трёх корпусах зданий в два этажа, по отделениям, в зависимости от диагнозов, поставленными врачами. В отличии от основных корпусов зданий больницы, ближе к запретной полосе и заграждениям, имелись ещё вспомогательные хозяйсвенные постройки со всякой ерундой. Между оновными зданиями больницы, и хозяйственными постройками, был выложен всюду асвальт, в виде пешеходных тротуаров, с указателями на пути, торчащими прямо из газонов или прибитые гвоздями на деревьях. По ходу движения по тротуару попадались летние беседки с надписями, «Место для курения,» а возле псииатрического отделения, как — бы закругляя общий интерьер зданий, пустовал прогулочный дворик для дурачков, огороженый наглухо металической сеткой. Маленькое княжество, — в большом Советском государстве.

В этот зимний понедельник фрау Циммерлихт, — утречком пораньше готовилась к свиданию с Волдемаром. Битый час она не вылазила из ванной, колдуя там над своим лицом и причёской, пока не предстала перед зеркалом в полной своей красе и наподражаемости. Свои полярные боты немочка запихнула под кровать, и обула на ноги новые осенние туфли, купленные ей Фомой на барахолке. Внешнем виду Гертруда придавала первостепенное значение, и всегда выглядела элегантной и недосегаемой. Манера говорить свысока с людьми сохранилась у неё, с тех давних пор, когда она жила с мужем вольготно, как у Христа за пазухой. С годами фигурка у немочки приобрела классичерские формы очертания, при виде которой любой мужчина преображался, и приходил в восторг. Можно сказать без преувеличения и прекрас, что портрет фрау Циммерлихт соответствовал её описанию. Она была хороша, и нравилась себе.

Чтобы получить общее свидание с Вовиком, ей надлежало встать в очередь на пропускной вахте. Написать заявление на имя начальника учреждения, и подать его в окошко дежуному офицеру. — Я к сыну приехала на общее свидание, — сказала немочка, как можно вежливо. — Хочу увидеть его, а завтра, если это возможно передать ему продукты. — Как его фамилия?, — спросил дежурный офицер. — Циммерлихт Вольдемар Герихович. Он у вас около месяца находится. Я по письму приехала из Ленинграда, — стала пояснять она. — В каком отделении он лежит?, — снова спросил офицер. — Я не знаю в каком, — сдерживая себя ответила Гертруда. — У него больной желудок, и почки отказывают. Лейтенант протянул руку к телефону, и стал наводить справки. Немочка отодвинулась от окошка, и стала терпеливо ждать. Буквально через несколько минут, прозвучали слова в её адрес. — К сожалению гражданка, мы в данный момент, не можем удовлетворить вашу просьбу. Ваш сын Волдемар Циммерлихт находится сейчас в тяжёлом состоянии, после сложной операции. Вы только не волнуйтесь, — только и успел сказать лейтенант. У бедной мамочки подкосились ножки, и она свалилась в обморок. В помещении, где оформлялись свидания, и принимались передачки, появился врач. Бесчувственную фрау Циммерлихт, хором подняли с пола, и посадили на стул, оказывая ей нашатырное воздействие. Какая — то бабуся из числа посетителей, открыла зубами бутылку лимонада, и напоила Герту. Лимонад сделал своё дело, и немочка очнулась. — Боже мой!. Боже мой!, — подала голос фрау. — Я хочу видеть своего сына. Кто вам разрешил делать операцию без моего согласия?, — набросилась она на врача с нашатыркой. — Мне нужен ваш начальник?. Дежурный офицер, наблюдавший за этой сценой, выглянул в окошко и заявил. — К начальнику гражданка надо запиться на приём. А у нас приёмные дни, только в пятницу. Приходите в пятницу. — Никуда я отсюда не уйду, — ответила ему мамочка, и подумала. — Може припунуть их министерством. Но в эту минуту, как по сценарию на помощь Герте пришла бабуся с лиманадом в руке. — Ах вы ироды проклятые!. Женщина приехала к больному сыну, а вы издеваетесь над ней. У вас матерей нет?. Какое безовразие!, — разошлась старая. Возражать старушке, по поводу иродов врач не стал, а направившись к окошку, что — то сказал офицеру. Таким образом, преодолев барьер Гертруда Оттовна, очутилась перед дверью начальника Сангорода. В приёмной у самого главного ирода, сидела за столом молоденькая секретарша, одетая по моде, с ярко накрашенными губками. — Вам к начальнику?, — спросила она Герту. Он в курсе, и скоро вас примет. Посидите пожалуйста на стуле. Немочка присела, и задумалась, вспоминая слова дежурного офицера. — Приходите в понедельник. Нашёлся мне тоже адмирал. А секретаршу держит млоденькую, наверное до баб охотливый. — Проходите в кабинет, — Лев Александрович ждёт вас.

За огромным письменым столом, в кресле сидел самый главный ирод, — полковник мед. службы Лев Александрович Гофман. Он внимательно посмотрел на Герту, и спросил её. — Какие у вас притензии гражданка. Почему вы устоили скандал на проходной?. Немочка, как пантера напружинилась, и кинулась в атаку, светанув ему колечко с бриллиантом на пальчике, каратов на четыре не меньше. — Мои притензии, вполне обоснованы, — так начала она стелить дорожку к Вовику. Я Мать, и имею право беспокоиться за своего сына. Недавно я получила письмо от него, с настоятельной просьбой приехать к нему. И вот, буквально, позавчера я бросаю кафедру, и лечу из Ленинграда в Омск, а здесь мне говорят ваши врачи, что сыночек мой умирает, после операции. Мой супруг на военной службе, и поэтому не смог прилететь со мной. Он капитан — лейтенант третьего ранга, и плавает на правительском крейсере главным помощником комадира корабля. — Вы говорили о притензиях, — перебил её Лев Александрович. — В чём конкретно они выражаются. Только по порядку, и прошу вас успокойться, — произнёс он с расстановкой, и подумал. — Какая она всё — таки красивая штучка. — Врёт, наверное про мужа, а может говорит правду. Поди разбери. Так вот, — продолжала напирать Оттовна. — Почему я не могу увидеть своего сына, а самое главное, почему вы сделали ему операцию, не согласовав это с родителями. Вы понимаете, всю сложность положения?. Я очень прошу вас, позволить мне увидеть моего мальчика. — Как его Фамилия?, — понизив голос спросил он у Герты. — Циммерлихт Вольдемар Генрихович. Гофман взял в руки телефонную трубку, и прорычал в неё. — Лейтенанта Машерова ко мне, срочно. В кабинет начальника, через несколько минут вошёл уже знакомый Гертруде врач, который не скупился на нашатырный спирт. — Вызывали Лев Александрович?. — Да вызывал!, — снова зарычал Лев. — Почему вы Машеров сделали операцию больному, без официального разрешения его родителей?. Врач вылупил глаза на своего начальника, и стал оправдываться. — Вы — же сами подписали мой рапорт, и дали добро на операцию. — Ах да!, — запамятовал. Ну, и как ваш больной сегодня себя чувствует?. — поинтересовася начальник. — Операция прошла успешно, и сейчас больной Циммерлихт находится под моим контролем на реабилитации. Через неделю больному станет лучше, и он пойдёт на поправку. — Послушайте Машеров, эту гражданку отведите в палату к больному, и пусть она побудет там сколько ей вздумается, а потом я подпишу ей заяление на передачку. Всё, можете идти. Провожая взглядом мамочку, он подумал. — Всё — таки, какая она красивая штучка. Имеет взрослого сына, а так выглядит. Разве сравнишь её с моей Фаечкой. Заставила меня дурака, седушку на унитазе переделать. Всё никак не может уместиться в сартире.

Сопровождающий Гертруду, врач Машеров, увидел во дворе больницы какого — то паренька в зыковской одежде, с красной повязкой на рукаве. — Максенин подойди. Отведёшь эту гражданку, в хирургическое отделение, — приказал он. Там у неё сын лежит на реалибитации. Ей хозяин разрешил, а я подойду попозже. У меня дела неотложные. — Извините, как фамилия вашего сына?, — спрсил врач удалясь. — Циммерлихт, — с трудом выдавила из себя бедная мамочка. При подъёме по лесницам, на второй этаж хирургического отделения, у немочки перехватило дыхание, и учащённо стало биться сердце. Она не видела Вовика, после того, когда приезжала к нему одна без капитана, на те деньги, которые оставил ей Фомин. Реабилиционный центр, в ковычках, находился в конце коридора, на двери которой не было никаких табличек. — Здесь он лежит, после операции, — произнёс Максенин, и открыл перед Гертрудой дверь. В передней комнате стояла, самая обыкновенная тахта, на которой лежал обнажённый человек без сознания, прикрытый небрежно простынью. На кафельном полу и на тахте, и на самом полутрупе, отчётливо просматривались запёкшийся пятна крови, отчего Гертруда Оттовна, пришла в неописуемый ужас. — Это не ваш сын. а кто — то другой. Циммерлихт, наверное, в соседней комнате лежит. Проходите сюда. Набравшись мужества немочка шагнула за Максениным в смежную комнату. — Как — бы не брякнуться в обморок, — подумала она, с трудом владея собой. Смежная комната, в отличии от первой была светлая и просторная. Здесь имелось какое — то мед. оборудование, и даже тумбочка, которая стояла рядом с кроватью, на которой лежал Вольдемар Циммерлихт. Больной лежал на кровати, и казалось не видел ничего. Голова его покоилась на подушке, а остальная часть его тела, была укутана тюремным одеялом, поверх которой присутствовала зыковская телогрейка, не первой свежести. — Вовик, дорогой, — это я твоя Герта. Очнись Вовик!!, — обливаясь слезами, молвила она. — Я получила твоё письмо, и сразу прилетела к тебе. Больной улыбнулся ей, и хотел было привстать. — Я очень рад, что ты приехала. Каким образом ты попала сюда?, — пересиливая боль, спросил он Герту. — Лежи мой дорогой. Тебе нельзя двигаться. Я буду рядом с тобой, и никуда не уеду, пока ты не поправишься мой дорогой. — Майн гот, — вырвалось у немочки. — Маине кляине киндер. — Мне в пятницу сделали операцию, а температура, как была тридцать девять, так и осталась высокая. Чувствую себя очнь плохо, — пожаловался ей Вольдемар. Сопровождающий Максенин, подал Гертруде стул, и она расстегнув на себе шубу, присела к его изголовью. Давно отвыкший от знакомого аромата её волос, и сладкого, как мёд поцелуя Вовчик очумел сразу. Организм больного, ослабший и почти бездыханный вруг ожил, и приятная истома, закружила его волной, начиная от пальцев его ног, до самой макушки черепа. — Придя в себя, он спросил Герту. — У тебя есть с собой сигареты?. — Да, несколько пачек «Винстона.» — Дай ему пачку, — сказал ей Вовчик, показывая глазами на провожатого. — Послушай Макс. Дай нам поговорить по семейному. Ты же всё равно, ничерта не понимаешь по немецки. Покури во дворе, — предложил он шнырю. Получив взятку, Максенин удалился.- Передачку я тебе завтра принесу, — пообещала мамочка. — А при мне сейчас большая сумма денег. Фома велел передать тебе, и письмо есть от него. Всё это спрятано у меня под платьем на поясе. Он сказал, что деньги предназначены для какого — то общака. Я сама не знаю, что к чему, но в письме всё сказано. Если ты хочешь, то я достану пояс, и передам его тебе. — Нет не надо, лучше позови сюда Макса. Не дай бог уйдёт куда — нибудь шнырёк. На удачу Максенин сидел внизу на ступенях здания, и давился дармовым «Вистоном.» — Можно вас на минуту, — обратилась к нему Герта. — Поднимитесь наверх к моему сыну, он хочет вам что — то сказать. Максенин забычковал свою сигарету, и поплёлся с немочкой наверх. — Слушай Макс, что я тебе скажу. Сейчас ты шустро побежишь в невралогическое отделение, и найдёшь там босяка Кольку — Сибиряка. Скажешь ему, что приехала ко мне моя мать, и что она хочет его увидеть, и предать на словах весточку от его знакомых. Понял или нет?. Пусть не медлит, и сразу сюда.- Что туту не понять, — усмехнулся шнырь, и его, как ветром сдуло. Вскоре Максенин и Сибиряк, поднялись на второй этаж хирургического отделения. Перед дверью в палату, прозвучало в адрес шнырю. — Ты это самое Макс, поторчи там внизу на стрёме, если что звякнешь. — Здравствуйте!, — произнёс Сибиряк присутствующим. Не найдя стула, он присел к больному на краюшек его кровати. — Как ты себя чувствуешь?, — спросил он Вовчика. — Температура очень высокая и не падает. Подыхать неохота. — А кто тебя прооперировал?, — поинтересовался Сибиряк. Хирург Машеров. — Ну тогда всё понятно. Он начинающий врач, и ничерта не смыслит в этой профессии. Вам необходимо мадам, Вовчика, вывести в городскую больницу к настоящим врачам. Там и оборудование на самом высоком уровне. Дело сейчас не во мне, — выдавил из себя Вовчик. Мать моя привезла с собой грев на общак. Фома прислал из Питера. Забери филки, пока не спалились. Гертруда приподнялась со стула, и подойдя лицом к стене задрала платье почти до самых ушей. Отстегнула пояс, и поправив на себе платье, она повернулась, и протянула деньги Сибиряку. Тот моментально принял деньги, и спрятал пояс в безрукавку. — Огромное вам мерси мадам за хлопоты, но поверьте не стоило так рисковать. Надо было навести спрвки, и сообщить мне, а я через начальника получил — бы их на блюдечке. Ну да бог с ним с гревом. Разве вы знали, что у нас здесь в Сагороде всё схвачено. Простите меня за некоректность. А вообще, кто такой Фома?. Что — то я не припомню такого. — Да он не в рамках, а простой свердловский карманник. Авторитет его хорошо знает, — прояснил ему Вольдемар. — Простите меня ещё раз за любопытство, мадам, но у меня возник вопрос. Как вы умудрились проникнуть в Сагород?. — А мне Гофман разрешил, — лукаво подмигнула ему немочка и подумала. — Какой он волевой, и решительный человек, а руки длинные и лапы здоровенные, как у горилы. Такой везде пробьётся. Сибиряк хотел уйти, но Вовчик остановил его с разговором о передаче продуктов. Это не ко мне, а к Максу. Он всегда у ворот Сангорода шнуркуется. Я ему скажу, чтобы был в курсе. Внизу увидев Максенина он пробросил ему. — Всё бегаешь шныришка. Лицо у тебя белое, а щёчки румяные. Из всех шнырей в Сангороде ты больше всех мне нравишься, да и стучишь ты меньше. А этого парня, который лежит там в передней на тахте, чтобы сегодня — же перевели в общую палату.

Приблизительно через час в палате, где лежал больной Циммерлихт, появился лейтенант Машеров с медсестрой. Он разрезал ножницами повязку на животе у Вовика, и осмотрев воспалённую рану, сказал медсестре. — Надо почистить надрез у больного. Для этого нам нужен раствор фурацелина, вата, и свежие бинты. Необходимо ещё измерить температуру больному, и назначить ему новые лекарства, которых у нас к сожалению в Сангороде нет. Заменители не эффективны, и поэтому процес выздоравления будет проходть болезнено и медлено. Хирург перевёл свой взгляд на Гертруду, и сказал. — Я випишу вам гражданка рецепт, а вы купите новые лекарства в городе. Завтра, когда принесёте передачку сыну, заодно и лекарства, не забудьте принести, а я распоряжусь на вахте, чтобы приняли. Скоро принесут больному обед, да и вам пора. Мамочке пришлось чмокнуть Вовика на прощанье, и последовать за врачом. — Сыночек!, — не переживай. Я завтра снова прийду в больницу, и принесу тебе передачку. Она шла за белым халатом Машерова, и тихо плакала, стараясь не показать этому мяснику свою слабость, и не дай бог, услышать от него слова утешения в свой адрес. Весь день Гертруда ничего не ела, не считая того кусочка сыра, который она проглотила утром в гостинице. При мысли о еде её тошнило и рвало, как тогда в самолёте. Перед глазами у неё маячила окровавленая тахта, и человек на ней, с босыми, посиневшими от холода ногами.

Приехав из Сангорода в гостиницу, Гертруда сразу — же легла спать. Проснулась она глубокой ночью, от невыносимого голода. Как волчица кинулась на болкон за сумкой с продуктами, и набросилась на сало с чесноком, запивая еду водой из под крана. Утром тщательно почистила зубы в ванной, разглядывая в зеркале свой животик. — Интересно мне знать, когда — же я забеременела?, — спросила она у себя. — Вот прилечу в Питер, и голопом к геникологу, а сегодня я схожу в городскую больницу, хлопотать за Вовика, и давать взятку. Деньги у меня есть, и продукты кстати тоже, так что с голода не помру. А если деньги кончатся, то позвоню Фоме, и он мне вышлет. Надо спасать Вовика, ведь он мне больше, чем родственник, — рассуждала немочка, целиком соглащаясь со своими мыслями. Как мне его жаль глупышку. Майн гот. Ах, как мне его жаль.

В городской больнице города Омска, к одинадцати часам утра, заканчивался обход врачей. Фрау Циммерлихт, опережая очередь, одна из первых сумела проскочить заслон у двери, и ворваться в кабинет к главному хирургу больницы. — Что говорить. С чего начать??, — сооброжала она. — Как изложить ему свои опасения, и просьбу. А самое сложное, как отдать врачу деньги??, — перебирала немочка все варианты, но было уже позно. Ход её мыслей остановил мужской голос. — Я слушаю вас. Вы по какому вопросу. Что у вас болит. Где ваша карточка???. Гертруда Оттовна растерялась, и покраснела от смущения. Набравшись смелости, она подошла к столу, и села напротив него в кресло, сжимая в руке конверт с двумя штуками. — Какой он интересный!, — успела разглядеть она его лицо, и голос какой родной мне и близкий. — Вы понимаете доктор, я в затруднении, — начала говорить Герта, нисколько не строя свою речь. Она изложила ему всё, полагаясь на авось, и на чисто человеческое сострадание. Опираясь на свои чувства и слёзы на глазах, которые способны были растопить любой айсберг в океане. Мужчина оказался джентельменом, и выслушал её с почтительным вниманием. — Успокойтесь пожалуйста, и перестаньте лить слёзы, а то что вы держите в руке, пытаясь мне отдать. При случае отдайте лучше вашему сыну. Неужели вы думаете, что у меня нет денег. Я сделаю всё возможное, чтобы помочь больному. Долг врача, — помогать больному. Сегодня я позвоню, куда следует, а завтра вашего сына доставят сюда. Оставьте мне свои координаты, чтобы я смог позвонить вам. Где вы остановились?. Гертруда без колебания сообщила название гостиницы, и цыфру свого номера на третьем этаже. — А теперь можете идти. У меня приём больных до часу дня, а потом предстоит сложная операция. Гертруда хотела встать, но ножки у бедной мамочки, снова затекли, и отказывали слушаться. — Неужели я засиделась в оригинальной позе, — подумала она. — Чёртовы каблучки, и зачем я их обула дура. Он, наверное, будет смотреть мне в след, и любоваться моей фигурой. Открывая дверь учительница споткнулась, и чуть было не вывалилась в коридор.

Тем временем в Питере вовсю развернулись стоительные работы. по капитальному ремонту, четырёхкомнатной квартиры Фрау Циммерлихт. Целыми днями, там не умолкали производственные шумы, и голоса мастеровых. Работали две бригады, одна слесарей, а вторая маляры — отделочники. Роль глвного управляющего и спонсора строительства, исполнял сам Фомин. — Ребята, — этот кухоный гарнитур надо выбросить на помойку, а спальный и гостинный, я завтра свезу в эрмитаж, и продам коллекционерам. Смотрите какое здесь дерево, — расхваливал он старый комод. — Это — же мочёный орех, только слегка попортился. А зеркало на шифоньере, — это — же венецианское стекло. Потом он подходил к малярам, и предлогал им свой вариант побелки комнат. — Спальные комнаты надо побелить по отдельности в бледные тона. А рабочий кабинет, желательно освежить белой эмульсией. Кухню переделаем основательно. Ребята, может, кто из вас знает хорошего специалиста по дизайну, и не услышав положительного ответа, снова подходил к слесарям. — Не забудьте хлопцы заменить все краны и раковины в хате. Батареи необходимо добавить в каждой комнате и в прихожей тоже. Унитаз с ванной посудиной выбросить к чёрту, и поставить новый арабский, небесного цвета. Некрасов, наблюдавший за ним со стороны, иногда подкалывал его шутками. Ты Фома полы хоть не трогай. Паркет, вроде — бы нормальный. — И это ты называешь хорошим, — не унимался маэстро. — Надо по паркету пройтись шлифмашинкой, а потом наложить лак в два слоя, и он заблестит, как новенький. Капитальный ремонт в квартире фрау Циммерлихт, длился пять дней. Расплатившись с мастеровыми, и продав им по дешовке старую мебель, друзья с облегчением вздохнули. — Вот Гертруда стерва!, — психовал и матерился маэстро. — Собака такая, даже не соизволит позвонить. — Слушай Фома, может менты её хлопнули с гревом, а мы здесь ерундой занимаемся, и ничерта не знаем. — Типунь тебе на язык Смирнов. Как это тебе в голову пришло. Если её связали, то и нас — бы хамутнули. Менты бабам быстро языки развязывают. — Может она с нашими филками загуляла, и уехала кайфовать на Чёрное море?, — драконил его Пашка. — О чём ты говоришь?, — никакой логики я здесь не вижу. Что я Гертруду не знаю?. Вообще — то Смирнов, — женщины непредсказуемые существа, — начинвл вдруг сомневаться маэстро. — Если чесно сказать, бабам веры нет, и не было никогда. Это мы просто привыкли к немочке, и находимся во власти собственных иллюзий. Короче говоря, они всегда умнее мужиков, а при желании способны обвести вокруг пальца, не только нас с тобой, но и дьявола с чёртом впридачу. Такова реальность вещей.

Прохаживаясь по свеже — выбеленым комнатам квартиры, Некрасов остался доволен ремонтом, и новой мебелью. Обстановку для хаты, Фомин выбирал сам, договариваясь, с заведующими отделов в мебельных магазинах, а на складах со спекулянтами. Выбирал модную, и практичную мебель. В этом деле, Некрасову досталась роль простого грузчика. — Ну и Фома, — какой он всё — таки, щепетильный. Выбирал, словно себе. Ну, и характер у этого человека. Всегда целеустремлён, а если что надумал сделать, то его хоть убей, но своего добьётся. Находиться рядом с маэстро, Пашке стало нравиться. Он сильно привязался к нему, полагаясь полностью на его жизненый опыт и порядочность. Порой, оставаясь наедине со своими мыслями, наш герой, сравнивал прошлую жизнь, с днём настоящим, и не находил никакого сравнения. — Прошлой жизни у меня, фактически, и не было вовсе. Прав был бульдозерист Сан — Саныч, говоря мне о счастливой лотореи. Фомин, — это и есть мой козырный выигриш. Судьбе было угодно, сжалиться надо мной, а иначе пропал — бы я в лагерях. Как это важно, иметь в своей жизни, настоящего друга.

Телефонный звонок в Сангород, из городской больницы, явился для Льва Александровича Гофмана, полной неожиданностью. Звонил главный хирург этой больницы, который в разговоре с ним, изложил ему свои беспокойства по поводу заявлния в Министерство здавоохранения, поступившего от некой гражданки Циммерлихт. В заявлении, она жаловалась на ухудшение здоровья свого сына, прооперированного в ведомственном учреждении М. В. Д. города Омска. В жалобе, мать просила о помощи, и переводе больного Циммерлихта Вольдемара Генриховича, в городскую больницу, для обширного обследования, и вполне возможного, повторного хирургического вмешательтва. Обеспокоеный звонком, главный ирод, немедленно вызвал к себе в кабинет, заведующего хирургического отделения майора Гуревича, и прицепом лечащего врача Машерова. Он зарычал на них, и приказал в срочном порядке, подготовить все бумаги для доставки больного в город. — Я сам созвонюсь с горнизонным начальством, а потом позвоню в городскую больницу главному хирургу, — сказал он своим оболтусам. — Любопытно знать майор, как чувствует себя ваш подопечный после операции?, — сдерживая ярость наехал Лев на своего подчинённого Гуревича. — Анализы вроде — бы хорошие, — принял на себя удар Машеров. — Температура пока высокая, но через денёк — другой, думается, больной пойдёт на поправку. — Вам всё черти думается, — идиоты, а отвечать придётся Лёве. Не откладывайте с документацией, и поторопитесь с отправкой.

На второй день, после визита Гертруды Оттовны в Сангород, больного Вольдемара, этапировали в городскую клинику, и поместили в отдельную палату, приставив к двери охрану. Последовали обычные процедуры, связанные с анализом крови, и ренгеновскими снимками. Результаты оказались не утешительные, после чего главный хирург решил позвонить Гертруде в гостиницу, и попросил её приехать в больницу. — Желательно ваше присутствие здесь, чтобы подписать соответствующие буиаги. В больницу немочка примчалась к часу дня, но в палату к Вовику, её не впустили. — А кто вы будете больному?, — спросила её медсестра в приёмной хирургического отделения. — Я мать больного Циммерлихт, которого привезли к вам сегодня утром. Позвоните главному хирургу, если мне не верите. Я хочу пройти к своему сыну, — напирала Герта. — Ну, никак нельзя мамочка, — ответила ей медсестра. В такое время суток, запрещены всякие хождения, а потом там у двери часовой стоит. Он у вас, что преступник опасный?, — допытывалась она. — А паспорт у вас с собой мамочка?. От разговора этой дотошной ведьмы немочке стало плохо, и она опустилась на стул, стоящий у стены. Видя, что посетительница побледнела, медсестра смягчилась и сказала. — Если вам мамочка нужен будет белый халатик, то я его вам отдолжу. У меня есть ещё один запасной. Ждать Гертруде пришлось очень долго. Самое скверное, что она не знала, в каком состоянии, находиться Вовик?. Унесли его или нет в операционную, и как он перенесёт, выпавшие на его долю испытания. — Не успел оклиматься от первой операции, так его снова, приходиться резать, — переживала она, и не могла успокоиться. Злилась, и проклинала всё на свете, особенно Генриха, который сейчас наверное ковырятся у себя в теплице, и ничего не знает. — Да, и был — бы он рядом. Какой с него толк?. Торчал — бы здесь, как огородное пугало. С годами Герта полностью охладела к супругу, и с принебреженим вспоминала его небритое лицо с бородкой, и шершавые, мозолистые ладони от постояной работы в парнике. — Надо сегодня обязательно позвонить Фоме, и сообщить ему, что деньги я передала по назначению, чтобы не беспокоился за меня. Вот я дура, совсем спятила, замоталась, забегала, и совсем забыла позвонить ребятам. Что они сейчас думают обо мне?. — Фома миленький!, — та я начну свои оправдания. — Он такой добрый и такой сомременый, — вздохнула немочка, поминутно косясь на дверь с табличкой Операционная. Там за этой дверью решалась жизнь близкого ей человека. Мимо неё проходили посетители в белых халатах с цветами и увесистыми кульками, а она как придурочная в этой норковой шубке сидела в одиочестве в коридоре, дожидаясь своего часа. — Вы бавно здесь сидите? — вдруг кто — то с вопросом обратился к немочке. Да это был он. Герта признала его голос, и подскочила со стула. — Какой он интересный без халата!, — поймала она себя на мысли, как и в самом начале их знакомства. — Хочу вас успокоить и сказать, что всё прошло успешно, — обрадовал он мамочку. — Повторная операция была необходима, по той причине, что вашему сыну в Сангоророде внесли инфекцию. Я удалил поражённые очаги, а заодно и язву на двенадцатиперстной кишке, которую в Сангороде врачи просто не заметили. — Доктор, а как он себя чувствует?. Он будет жить?, — спросила Герта, и вовремя спохватилась. — Извините за глупый вопрос. Я так переживаю. Не знаю даже, как отблагодарить вас?. Вы такой необычный и замечательный человек. Спасибо вам огромное. Сказав всё это Гертруда Оттовна протянула свою руку для рукопожатия. Её маленькая ладошка очутилась в ладони мужика. От прикосновения с ним, она вдруг почувствовала, как ей стало хорошо и приятно. — Неужели я втюхалась, — грешным делом подумала учительница. — Как это трогательно и романтично. Хирург внимательно посмотрел на мамочку, и на его холодном лице тронулся лёд. Он отпустил её пальчики, и стал прощаться. — Мне домой, — отдыхать, — сказал он. — Всего самого хорошего. Я распорядился, чтобы завтра вас пустили к нему. А бумаги о которых я говорил по телефону, подпишем потом. Гертруда, довольная исходом дня, взяла такси и поехала в гостиницу, чтобы позвонить Фоме в Питер. Дальнейшие события у Гертруды Оттовны в Омске, протекали без экстесов. На второй день, после операции, Вовик смог оторвать голову от подушки, а на четвёртый, самостоятельно присесть на кровати. Мамочка дневала, а порой даже ночевала в больнице. У дверей палаты, где лежал больной Циммерлихт, несли вахту часовые, сменяя друг друга, как курсанты у Кремлёвской стены. Гуманитарная миссия немочки, подходила к завершающей стадии, оставалось только передать Вовчику продукты. Через неделю, больной запросто мог разговаривать, и ходить по палате, а передачу груза, он решил в считанные минуты, избавив тем самым Гертруду от лишних головных болей. — Меня, наверное, в понедельник выпишут. Врач намекал, — сказал он Гертруде. — Обычно, заключённых не держат, так долго в гражданских больницах. Прооперируют, и сразу назад на нары, а тут почему — то такая повышенная забота и внимание. Ты случайно, не знаешь Герта, какая муха его укусила. Так слушай меня внимательно, насчёт дачки. Во вторник, загрузишь всю эте канитель в такси, и приедешь к двум часам дня в Сангород. Такси не отпускай, и не вылазь из неё. Там у центральных ворот, будет тебя поджидать наш Максенин. Проторчит он там, до трёх часов дня. Передашь ему всю дачку, а заодно чертвертак денег. Я в свою очередь, согласую всё с Сибиряком, чтобы он проконтролировал доставку, и сохранность груза. Немочка слушала Вовика, и запоминала всё до мелочей, как сверхсекретный агент, получившая от боса новое задание. — Ой Вовик! — вдруг вскрикнула Гертруда. Чуть не забыла, родненький. Там в сумке, среди вещей лежат, домашние тапочки, где под подошвой спрятаны деньги. Это Фома, для тебя постарался. Вот я дура, чуть не забыла.

Выходные дни, Гертруда посвятила омским барахолкам, закупая продукты, и торгуясь с цыганами по закупке большой партии никотина. В понедельник, за Вовчиком из Сангорода приехал конвой, и его на носилках, солдаты унесли в воронок. Сцену расставания с сыночком, немочка перенесла на редкость мужественно. Во вторник, она из гостиницы вызвала по телефону себе такси, и с помощью водителя, привезла всю дачку в Сангород. Как и было условлено, ровно в два часа дня, Максенин был уже на месте. Он почти на ходу запрыгнул в машину, и скомандовал водителю. — Два квартала прямо, а потом в тупик и тормознёшь. Я скажу тебе, где сворачивать. Через несколько минут, шнырь снова скомандовал, — Стоп машина. Зезжай шеф в открытые ворота. Хозяева сейчас на работе, но у меня есть ключи от хаты. Помоги нам занести сумки в коридор. — Какой базар братан, — донеслось в ответ. — Мне не впервой бедолаг греть приходиться. Покончив с доставкой груза, Гертруда отдала Максенину четвертак, и не дожидаясь его, уехала в гостиницу. Отпуская такси, она заплатила водителю в три раза больше, чем было намотано на счётчике. С лёгким сердцем и приподнятым настроением, фрау Циммерлихт поднялась к себе в номер. — Теперь можно и расслабиться, — сказала она себе. — Майн гот!. В каких только гадюшниках, я не побывала за эти дни, и с кем мне только не пришлось столкнуться. Хорошо, что всё уже позади. Расскажешь кому — нибудь не поверят. Сейчас я схожу в ресторан, и плотно пообедаю, а потом позвоню из гостиницы в агенство Аэрофлота, и закажу себе билет до Питера. Надо позвонить ещё домой Фоме, и сказать, что вылетаю домой. Сидя в ресторане за дисертом, немочка вдруг вспомнила главного хирурга городской больницы. — Может позвонить ему, или не стоит?, — колебалась она, заканчивая с трапезой. — Он наверное ещё на работе, и не ушёл домой?. — Некрасиво, как — то получается. Расплатившись с официанткой Гертруда прошла в вистебуль к телефонному автомату, и позвонила в больницу. Через несколко секунд её соеденили с кабинетом главного хирурга. Разговор с самого начала принял какой — то официальный характер. — Я мать больного Цимерлихт, — представилась она. — Завтра я улетаю к себе домой в Ленинград, и хотелось — бы на прощанье посидеть с вами за ужином. Я заказала столик на двоих в ресторане Омск, и буду ждать вас к восьми часам вечера. — Я всё понял, — послышалось в ответ. — Очень прошу вас. Приходите пожалуйста, — продолжала стелить немочка. — У нас сейчас совещание, и не морочьте мне голову женщина!, — донеслось в оконцовке. — Вот зануда!, — вскипела Гертруда. — Бросил трубку. Неужели так трудно угодить солидной даме, которая явно идёт на сближение. Он наверное больной. Вобще эти медики все чёрствые и бессердечные люди. Хотя о чём я думаю, — упрекнула себя Герта, вспомнив с какой готовностью и великодушием он помог ей, и практически спас Вовика.

Гостиничный кабак Омск, в котором фрау Циммерлихт дожидалась своего избранника, с наступлением вечера слегка преображался. Со стороны кухни, минуя буфет, в зал, как приведения проникали заспанные и опухшшие от алкоголя музыканты. Они невыносимо долго, настраивали свои инструменты, пытаясь изобразить звуки, смахавающие на мелодию. Гертруда сидела за отдельным столиком, то и дело поглядывая на часы, висевшие над буфетом. Ей казалось, что они вобще не тикают, а остановились на без пятнадцати восемь. — Неужели он не придёт?, — переживала немочка. — Сижу здесь одна, как стерва на блюдечке, а его балбеса нет. Целый час потратила в парикмахерской на причёску, а потом платье пришлось утюжить на этаже. На столике у Гертруды Оттовны, стояла неоткупоренная бутылка шампанского, и яблоки в соломеной корзиночке, принесённые ей официанткой. Может вам покушать принести, — спросила она немочку. — У нас сегодня есть хорошая грудинка. — Спасибо!, — ответила ей Герта. — Жду я здесь одного кавалера, а он, как всегда запаздывает. Стрелки на часах перевалили за девять часов вечера, когда Гертруда, следуя голодному зову своей плоти, подозвала к себе официантку, и оторвалась по полной программе. Не обращая никакого внимания на музыку, и скачущих людей в танце, немочка шустро умяла весь свой заказ. Прихватив бутылку шампанского, она направилась платить официантке, которая стояла у буфета. Отдавая ей деньги и чаевые Герта, уходя сказала ей. — Спасоибо вам ещё раз за заботу, и чуткое внимание ко мне. Глубокой ночью, в дверь номера, кто -то сильно постучал. Мирно спавшая, фрау Циммерлихт подскочила от испуга на кровати. Второй стук, более настойчивый разбудил её основательно. — Кто там?. Почему в такое позднее время вы ломитесь ко мне в номер?, — закричала Оттовна, а потом сообразив кинулась открывать дверь. Да это был он, — главный хирург городской больницы. Ромео нарисовался пьяный, но с бутылкой коньяка в руке. Он схватил её свободной рукой, пониже талии, и крепко прижался к ней. Дверь за ними молниеносно закрылась, а через секунду погас и свет в номере.

В Питере, после обильных проливных дождей и ветров дующих со стороны Финского залива выпал ночью первый снег. До рассвета он навалил настоящие сугробы, а днём у всех на глазах, под тёплыми лучами солца, стал таять, превращая тротуары, и улицы города в сплошной кисель. В такие дни нормальные обеспеченые люди редко выходят в город, а чаще предпочитают сидеть дома, не высовывая носа на улицу. Гнёздышко фрау Циммерлихт на Васильевском острове, дожидалось свою хозяйку. Одна из спален, её квартиры была завалена барахлом снизу до верху, где ещё стояла нераспакованая мебель, и два старых кресла, не проданые малярам с аукциона. Остальная жилплощадь квартиры выглядела на высшем уровне. Гордостью Фомина была переделаная заново кухня, и сартир с унитазом, а так -же посудина в ванной комнате небесного цвета. Каждый раз, заходя на кухню маэстро, не мог удержаться от восхищения. — Ты посмотри Смирнов, — какие они шкафчики здесь налепили, а эта электрическая плита, и раковина с посудомойкой. Любая женщина при виде такой красоты ахнет, и захлопает в ладошки. Будет весело чирикать весь день, и вкусно готовить. А этот вытяжной шкаф, — он тоже заграничный Смирнов?. Почему с меня так дорого взяли?, — донимал он напарника. В отсутствии Гертруды, друзья настолько увлеклись благоустройством квартиры, что очень редко выходили в город, гонять по маршруту. А сегодня, как заметил Пашка, маэстро даже и не помышлял выпуливаться на улицу. Опять звонила учительница, и пропела Фоме в ухо. — Купила авиабилет на послезавтра. Рейс Омск — Ленинград. Вылетаю. Целую пупсики, — и бросила трубку. — Вот немочка стерва!, — вскипел маэстро. — Видно загуляла там наша фрау. Вот прилетит домой, — я покажу ей где находятся пупсики. — Ревнует наверное, — строил свои догадки Некрасов. Фомин зря не будет психовать. Чутьё у него обострённое, и дурануть маэстро практически невозможно. Попробуй его дурануть, когда он насквозь видит человека

В обществе Фомина, — жизнь Некрасова, и его мировозрение постепенно притерпели резкие изменения. Раньше он, по другому смотрел на окружающий мир, и иначе представлял себе свою жизнь в будущем. Были какие — то далёкие мечты, как и всякого молодого парня. На первое место он ставил свои отношения с родителями, а на второе техническое образование, и интересную работу. А самое главное в жизни, мечталось Некрасову, — это продолжение рода человеческого. Так приблизительно нарисовывалась ему эта картина. А теперь у него была другая стеза, по которой он прямиком шагал в преступном мире, со своими законами, и социальным вузом, где его неизменным директором был Фомин. Свернуть с этой стезы, значило — бы для Некрасова, снова очутиться на нарах, и гнить в тайге, не видя ничего хорошего. — Это мне ещё повезло, что судьба свела меня с карманником, — прикидывал Пашка. — А попался — бы мне удалой хлопчик с ножичком в руке, то пришлось — бы силой отнимать у прохожих деньги. Слава богу, что Фома научил меня своему ремеслу, правда не совсем филигранно, как любит говорить маэстро, но главное, он доволен мной, и не поправлят, как раньше. Сколко раз он говорил мне, — Мотай на ус Смирнов, пока я с тобой рядом. Вот, предположим, к примеру, — выбросят тебя с парашутом на землю, хоть куда, в любой город на этой планете. С голода не пропадёшь, а всегда сможешь свиснуть кошелёк, а это значит, что не надо будет тебе махать киркой по восемь часов в сутки, и унижаться перед чужим дядей. После таких наставлений Пашке становилось как — то не по себе, но возразить учителю было песполезно, настолько этот человек считал себя убеждённым в своей правоте, и в образе жизни. — Воровать, неужели всю жизнь воровать?, — спрашивал себя часто Некрасов. — Всю жизнь нырять по чужим карманам, как это делает Фома?. Ему нравиться воровать, а я когда лезу, то всегда испытываю неловкость, и стыжусь самого себя. А может наоборот, надо смотреть на этот мир проще, ведь куда не глянешь, — всюду обман и воровство. Был — бы здесь Сан — Саныч со своей трезвой филисофией, то прояснил — бы многое, — вспоминал Пашка бульдозериста. — А у Фомина, как говорила его мать всего лишь одна извилина в голове, как украсть, и никакой философии. А как глаза у Фомы горят, когда он в разговоре затрагивает эту тему, воспламенятся, словно композитор сочиняющий серьёзную музыку. Недаром я его прозвал, — маэстро. — Слышь Смирнов, — послышался голос Фомы из кухни. — Сбегай братишка в магазин что — ли за продуктами, и яйца не забудь купить. Что — то яишницу захотелось, — попросил он друга. Пашка оделся потеплее и направился к выходу.- Послушай Смирнов, — остановил он его у порога. — Что это с тобой сегодня?. Случилось что?. — Да нет Фома. Ничего со мной не случилось. Просто иногда во мне что -то копошится, а что и сам незнаю. Какая — то неудовлетворённость собой. Чаще всего это происходит, когда мы сидим без дела дома, и ждём чего. — то, а что и сами не знаем. — Не что ждём, а ково дожидаемся Смирнов. Послезавтра наша училка прилетает. Может скажешь, что она тебе везразлична, и что ты не хочешь увидеть, как Гертруда увидев всё это ахнет, и начнёт отплясывать нам гопака. Люблю женщинам делать подарки, и видеть их весёлые мордашки. Смогли мы немочке сделать приятное, так сказать уделили ей королевское внимание, — нам считается. Главное, что мы вокруг себя, хоть и воруем, но иногда делаем добро. Живём мы с тобой Смирнов по широкому понятию. В сущьности весь мир собачье дерьмо, а если будешь глубоко копать, и переживать по всякому поводу, то задымит у тебя котелок, мало не покажется. Живи братуха проще, и всё будет нормально. Поверь мне, — старому волку.

Приезд Гертруды надо — бы отметить, — сказал маэстро Пашке за ужином. — Как думаешь Смирнов?. Как раз, и с днём её рождения совпадает. Закажем столик на послезавтра в Астории, или в другом кабаке, и погуляем на славу. Давно я не шиковал по людски. Времена, ведь раньше были другие. Стороной обходили кабаки. Помнится при советском режиме, частые посещения в кабак, заканчивались, как обычно, приводом в уголовку. Менты кричали, — Не по средствам живёшь. Откуда деньги берёшь?. Где работаешь?. Принеси справку о трудоустойстве в тринадцатый кабинет. Потом надают тумаков, и отпустят домой. А теперь менты демократию развели. Им наплевать работаешь ты на производстве или нет всё едино, а если попался с фактом кражи, то будь любезен, гони мани по горячему, иначе пойдёшь по этапу. Деньги выколачивали, и старались всё — таки посадить. У ментов в то время существовал государственный план по отлову карманников. А когда у них план горел, то они специально кошельки подбрасывали воришкам, чтобы на срок крутануть. Смеху было Смирнов, — обхохочешься. А происходило это, как правило, в автобусах Кошелёк такой, с виду пузатый, и торчит он по верхам у какой — нибудь переодетой ментовки. Лежит этот кошелёк в сумке хозяственной, и никого не трогает, а в другом случае торчит наполовину из кармана этой стервы. Кошелёк так и простся, чтоб его украли. Бери дармовой, — не хочу. А если взял, то менты уже на хвосте торчач и пасут, когда ты его откроешь. А там вместо денег, взрывной пакет лежит с краской. Мыть будешь лицо и руки н отмоешь. Кошелёк этот в народе «хлопушкой» — прозвали. Кто клюнул на мякину, тот и попался. Вот черти, — весело жилось. Представь себе Смирнов, — открыл ты кошель, а он бух тебе в лицо краской.

Утром, в день прилёта фрау Циммерлихт, маэстро проснулся первый, и не стал будить напарника. На кухне, следуя своей прывычке, он сварил себе кофе, и задымел в откркрытую Форточку. За окном обновлённой квартиры, фрау Циммерлихт на первом этаже, виден был дворик, без единого дерева в полисаднике. Прямо под окном стояла на приколе чья — то машина, прикрытая старым задубелым брезентом, полы которой раскачивал и трепал северный ветер. В квартире было тепло, а на кухне термометр, висевший рядом на стене, показывал Ташкент. Отчего Фомин сидел на стуле, как азиат, в потрёпаном капитанском халате, и в тапочках на босую ногу. Настроение у него было паршивое. Зимой маэстро всегда чувствовал себя неважно, начиная с малолетки, где ему приходилось мёрзнуть в изоляторе, и даже в жилых помещниях, лёжа под тонким байковым покрывалом. Восспитатели не разрешали иметь тёплые одеяла, и спать одетыми в трико, и не дай бог, поверх себя укрыться ещё телогрейкой. Ночью, когда все спали, Фома умудрялся незаметно проскочить мимо дневального в раздевалку, за чужими телогрейками, которые он затаскивал себе на нару, и утеплялся ими, видя сладкие сны. Утром до подъёма, он просыпался, как штык, без пяти минут щесть, и выкидывал телогрейки к ногам сонного дневального, а сам бегом запрыгивал на свою нару, и притворялся спящим.

Малолетка.

Всё довольно просто

и примитивно на первый взляд.

Осудили тебя подросток

и дали ровно пять.

Небо серое в клетку

и рыдает несчасная мать.

Осудили тебя малолетку

и дали ровно пять.

Серое небо

и в полоску облака.

Дайте малолетке

стакан молока.

* * *

Полуодетых мальчишек выгоняли на мороз, делать физкультуру, с обязательными упражнениями в виде обтирания тела снегом, или — же студёной водой. За всеми движениями малолеток, притаившись где — нибудь в сторонке, наблюдал восспитатель с дубиной в руке, безумно, радуясь нарушителю, чтобы вовремя огреть его по спине. Восспитателям в их ратном труде помогали старосты, а иначе их называли буграми, так называли пацаны здоровых оболтусов из числа заключённых, которые задерживались на малолетке, сверх возвраста. Новеньким, совсем ещё несмышлённым подросткам, восспитатели устраивали в течении полугода своеобразную ломку со вступительными экзаменами на прочность. Учреждения подобного рода, практически уродовали своих питомцев, калеча их детские души, штампуя из них чёрствых, непригодных для будущей жизни молодых людей. Подросток, побывавший на малолетке мало задерживался на свободе, а попадал снова за решотку. Идеология воровских законов на малолетке, преподавалась самой системой заключения, от которой нельзя было уклониться. Любой пацан в коллонии, приблизительно знал, что можно, а что противоречит воровским понятиям. В следствии этой делемы, присходил естественный отсев недостойных, и на поверхность преступного мира, всплывали, так называемые приблатнённые парни, которые большей частью стремились стать ворами в законе. На воровском жаргоне все лица мужского пола, исключая самих законников, — это фраера, которые разделяются на две категории — сук и мужиков. Сука, — он и есть сука. Мужик с воровскими понятиями, это человек без права решающего голоса, но пользующийся уважением у воров. О женщине в воровскои кодексе не сказано ни слова. По все показателям им принадлежит чистая страница. Вор в законе, — это человек с большой буквы. стого соблюдающий все каноны воровской жизни. Он наделён неограниченными полномочиями с правом решающего голоса, и может разбирать конфликтные ситуации, возникающие среди мужиков на своё усмотрение. Но когда ситуация затрагивает интересы самих воров в законе, то заключительное решение выявляется на сходке, в составе трёх авторитетных воров в законе, — не меньше. Осовные понятия воровской масти опираются на чисто человеческие качества, — это прежде всего порядочность, спрведливость, честь и достинство. За серьёзные, а порой мизерные прогрешения вор может лишится своей короны. Опять — таки решение выносится на сходке. Воровской общак, — это святая казна преступного мира, пополняемая преступниками, и контролируемая ворами в законе. Любой фраер, получивший прибыль преступным путём обязан выделить свою долю на общак, по своему усмотрению. Деньги из общака тратятся по необходимости на нужды тюрем и лагерей, а так — же на дела благородные, не в ущерб казначейству. Кодекс воровских законов изначально не был никем составлен, а народился на свет самой системой воровской жизни. Со временем многие законы видоизменились, и приобрели другие толкования, соответствующие современной эпохе и потребностям преступного мира

Фомин после малолетки снова попал за решотку, и отсиживал свой срок в Омсой области на усиленом режиме. Там в зоне он вначале сильно увлёкся воровскими идеями, но вскоре поостыл, и жил скромно на правах простого мужика. Блатные неоднократно хотели окрестить Фому, и принять его в своё братство. Особенно к этому стремился Авторитет, прекрасно знавший его, ещё с малолетки. — По моему разумению, — говорил Фома. — Жить свояком, значит потерять что — то личное, и не принадлежать себе. Постоянно быть у всех на виду, и находиться в центре повышенного внимания. Беспокойная и хлопотлиая жизнь меня не устраивает, — рассуждал он. Лучше жить тихо и спокойно, так я целее буду. Зачем мне нужны звания и какие — то портфели?.

Гертруда Оттовна прилетела из Омска в Питер после полудня. Друзья встретили её в аэропорту Пулково с распростёртыми объятиями, и расцеловали, как следует. Вначале Фомин с прохладцей, а потом с затяжным поцелуем в шейку Некрасов, опьянев сразу от знакомого ему аромата её волос и нежной кожи. Появление немочки прибавило им настроения, и задора в беседе. Болтая, бог весть о чём, они даже не заметили, как очутились в такси. Хором завались на заднее сиденье волги, посадив Гертруду посерёдке, примяв её по бокам раскрасневшую. Пожилой водила такси вылупил на них в зеркале свои посоловевшие глаза, и надавил на педаль газа. Выехав на центрльную магистраль, старикашка неразумно увеличил скорость, и стал обгонять ехавший спереди транспорт. — Папаша немного сбавьте скорость, — попросил его Фома. — Сейчас врежемся в бардюрину, или арестуют нас гаишники. — Не бось сынок. Я ещё пацаном в блокаду гонял полуторки по Ладоге. Почитай полвека за баранкой. Только при въезде, на раздвижной мост, ведущий на Васильевский остров, старик сбросил до разумного обороты, и заговорил о нелёгкой жизни питерского пролетариата, и дороговизне на продукты питания. Потом он, переключился на футбол, надоедая свой болтовнёй до последнего. Пашка несколко раз хотел осадить старика, но с трудом удержался. — Ну и пахан попался, — подумал Некрасов. — Ему фронтовику давно пора на пенсию, а он гляди ещё носится, как чёрт по трассе, пугая ездой своих пассажиров. Доехав, без приключений до места, Фома заплатил таксисту за проезд, и сказал ему на прощанье. — Спасибо Папаша, что довезли, и не погибли. Не дай господь ещё раз с вами свидеться. Некрасов, тем временем забрал с переднего сиденья машины, дорожную сумку Гертруды, и они поспешили к дому. На ступенчатой площадке, перед своей дверью, немочка остановилась и машинально полезла в сумочку за ключом. Найдя его там, Оттовна нацелилась на замок, и только тогда заметила, что дверь, которую она хотела открыть чужая, и выглядит совсем иначе. В полном недоумении, она посмотрела на Фому, стоящего рядом с ней. — Что это со мной?. Майн гот!, — тихо прошептала Герта. — Неужели у меня глюки. Фома родненький, что это со мной?. Вместо прежней, обитой дермантином двери, квартиру фрау Циммерлихт, оберегал полированый шедевр из чистого ореха, с огромным глазком посередине. Боясь, как — бы немочку не хватил удар, Фомин быстро открыл двойные замки на двери, а потом и на металической решотке, необычной конструкции. — Проходите в хату Герта!, — признёс он торжественно. — Мы тут в твоё отсутствие решили сделать небольшой ремонт. Купили тебе новую мебель, а самое главное, добавили отопительные батареи в квартире. Чувствуешь Герта, как сейчас тепло в квартире. Короче мы старались со Смирновым тебе угодить. Фрау Циммерлихт, застряла в прохожей, и не могла сдвинуться с места. Некрасов помог немочке добраться до кресла в гостиной, и дал воды напиться. Глядя на немочку, можно было подумать, что эта женщина потеряла не только дар речи, но и свихнулась разумом. — Может ей нужен психолог?, — грешным делом подумал он. — Мы и кухню переделали, — не унимался Фома. Он демонстративно расхаживал по квартире, пока не добралься до сартира, и ванной комнаты. Фрау Циммерлихт наконец — то оторвалсь от кресла, и словно под гипнозом, прощлась по комнатам. Распыляла благодарности, и возносила ребят до небес, смешивая русскую речь с немецким лексиконом. — Ну и дела!, — вслух произнёс Пашка, и врубил телевизор. Из ванной, отчётливо доносились ему обрывки фраз, и восторженные возгласы фрау Циммерлихт, а потом они пропали совсем. Некрасов прибавил звук в телевизоре, и устроившись на диване, подмял под свою голову подушку. Впервые за всё время проведённое с Фомой, ему стало не по себе. Нет, — это была не ревность, и не пальма первенства, а чувство неудовлетворённости собой, которую он презирал всей душой. Пашка прекрасно понимал, что раздваивается попалам, что его сугубо личный эгоизм, брал верх над всеми остальными чувствами. Впервые он по настоящему презирал себя.

Приезд и день рождение Гертруды Оттовны, друзья решили отпразновать в одном из пристижных ресторанов Питера. Это событие совпадало ещё с ноябрскими празниками, так что всем троим пришлось изрядно потрудиться над своей внешностью. Чтобы выглядеть подобающим образом купили немочке, через знакомую ей спекулянтку, вечернее платье, а себе приобрели на барахолке импортные костюмы. В отличии от Некрасова, который имел уже солидную коллекцию галстуков, маэстро так и не нацепил себе на шею, этот предмет мужского туалета, а носил его в кармане своей куртки. Гертруда никак не могла налюбоваться своими кавалерами, и сияла от радости, смахивая на голивудскую звезду. После скудного обеда, она съездила в парикмахерскую, а потом до самого вечера, боялась лишний раз шевельнуть головой, дабы не повредить причёску. Даже вечером, когда они садились в такси, Герта предусмотрительно села на переднее сиденье, рядом с водителем. Вся эта возня с посещением кабака, выглядела вполне торжественно и красочно. — Нам нужно было вместо такси заказать тройку с бубенцами, — пошутил по этому поводу маэстро.

Столик на троих, был заранее заказан Фомой, в общем зале ресторации, и поджидал их у большого генеральского окна, с белыми, как питерские ночи занавесками. Не успели посетители присесть, как к ним подлетела молоденькая официантка, и улыбаясь произнесла, — Добрый вечер!. Что желают господа!. Фомин элегантно прикинутый, с недокуреным бычком в зубах бросил ей небрежно. — Для начала голубушка принесите нам из напитков бутылку шампанского, а заодно и коньяк, желательно французский. А из закусок, и что пожрать, наша дама в этом знает толк. Фрау Циммерлихт пробежала глазами многочисленные сточки блюд. и полагаясь на свой вкус, и давнишний опыт, быстро выбрала всё то, что знала, и когда — то заказывала с капитаном в ресторанах. Пропку от шампанского, маэстро нацелил на занавески. Произошёл, едва уловимый, для постороних ушей хлопок, и полилось веселье. Мужчины, каждый по отдельности произнесли тосты в честь именинницы, с пожеланиями здоровья, и счастливой жизни. После шампанского откупорили литровую бутылку Наполеона, и придавили холодные закуски. Некрасов с непривычки сидел за столом скованый, и постоянно зыркал на полупустой зал. Фома наоборот выглядел лордом, успевая одновременно пить и жевать, подмигивать и ухаживать за немочкой, говорить тосты, и веселить компанию. Через часок настроение у нашей троицы, заметно пожло в гору. Гертруда смеялась, и слегка несла чепуху. Пашка, глядя на посетителей в зале, которых стало намного больше, заметил, что их столик оказался в цетре всеобщего внимания, особенно, когда заиграл оркестр, и начались танцульки. Вскоре принесли фирменные блюда. На столе появилась телятина по испански, с острыми приправами и зеленью, и океанские деликатесы в салатницах. Фомин, как заправской тамада произносил тосты, большей частью, адресованные Гертруде, изумляя всех красноречивыми высказываниями. Тем временем на помосте эстрады появилась певица. Она была в блестящем декольтированном платье, с ярко накрашенными губками в бантик, которые сходу затянули «Мурочку». После блатной песни про коварную любовь, послышались хиты семидесятых годов, которые заказывали люди, сидевшие в глубине зала за банкетныи столом. Они громче всех гремели тарелками, и каждый раз чевствуя своего юбеляра, пили водку фужерами, а запивали из рюмочек. Лысый, тучный юбеляр, из новоиспечённых буржуинов, сидел за столом, как боров в директорском кресле, и опрокидывая водку себе в рот, занюхивал её рукавом. Следом за телятиной, и щупалец осьминога, немочка захотела танцевать. — Дамы приглашают кавалеров!, — сказала она вставая, и утащила Фому на аргентинское танго. Этой чести удостоился и Некрасов. Неожиданно к их столу подплыл молоденький офицер военно — морского флота, и любезно обрашаясь к Фоме попросил его. — Позвольте пригласить вашу даму на вальс. Я заказал песню, и она сейчас прозвучит. Я из Севастополя, — произнёс лейтенант по — свойски. — Если дама согласна, то я не против, — буркнул себе под нос Фомин. И на самом деле заиграл оркестр, и декольтированная певунья запела бархатным голоском. — Севастопольский вальс, помнят все моряки… Фрау Циммерлихт с необычайной лёгкостью, словно чайка оторвалась от стула, и улетела с моряком, выкруживать какие — то там золотые деньки. После вальса Гертруда подняла свою рюмочку, и попросила у ребят минуту внимания. — Дорогие мои!. Я столько лет не посещала рестораны, и даже не помню, когда в последний раз мне приходилось отмечать своё день рождения. Нет слов выразить вам свою благодарность. Мне просто сказочно повезло с вами. Я одинаково вас люблю, и чувства мои искренние. Моя женская интуиция подсказывает мне, что это прощальный вечер. Давайте выпьем, — предложила она кавалерам. — Что это с тобой Герта?, — спросил её Фома. — Что ты хоронишь нас раньше времени. Что — то мы не поймём, дорогая куда ты клонишь?. Успокойся, и объясни толком. — наезжал маэстро. — Не перебивай меня Фома, и дай сказать вам самое главное. Я беременная!, — вот что самое главное, мои хорошие. Учительница внимательно посмотрела на Смирнова, а потом перевела свой взгяд на обалдешего Фому, сумев одним выстрелом, уложить сразу двух зайцев. — Всё нормально, — очухался от шока Смирнов. — Мы с Фомой давно догадывались, но были ещё какие — то сомнения. Я лично очень рад за тебя Герта. Не знаю, что по этому поводу думает Фома. Мэстро поднял свою рюмку, и торжественно произнёс. — С днём рождения тебя Герта, и спасибо тебе за эту новость. Поэтому мы затеяли ремонт в квартире, и купили тебе новую обстановку. Последовала пауза, после которой все трое громко засмеялись.

Ближе к полуночи, музыканты устав от хитов и цыганских напевов, переключились на буржуйский лад. Вместо певуньи на сцену выпорхнули, как стая голубей, полуобнажённые девицы, и в такт кабачной музыки задрыгали ножками. При виде перьев страуса и обнажения женских прелестей, публика кабака пришла в неописуемый восторг, и ликование. — Майн гот!, — восхитилась немочка. — Да это настоящее варьете. Такого я ещё никогда не видела. Некрасову от выпитого коньяка, и дури в башке, весь окружающий его мир казался ему красочным и дружелюбным. На душе у него было тепло и приятно. Витая мыслями, где — то в неземном пространстве он так и не услышал слова, сказаные Гертрудой его другу, а только заметил, как немочка взяла сумочку, и поднялась со стула. — Слышь Смирнов, — очнись!. Наша именинница в сартир хочет. Пойдём и мы что- ли, за компанию, — предложил ему Фома, заплетаясь на полуслове. Пройдя мимо гардеробной, и свернув направо к туалетам, они раделились по половым признакам. Мадам нырнула в женское отделение, а кавалеры в мужской сартир. Не успели друзья открыть дверь нужника, как Фому стало тошнить, и рвать. Найдя свободный унитаз, маэстро опорожнил свой желудок. — Ты уж извини меня Смирнов. Я кажется перепил сегодня, или тому виной эти окенские чудовища, которые я сожрал на тарелочке. Такого пьяного Фому, Некрасов ещё не видел никогда. Потом маэстро старательно мыл руки, и причёсывался, глядя на себя в зеркало. — Пошли отсюда Смирнов. Прёт здесь хлоркой невыносимо. Велико было их удивление, когда они увидели немочку у стойки гардеробной в обществе трёх мужиков. Двое из которых надламывали ей руки, пытаясь протолкнуть её к выходу из ресторана, а третий верзила стоял рядом, и разговаривал с гардеробщиком. При виде такой сцены у Фомина, что — то щёлкнуло в черепной коробке, и в момент замкнуло. Глаза его, и без того огненные от конька налились кровью, как у бешенного быка. Маэсто сорвался с места и дал на рывок, нацелив свой кулак на обидчиков. При ударе кулака о чей — то затылок Фома потерял равновесие, и в след за падающим противником тоже очутился на полу. Лёжа на спине он увидел, как Пашка коронным аберкотом в глаз уложил одного, а потом ногой в пах, утихомирил второго. Это была на редкость, молниеносная атака. Третий мужик, как выяснилось потом, работал в ресторане вышибалой, не успел ни предотвратить, ни разнять драку. Фрау Циммерлихт, от пережитого стреса находилась в предобморочном состоянии. Всё внимание, теперь было сосредоточено на женщине. Немочку усадили на стул, принесённый верзилой из гардеробной, и дали выпить каких — то капель. Верзила стоял подле неё, и жалобным голосом оправдывался. — Мадам я думал. что эти люди ваши знакомые, и не отреагировал должным образом. Это недоразумение. Я всё улажу, — твердил здоровяк. На шум и крики, из недр зала прибежал заведущий ресторана, и официантка с калькулятором в руке. — Надо вызвать оперативную группу. Где хулиганы?, — орал хозяин. Вперёд выступил гардеробщик. — Они пришли в себя, забрали одежду, и ушли. — Как ушли?. Надо вызвать милицию!. — Ты лучше вызови нам такси, — перебил его Фома. — Официантка, — счёт нам пожалуйста. Погуляли и ладно. Пора и честь знать.

Вторая часть.

Пассажирский авиалайнер Ту — 134, вылетевший из Ленинграда, после довольно длительного полёта, неожиданно, пошёл на снижение, и удачно приземлился в Сочинском аэропорту г. Адлера. Среди пассажиров, спускающихся по трапу к микроавтобусам были и наши герои, ничем особенно не привлекающие к себе внимания. Решив в самый последний момент лететь самолётом, Фомин в квартире у Фрау Циммелихт, битый час вдалбливал Некрасову своебразную инструкцию, — с учётом всех мер предосторожности, которую необходимо было соблюдать ему, во время полёта в самолёте, и дальше, после приземления на аэродроме. Поэтому билеты на рейс Ленинград — Сочи, покупались каждому в отдельности, чтобы в салоне самолёта они сидели порознь. При регистрации билетов, чемодан и дорожную сумку, Фомин сдал в багаж, а Некрасову, по его настоятельной просьбе, достался кейс, набитый до пупа долларами. Советские купюры они распределили поровну, засунув их во внутренние карманы курток. Уезжая друзья оставили Гертруде на первое время деньги, пообещав звонить, и не терять координаты. Спускаясь, теперь по трапу из самолёта к микроавтобусу, Пашка до мельчайщих подробностей помнил все наставления учителя, и исправно воплощал их в жизнь. — Запомни Смирнов, самое первое, — поучал его Фома накануне вылета. — В Сочинском аэропорту самолёты встречают не только менты из уголовки, а ещё и тихарики из сыскного отдела К. Г. Б., стоящие где — нибудь в сторонке, прикинутые, как правило, в обычную гражданскую одежду, или в грязную униформу простых рабочих аэропорта. Выбрав наблюдательную позицию они будут сортировать глазами прилетевших пассажиров, выявляя в толпе тех, кто привлечёт к себе их внимание. Глаза у них намётанные, и не зная тонкостей их работы, трудно проскочить, и быть незамеченным. Поэтому, когда выпулишься из самолёта, то постарайся примкнуть к какой — нибудь группе пассажиров, и следуй вместе с ними до самого конца. При выходе из микроавтобуса, пропусти вперёд себя человек двадцать, а потом можешь и сам сойти. Главное, чтобы ты по ходу движения находился всегда в центре толпы, а не с краю. Объясняю почему?. Человеческий глаз не способен, в гуще толпы воспроизвести чёткое изображение твоего лица, но когда ты с краю, сфоткать тебя не составит труда. Находясь в невыгодной позиции, ты сам того не замечая, можешь обратить на себя их внимание. Причиной запала может стать, твоя неуверенная походка, или растеряный взгляд, или даже простое прикуривание сигареты. Ментов в таком большом курортном городе, как Сочи, чаще всего присылают из мура, имеющих опыт в работе, и полслужной список. Меня в толпе не ищи, а напрвляйся вместе со всеми к выходу в город, к стоянкам такси и автобусов. Долго там не крутись, а как поймёшь, что за тобой не следят, то можешь зайти в здание аэровокзала, и дожидаться меня возле справочного бюро. Стого соблюдая все меры предосторожности, Некрасов без помех, проскочил предполагаемые ментовские заслоны, и убедившись, что за ним не ведётся наблюдение, вошёл в зал ожидания Аэровокзала, и найдя там спрвочное, стал дожидаться маэстро. Приблизительно через полчаса, со стороны бокового входа в зал, показался Фома с багажом, целый и навредимый, с сияющей улыбкой на лице. Он не стал подходить к другу, а только маякул ему, что значило, пора сваливать. Таксистов и частников, желающих охмырить, не по сезону случайных пассажиров, на автостоянке было хоть пруд пруди. — Вам куда молодые люди?, — поинтересовался один из них, предлгая свои услуги. — Нам нужно в Лазаревское попасть, — ответил ему Фомин. — Полтиник. И поверьте мне, что цена самая низкая. Просто машина сочинская, и мне всё равно ехать в ту сторону. — Добро!, — согласился маэстро. Не будем торговаться. Надо только закинуть вещи в багажник, и поедем. Водила помог Некрасову уложить вещи в багажник, и даже приоткрыл заднюю дверь, чтобы пассажирам было удобнее садиться в машину. Через несколько минут волга свернула на центральную магистраль, и включилась в скоростное движение. Вперёд на встречу жемчужине Чёрного моря, — к блистательному курортному городу Сочи. Водитель такси, молодой и восспитаный парень, включил для показухи таксометр, а заодно врубил магнитофон, убрав до разумного звук. После первой прозвучавшей мелодии, Фома прислонился к двери и задремал. — Намаялся бедолага, — посочувтвовал другу Некрасов. — Чёрт его попутал лететь самолётом. Поди разбери, почему он так решил, ведь сам раньше говорил, что на кабаки, гостиницы и самолёты у него запрет. Единственный раз посетили кабак, так сразу напоролись на приключение. Вот и сегодня, весь день в небывалом напряжении. Вместо того, чтобы кайфовать и наслаждаться этими красотами, приходиься их не замечать. Неужели, нельзя было ехать поедом?. Неужели всю жизнь сплошные приключения?.

В Лазаревское приехали вечером, когда уже начало смеркаться. Таксисту, пришлось немного поплутать по городку, в поиске дома по ул Чернышевского, с номером 245, в котором должен был проживать, отставной капитан со странной не русской фамилией Циммерлихт. Фомин, сам расплатился за проезд, и вытащив вещи из багажника, пожелав водителю доброй дороги. Из слов Гертруды Оттовны, дом капитана, представлялся друзьям жалким пристанищем отшельника, или по крайней мере дачным строением, не более. Каково было их удивление, когда они увидели перед собой великолепный двухэтажный особняк, исполненный в классическом стиле немецкого модерна. Домино, утопающий в кронах тропических деревьев, и цытрусовых кустарников. — Ну, — капитан!, — невольно вырвалось у Фомы. — Гляди Смирнов, что он здесь нагородил. Оболдеть можно. Давай надави на звонок. У меня руки заняты. Пашка подошёл к железным воротам, и несколько раз надавил на кнопку. Минута в ожидании, и гробовая тишина. — Может его нет дома, или ковырятся у себя в теплице?, — высказал свои догадки маэстро. — Позвони ещё разок. Где его черти носят?. Может у соседей спросить?. Не торчать — же нам здесь, как два тополя на плющине, — стал психовать маэстро. — Слышь Фома, нас кажется пасут из соседнего дома. Старуха там выглядывает всё время из калитки. Схожу — ка я, и наведу у неё справки. Но в это время послышались неторопливые шаги во дворе. Ворота распахнулись настежь, и следом голос самого капитана. — Вам кого молодые люди?. Ах, да это — же Фома! Мне вчера звонила Гертруда, и сказала, чтобы я встретил вас в Лазаревке. Я очень рад, что вы приехали ко мне. Что — же мы стоим. Собака у меня на привязи. Проходите в дом молодые люди. Во дворе было темновато, и разглядеть немца Некрасов смог лишь на кухне, куда он пригласил друзей на ужин. — Вы уж извините меня старика, что встречаю я вас на кухне, просто мне, как холостяку, приходиться чаще бывать здесь, где всё под рукой. Готовлю себе еду или похлёбку собаке, а иногда отдыхаю, вот на этом диване. Ну об этом потом, а сейчас Фома, представьте мне своего друга. — С превеликим удовольствием. Прошу любить и жаловать, — подыграл ему маэстро. — Это мой друг и компаньён по малому бизнесу, — Иван Смирнов. Капитан попросил гостей присесть к столу, и засуетился. — Генрих Адольфович, — окликнул капитана Фома. — У меня к вам маленькая просьба житейского характера. — Мы хотели — бы внести некоторые корективы в наши отношения, — продолжал маэстро. — Хотелось — бы увидеть в вашем лице человека, способного общаться с нами запрсто, без всяких там фамилиярностей, и прочих интелегнтных штучек. Мы со Смирновым по возврасту. можно сказать, годимся вам в сыновья, а по восспитанию мало, чем отличаемся от Волдемара. Поэтому мы очень вас просим упростить наши отношения, и перейти сразу на Ты. Вы не против?. — Прекрасная мысль, — воскликнул озадаченый хозяин. — Если — бы знал ребята, как я признателен вам за Вовика. Мне Гертруда Оттовна всё рассказала по телефону, и про Омск, и про операцию. Не знаю, смогу — ли я, когда — нибудь отблагодарить вас. Вы настоящие друзья моего единственного сына. Как говорит Гертруда вы спасли его от неминуемой гибели. Капитан от нахлынуших на него отцовских чувств, прослезился и умолк, вытирая глаза, какой — то замусоленой тряпкой. — Что мы всё время о грусном, — спохзватился хозяин дома. — Иван, садись ближе к столу, а ты Фома помоги мне нарезать хлеб. Сейчас пировать будем. Я ждал вас, и поэтому с горячими блюдами у меня, через пять минут, всё будет готово. Капитан включил газовую духовку, и побежал в погреб за соленями. — Ну ты Фома даёшь. Не успел переступить порог его дома, как осадил старого. — Что я разве не прав, — возмутился маэстро. — Отрастил себе козью бороду, осталось ему ещё манокль нацепить, и вылитый группенфюрер, благородных кровей. А сынок его там в неволе помирает. Спрашивается, кому он такую хату отгрохал. Зачем он живёт на этом свете. Он и Вовчика специально не выписал из Питера, чтобы немочке квартира не досталась. Она мне всё рассказала, какой он человек на самом деле. Разговор о семействе Циммерлихт, был прерван приходом капитана, который принёс из погреба полную чашку солёных помидоров, и несколько палок натуральной, немецкой колбасы. Из духовки на стол выпорхнули подогретые копчёные курочки, заполонившие ароматом всю кухню. — А это цацибели, — пояснил старый, откупоривая бутылку кетчупа. — Соседка подсказала мне рецепт, правда он горьковат, но с курятиной прекрасное сочетание. Что будем пить?, — спросил он ребят, и не дожидаясь ответа пристроил на столе бутылку столичной водки, коньяк краснодарский, и графинчик с какой — то прозрачной жидкостью. — Нам всё равно, что пить дядя Гери, — освоившись, вмешался в разговор Некрасов. Разлив столичную по стаканам, капитан пожелал ребятам крепкого здоровья, и залпом по — русски, осушил свой стакан. После первого стакана компаньёны по малому бизнесу, как голодные соколы набросились на бедных курочек, от которых скоро на столе, остались только обглоданные косточки. — Попробуем теперь моей водочки, — сказал хозяин дома, разливая по стаканам прозрачную жидкость из графинчика. — Изготовляют эту водку здесь из виноградного жмыха, но сам процес перегонки я усовершенствовал до идельной формулы, получая напиток высочайщего качества. Здесь у нас на Кавказе этот самогон все называют чачей. Пьётся она легко и приятно, а самое главное утром никаких осложнений. Рекомендую выпить по стаканчику за сына моего Вольдемара, чтобы поскорее поправился он, и встал на ноги. — Прекрасные слова. Грех не выпить, — произнёс маэстро, расставаясь с надкушенным помидором. — За Вольдемара!, — дружно подхватил Фома. — За тех, кто в море. За Вовчика!, — присоеденился к сказанному Некрасов, принюхиваясь к копчённой колбасе. Основательно распробовав её Пашка, с присущей ему простодушностью воскликнул, — Дядя Генри это не колбаса, а настоящее чудо. В жизни никогда не ел, что — то подобное. Фома отведай кусочек. После такой восторженой похвалы, немец зардел от удовольствия, и улыбка с его бородатого лица не сходила весь вечер. После затяжного ужина, осушив графинчик с чачей, ребята перешли в салон, к телевизору, и упали в кресла. — Сейчас я принесу вам цитрусы из погреба, — пообещал капитан, и снова исчез с кульком в руке. — Хорошо, что мы не пили водку, — сказал Фомин. — Чувствую, что бухой, а мозги светлые, как у младенца. Весь мир в розовых красках. Слышь Смирнов, неплохой нам попался дядюшка, ведь выходит через нашу немочку, у нас с этим гансом родственная связь. Вот судьба отчекрыжила, и свела нас всех в одну кучу. Слова Фомина не дошли до ушей Некрасова. Он был изрядно пьян, и мало, что соображал, глядя поверх телевизора, на лесницу, ведущую на второй этаж. На этот раз капитан не заставил себя долго ждать, и притащил из погреба полный целофановый кулёк с апельсинами. — Угощайтесь ребята, а сейчас я принесу вам чистые тарелки и ножи, чтобы было удобнее их чистить. Апельсины из всех цытрусовых, самые полезные для здоровья человек. Здесь в кульке два сорта, те что покрупнее, — это гибриды, и называются они Вашингтон, а которые поменьше самые настоящие апельсины. В этом году урожай был отменный. Здесь в Лазаревке многие жители собирют цитрусы раньше времени, потому что боятся воришек, а я предусмотрительно завёл собаку. Днём я Черчиля держу на привязи, а на ночь глядя, выпускаю во двор. Черчиль это немецкая овчарка, и зря не лает. Завтра пятница, и я вернусь домой к трём часам дня. На работе я поговорю с коллегами, насчёт покупки для вас дома. Капитан не в меру разошёлся с информацией, но друзья любезности ради, слушали старика не встревая в его разговор. — Хотелось — бы знать, что вы конкретно желаете купить, и в приделах какой стоимости?. Может вам купить участок земли, или домик дачного типа?. Ведь по сути говоря, — капитальный дом в Лазаревке стоит больших денег. На мой взгляд, целесообразнее приобрести голый учасок земли, и строить самому, как душе будет угодно. Имея деньги, строительство дома не затянется на долгие годы. В этих делах, у нас в Лазаревке, преуспели армяне. Какие они себе дворцы понастроили, и откуда у людей такие средства водятся?. Посмотришь, и диву даёшься. Пока будете искать себе жильё, можете жить у меня на втором этаже. Там у меня три изолированые спальни гостиничного типа, со всеми удобствами. На первом этаже, помимо кухни и гостиной, у меня под лесницей ванная и туалет по отдельности, а в конце гостинной находится мой кабинет. Там у меня неплохая библиотека, где я по выходным дням просматриваю техническую литературу, и довожу до ума некоторые свои проекты. Новый дом ребята, всегда имеет свои приимущества, над старым жильём, вам решать с этим делом. Закончив свою речь, капитан стал старательно убирать апельсиновые кожурки, и тарелки со стола, и наводить потом порядок на кухне. Некрасов помогая мыть гряную посуду сказал старику. — Вы дядя Генри задали нам задачу с этим участком. Поверьте мы с Фомой не думали обременять себя, таким затяжным вариантом. Думали, что купим с вашей помощью дом, оформим его, и назад, а тут такие страсти. В один момент, изменить все свои планы. К тому — же мы сегодня изрядно выпили, и мало, что соображаем. Вон Фома носом клюёт, и мастится на диване. Спать хочет. Если ваши любопытные соседи спросят вас, кто мы, и откуда приехалали?. То скажете им, что мы ваши племяники, а приехали из Питера. — Хорошо, если меня спросят, то я так и скажу Ванюша. Сейчас домоем посуду, и я покажу вам комнаты, где будете жить. Захватив шмотки, и полуспящего Фому они поднялись на второй этаж. — Двери в комнатах новые, и пока без замков, — как — бы оправдываясь, пояснил капитан. — Слышь Фома, рули в эту комнату. Вот тебя развезло. — Ванюша ты ему обувь скинь, и свитер сними, пусть спит на этом диване при свете. У меня в доме везде плюсовая темпетатура. А следующая комната твоя сынок, сам разберёшься. Мне завтра к восьми на работу. Ну, я пошёл. Спокойной вам ночи. — И вам тоже спокойной ночи, — ответил ему Некрасов. Пашка у себя в комнате принял душ, и лёжа в постели подумал. — Ну зачем в каждой комнате ставить душ и сартир придачу. У Фомы в комнате я видел тоже самое. Потом до него дошло, как до электрической лампочки. — Это сто процентов, на случай, если придёться сдавать комнаты отдыхающим. Ну, капитан, — башкавитый какой. Всё предусмотрел. Если он говорит, что надо брать участок, и строить дом. Значит он прав, и надо с ним соглашаться. Некрасов попытался уснуть. но ничего из этого не получилось. — Наверное сказывается перелёт, или от этой самогонки шалят нервы. Лежу здесь, как дурак, а сна нет. Фома перепил кажется, и спит теперь, как убитый. Ради меня попёрся на край света, не приследуя никаких личных интересов. Как не востаргаться этим человеком, и не платить ему той — же монетой. Может и возникают у нас противоречия, но эти разговоры не отражаются на нашей дружбе. Единственное, что меня гнетёт на сегодняшний день, так это моё скотское отношение к моей родной матери. Может в связи с оформленим хаты, встреча с ней ускорится. Потом почему — то в сознании Некрасова всплыл образ Ольги, и та трогательная сцена расставания, когда она провожала их в Москву. На этой самой незнакомой ему железнодорожной станции картинка исчезла, и Пашка погрузился в сон.

Проснулись друзья, когда за окнами их спальных покоев, вовсю светило южное, ласковое солнце. Первый, как обычно, проснулся Фомин, чувствуя потребность посетить туалет. Вместо того, чтобы проверить наличие сартира навеху, он галопом сиганул вниз в гостинную, и скрылся под лесницей за дверью, на которой висел указатель, в виде писяющего мальчика. Следом за маэстро в гостинной появился Некрасов, разбуженный грохотом. Увидев распахнутую дверь сартира, он сразу всё понял, и удалился к себе наверх. Стыканулись они, как и полагатся гостям на кухне. — Интересно кофе у него имеется?, — поинтересовался маэстро. Если нет, то и крепкий чай сойдёт. Ну и ядовитая вчера попалась гадость. Всё я больше не бухаю, колотит всего, как алкоголика. Пашка бысто сварил купца, и стал отпаивать друга. — Может жрать будешь?, — спросил он его. — Какой жрать!, — завыл маэстро. — Нам Смирнов на воздух надо. Ночью я сквозь сон, отчётливо слышал шум морского прибоя. Здесь, наверное рядом, должно быть море. Надо проверить, но прежде чем выйти нам во двор, необходимо затарить наши бабки. — Я их уже затарил, — успокоил его Некрасов. — Приподнял шкаф в комнате, где спал, и положил под низ всю нашу наличность. После обеда приканает капитан, попросим его, чтобы перетарил их поглубже. — Слышь Фома, как ты думешь, ему можно доверять?. — Куда он денется, — послышался ответ. — По гроб жизни нам обязан. Куда он к чёрту денется. Айда Смирнов море искать. Накинув куртки они вышли во двор. Разглядывая владения капитана, друзья в который раз поражались умению немца, так рационально использовать, какие — то семь сотых земли. Приблизительно треть участка была отведена хозяином под садовые насаждения, которые удачно гармонировали с особняком. Можно было себе представить, какой тут оазис, оживал здесь каждой весной. Всюду вдоль деревянного забора красовался молодой виноград, присыпаный местами у оснований корней опилками. Далее попадались рядами цитрусовые насаждениями, вперемежку с кустарниками фейхуа, и пустующие в это время года, грядками огорода. В самом конце огорода находились подсобные постройки, и вольер для домашней птицы, огороженный металической сеткой. Курей и петухов за сеткой было валом. За всей этой куриной идилией за сеткой, присматривал немецкий пёс на цепи из породы овчарок, которого по всей вероятности и звали Черчиль. Рядом с будкой овчарки имелась калитка, и протоптанная дорожка, которая вела к морю. Здесь друзья в нерешительности остановились. Слышь Фома, — подал голос Некрасов. — Давай я сбегаю, и закрою хату на ключ. Там он в дверях торчит. Закрою, а ключ положу под коврик. А ты за это время, постарайся наладить дипломатические отношения с Черчилем. — Это каким — же образом Смирнов?. Нашёлся мне тоже дипломат, — усмехнулся маэстро. Капитан с этой собакой сто процентов на немецком базарит, а я кроме русского языка ничем другим не владею. Закрой хату так и быть, а я попробую с ним договориться. Вернувшись Пашка глазам своим не поверил. Фома уже стоял за калиткой, и рукой манил его к себе. Некрасов не подозревая подвоха, смело двинулся к выходу. Проходя мимо Черчиля он свободно открыл калитку, и очутился за забором рядом с Фомой. — Вот псина!, — удивлённо воскликнул маэстро. — Знаешь, как он на меня рычал, и кидался. Через штакетник пришлось мне перелезть. Чуть было куртку не порвал. Топая по тропинке друзья набрели на густые заросли ежевики, заслоняющие плотной стеной, нисчем не сравнимый простор Чёрного моря, теряющий вдали за горизонтом свои волшебные очертания. В нескольких шагах от зарослей ежевики лежал, как на блюдечке, дикий пляж из гальки и золотистого песка. — Ты чувствуешь Смирнов, — какой здесь воздух, — нарушил молчание Фомин. — Здесь и небо совсем другое, не то что в Питере, когда мы с тобой встечали паромы с придурковатыми финами. Разве можно сравнить суровую Балтику с этим краем. Поэтому я решил подыскать тебе хату на Чёрном море. А там глядишь и сам перетащу сюда свою мать, для дальнейшей спокойной жизни. Пойдём назад что — ли Смирнов?. Что — то у меня в желудке засосало. Жрать охота. — Подожди Фома, попросил его Некрасов. — Дай мне хоть руки намочить в море. Разбежавшись по гальке, как мальчишка, Пашка сумел обмануть волну, и намочив свои руки, омыл лицо морской водой. Произошло самое настоящее крещение. — Фу ты какая солёная!, — воскликнул Некрасов. Возвращаясь по тропинке к дому друзья снова остановились возле калитки. — Не дай бог сорвётся с цепи, и покусает нас, — сказал маэстро. Давай лучше обойдём стороной его участок, и войдём в ворота, как нормальные люди. Зачем рисковать, и дразнить Черчиля. Он ведь при исполнении. Обойдя с улицы хозяйство капитана, они вошли во двор дома, и увидели справа парник, с необычными солнечными батареями на крыше. — Вот он откуда берёт электричество, — догадался мэстро. — Ты заметил Смирнов, какие там большие зеркала стоят. Ну и немец нам попался. Пошли Смирнов на кухню. — Интересно знать, где капитан хранит куриные яйца?. Что — то мне яишницу захотелось. В поиске яиц, друзья натолкнулсь в кухне на дверь, за которой находилась кладовка. Здесь на стилажах, как в продуктовом магазине хранились всевозможные продукты повышенного спроса, в открытых мешках с сахаром, мукой, рисом и даже с гречкой. На кафельном полу стояла коробка со сливочным маслом московская, и большая эмалированая кастрюля, в которой хранились вышеупомянутые яйца. — Оболдеть можно!, — не выдержал с коментариями Фомин. — В стране голод и хаос, а здесь у нашего Генриха Адольфовича, как у фюрера в бункере. — И откуда он всё это достаёт?, — удивлялся всему маэстро. — Он — же в санатории работает, — уточнил Некрасов. — Масло то с этикетками Московское. Видать в санатории обеспечение столичное. Вот и натаскал по сусекам. — Цепляй Смирнов побольше яиц, и покенали яишницу готовить. Завтракали молча и без апетита. Фома больше налегал на яишницу, и солёные помидоры. Покончив с трапезой он прошёл в гостинную, и включил телевизор. Пашке пришлось одному убрать продукты в холодильник, и помыть посуду. — Что это с Фомой, — терялся он догадках. — Может виной всему Гертруда?. Почему он так агресивен в отношениях с капитаном?. Потом я поговорю с ним на эту тему. Маэстро лежал на диване пластом, и дымел сигаретой, как паровоз. Пепельницу он пристроил себе на животе, и с интересом смотрел на экран. По сочинскому телеведению показывали крупым планом заседание государственной думы, где самым главным погонялой, сидящим на самом видном месте, значился Хасбулатов. Он изредка, что — то пробрасывал в толпу, постукивая при этом, киянкой по трибуне. Депутаты размахивали в разные стороны мандатами, и как базарные бабы горланили на все лады, сопровождая свои лозунги грубой бранью. — Смотри Смирнов, как наши народные избранники глотки рвут в борьбе за власть. Понту от них никакого. По всем каналам, одно и тоже, показывают., — возмущался маэстро, и нервничал. Пашка подошёл к телевизору, и вырубил его. — Чувствую Фома, что зимой в этом городке, тоска гуляет зелёная. А воровать здесь, и вовсе стрёмно. Все друг друга знают, и неровен час запалимся. — Точно говоришь, — с полуоборота завёлся Фомин. — Будем приспосабливаться. А лучше всего, работать придётся на выезде. Пацаном я помню, мы шерстили в Краснодаре, в Ростове и Одессе. На крайний случай и Сочи сойдёт. Раньше в этих городах не было барахолок, а теперь на каждом углу спекулянты торгуют. Эта перемена в обществе нам карманникам, только на пользу. Постепенно маэстро вошёл в роль рассказчика, черпая смешные истории из прошлой жизни. Рассказывая он страшно курил, и жестикулировал руками, потом вскакивал, и хватался за живот, давясь от смеха. В итоге кошелёк был украден, а лох оставался с носом. — Послушай Фома, давай посидим во дворе, — предложил ему Некрасов. — Там я видел лавочку у ворот. А дверь закрывать не станем, пусть проветрится хата. Скоро капитан приканает. Послушаем, что он скажет.

Капитан заявился не в три, а в пять вечера. Гости его сидели тихо на диване, и смотрели телевизор. — Добрый вечер, молодые люди!. Как спалось?. Голодны, наверное, — начал он с порога. — Я ходил с коллегой по работе, смотреть участок земли на продажу. Это совсем недалеко. И скажу вам, что земля там, мне очень понравилась, правда, хозяина я не застал, но у меня есть его телефон. Сейчас я позвоню ему, и договорюсь с ним о встрече. — Звоните, что тут мешкать, — поддержал его Фома, и обращаясь к Пашке добавил. — Видишь Смирнов, как хорошо всё скадывается. Не успели приехать, а результаты уже на лицо. Генрих Адольфович взял в руки единственный телефонный аппарат в доме, и договорился с владельцем участка о встрече. — У нас ещё в запасе полтора часа времени, — глядя на свои часы, — произнёс немец. Поужинаем, и пойдём. — Я тут с работы принёс отличнейший кусочк свинины. Поджарим его слегка, и съедим. Капитан засуетился, и прихватив в передней свёрток, прошёл на кухню, готовить ужин. Некрасов последовал за ним. — А Ванюша!. Молодец, что заглянул сюда. Поможешь мне накрыть на стол. Пашка рассказал ему, как они утром ходили к морю, как лазали через забор, спасаясь от клыков Черчиля, не забыв упомянуть, и про яйца. — Ну и собака у вас дядя Генри. Через калитку меня выпустил, а назад нивкакую. Вы наверное его так приучили?. — Да что ты сынок, — засмеялся капитан. — Порода у него такая. Заметь, что немецкая овчарка, самая смышлённая из всех собак, которые существуют в природе. Я завтра познакомлю вас с ним поближе, и он больше не будет безобразничать. Наскоро поужинав, родственнички хором вышли на улицу. — Я мигом вернусь, — спохватился капитан. — Забыл отвязать собаку, пусть побегает во дворе. Через минуту он вернулся, и по военному доложил. — Всё в порядке. Пошли. Здесь недалеко, с километр будет. Над курортным городишком Лазаревское, заметно сгущались сумерки. Кое где на улицах, и в частных домах уже горел электрический свет. Иногда по разбитому асвальту дороги проскакивали лихие автомобилисты, пугая редких прохожих своей ездой. — Ты посмотри Смирнов. Ни одного светофора. Ну и дыра, — стал возмущаться Фомин. — Я с вами согласен, — неожиданно подхватил реплику капитан. — Но надо учесть, и тот факт, я живу на окраине Лазаревки, а если ехать на городском автобусе, то это пять остановок не меньше. Раньше зимой здесь невозможно было ходить пешком. Асвальта не было, и не было столько домов. Всюду грязь, и огромные лужи от дождя. Асвальт халтурщики положили, вот он и рассыпался так скоро. — Да было время, — с грустью вдохнул дядя Генри. Остаток пути прошли молча, думая каждый о своём. — А вот и пришли, — сказал капитан, направляясь на встречу мужчине, стоящему на тротуаре, возле жигулей пятой модели. — Добрый вечер!, — протянул ему руку дядя Генри. Мы интересуемся участком земли. который вы продаёте. По телефону я не стал выяснять все подробности. Вас рекомендовал мне заведущий столовой в санатории, где я работаю. А это мои племяники из Ленинграда. — Очень приятно!, — ответил немцу владелец недвижемости. — Проходите во двор. Я сейчас включу свои прожектора, и здесь станет светло, как днём. Одно мгновение, и весь его участок земли, одновременно с четырёх сторон, залился ярким электрическим светом, смахивающий чем — то на цирковое представление. Директор цырка попросил покупателей проследовать за ним, чтобы осмотреть участок основательно. — Вы, наверное удивлены?. — сопроводил он своё приглашение словами. — Всё дело в клубнике, которую я выращивал здесь круглый год. Такое расточительство элекроэнергии с прожекторами было оправдано. Здесь у меня на участке, кроме кухни и уборной, других строений нет. Есть канализационный сток, возле забора. На кухне вода, и природный газ, что пожелаете. Есть кирпичи для стоительства дома, которые лежат за куней, и шифер для крыши, прикрытый целофаном. Основным моим занятием на то время, было выращивание клубники. Чтобы получить хороший урожай этой ягоды, мне приходилось, не только работать и ухаживать за ней, но и охранять урожай от сладкоешек. На чужое добро всегда найдутся любители. Раньше я круглосуточно находился здесь, а ночью мне приходилось, часто просыпаться, и бегать по участку с палкой в руке. Потом мне надоело бегать, и я решил установть прожектора. Ночью, не втавая с постели, переодически включал, и выключал свет на участке, отпугивая воришек. Директор цирка заболдел, — засмеялись и покупатели. — А какую вы цену просите за участок?, — спросил его капитан. — За всё вместе, вклучая кирпичи и шифер, а так -же за моё оформление, я прошу двадцать пять тысяч рублей. А продаю я этот участок, потому что у меня сейчас дом в центре Лазаревской. Имею свой рефрежератор, и я торгую овощами и фруктами на севере страны. Работа тяжёлая. но прибыль ощутимая. Поэтому мне эта земля в тягость. Генрих Адольфович, повернуся бородкой к своим племяникам и сказал. — Не знаю, как вам молодые люди, но эта земля мне очень нравится. — Вроде — бы неплохой участьок, — выдавил из себя Фома. — Так сразу не ответишь, — буркнул Некрасов. — Денёк надо подумать, и поговорить с родителями. — Можно и подождать, — согласился землевладелец. Далее разговор коснулся оплаты участка в долларах. — Я согласен на восемь тысяч баксов, и буду ждать вашего согласия в течении двух недель, — произнёс клубничый барон. — Генрих Адолфович, я знаю приблизительно, где вы живёте. Садитсь в машину, я отвезу вас всех домой.

На крылце дома их поджидал Черчиль, радостно виляя хвостом. — Сидеть!, — строго скомандовал фон Циммерлихт. — Это свои. Пойдёмте в дом ребята. Он теперь вас, никогда не укусит. Племяники последовали за дядей, и только на кухне, немного пришли в себя. Дядя Генри был на подъёме, по поводу своего удачного торга за землю, и всячески настраивал племяшей на оптимистический лад. — Участок превосходный, хоть завтра рой котлован, и закладывай фундамент. Кирпичи есть, что ещё надо. Сейчас мы попьём чай с малиновым вареньем. Ванюша ты любишь малиновое варенье?. — Какой дурак не любит это варенье, — ответил за друга Фома. — Садитесь за стол ребята, а вот в этой баночке тёртые плоды фейхуа, перемешанные с сахаром. У меня их восемь кустов. У нас в Лазаревке, всего лишь у нескольких человек, прижились эти экзотичекие растения. — Давайте я попробую, — попросил его маэстро. — Ну и как на вкус, — спросил его капитан. — Обалдеть можно!. Ничего подобного я раньше не встречал в жизни. Слышешь Смирнов, положи мне ещё в мою тарелочку. Дядя Генри, помня чем он обязан Фоме, проявлял себя с наилучшей стороны. Плотно поужинав все трое перешли в гостинную к телевизору. Капитан снова притащил апельсины, и чтобы, как — то увлечь ребят разговором, изложил им свой план постройки дома, начиная от закладки фундамента до расположения комнат. — Я подготовлю вам все чертежи у себя в кабинете, — пообещал он. — Кстати вы ещё не видели мою библиотеку. Пойдёмте я покажу вам свой рабочий кабинет. — Пошли Смирнов. Интересно всё — таки взглянуть, — сказал Фома улыбаясь. Бюро бывшего военного конструктора Генриха Циммерлихт, занимало солидную жилплощадь на первом этаже особняка. — Здесь мне всё напоминает, мой кабинет в Ленинграде. Вся техническая литература, и художественная классика, принадлежит мне, и является гордстью моей библиотеки. Эти книги несколько лет лежали у меня на Васильевском острове, пока я не понял, что без творческой мысли, можно просто, сойти с ума. Спасибо Гертруде, что она по моей просьбе, выслала их мне багажом. Работая в научном институте, я имел доступ к архивным секретным материалам, и однажды там, я натолкнулся на бумажный хлам. Среди папок, лежаших на полке, я обнаружил научные труды в области исследований морского дна, с последующими разработками глубоководных батискафов, необычных конструкций. Человек, посвятивший себя этому делу был осуждён в 1937 году, и пропал в неизвестности. Но его чертежи остались, и послужили мне толчком, для будущей моей работы. Поэтому мне пришлось обзавестись кампьютором, и вносить в базу данных все свои доработки, и научные открытия. Я усовершенствоал идеи полувековой давности, и модернизировал его батискафы, используя для этого самые современные технологии. Могу с уверенностью сказать, что мои батискафы не имеют аналогов нигде. — Генрих Адольфович!. Вы уж извините нас за некоректность, — не выдержал Фомин потока научной информации. — Нам с Иваном очень трудно понять вашу речь, с учётом нашей неграмотности. Мы являеся недостойными слушателями. Воргаться вами и поддакивать, значит вести себя по дурацки. Вы лучше покажите нам комнату Волдемара. Хочется посмотреть, как он здесь жил, и как проводил время. Что -то мы невидем нигде, ни его вещей, ни его гитары. При упоминании имени его сына, капитан улыбнулся Фоме, как близкому родственнику, и попросил друзей подняться наверх в комнату Вовчика. Третья спальня наверху, как раз, и была комнатой Вовчика. — Здесь тоже есть книги!, — воскликнул Некрасов. Над кроватью, где спал Вовчик, висела его гитара, и живописный портрет Гертруды Оттовны, в дорогой раме. — Да было время, когда мой сыночек, проявлял интерес к музыке и живописи, — произнёс с грустью капитан. Подростком в Питере, помню подавал неплохие надежды игрой на рояле, а потом здесь в Лазаревке увлёкся игрой на гитаре, и даже сочинял какие — то песни. Здесь у него неплохая зарубежная литература. Можете пользоваться ребята, а я пойду Черчилю похлёбку варить. Надоел я вам своими разговорами. — Теперь я понимаю Смирнов, почему Герта бросила капитана, — поехал Фомин. — Разве стала — бы она здесь жить, и ковыряься в теплице. Обслуживать капитана, кормить собаку и курей?. Да в жизнь, — никогда. Немочка другово полёта пташка. Как успевает он всё это делать?. Покенали лучше спать братишка. Глаза у меня сами по себе закрываются.

Субботний день, в особняке Циммерлихта, начался с телефонного звонка. Звонили из Питера. Некрасов сквозь сон отчётлио услышал голос капитана, который пытался разбудить племяша. — Втавай Фома, — надрывался немец. — Гертруда Оттовна просит тебя к телефону. Сказала, что срочно. Послышался топот бегущих ног, переходящий в грохот на леснице. — Алло, я тебя плохо слышу, — орал маэстро. — Говори громче. Пашка приподнялся с кровати, и посмотрев на свои босые ноги подумал, — Ну почему сразу не купили себе домашние тапочки?. Говорил я ему, давай возмём старые. Нет упёрся, сказал, что они стрёмные. Фомин тем временем сидел внизу на диване, пытаясь говорить с апонентом. Рядом с ним, опустив свою бороду на грудь, находился отставной супруг Гертруды. Безусловно немец пеленговал каждую фразу в эфире, дожидаясь развязки разгвора. В конце переговора, Фома пожелал немочке всего самого хорошего, и поблагодарил её за звонок. — Герта передаёт вам привет, — солгал маэстро капитану. — И ещё сказала, чтобы вы берегли себя, и не переживали за Вовика. Извините, пойду наверх умоюсь, и приведу себя в порядок. — Что она хотела?, — спрсил Некрасов, когда Фома вошёл к нему в комнату. — Да ничего серьёзного Смирнов. Просто мать моя звонила Гертруде, и искала сыночка своего ненаглядного. Хочет поговорить со мной старушка, и в очередной раз вправить мне мозги. Она приехала в Свердловск, и дожидается меня на хате. Герта сама не знает, почему возникла такая надобность. Короче, мне необходимо лететь домой..

Завтракали друзья молча. Дядя Генри бегал вокруг стола с крынкой молока, и подливал им в стаканы. — Ну, и молоко, до чего вкусное!, — нарушил молчание Некрасов. — Это бочковое с фермы, — обработал реплику капитан. — Привозят к нашему магазину, каждый день, кроме понедельника. Хлеб тоже завозят в продуктовый, горячий из пекарни. Там его армяне пекут всем семейством. — А сколко сейчас время?, — неожиданно спросил Фома. — Немец положил свою посудину на стол, и по военному доложил. — Сейчас молодой человек, — девять часов тридцать семь минут утра. Друзья одновременно поперхнулись молоком, и откашлявшись, залились громким смехом. — Вы дядя Генри, как на военной службе ответили. — Надо точно узнать, когда из Адлера рейс самолёта в Свердловск, — допивая свой стакан молока произнёс Фомин. — Дядя Генри, как позвонить в аэропрт, и навести там справки?. — Это мы можем, а звонить надо молодой человек в Лазаревку на вокзал, там у нас есть касса для отдыхающих в санаториях. Я когда летал к Вовику, то вседа пользовался этой услугой. У меня и телефон записан. Я сейчас позвоню им, и закажу вам билет. Капитан удалился в гостинную, и стал звонить. — Я заказал вам билет, — сказал он, вернувшись на кухню. — Рейс ваш Фома, по нечётным дням в понедельник, в шестнадцать часов вечера. Вы оставьте мне свой паспорт, и деньги, а я сегодня куплю вам билет. — Вот спасибо вам!. А я дурень, думал, что опять будет волокита с билетами, а тут такой сервис. Переодевшись у себя в рабочем кабинете, которая служила капитану спальной комнатой, он предстал перед друзьми в полной парадной форме с погонами капитан — лейтенанта третьего ранга. Взяв паспорт и деньги у Фомы, немец направился к выходу. На пороге он остановился и пробросил Некрасову. — Ванюша, если выйдете на прогулку, то в холодильнике у нас в кулёчке лежат

...

автордың кітабын онлайн тегін оқу Диоскурия-ΔιοσκουριάςОдиссей Мустопулос

Одиссей Аристидович Мустопулос

Диоскурия-Διοσκουριάς

Оглавление

автордың кітабын онлайн тегін оқу Диоскурия-Διοσκουριάς
Одиссей Мустопулос