Горько! – крикнул Шестаков. Народ завыл, кто-то даже застучал по парте.
– Витя! – громко произнесла Снегирева, краснея.
– Ну, я ж вас люблю, дети мои, – развел он руками и поиграл бровями, словно озорной ребенок.
– Зачем ты пришел?
– Хотел посидеть у тебя в шкафу. Разве не очевидно?
Открыла дверцу, отодвинула платья и кофточки, чтобы освободить место. Вроде должно было хватить.
– Залазь, – прошептала я, указывая на шкаф. Сказать, что Антон был в шоке, ничего не сказать. Он недоверчиво смотрел на меня и особо не спешил выполнять просьбу. По квартире снова разнеслась трель звонка, оповестив, что мама по-прежнему хочет попасть внутрь.
Кому расскажи, что один из самых красивых парней нашего универа сейчас сидел у меня в шкафу на корточках, держа в руках свою обувь, никто бы не поверил. Я и сама с трудом верила в происходящее
Антон отвернулся, промолчав. Не признаваться же сестре, что этот самый урод – ее брат?
Не помню, чтобы я когда-то дралась с парнями, но все бывает первый раз.
И ее губ коснулась та самая улыбка, которую Антон ждал целую неделю. Яркая, теплая, мимолетная, но в то же время чужая. Леваков вдруг остро ощутил, что эта улыбка не принадлежит ему и никогда не принадлежала.
Юлькина открытость и прямолинейность загоняли его в тупик и заставляли как-то действовать, что-то делать.
Если это болезнь, проклятый вирус ОРВИ, значит, Антону срочно требовался поход к врачу, а лучше к трем врачам
трусливые парни – не повод быть грустной,
