Когда вы куда-то крадетесь, то хуже всего бывает момент, который предшествует соприкосновению стопы с твердой поверхностью. Именно он определяет следующий шаг. Ваш пульс становится реже и снова учащается, когда вы делаете это движение. Казалось, оно занимает чересчур много времени.
Я доктор Эбер из Марселя, полицейский хирург департамента Буш-дю-Рон. — Он произнес эти слова с некоторой напыщенностью. — Я еду в Париж по официальному делу, и задержка была бы неудобной.
Порог замка переступил чопорный француз, принятый мною за официальное лицо «при исполнении». У него была чисто выбритая, скульптурной лепки физиономия с четко обрисованными чертами и тяжелой челюстью, глаза так и сверлили нас сквозь линзы маленьких очков из-под полей черной широкополой шляпы. Под мышкой он сжимал портфель, по которому нетерпеливо постукивал пальцами свободной руки.
В наши дни мы склонны полагать, что «крутизна» заключается в плохих манерах. Я полагаю это ошибкой и сомневаюсь, что чем хуже у человека обстоят дела с грамматикой, тем у него больше мужества
Это был худощавый мужчина лет шестидесяти с лишним, нетвердость походки которого скрашивалась светившимся в глазах юмором и непринужденной осанкой. В глазах под припухшими веками горел яркий темный огонек. Вокруг них, а также на лбу залегли веселые морщинки, как будто у него вошло в привычку приподнимать одну бровь. Его волосы и подстриженная на военный образец бородка были, что называется, цвета соли с перцем, но усы под горбатым костистым носом все еще оставались смоляными. На нем были черная ермолка, сдвинутая на затылок, и турецкий халат поверх вечернего костюма. Он приближался к нам неверной походкой, благожелательный и тщедушный, кивая каждому и жестом воздетой кверху костлявой кисти призывая к тишине. Его английский был вполне сносным, хотя и чересчур правильным.