Горько! – крикнул Шестаков. Народ завыл, кто-то даже застучал по парте.
– Витя! – громко произнесла Снегирева, краснея.
– Ну, я ж вас люблю, дети мои, – развел он руками и поиграл бровями, словно озорной ребенок.
Так не пойдет, девочка, которая не дает второго шанса, – прошептал вдруг Антон. Его ладонь легла мне на талию и рывком притянула ближе.
кружит листва, словно с ней кто-то играет. Часто ли мы останавливаемся, чтобы оглянуться? Часто ли замечаем, каким может быть красивым закат на голубом небе или как затейливо переплетаются ветви деревьев? Жизнь бежит так быстро, что человек не успевает заметить красоту, окружающую его. Вот как сегодня. Давно ли я замечала, что в лесу так красиво?
Антон заглушил двигатель, а я замерла, разглядывая, как кру
Преподаватель вещала об экономических теориях, не подозревая, что за ее спиной разворачивается целое шоу. Леваков глубоко вздохнул, он почему-то жутко нервничал, когда поднимал плакат лицевой стороной вверх. Послышались голоса.
– Вау.
– Да ладно?
Гад Витя присвистнул, закрыв ладонью губы, правда, потом сжал кулак, выставляя большой палец вверх.
– Что тут происходит? – спросила преподаватель, наконец оглянувшись. Однако Антон не смотрел на нее, его взгляд был прикован к Юльке, которая закрыла лицо ладонями, стараясь скрыться от всеобщего внимания. Она качала головой, но улыбалась, это читалось и во взгляде, и в каждом движении.
– Я тебя люблю, Снегирева! Ты будешь моей девушкой? – прочитала вслух женщина, прервав лекцию по экономической теории. Ее губ тоже коснулась улыбка, она повернулась, обращая свой взор в сторону студентов, и мягко произнесла: – Снегирева, вы бы соглашались. Не каждый день парни мне так пары срывают.
– Соглашайся, Снегирева! – крикнул Шестаков. – Эй, народ, давайте поддержим, парня. На счет три? Повторяем! Раз, два, три! Соглашайся, Снегирева! – и ребята завыли, повторяя реплику за Шестаковым, кто-то стал хлопать в ладоши, кто-то снимать на камеру, присвистывая.
Антон, правда, не особо вслушивался в эти радостные возгласы. Он просто смотрел на свою Юлю, на то, как она смущенно поднялась из-за стола, как тряслись ее руки, собирая вещи в рюкзак, как она летящей походкой спускалась по ступенькам к нему. Леваков и сам не понимал, почему не замечал такую удивительную девушку три года, но сейчас это уже неважно.
Снегирева спустилась, виновато глянув на педагога, но та лишь качнула головой. Антон опустил плакат, поставив ватман на пол. Юлька подошла к нему, робко и невинно посмотрела, прикусив нижнюю губу, ее лицо так и светилось от счастья.
– Можно было и лично спросить, – сказала она, часто дыша.
– И все же?
– Согласна, конечно!
– Горько! – крикнул Шестаков. Народ завыл, кто-то даже застучал по парте.
– Витя! – громко произнесла Снегирева, краснея.
– Ну, я ж вас люблю, дети мои, – развел он руками и поиграл бровями, словно озорной ребенок.
– Я похищаю тебя, – шепнул Антон Юле, поймал ее ладонь, сплетая их пальцы, и потянул за собой к выходу.
Из-за просто «не девушек» не страдают бессонницами. Как и из-за не просто парней…
Дружбу начинаешь ценить в моменты полной безнадеги. Когда ты умираешь от голода, когда задыхаешься от постоянной жажды и сухости в глотке. Именно в эти минуты отчетливо видишь, кто друг, а кто так, хорошее времяпровождение.
– А где я могу найти кого-нибудь нормального?
– Нигде, – ответил Кот, – нормальных не бывает. Ведь все такие разные и непохожие. И это, по-моему, нормально» («Алиса в Стране Чудес»).
В груди вдруг вспыхнул тот тлеющий уголек, тот самый пожиратель души, который в простонародье называют совестью
А говорят еще, в жизни не бывает рыцарей. Мы просто не замечаем их подвигов, порой забыв в нужную минуту сказать слова благодарности. Нам кажется, жизнь складывается сама, где-то удачно, где-то не очень. Но ведь именно окружающие нас люди докладывают недостающий пазл в картинку, именно они помогают достичь финиша.
