Мы можем отдавать себе отчет,

А можем забываться,

Мы можем лгать, терпеть и ждать,

Но проще — наслаждаться.

Я писала тебе длинные письма —

Не забыла, что век на дворе двадцать первый,

В Кали-югу[1] это добротно расслабляет нервы,

Здесь так мало творчества и полно алогизмов.

Я писала не с целью отправить —

Мне хотелось раскрыться душой,

Так желалось услышать «я здесь, твой, с тобой»,

Но ты так далеко, а меня не исправить.

Я писала отвержено, искренне,

Глубины отраженье, полнота в этих строках.

Нет, не могут быть чувства настолько жестоки.

А ты бы счел это важным: прочесть обо мне?

Я писала. Закончила. Выброшу все.

А потом соберу, почитаю.

Пока разум с сознаньем морально ползет —

Я бегу в никуда, от себя убегая.

Нет голоса у крика,

Нет звука у тишины,

У Сатаны нету лика,

Как и пространства у пустоты.

Нет ни страха, ни страсти,

Ни дикой напасти…

Нет ощущения власти

Над собой…

И ты согласовываешь,

Не пересогласовываешь

Эти мысли со всеми:

С чужой головой,

Невыносимо громкой тишиной,

С кем угодно,

Но не с собой.

И теряется осознанность,

И улетучивается реальность,

Пора бы уже пробудиться,

Но ты еще спишь,

С открытыми глазами,

В подвешенном состоянии

Живешь.

И дьявол тебе не лукавый,

И Бог тебе не судья,

Так и плывешь:

По недоподогретой воде,

По некрасиво прорисованной судьбе

Без покаяния.

Мать эту самость,

Пока «Я» не я —

Жизнь это не моя.

Придется упасть,

Подняться… на колени,

Проехаться кругами сансары,

Разорвать ментальные границы,

Чтобы понять:

Чем есть я,

Зачем есть я.