– Как зверя ни ряди, а все равно руку откусит!
Все-таки жизнь смеялась над всеми нами, но пока только я понимала ее шутку.
Минуты текли и стирали время.
Бывает, что птицы высоко летят,
Но выше небес им лететь не дано.
А сердце людское желаний полно —
Где ставит пределы желаньям оно?
Она уцепилась за одно единственное дуновение доброты. Она не знала, что доброта – крючок, пронзающий легкие.
– Вы не должны никому позволять ранить себя.
Я улыбнулась, чтобы скрыть дрожь. Так говорил Цзе Цзин. Это было нерушимое правило. Если я возвращалась с ранами, наставник наказывал меня. Он выхватывал свой меч и устраивал мне очередную проверку. Он не щадил меня, даже когда я с трудом держалась на ногах. Он атаковал со всей силы, он хотел, чтобы я запомнила ощущение безысходности. Я с трудом хватала воздух и падала на землю, а он говорил: «Если позволила одному врагу ранить себя, ты уже проиграла другому, что притаился в тени!» Я закрывала глаза, чтобы не видеть его рассерженное лицо, я закрывала глаза, чтобы небо не кололо зрачки. Я закрывала глаза, чтобы не видеть, как кровь радостно прожигает снег алым пятном.
Мне так хотелось домой, мне так хотелось, чтобы наконец пришел рассвет и отец нашел меня. Но никто не искал. Я знала. Нужно было самой вырываться из плена темноты и ядовитых голосов.
