плотской жажды.
Я его видел с Анаис. Нет. Много шума из ничего. Шумная погремушка.
Не было у них никакой домработницы.
домработницы.
Тот самый вальс – темный шедевр Питера Гандри, что звучал здесь приглушенно из залов… как и там, в «Аркадии», как и по дороге, когда они ехали по Рублевке.
являющейся словно продолжением кладбища
Катя думала в этот момент – в общем-то трагический, судьбоносный – о пустяках.
и тренер тихо о чем-то просили Лебедева. Нелли видела, что он кивнул
Эсфирь молчала.
