Оглавление

Влечение душ превращается в дружбу, влечение ума превращается в уваже­ние, влечение тел превращается в страсть. И только всё вместе может превра­титься в любовь!

Конфуций

Пролог

Как в физике положительный заряд притягивается к отрицательному, так и в жизни иногда случается, что хорошие девочки влюбляются в плохих мальчиков.

Происходит это к большой досаде благопристойных представителей сильного пола, уверенных в том, что они будут вечно любимы и обожаемы их «хорошими девочками».

Но подчас что-то необъяснимое начинает манить некоторых прелестных и мечтательных барышень ко всяким разного рода авантюристам. Вчера ещё добропорядочные и, казалось бы, рассудительные «хорошие девочки» решаются поломать свою прошлую спокойную жизнь и нырнуть с головой в омут проблем и, вполне вероятно, жалкого будущего. Летят они на этот манящий огонь любви, словно ночные мотыльки на керосиновую лампу, не думая, что вскоре их невидимые крылья сгорят и сами они погибнут.

Что ими движет? Скука благоустроенной жизни, внезапно возникшая любовная химия или просто жажда новых отношений и романтики? Вероятно, единого ответа на эти вопросы не существует. Скорей всего, у каждой это происходит исключительно индивидуально.

И дай бог, что в итоге плохие на первый взгляд и часто порицаемые обществом мальчики окажутся на самом деле вовсе не скверными, а достойными и верными людьми, умеющими любить, ценить и беречь своих хороших девочек!

Гла­ва 1

Мелкие неприятности начали преследовать Катю уже с ран­не­го ут­ра понедельника, не­смот­ря на то что по-весеннему яр­кие сол­неч­ные лу­чи ап­рель­ско­го солнца за­пол­ни­ли всё про­стран­ст­во её двух­ком­нат­ной хрущёвки на треть­ем эта­же.

Ка­за­лось бы, ду­ша долж­на ра­до­вать­ся и петь заботливому сол­ныш­ку. Так, как это де­ла­ют мно­го­чис­лен­ные голосящие за окном пер­на­тые, при­ле­тев­шие из зим­ней эмиг­ра­ции и по зо­ву при­ро­ды соз­даю­щие свои се­мьи для про­дол­же­ния по­том­ст­ва. Но ни весёлый пти­чий го­мон, ни ослепительно яр­кий и большой солнечный диск, висящий над горизонтом за окном, не ра­до­ва­ли, а ско­рее, раз­дра­жа­ли её.

Встав по про­тив­но­му зву­ку бу­диль­ни­ка в телефоне, она, по­скольз­нув­шись на ос­тав­лен­ной вче­ра у кро­ва­ти упа­ков­ке от чип­сов, рас­тя­ну­лась на по­лу, боль­но уда­рив­шись ко­ле­ня­ми о ла­ми­ни­ро­ван­ный пар­кет. Сла­ва бо­гу, ни­че­го не по­вре­див, вста­ла и на­ко­нец-то от­клю­чи­ла не­на­ви­ст­ный сиг­нал, ис­хо­дя­щий из мобильника, пе­ре­ли­ст­нув на дис­плей с се­го­дняш­ней да­той — 15 ап­ре­ля 2015 го­да. За­тем по­шла в ван­ную ком­на­ту, где со­би­ра­лась по­чис­тить зу­бы и умыть­ся.

Про­кля­тый тю­бик с зуб­ной пас­той при на­жа­тии на не­го стрель­нул всем со­дер­жи­мым, по­пав час­тич­но на её длин­ную ноч­ную май­ку. Она, чер­тых­нув­шись, на­ско­ро умы­лась и пе­ре­оде­лась, кри­ти­че­ски взглянув на своё от­ра­же­ние в зер­ка­ле. На­ме­чаю­щие­ся мор­щин­ки на бледном симпатичном ли­це. Грудь, начинающая уже слегка терять прежнюю форму и лиш­ние, пока ещё совсем небольшие ок­руг­ло­сти на бо­ках ни­как не мог­ли её ра­до­вать. Воз­раст не­умо­ли­мо брал своё, не ос­тав­ляя ей ни­ка­ких шан­сов на со­хра­не­ние бы­лой све­же­сти и под­тя­ну­то­сти фи­гу­ры, при­су­щих ей в мо­ло­до­сти. По утрам, гля­дясь в зер­ка­ло, она не­на­ви­де­ла се­бя за лень и от­сут­ст­вие си­лы во­ли, пом­ня, что с ка­ж­до­го по­не­дель­ни­ка со­би­ра­лась сесть на дие­ту и за­нять­ся собой. Но, по­не­дель­ни­ки про­бе­га­ли, как элек­трич­ки ми­мо стан­ции, где не за­пла­ни­ро­ва­на ос­та­нов­ка, и при­но­си­ли толь­ко раз­оча­ро­ва­ние и стыд за свою лень.

Не­при­ят­но­сти про­дол­жи­лись на кух­не, ку­да она от­пра­ви­лась, надев ниж­нее бельё, чтобы приготовить се­бе зав­трак. В хо­ло­диль­ни­ке не на­шлось ни од­но­го ку­ри­но­го яй­ца, ко­то­рые она лю­би­ла во всех ви­дах. Вче­ра, воз­вра­ща­ясь ус­тав­шая до­мой, не за­шла в ма­га­зин, бу­ду­чи на­прас­но уве­рен­ной, что в хо­ло­диль­ни­ке ос­та­лись какие-то продукты.

Раз­оча­ро­ван­но ос­мот­рев пустые полки белого, большого «Атланта», она по­ня­ла, что там «мышь по­ве­си­лась», как лю­бил го­во­рить её быв­ший муж, с ко­то­рым рас­ста­лась боль­ше го­да на­зад.

При­шлось до­воль­ст­во­вать­ся круж­кой рас­тво­ри­мо­го ко­фе с за­чер­ст­вев­шим пе­чень­ем, ос­тав­шим­ся лежать на ку­хон­ном сто­ле ещё с суб­бо­ты. Причём, взяв чай­ную лож­ку и са­хар­ни­цу, что­бы под­сла­стить ко­фе, она умуд­ри­лась рас­сы­пать бе­лые кри­стал­ли­ки по все­му сто­лу.

На­ско­ро оде­лась, на­тя­нув од­но­тон­ный ко­рич­не­вый шер­стя­ной сви­тер и чёрные не­мно­го расклёшенные брю­ки. Оде­ж­да бы­ла неяр­кой, немод­ной, но прак­тич­ной. Не то что­бы она мах­ну­ла на се­бя ру­кой, но вы­бор одежды перешёл на зад­ний план ее жиз­нен­ных при­ори­те­тов по­след­не­го го­да.

Вто­ро­пях при­че­сав­шись и об­ве­дя гу­бы по­ма­дой, гля­нув в своё зер­каль­ное от­ра­же­ние, она вы­шла из квар­ти­ры и за­кры­ла дверь клю­чом.

По до­ро­ге от до­ма к трам­вай­ной ос­та­нов­ке её на пе­ше­ход­ной до­рож­ке чуть не сбил раз­воз­чик пиц­цы на зелёном ску­те­ре, ко­то­рый вдо­ба­вок ещё и об­ма­те­рил при этом. От­ска­ки­вая от ску­те­ра в по­след­ний мо­мент, она не­лов­ко по­вер­ну­лась и сло­ма­ла каб­лук на од­ной туф­ле.

Ей, раз­дра­жён­ной все­ми эти­ми ут­рен­ни­ми не­при­ят­но­стя­ми, при­шлось вернуться до­мой и по­ме­нять обувь.

Как след­ст­вие, она опо­зда­ла на ра­бо­ту. На свою скуч­ную, уны­лую бу­маж­но-ком­пь­ю­тер­ную ра­бо­ту в офи­се боль­шой ком­па­нии в ис­клю­чи­тель­но жен­ском кол­лек­ти­ве, ку­да она и так хо­ди­ла без ра­до­сти и вдох­но­ве­ния. Един­ст­вен­ным плю­сом этой вы­бран­ной ею ра­бо­ты бы­ло то, что зда­ние офи­са на­хо­ди­лось близ­ко к до­му, все­го лишь в по­лу­ча­се ходь­бы. А это, по мо­с­ков­ским мер­кам, мож­но счи­тать прак­ти­че­ски иде­аль­ным ва­ри­ан­том.

Ус­лы­шав в свой ад­рес на­бор обыч­ных на­став­ле­ний и уг­роз от на­чаль­ни­цы — по­жи­лой да­мы с тре­мя под­бо­род­ка­ми и те­лом тол­стой гу­се­ни­цы, надев­шей са­ра­фан с рас­хо­дя­щи­ми­ся в раз­ные сто­ро­ны края­ми ме­ж­ду застёгнутыми пу­го­ви­ца­ми, она про­мол­ча­ла в от­вет. Вздох­нув, при­ня­лась раз­би­рать ос­тав­лен­ные вче­ра до­ку­мен­ты и вклю­чи­ла ком­пь­ю­тер.

В боль­шом по­ме­ще­нии офи­са кро­ме неё за сто­ла­ми си­де­ло ещё с два де­сят­ка жен­щин раз­но­го воз­рас­та — со­труд­ниц от­де­ла эко­но­ми­ки и ста­ти­сти­ки. Они пе­ре­го­ва­ри­ва­лись ме­ж­ду со­бой, чем-то де­ли­лись, ино­гда смея­лись. Её ни­кто не бес­по­ко­ил.

Она не лю­би­ла сво­их кол­лег и ни с кем не ус­пе­ла за­вес­ти дру­же­ских от­но­ше­ний. Кол­лек­тив от­ве­чал ей тем же. Ни­кто не под­хо­дил к ней, что­бы рас­ска­зать но­во­сти, поговорить об об­нов­ках и о но­вых от­но­ше­ни­ях. Ни­кто не де­лил­ся с ней по­след­ни­ми сплет­ня­ми и слу­ха­ми. Об­ща­лись толь­ко по слу­жеб­ной не­об­хо­ди­мо­сти и ино­гда во вре­мя сбо­ра де­нег на по­дар­ки или вен­ки на по­хо­ро­ны близ­ких.

Та­кой тип об­ще­ния с кол­ле­га­ми её впол­не уст­раи­вал. По сво­ей при­ро­де она бы­ла ин­тро­вер­том, со­сре­до­то­чен­ной в боль­шей сте­пе­ни на своём внут­рен­нем ми­ре, чём на внеш­нем. Её нель­зя бы­ло на­звать чёрствым че­ло­ве­ком — она со­пе­ре­жи­ва­ла про­бле­мам или го­рю сво­их со­труд­ниц, ес­ли уз­на­ва­ла об этом. Ни­ко­гда не от­ка­зы­ва­ла в по­силь­ной по­мо­щи им, но не ис­пы­ты­ва­ла ни­ка­ко­го удо­воль­ст­вия от об­ще­ния с ни­ми, ес­ли это ка­са­лось обыч­ных жен­ских раз­го­во­ров и сплетен. В кол­лек­ти­ве её счи­та­ли вы­со­ко­мер­ной и не­лю­ди­мой.

В об­щем-то, так­же счи­тал и её быв­ший муж, с ко­то­рым они, про­жив вместе поч­ти де­сять лет, раз­ошлись ти­хо и по вза­им­но­му со­гла­сию. Ни­кто ни­ко­му не из­ме­нял, не стро­ил коз­ни, не де­лил иму­ще­ст­во. Же­нив­шись уже в три­дца­ти­лет­нем воз­рас­те без пыл­кой люб­ви, ско­рее из-за ува­же­ния и некоторой симпатии друг к дру­гу, оба поч­ти од­но­вре­мен­но при­шли к вы­во­ду, что их ни­че­го не свя­зы­ва­ет. Это­му от­час­ти по­спо­соб­ст­во­ва­ло и от­сут­ст­вие у них де­тей. Она спе­ци­аль­но ни­ко­гда не пре­до­хра­ня­лась, но до­воль­но скуч­ный и ма­ло эмо­цио­наль­ный секс, осо­бен­но в по­след­ние го­ды се­мей­ной жиз­ни, ни­как не при­во­дил к за­ча­тию ребёнка. Это не­мно­го бес­по­кои­ло её в пер­вые не­сколь­ко лет бра­ка, но, бу­ду­чи фа­та­ли­ст­кой, она сми­ри­лась и с этим, в глу­би­не ду­ши по­счи­тав, что при­чи­на в ней, а не в му­же. По­ни­мая, что их брак не­умо­ли­мо дви­жет­ся к раз­ры­ву, не хо­ди­ла по вра­чам са­ма и не тре­бо­ва­ла это­го от му­жа.

С го­ло­вой погрузившись в ру­тин­ную офис­ную ра­бо­ту, она поч­ти не за­ме­ти­ла, ко­гда на­сту­пи­ло обе­ден­ное вре­мя. Ми­ло­вид­ная де­вуш­ка Ве­ро­ни­ка, за­ни­маю­щая со­сед­ний стол в офи­се, перед уходом, ок­лик­ну­ла её:

— Ка­тя, за­ра­бо­та­лась, что ли? По­ра на обед! Ра­бо­та не волк!

Ве­ро­ни­ка ис­чез­ла, не до­жи­да­ясь её.

Ка­тя, не­мно­го по­раз­мыс­лив, ре­ши­ла на обед не хо­дить, хоть не­мно­го на­чать вы­пол­нять дан­ное се­бе обе­ща­ние сесть на дие­ту. Вста­ла, по­до­шла к ко­фей­но­му ап­па­ра­ту в пус­том офи­се и сде­ла­ла се­бе чёрный ко­фе без са­ха­ра в ма­лень­кой, но объёмной круж­ке. Ос­то­рож­но не­ся го­ря­чую круж­ку, вер­ну­лась за стол и по­свя­ти­ла обе­ден­ное вре­мя чте­нию со­об­ще­ний в со­ци­аль­ных се­тях.

Она не ре­ги­ст­ри­ро­ва­лась на сай­тах зна­комств, не же­лая за­во­дить но­вые от­но­ше­ния с муж­чи­на­ми, и признавала это за­ня­тие празд­ным и глу­пым. Не вы­кла­ды­ва­ла свои фо­то­гра­фии на мно­го­чис­лен­ные стра­ни­цы соц­се­тей в ин­тер­не­те, определённо счи­тая это не­кой раз­но­вид­но­стью пси­хо­ло­ги­че­ско­го рас­строй­ства. Ее вполне устраивала про­стая пе­ре­пис­ка на «Од­но­класс­ни­ках» со зна­ко­мы­ми или ма­ло­зна­ко­мы­ми людь­ми, с ко­то­ры­ми не хва­та­ло вре­ме­ни и воз­мож­но­стей уви­деть­ся в обыч­ной жиз­ни.

Бы­ст­ро пе­ре­лис­ты­вая элек­трон­ные стра­ни­цы но­вых со­об­ще­ний с ба­наль­ным на­бо­ром при­вет­ст­вий и но­во­стей от сво­их од­но­класс­ниц, под­руг дет­ст­ва и од­но­курс­ни­ков по ин­сти­ту­ту, со­би­ра­лась уже бы­ло за­крыть их, ко­гда на­толк­ну­лась на од­но, ко­то­рое по­ка­за­лось очень стран­ным. В пап­ке вхо­дя­щих со­об­ще­ний её жда­ло пись­мо от не­из­вест­но­го от­пра­ви­те­ля под ни­ком Иван Ива­нов: «Эка, при­вет! Не уве­рен, что пом­нишь ме­ня, но ты до сих пор в моём серд­це! Я не могу забыть то не­дол­гое лет­нее вре­мя, проведённое вме­сте с то­бой! Очень на­де­юсь на ско­рую встре­чу!».

Пись­мо бы­ло без под­пи­си. Иван Ива­нов, как ав­тор со­об­ще­ния, скры­вал­ся за на­бо­ром ка­ких-то цифр и букв, без под­роб­но­стей о се­бе. Ско­рей все­го, она бы­ст­ро за­кры­ла бы это ано­ним­ное при­вет­ст­вие и, наверняка, за­бы­ла бы о нём, но её сму­ти­ло обращённое к ней имя Эка. Та­ким име­нем на­зы­вал её де­душ­ка — гру­зин по на­цио­наль­но­сти, но ро­див­ший­ся и всю жизнь про­жив­ший в Рос­сии. Она уже са­ма ус­пе­ла за­быть, что так в шут­ку пред­став­ля­лась в дет­ст­ве и юно­сти. Эка — со­кра­ще­ние от гру­зин­ско­го име­ни Эка­те­ри­нэ, что по-рус­ски, ко­неч­но, оз­на­ча­ло Ека­те­ри­на — так, как она бы­ла за­пи­са­на в пас­пор­те. Да­же её ма­ма, гру­зин­ка на­по­ло­ви­ну, ни­ко­гда не зва­ла её так, пред­по­чи­тая рус­скую Ка­тю­шу.

Очень уди­ви­ло, что кто-то пом­нит её под име­нем Эка. Это бы­ло так дав­но, больше двадцати лет на­зад. Текст пись­ма не дал ей ни­ка­ких от­ве­тов на его ав­тор­ст­во. Ни­что в па­мя­ти пока не на­пом­ни­ло о не­дол­гом лет­нем вре­ме­ни, проведённом вме­сте с от­пра­ви­те­лем.

Ка­тя, не­мно­го по­ду­мав, за­кры­ла стра­нич­ку. По­ста­ра­лась за­быть о стран­ном со­об­ще­нии, опять по­гру­зив­шись в свою ра­бо­ту. Тем бо­лее что обе­ден­ное вре­мя уже ус­пе­ло за­кон­чить­ся, и со­труд­ни­цы ста­ли групп­ка­ми сте­кать­ся в по­ме­ще­ние офи­са.

До­сидев в офисе до по­ло­жен­ных пя­ти ча­сов ве­че­ра, Ка­тя ста­ла со­би­рать­ся до­мой. До­ж­дав­шись, ко­гда по­след­няя их коллег упорхнула из помещения, она на­бра­ла те­ле­фон ма­мы. По­здра­ви­ла её с днём ро­ж­де­ния, не­мно­го сов­рав при этом, что слу­жеб­ная не­об­хо­ди­мость тре­бу­ет ос­тать­ся на ра­бо­те до глу­бо­ко­го ве­че­ра, по­это­му прий­ти е­го­дня в гос­ти не по­лу­чит­ся. Как во­дит­ся, ма­ма по­бла­го­да­ри­ла и по­се­то­ва­ла не­мно­го о том, что Ка­тю­ша се­бя не бережёт и не ос­тав­ля­ет вре­ме­ни на лич­ную жизнь.

Ка­те бы­ло про­тив­но врать ма­ме, но очень не хо­те­лось за­кон­чить и так не­удач­но на­чав­ший­ся день, слу­шая обыч­ное за по­след­ний год брюз­жа­ние от­ца с бес­ко­неч­ны­ми упрёками в свой ад­рес ти­па «за­хо­те­лось сво­бо­ды, а те­перь по­смот­ри, в ко­го пре­вра­ща­ешь­ся?!»

Па­па, пол­ков­ник милиции в от­став­ке, в об­щем-то, был не­злым че­ло­ве­ком и очень лю­бил свою един­ст­вен­ную дочь. В то же вре­мя, он, при­вер­жен­ец до­мо­строя, не­укос­ни­тель­но при­дер­жи­вал­ся мне­ния о том, что брак ме­ж­ду муж­чи­ной и жен­щи­ной дол­жен быть един­ст­вен­ным и на всю жизнь. Он край­не не­га­тив­но отнёсся к известию об их раз­во­де, ви­ня во всём Ка­тю и про­дол­жая под­дер­жи­вать тес­ные от­но­ше­ния с её быв­шим му­жем, ко­то­ро­го знал дав­но. Тот на­чи­нал службу ещё мо­ло­дым ми­ли­цей­ским старшим лей­те­нан­том в от­де­ле, воз­глав­ляе­мым от­цом.

За­кон­чив те­ле­фон­ный раз­го­вор с ма­мой, Ка­тя не то­ро­пясь вы­шла из офи­са и по­бре­ла пеш­ком в сто­ро­ну до­ма. На ули­це бы­ло до­воль­но те­п­ло для се­ре­ди­ны ап­ре­ля. Ал­леи де­ревь­ев по до­ро­ге на­чи­на­ли ок­ра­ши­вать­ся яр­кой зе­ле­нью. Те встреч­ные пе­ше­хо­ды, кто по­сме­лее, гу­ля­ли без верх­ней, на­до­ев­шей за дол­гую зи­му оде­ж­ды.

Ка­тя ре­ши­ла не поль­зо­вать­ся трам­ва­ем, а прой­тись сол­неч­ным ве­че­ром и по­ды­шать све­жим ве­сен­ним воз­ду­хом, ко­то­рый к лету обя­за­тель­но сме­нит­ся на ду­хо­ту, на­пол­нен­ную вы­хлоп­ны­ми га­за­ми и вез­де­су­щим ле­тя­щим то­по­ли­ным пу­хом. По до­ро­ге до­мой за­шла в су­пер­мар­кет и ку­пи­ла там де­ся­ток яиц в ко­роб­ке, ку­со­чек пар­ме­за­на отечественного производства и бу­тыл­ку крас­но­го гру­зин­ско­го ви­на, что­бы вы­пить до­ма в оди­но­че­ст­ве за здо­ро­вье ма­мы.

Мел­кие ут­рен­ние не­при­ят­но­сти бы­ли уже за­бы­ты, и се­го­дняш­ний ве­чер на­чи­нал по­хо­дить на череду обыч­ных ру­тин­ных Ка­ти­ных ве­че­ров, как близ­не­цы по­хо­жих друг на дру­га за по­след­ний год.

Под­хо­дя к подъ­ез­ду сво­его до­ма, Ка­тя ус­лы­ша­ла, как её ок­лик­нул ме­ст­ный ал­каш и до­мо­ро­щен­ный по­ли­тик Пе­тю­ня, уви­девший её со ска­мей­ки со­сед­не­го подъ­ез­да. Он под­бе­жал и за­го­ро­дил про­ход, дых­нув пе­ре­га­ром:

— Ка­тю­ха, при­вет! Сто лет, сто зим! Как по­жи­ва­ешь?

Пе­ре­ми­наю­щий­ся с но­ги на но­гу Пе­тю­ня был одет в ста­рый меш­ко­ва­тый спор­тив­ный кос­тюм, яв­но с чу­жо­го пле­ча, и ви­дав­шие ви­ды си­ние крос­сов­ки. Не до­жи­да­ясь Ка­ти­но­го от­ве­та, бы­ст­ро за­та­ра­то­рил:

— Ты слы­ша­ла, что аме­ри­ко­сы про Крым за­яв­ля­ют? Всё им, уро­дам, неймётся! Уже бы дав­но на­до бы­ло им по ро­гам на­сту­чать! А ведь се­го­дня Ме­ж­ду­на­род­ный день куль­ту­ры! А ка­кая уж тут куль­ту­ра, ес­ли в ми­ре неспо­кой­но? Ка­тю­ха, ты не бо­га­та день­га­ми? Одол­жи мне сто руб­лёв на по­строй­ку ко­раб­лёв!

Вы­клян­чив оче­ред­ные сто руб­лей, на ко­то­рые, вку­пе со все­ми про­шлы­ми вы­про­шен­ны­ми у Ка­те­ри­ны и со­се­дей день­га­ми, впол­не уже мож­но бы­ло по­стро­ить крей­сер, до­воль­ный Пе­тю­ня отошёл, по­те­ряв к Ка­те вся­кий ин­те­рес.

Ка­тя по­смот­ре­ла ему вслед и по­ду­ма­ла, что Пе­тю­ня вы­гля­дит лет на ше­сть­де­сят, ни­как не мень­ше, хо­тя её бывшему од­но­класс­ни­ку, по фак­ту было не бо­лее со­ро­ка. Зна­ла она о Пе­тю­ни­ном бо­га­том тю­рем­ном про­шлом с его тре­мя сро­ка­ми, за­ра­бо­тан­ны­ми за кра­жи, и аре­сто­м по его же глу­по­сти. Вре­мя, проведённое в «са­на­то­ри­ях» за ко­лю­чей про­во­ло­кой, и еже­днев­ные пьян­ки по­след­них лет на сво­бо­де сде­ла­ли своё де­ло, и Пе­тю­ня по­ти­хонь­ку пре­вра­щал­ся в по­жи­ло­го опус­тив­ше­го­ся ал­ка­ша.

Са­жал его ещё Ка­тин отец, на ко­то­ро­го осуждённый за кра­жи по 158 ста­тье Уго­лов­но­го ко­дек­са Рос­сий­ской Фе­де­ра­ции Пётр Пла­хот­ню­ков нис­коль­ко оби­жен не был, по-фи­ло­соф­ски ви­ня толь­ко злой рок и свою плохую на­след­ст­вен­ность. Вся про­шлая жизнь быв­ше­го уго­лов­ни­ка по клич­ке Пло­хой про­шла по прин­ци­пу фра­зы из зна­ме­ни­той со­вет­ской ко­ме­дии: «Ук­рал, вы­пил, в тюрь­му». За­дер­жал­ся он на сво­бо­де толь­ко по­след­ние па­ру лет, умуд­ря­ясь ба­лан­си­ро­вать на гра­ни за­ко­на и до­воль­ст­ву­ясь по­про­шай­ни­че­ст­вом и мел­ки­ми кра­жа­ми.

Ка­тя уже взя­лась за руч­ку подъ­езд­ной две­ри, ко­гда Пе­тю­ня, ус­пев­ший уй­ти на при­лич­ное рас­стоя­ние, крик­нул ей то, о чём за­был пре­ж­де:

— Ка­тю­ха, а те­бя че­ло­век один ис­кал, спра­ши­вал но­мер тво­ей квар­ти­ры. Серьёзный че­ло­век! Я ска­зал, в ка­кой квар­ти­ре ты живёшь. Та­ким, как он, не от­ка­зы­ва­ют. Ви­дел я та­ких у «хо­зяи­на». Так что ско­ро жди гос­тей!

Пе­тю­ня от­вер­нул­ся и бы­ст­ро за­ша­гал прочь в сто­ро­ну двух та­ких же, как он, опух­ших лич­но­стей, под­жи­дав­ших его на ска­мей­ке со­сед­не­го подъ­ез­да.

Удивлённая Ка­тя, не ус­пев рас­спро­сить Пе­тю­ню о под­роб­но­стях ви­зи­та не­из­вест­но­го гос­тя, не стала кри­чать на весь двор и, по­жав пле­ча­ми, за­шла в подъ­езд.

Она ре­ши­ла не го­то­вить се­бе ужин и обой­тись бо­ка­лом крас­но­го ви­на с сы­ром.

Ка­тя пе­ре­оде­лась. Накинула на себя май­ку и натянула спор­тив­ные шта­ны. На но­ги одела вы­со­кие фла­не­ле­вые мяг­кие нос­ки.

Вклю­чив те­ле­ви­зор и вы­брав поч­ти без­звуч­но ка­кую-то ме­ло­дра­му, она удоб­но уст­рои­лась на ди­ва­не, под­жав но­ги. Под­нос с бо­ка­лом ви­на и та­рел­кой с на­ре­зан­ным ку­соч­ка­ми пар­ме­за­ном по­ста­ви­ла перед со­бой. От­пив пер­вый гло­ток крас­ного терп­кого напитка, Ка­тя взя­ла смартфон и по WhatsApp на­бра­ла номер Гал­ки — своей лучшей под­ру­ги, жи­ву­щей с семьёй в Гер­ма­нии.

По­бол­тав ми­нут пять о вся­ких глу­по­стях, они рас­про­ща­лись и за­кон­чи­ли раз­го­вор. Рань­ше они бы­ли очень близ­ки с Гал­кой, час­то встре­ча­лись и де­ли­лись друг с дру­гом все­ми свои­ми ра­до­стя­ми и го­ре­стя­ми. Но по­сле то­го как Гал­ка с му­жем и доч­кой уе­ха­ли на по­сто­ян­ное ме­сто жи­тель­ст­во в Ной­штадт, где му­жу пред­ло­жи­ли хо­ро­шую и по­сто­ян­ную ра­бо­ту, их ин­те­ре­сы ста­ли рас­хо­дить­ся, ос­тав­ляя всё мень­ше тем для за­ду­шев­ных раз­го­во­ров.

Гал­ку, прожившую пару последних лет в Германии, по не­объ­яс­ни­мой при­чи­не пе­ре­кли­ни­ло на по­ли­ти­ку, ко­то­рая её рань­ше ни­как не ин­те­ре­со­ва­ла. Аб­со­лют­но апо­ли­тич­ная Ка­тя ста­ла бы­ст­ро ус­та­вать от те­ле­фон­ных раз­го­во­ров с под­ру­гой, слу­шая её уже став­шие по­сто­ян­ны­ми се­то­ва­ния на «ан­ти­де­мо­кра­ти­че­ский ре­жим» в Рос­сии. Ка­тя не воз­ра­жа­ла, но удив­ля­лась стран­ной по­зи­ции «новоявленной немки», осо­бен­но пом­ня, как та са­ма ко­гда-то на­зы­ва­ла свою жизнь в Рос­сии «жиз­нью в шо­ко­ла­де». Знала, что семья Галки, после переезда в Гер­ма­нию, столк­ну­лась с боль­ши­ми про­бле­ма­ми.

По сло­вам подруги, её свет­ло­ко­жую и ру­сую че­тыр­на­дца­ти­лет­нюю доч­ь стало необходимым обя­за­тель­но про­во­жать и встре­чать из шко­лы, по­сколь­ку в клас­се, со­стоя­щем на 80 про­цен­тов из вы­ход­цев из Тур­ции, Ал­ба­нии и Аф­ри­ки, её вся­че­ски при­тес­ня­ли и да­же ино­гда по­ко­ла­чи­ва­ли. Муж ме­тал­ся ме­ж­ду ра­бо­той и шко­лой, не имея ни­ка­кой воз­мож­но­сти дать от­пор ма­ло­лет­ним уро­дам, ко­то­рые про­дол­жа­ли из­де­вать­ся над доч­ерью без стра­ха под­верг­нуть­ся су­деб­но­му пре­сле­до­ва­нию в «де­мо­кра­ти­че­ской» Гер­ма­нии.

Ка­тя по­ни­ма­ла, ко­неч­но, что под­ру­ге, на­вер­ное, пси­хо­ло­ги­че­ски лег­че ха­ять свою Ро­ди­ну, где она по­лу­чи­ла от­лич­ное об­ра­зо­ва­ние, удач­но вы­шла за­муж и жи­ла пол­но­цен­ной спо­кой­ной жиз­нью, чём объ­ек­тив­но по­смот­реть на ве­щи и при­знать су­ще­ст­вую­щие про­бле­мы в стра­не, ко­то­рую са­ма вы­бра­ла для жиз­ни.

Вы­пив вто­рой бо­кал крас­но­го гру­зин­ско­го за здо­ро­вье ма­мы, Ка­тя сде­ла­ла те­ле­ви­зор по­гром­че и по­ста­ра­лась вник­нуть в сю­жет иду­щей там ме­ло­дра­мы.

В де­вя­том ча­су ве­че­ра по ушам ре­за­нул не­ожи­дан­ный гром­кий зво­нок вход­ной две­ри.

Вспом­нив пре­ду­пре­ж­де­ние пус­то­ме­ли Пе­тю­ни, она, уди­вив­шись их прав­ди­во­сти, мед­лен­но по­до­шла к две­ри. Не за­гля­ды­вая в гла­зок и ни­че­го не спра­ши­вая, Ка­тя от­кры­ла дверь.

На по­ро­ге две­ри сто­ял не зна­ко­мый ей че­ло­век, ко­то­ро­го Ка­тя хо­ро­шо раз­гля­де­ла в све­те яр­кой лам­поч­ки ле­ст­нич­ной пло­щад­ки.

Вы­со­кий, ши­ро­ко­пле­чий, светловолосый мужчина средних лет. Он был одет в ко­рот­кую ко­жа­ную курт­ку-пи­лот с бе­же­вой ме­хо­вой под­клад­кой и си­ние джин­сы. На не­зна­ко­мом ей ли­це не­ждан­но­го гос­тя за­сты­ла улыб­ка, но са­мо ли­цо это бы­ло му­же­ст­вен­ное, ре­ши­тель­ное, хо­ро­шо очер­чен­ное, с маленькими лучиками мор­щи­н под го­лу­бы­ми гла­за­ми и с ямоч­кой на под­бо­род­ке. Небольшая горбинка на когда-то перебитом носу и шрам на правой щеке, идущий от уголка губ наверх, не портили его облик.

Гость дер­жал в ру­ках боль­шой бу­кет из крас­ных роз и уве­си­стый па­кет из су­пер­мар­ке­та.

— Здрав­ст­вуй, Эка! Пус­тишь?

Го­лос у не­зна­ком­ца был ти­пич­ным ба­ри­то­ном, как оп­ре­де­ли­ла для се­бя Ка­тя, окончившая в своё вре­мя му­зы­каль­ную шко­лу по клас­су хо­ро­во­го пе­ния.

Она ши­ро­ко от­кры­ты­ми от удив­ле­ния гла­за­ми по­смот­ре­ла на не­го и, не ухо­дя с двер­но­го про­све­та, спро­си­ла:

— Раз­ве мы зна­ко­мы?

— Не­у­же­ли я так из­ме­нил­ся? По­че­му-то мне са­мо­му ка­за­лось, что нет. Мо­жет быть, это по­мо­жет те­бе вспом­нить?

Не­зна­ко­мец, взяв в од­ну ру­ку бу­кет цве­тов и па­кет, вто­рую за­су­нул во внут­рен­ний кар­ман курт­ки и дос­тал от­ту­да фо­то­кар­точ­ку, ко­то­рую про­тя­нул ей. Катя, за­би­рая фо­то, ус­пе­ла за­ме­тить, что кис­ти рук у гос­тя боль­шие, ши­ро­кие, с длин­ны­ми паль­ца­ми, на двух из ко­то­рых бы­ли вы­та­туи­ро­ва­ны пер­ст­ни: один — сплош­ной, пол­но­стью ок­ра­шен­ный чёрной ту­шью и вто­рой с че­ре­пом в ок­ру­же­нии чёрной рам­ки. Эта под­роб­ность ис­пу­га­ла Ка­тю, и она не­осоз­нан­но чуть-чуть при­кры­ла дверь.

Взгля­нув на чёрно-белое фото, Ка­тя уви­де­ла там де­вуш­ку и юно­шу, ко­то­рые обнимались, при­сло­нились к стоя­ще­му на зад­нем пла­не мо­то­цик­лу, на фо­не ле­са. Фо­тография бы­ла не очень ка­че­ст­вен­ной, яв­но лю­би­тель­ской. Но Ка­тя, удив­ившись, в де­вуш­ке уз­на­ла се­бя, со­всем юную и ху­день­кую, как тро­стин­ка. Она ещё пол­но­стью не смог­ла вспом­нить, ко­гда и кем бы­ла сде­ла­на это фото, но в го­ло­ве уже ста­ли всплы­вать кар­тин­ки ко­рот­ко­го эпи­зо­да из её юно­сти. Узнала и ли­цо пар­ня, с ко­то­рым она об­ни­ма­лась на фо­то.

Ка­ж­дое ле­то, во вре­мя школь­ных ка­ни­кул, ро­ди­те­ли от­прав­ля­ли её из Мо­ск­вы по­гос­тить у де­душ­ки с ба­буш­кой в посёлок, рас­по­ло­жен­ный на бе­ре­гу боль­шо­го и пре­крас­но­го озера на Вал­дае, где она с удо­воль­ст­ви­ем про­во­ди­ла один-два ме­ся­ца.

Посёлок был густонаселённым. В лет­ний се­зон за­пол­нял­ся мно­го­чис­лен­ны­ми ту­ри­ста­ми и род­ст­вен­ни­ка­ми ме­ст­ных жи­те­лей, осо­бен­но деть­ми и школь­ни­ка­ми, прие­хав­ши­ми на ка­ни­ку­лы. До позд­не­го ве­че­ра на ули­цах не смол­кал дет­ский го­мон и юношеский смех.

Катя, только окончившая девятый класс, во вре­мя оче­ред­но­го сво­его при­ез­да в посёлок, по­зна­ко­ми­лась со сво­им свер­ст­ни­ком — пар­нем, так­же отправленного сюда на ка­ни­ку­лы к сво­ей род­не. Он, как и она, ка­ж­дое ле­то при­ез­жал сю­да из Ле­нин­гра­да, но рань­ше их до­рож­ки, за­ня­тые дру­ги­ми, дет­ски­ми, за­бо­та­ми, не пе­ре­се­ка­лись.

Но в это ле­то, оба пол­ные юно­ше­ской ро­ман­ти­ки, встре­тив­шись в пер­вый раз у об­щих дру­зей, поч­ти не рас­ста­ва­лись це­лый ме­сяц лета, по­ка Катин па­па, прикативший в посёлок на слу­жеб­ной ма­ши­не, не за­ста­вил её уе­хать с ним об­рат­но в боль­шой го­род, не­смот­ря на слёзы и ры­да­ния.

По­том она уз­на­ла, что па­па сде­лал это по прось­бе де­душ­ки и ба­буш­ки, ко­то­рые ста­ли пе­ре­жи­вать за Ка­ти­ну це­ло­муд­рен­ность, ви­дя, как за­кру­жи­ло её в во­до­во­ро­те пер­вой влюблённости.

По­на­ча­лу она не могла забыть свои пер­вые не­лов­кие по­це­луи с Мар­ку­шей, так под­ро­ст­ко­вое на­се­ле­ние посёлка лет­не­го пе­рио­да на­зы­ва­ло это­го юношу. Мле­ла, вспо­ми­ная его неж­ные не­опыт­ные объ­я­тия. Им не хва­ти­ло вре­ме­ни, что­бы про­изош­ла бли­зость, но к это­му всё шло, в чём ока­за­лись пра­вы её де­душ­ка с ба­буш­кой, ни уве­зи её па­па из посёлка.

Они, ко­неч­но, об­ме­ня­лись те­ле­фо­на­ми и ад­ре­са­ми. Она мечтала о звон­ке или пись­ме от Мар­ка, осо­бен­но в пер­вое вре­мя, но, не до­ж­дав­шись, по­нем­но­гу стала забывать все вол­не­ния лет­не­го ме­ся­ца, по­гру­зив­шись в учёбу и под­го­тов­ку к по­сту­п­ле­нию в ин­сти­тут. Са­ма не зво­ни­ла и не пи­са­ла, всё бо­лее убе­ж­дая се­бя в том, что он во­все вычеркнул ее из памяти.

И вот сей­час на её по­ро­ге сто­ял тот са­мый Марк, пре­вра­тив­ший­ся из не­склад­но­го длин­но­ру­ко­го и вес­нуш­ча­то­го па­рень­ка в креп­ко­го силь­но­го муж­чи­ну, за пле­ча­ми ко­то­ро­го бы­ла це­лая жизнь, непро­стая и нелас­ко­вая, су­дя по на­кол­кам на паль­цах.

Дер­жа перед гла­за­ми ста­рую фо­то­гра­фию, Ка­тя, ко­неч­но, уз­на­ла его, дав­ным-дав­но за­бы­то­го и стёртого из па­мя­ти, как лас­ти­ком сти­ра­ют пред­ва­ри­тель­ный и неудачный кон­тур бу­ду­ще­го ри­сун­ка.

Она сейчас те­ря­лась в до­гад­ках, за­чем этот муж­чи­на, как дав­но за­бы­тый эпи­зод из сча­ст­ли­вой юно­сти, вдруг опять воз­ник из про­шло­го и сто­ял сей­час на её по­ро­ге с яв­ным на­ме­ре­ни­ем зай­ти.

В этой пре­сной взрос­лой жиз­ни их ни­че­го не мог­ло свя­зы­вать. Не бы­ло, да и не мог­ло быть у них ни­ка­ких то­чек со­при­кос­но­ве­ний чу­жих друг дру­гу, со­ро­ка­лет­них лю­дей, иду­щих раз­ны­ми до­ро­га­ми.

Тем не ме­нее она то ли от лю­бо­пыт­ст­ва, то ли от ску­ки, за­пол­нив­шей её жизнь в по­след­нее вре­мя, рас­пах­ну­ла дверь на­стежь и при­гла­си­ла его вой­ти дви­же­ни­ем ру­ки.

Марк, улыб­нув­шись, вошёл и мол­ча вру­чил ей бу­кет цве­тов и па­кет с про­дук­та­ми.

Ка­тя, по­бла­го­да­рив его кив­ком го­ло­вы, от­не­сла па­кет на кух­ню и по­шла на­би­рать во­ду в ва­зу, го­во­ря на хо­ду:

— За­хо­ди, раз­де­вай­ся. Муж­ских та­почек у ме­ня нет, но пол тёплый, не замёрзнешь. Про­хо­ди на кух­ню и по­до­ж­ди ме­ня не­мно­го.

Ка­тя на­ли­ла во­ду в вы­со­кую кра­си­вую ва­зу и вложила ту­да бу­кет с бла­го­ухаю­щи­ми ро­за­ми. От­не­сла в ком­на­ту и по­ста­ви­ла на жур­наль­ный сто­лик. Вер­ну­лась на кух­ню, где её ждал Марк, сто­яв­ший у ок­на и гля­дев­ший на ули­цу.

Из ку­хон­но­го ок­на третье­го эта­жа Ка­ти­ной квар­ти­ры от­кры­вал­ся вид на двор и на­чи­наю­щую зе­ле­неть ли­по­вую ал­лею, за ко­то­рой про­хо­дил боль­шой про­спект, за­пол­нен­ный ма­ши­на­ми, трам­вая­ми и ав­то­бу­са­ми. Уже го­ре­ли улич­ные фо­на­ри и рек­лам­ные ог­ни, но на ули­це бы­ло ещё дос­та­точ­но свет­ло.

Ка­тя при­гла­си­ла Мар­ка за стол. По­ста­ви­ла чай­ник на огонь га­зо­вой пли­ты и мол­ча на­ча­ла раз­би­рать па­кет с гос­тин­ца­ми, принесёнными Мар­ком.

На столе бы­ли появились пу­за­тая бу­тыл­ка хо­ро­шей тем­но-ме­до­во­го цве­та те­ки­лы Casa Herradura с под­ко­вой на эти­кет­ке и ко­роб­ка с ма­роч­ным шам­пан­ским Dom Perignon 2008 го­да. Да­лее из па­ке­та были извлечены жес­тя­ная бан­ка с крас­ной ик­рой, па­ра ва­ку­ум­ных упа­ко­вок с ис­пан­ским ха­мо­ном, ко­ро­боч­ка с го­лу­бым плес­не­ве­лым сы­ром, шо­ко­лад­ные кон­фе­ты в кра­си­вой зо­ло­то­го цве­та ко­роб­ке и па­ра жёлтых ли­мо­нов-тол­стя­ков.

Ка­тя по­ду­ма­ла, что всё это за­гра­нич­ное бо­гат­ст­во, не­ве­до­мо от­ку­да до­бы­тое Мар­ком в на­ше санк­ци­он­ное вре­мя, она не ви­де­ла в ма­га­зи­нах уже боль­ше го­да. Но вос­хи­щать­ся не ста­ла, а до­воль­но су­хо спро­си­ла:

— По ка­ко­му по­во­ду бан­кет? Ты, ча­сом, не ошиб­ся ад­ре­сом?

— Не ошиб­ся, не ошиб­ся!

Марк улыб­нул­ся и про­дол­жил:

— Я по­ни­маю, ко­неч­но, что ты удив­ле­на мо­им при­хо­дом, но по­зволь мне рас­ска­зать те­бе о его при­чи­нах. А там уж са­ма ре­шишь, ука­зать мне сра­зу на дверь или про­дол­жить на­ше ста­рое-но­вое зна­ком­ст­во.

Го­лос его был до­б­рым и не­мно­го иро­нич­ным. Но Ка­тя как-то по­ня­ла на под­соз­на­тель­ном уров­не, что та­кой тон не со­всем обы­чен для его об­ла­да­те­ля. Чув­ст­во­ва­лась в этом го­ло­се сталь, к ко­то­рой он при­вык в сво­ей жиз­ни.

Она не­уве­рен­но по­жа­ла пле­ча­ми, но, в ду­ше уже со­гла­сив­шись вы­слу­шать Мар­ка, ста­ла рас­став­лять сто­ло­вые при­бо­ры. Открыла со­дер­жи­мое упа­ко­вок и ко­ро­бок, раз­ло­жив их по та­рел­кам.

По­ка Марк хо­дил в ван­ную мыть ру­ки, Ка­тя за­ва­ри­ла ко­фе в двух круж­ках, по­ста­ви­ла два пус­тых бо­ка­ла, по­ре­за­ла ли­мо­ны круг­лы­ми лом­ти­ка­ми и села на­ко­нец-то за стол на­про­тив вер­нув­ше­го­ся Мар­ка в ожи­да­нии его рас­ска­за.

Гла­ва 2

Пас­мур­ным, но та­ким дол­го­ждан­ным, ок­тябрь­ским ут­ром 2008 го­да за спи­ной от­быв­ше­го на­ка­за­ние Мар­ка Ви­ле­но­ви­ча Баг­риц­ко­го за­хлоп­ну­лась сталь­ная вход­ная дверь в кир­пич­ной сте­не, ок­ра­шен­ной гряз­но-го­лу­бым цве­том, кон­троль­но-про­пу­ск­но­го пунк­та ис­пра­ви­тель­ной ко­ло­нии стро­го­го ре­жи­ма №2 в посёлке Бе­лый Яр Том­ской об­лас­ти. Быв­ший зэк, по клич­ке Ма­рик, от­тру­бив­ший в ко­ло­нии две­на­дцать лет от звон­ка до звон­ка по 105-й ста­тье Уго­лов­но­го ко­дек­са, вы­шел на дол­го­ждан­ную сво­бо­ду.

Его ни­кто не встре­чал, и он на по­пут­ках до­б­рал­ся до Том­ска, где ку­пил би­лет на по­езд до Пе­тер­бур­га с пе­ре­сад­кой в Но­во­си­бир­ске.

За че­ты­ре дня, проведённых в пу­ти, он пы­тал­ся при­вык­нуть к сво­бо­де, оби­лию лю­дей и адап­ти­ро­вать­ся к но­вой ре­аль­но­сти за ок­ном стре­мя­ще­го­ся в его ко­гда-то род­ной Питер по­ез­да. Реальности, ко­то­рая зна­чи­тель­но из­ме­ни­лась со вре­ме­ни его по­сад­ки в 1996 го­ду.

Да­же под рав­но­мер­ный стук колёс по­ез­да ему по­че­му-то не спа­лось в пер­вые дни сво­бо­ды. Ме­няю­щие­ся в ва­го­не шум­ные, ино­гда гром­ко хра­пя­щие или гром­ко чав­каю­щие лю­ди не силь­но ме­ша­ли ему. По­сле две­на­дца­ти лет стро­гого ре­жи­ма всё это ка­за­лось ему во­пло­ще­ни­ем ком­фор­та и сво­бо­ды.

До­рож­ных де­нег, по­лу­чен­ных при ос­во­бо­ж­де­нии, бы­ло в об­рез, и он не хо­дил в ва­гон-рес­то­ран, до­воль­ст­во­вал­ся не­до­ро­гим съе­ст­ным, из­ред­ка ку­п­лен­ным на пер­ро­нах во вре­мя ос­та­но­вок по­ез­да. Па­ру раз его уго­ща­ли пас­са­жи­ры, ко­то­рые са­ми име­ли опыт «по­хо­да к хо­зяи­ну» и без­оши­боч­но уга­ды­ваю­щие друг дру­га в люд­ской мас­се.

Поч­ти всё вре­мя пу­ти он провёл лёжа на верх­ней бо­ко­вой пол­ке плац­карт­но­го ва­го­на, гля­дя в ок­но, где мель­ка­ли осен­ние пей­за­жи, до­ро­ги, пе­ре­ез­ды, стан­ции и мос­ты. Он смот­рел на всё это, по че­му так со­ску­чил­ся в ко­ло­нии, и вспо­ми­нал свою ко­рот­кую допо­са­доч­ную жизнь.

Марк, ро­див­ший­ся в 75-м, вы­рос в ле­нин­град­ской, ин­тел­ли­гент­ной се­мье. Учась в шко­ле с уси­лен­ным пре­по­да­ва­ни­ем анг­лий­ско­го язы­ка, он, как мно­гие со­вет­ские де­ти в то вре­мя, ак­тив­но за­ни­мал­ся спор­том. Бокс был его стра­стью, за­ни­маю­щей прак­ти­че­ски всё сво­бод­ное, и не толь­ко, вре­мя. К кон­цу шко­лы он ус­пел вы­иг­рать не­сколь­ко круп­ных тур­ни­ров го­ро­да и об­лас­ти по бок­су и по­лу­чил зва­ние кан­ди­да­та в мас­те­ра спор­та.

Учёба да­ва­лась ему лег­ко, и, ес­ли бы не бокс, он смог бы лег­ко сдать школь­ные эк­за­ме­ны на зо­ло­тую ме­даль, к че­му Марк во­все не стре­мил­ся.

Не стал он по­сту­пать и в уни­вер­си­тет, ку­да на­стой­чи­во на­прав­ля­ли его ро­ди­те­ли — учёные-физики.

На­сту­па­ли но­вые вре­ме­на и в на­ча­ле 90-х превратиться в веч­но не­до­сы­паю­щего сту­ден­та, гры­зу­щего гра­нит нау­ки, было по мень­шей мере не пре­стиж­но и глупо, имея боксёрскую под­го­тов­ку и та­кой, как у не­го, пря­мой спра­ва.

То­гда, в про­ни­зан­ном насквозь кри­ми­на­лом Ле­нин­гра­де про­ис­хо­ди­ло ста­нов­ле­ние ор­га­ни­зо­ван­ных пре­ступ­ных груп­пи­ро­вок. Во­ров­ские бри­га­ды схо­ди­лись в не­при­ми­ри­мой схват­ке со спорт­сме­на­ми, деловыми и этническими бандами.

Марк со мно­ги­ми дру­ги­ми мо­ло­ды­ми боксёрами из «Тру­до­вых ре­зер­вов» примк­ну­л к од­ной из бри­гад спорт­сме­нов. День­ги дос­та­ва­лись лег­ко, а тяга к бан­дит­скому риску была у не­го в кро­ви, пья­ня и воз­бу­ж­дая. Кри­ми­наль­ная ро­ман­ти­ка в то вре­мя за­хва­ты­ва­ла та­ких, как он, па­ца­нов це­ли­ком, за­са­сы­вая в тря­си­ну, от­ку­да воз­вра­та не бы­ло.

Ко­гда во вре­мя оче­ред­ной стыч­ки с «там­бов­ски­ми» ему при­шлось в пер­вый раз го­лы­ми ру­ка­ми за­бить на­смерть «си­не­го» — рас­пи­сан­но­го на­кол­ка­ми во­ра, он по­нял, что месть бу­дет не­из­беж­на. «Там­бов­ские» его дос­та­нут вез­де, где бы он ни пря­тал­ся и как бы его ни прикры­ва­ла своя пре­ступ­ная груп­пи­ров­ка.

По со­ве­ту стар­ших Марк явил­ся в рай­он­ный во­ен­ко­мат и доб­ро­воль­но по­про­сил­ся в ар­мию, к боль­шо­му удив­ле­нию во­ен­ко­ма. Тот, «по­дог­ре­тый» пач­кой ку­пюр, ко­то­рую пе­ре­да­ли ему бри­га­ди­ры, от­пра­вил Мар­ка слу­жить в элит­ную 336-ю бри­га­ду мор­ской пе­хо­ты Бал­тий­ско­го фло­та, где, уча­ст­вуя в бое­вом де­жур­ст­ве у бе­ре­гов Ан­го­лы, он стал не­до­ся­га­ем ни­ка­ким бан­дит­ским мсти­те­лям.

По­сле дем­бе­ля, вер­нув­шись до­мой, он уз­нал, что за вре­мя его служ­бы уже успело про­изойти слия­ние во­ров и спорт­сме­нов. Его, как опыт­но­го сер­жан­та-мор­пеха и быв­ше­го боксёра, ожи­дал достойный ранг в пре­ступ­ной ие­рар­хии го­ро­да, те­перь уже пе­ре­име­но­ван­но­го в Пе­тер­бург.

Он стал ру­ко­во­дить раз­вед­кой од­но­го из кры­ла «там­бов­ских». Два го­да про­ле­те­ли в не­пре­рыв­ных раз­бор­ках с при­шлы­ми: то с эт­ни­че­ски­ми пре­ступ­ны­ми груп­пи­ров­ка­ми, то с мо­с­ков­ски­ми «солн­цев­ски­ми», «коп­тев­ски­ми», «из­май­лов­ски­ми» и мно­ги­ми дру­ги­ми за­по­ло­нив­ши­ми кри­ми­наль­ный рос­сий­ский мир пре­ступ­ны­ми со­об­ще­ст­ва­ми, стре­мя­щи­ми­ся при­брать к ру­кам ла­ко­мый ку­сок пи­ро­га от стре­ми­тель­но рас­ту­ще­го биз­не­са его род­но­го го­ро­да.

Он уже при­выч­но нажимал на курок пистолета, ко­гда это­го тре­бо­ва­ла не­об­хо­ди­мость. Участвовал в разборках, ломал кости конкурентам, доп­ра­ши­вал с при­стра­сти­ем, кры­ше­вал биз­нес разными способами. В об­щем, де­лал всё то, что бы­ло по­ло­же­но сред­не­му чи­ну пре­ступ­ной ор­га­ни­за­ции. Об­рас­тал кри­ми­наль­ны­ми свя­зя­ми и дви­гал­ся на­верх по скольз­кой карь­ер­ной ле­ст­ни­це. Един­ст­вен­ное та­бу, ко­то­ро­го он при­дер­жи­вал­ся не­укос­ни­тель­но, — это не тро­гать жен­щин и де­тей, ни в ка­ком слу­чае.

О том, что эта пре­ступ­ная, карь­ер­ная лестница очень скольз­кая, он по­нял в на­ча­ле 96-го. «Там­бов­цы», уже на­чав­шие ле­га­ли­зо­вы­вать свой ка­пи­тал, ста­ли бо­роть­ся за мо­но­по­ли­за­цию все­го то­п­лив­но-энер­ге­ти­че­ско­го рын­ка Пе­тер­бур­га.

Марк, ко­то­рый по ука­за­нию бос­сов, пе­ре­дал со­лид­ный че­мо­дан с на­лич­ны­ми из об­ща­ка двум ку­ра­то­рам от За­ко­но­да­тель­но­го со­б­ра­ния, был аре­сто­ван ми­ли­ци­ей сра­зу по­сле пе­ре­да­чи де­нег. Под­ста­ва бы­ла ра­зы­гра­на как по но­там. Ку­ра­то­ры зая­ви­ли, что ни­ка­ких де­нег не по­лу­ча­ли.

Эти бе­ше­ные день­ги в твёрдой валюте пред­на­зна­ча­лись для по­куп­ки пе­тер­бург­ских фи­лиа­лов ком­па­нии «Сур­гут­неф­те­газ», и над го­ло­вой Мар­ка, помещённого в «Кре­сты», за­вис не­ви­ди­мый и не­умо­ли­мый то­пор.

Пол­го­да он тщет­но пы­тал­ся до­ка­зать свою пра­во­ту вер­хуш­ке «там­бов­ских» че­рез мно­го­чис­лен­ных курь­е­ров и с по­мо­щью за­пи­сок — «ма­ляв», от­прав­лен­ных на во­лю. В ито­ге у не­го сло­жи­лось ус­той­чи­вое мне­ние, что бос­сы, по­ве­рив­шие в его че­ст­ность, ре­ши­ли всё-таки его слить в уго­ду ин­те­ре­сам боль­шо­го биз­не­са. Под­роб­но­стей ему ни­кто не док­ла­ды­вал, но «там­бов­ские», на­чав­шие сво­ра­чи­вать свою дея­тель­ность на кри­ми­наль­ном по­при­ще, ста­ли пе­ре­кра­ши­вать­ся в ле­галь­ных биз­нес­ме­нов и ре­ши­ли по­жерт­во­вать им в надежде по­лу­чить ин­дуль­ген­ции от ор­га­нов пра­во­по­ряд­ка.

Его ни­кто не прес­со­вал в «Кре­стах», но, прав­да, и не «грел» с во­ли. Марк был рад и это­му по­ло­же­нию ве­щей, по­сколь­ку знал, ка­кие длин­ные ру­ки у быв­ших со­брать­ев по бан­дит­ско­му ре­мес­лу.

Ни­кто не за­пла­тил за хо­ро­ше­го ад­во­ка­та и не дал взят­ку су­дье. Его как бы вы­черк­ну­ли из спи­ска «там­бов­ских». От­ка­за­ли от по­ло­жен­ных ему рань­ше со­от­вет­ст­вую­щих бандитскому рангу льгот, но и не то­пи­ли спе­ци­аль­но, ос­та­вив воз­мож­ность бо­роть­ся за се­бя са­мо­стоя­тель­но, без чьей-ли­бо по­мо­щи.

Как итог, и то бла­го­да­ря ад­во­ка­ту, на­ня­то­му ро­ди­те­ля­ми, он по су­ду не по­лу­чил по верх­ней план­ке за до­ка­зан­ные эпи­зо­ды его пре­ступ­ной дея­тель­но­сти. Да­ли ему две­на­дцать лет стро­го­го ре­жи­ма за два убий­ст­ва, совершённых по пред­ва­ри­тель­но­му сго­во­ру, ор­га­ни­зо­ван­ных груп­пой лиц.

Ока­зав­шись в ис­пра­ви­тель­ной ко­ло­нии стро­гого ре­жи­ма в Том­ской об­лас­ти, он сам вы­страи­вал свой ав­то­ри­тет, не подкреплённый с во­ли. Вспо­ми­нать эти дол­гие две­на­дцать лет, от­си­жен­ных от звон­ка до звон­ка, Марк не хо­тел. Ни­че­го он там для се­бя не приобрёл, кро­ме не­сколь­ких шра­мов, пе­ре­ло­мов и двух на­ко­ло­тых пер­ст­ней на паль­цах ле­вой ру­ки.

Что­бы вы­жить, за­ра­бо­тал ав­то­ри­тет, за­ко­нов зо­ны не на­ру­шал, сам не кон­флик­то­вал, не про­ги­бал­ся ни под ко­го и не со­труд­ни­чал с ад­ми­ни­ст­ра­ци­ей. В ос­нов­ном по этой, по­след­ней при­чи­не он не вы­шел рань­ше сро­ка по ам­ни­стии или по ус­лов­но-дос­роч­но­му ос­во­бо­ж­де­нию.

За это к пер­ст­ню на паль­це с изо­бра­же­ни­ем че­ре­па в рам­ке, обо­зна­чаю­ще­го «от­ри­цал», жи­ву­щих по прин­ци­пу «жить — зна­чит бо­роть­ся», до­ба­вил­ся сплош­ной чёрный пер­стень, го­во­ря­щий об от­бы­том пол­но­стью сро­ке, без дос­роч­но­го ос­во­бо­ж­де­ния.

И вот теперь, после выхода на свободу, по­езд Но­во­си­бирск — Санкт-Пе­тер­бург привёз его со­всем в дру­гой го­род, где он в пер­вое вре­мя не смог се­бя най­ти.

Он, в об­щем-то, ни­че­го и не умел, кро­ме как ма­хать