Юрий Леонов

Тайна Змеиной сопки

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

Иллюстратор Елена Викторовна Кирильчук

Дизайнер обложки Елена Викторовна Кирильчук

© Юрий Леонов, 2018

© Елена Викторовна Кирильчук, иллюстрации, 2018

© Елена Викторовна Кирильчук, дизайн обложки, 2018

Исчезнувшая цивилизация джурдженей, тайна золотой лягушки, невероятные приключения друзей-подростков и трогательная история первой любви в новой книге Юрия Леонова в жанре «Дополненной реальности». В реальные места и события вплетен затейливый узор фантастики, что в этом правда, а что вымысел — каждый читатель должен определить самостоятельно…

16+

ISBN 978-5-4493-0758-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Тайна Змеиной сопки
2. ГДЕ ТЫ КОРЕНЬ, ХАТО-ОХТО?
   1. Самый богатый человек в Кругосветке
   2. За веселыми камушками
   3. Сашкина тайна
   4. Еще одна попытка
   5. Отшельники
   6. Где ты, чудо-корень?
   7. Ноготок
   8. Танцующий трактор
   9. Куриный бог из тьмы столетий
   10. Где у дерева глаза?
   11. Ожидание
   12. У старой заимки
   13. Когда ты нужен…
   14. Тайга горит!
3. ЗОЛОТАЯ ЛЯГУШКА
   1. Глава 1. Черепаха из ниоткуда
   2. Глава 2. Дырявая монета
   3. Глава 3. Кто найдет, того и счастье
   4. Глава 4. Кладоискатели
   5. Глава 5. Кирпич заговорил
   6. Глава 6. Осколок Золотой империи
   7. Глава 7. Каскадер
   8. Глава 8. Над пропастью
   9. Глава 9. Еще один любитель древностей
   10. Глава 10. Ночной разговор
   11. Глава 11. Золотая, криволапенькая
   12. Глава 12 Возможны варианты
   13. Глава 13. Как стать Королем?
   14. Глава 14 Необитаемый остров
   15. Глава 15 Двойная ловушка
   16. Глава 16 Лягушка ускакала
   17. Глава 17 Хозяин Змеиной сопки
   18. Глава 18. В старом чулане
   19. Глава 19. Пернатый вор
   20. Глава 20. Снова на острове
   21. Глава 21. Клеймо от прадеда
   22. Глава 22. На штурм!
   23. Глава 23. Неожиданная встреча
   24. Глава 24. На руинах древней крепости
   25. Глава 25. Дуэль
   26. Глава 26. Тайна древних знаков
   27. Глава 27. Послание на сопке

ГДЕ ТЫ КОРЕНЬ, ХАТО-ОХТО?

Часть первая

Самый богатый человек в Кругосветке

Проснулся Тимоха от назойливого квакающего звука. Будто лягушка пожаловала из болота. Уркнул и замолчал мотор. Возбужденно загомонили соседи…

Опять прикатил к Орке братан и сигналит, чтоб все слыхали: Серега явился. Везет же дружку: у него и отец с матерью, да еще и Серега приезжает на машине из Владика — из Владивостока, где устроился работать шофером. Разговоров и кутерьмы — полный дом.

А у Тимохи в квартире тихо-тихо. Лишь мерно отщелкивают секунды часы, снятые с отслужившего свой век рыбацкого сейнера. Все семейство Лапиных — он да отец, сутками пропадающий на море. Летом у команды буксира редко бывают выходные. Так что Тимоха здесь за хозяина.

Отчего же сегодня прохлаждается он столь поздно?.. Ах, да: сегодня надо навести в квартире флотский порядок. Кому она нужна, эта приборка? Лежат вещи, где им нравится: кеды на печи, футболка под стулом. И пусть себе лежат, пить-есть не просят. Так нет, понадобилось отцу именно сегодня навести в доме образцовый, флотский порядок. Интересно, почему он просит об этом по пятницам? И обязательно ставит на стол цветы, как любила когда-то мама.

Размышляя таким образом, Тимоха совсем проснулся и приподнялся на локтях, привычно скользнув взглядом по «кубрику». Не тумбочка здесь у изголовья, а массивный, с дубовой крышкой рундук. Не окна, а иллюминаторы, снятые отцом с разбитого катера. Круглые, на винтах, с блестящей медной окантовкой. Посмотришь в один — увидишь смородиновый куст с еще зелеными ягодами. Глянешь в другой — узнаешь, какое сегодня море… Вон оно взблескивает огромным лазоревым оком.

В хорошем месте живут Тимоха и Орка. Дома их вскарабкались по склону выше всех в рыбацком поселке Кругосветка. Внизу — приплюснутые цехи рыбокомбината, где работают Оркины родители, и выступ причала с блеклыми рубками мэрээсок — малых рыболовных сейнеров. Две улицы опоясывают бухту. И сопки, сопки, сбегающие волнами к побережью…

Тимоха успел одеться, промыть под умывальником оба глаза и глянуть на себя в зеркало. Русые волосы взметнулись над макушкой петушиным гребнем. Кисточками зависли над оттопыренными ушами. На тонкой шее алело пятно. Оса поцеловала. У кончика прямого облупившегося носа вызревал бледный прыщ. М-даа…

Пришлепнуть гребень мокрой ладонью было секундным делом. Но едва Тимоха потрогал пятно, скосив рот, как в приоткрывшуюся дверь просунулась коротко остриженная голова Орки:

— Айда скорей! Начальник зовет.

Отродясь не было над Оркой никакого начальства, как и над прадедом, который, по словам отца, был вольным казаком. И — на тебе…

— Соври получше, — сказал Тимоха.

— Чтоб мне никогда на рыбалку не ходить, — поклялся Орка.

Клятва была серьезная.

— А зачем? — оттягивая время, спросил Тимоха.

— Сказал: одна нога здесь — другая там. А я — обе тут.

Не хотелось Тимохе идти к начальнику, словно предчувствовал, что будут от этой встречи одни заморочки. Но любопытство побороло сомнения.

В просторной комнате соседнего дома сидел за обеденным столом молодой, совсем не строгий по виду мужчина. В накинутой на плечи штормовке он очень походил на студента стройотряда. Много их приезжало на комбинат прошлым летом.

Увидев Тимоху, мужчина разулыбался ему, как лучшему другу. Даже привстал и руку протянул, назвавшись дядей Мишей. Пришлось ответить ему по-взрослому:

— Тимофей.

— Ого! — еще больше воодушевился приезжий. А чему обрадовался — не понять. Подумаешь, назвал себя Тимофеем. Так и отец зовет, когда сердитый бывает. Иногда кличет — боцман. А чаще — Тим, Тимка. Самому Тимохе тоже больше нравится звучное и отрывистое, как выстрел: «Тим!».

— А по отчеству? — хитровато улыбаясь, спросил дядя Миша.

— По отчеству не обязательно, — буркнул Тимоха.

— Ну и ладно, без отчества, так без отчества. Так даже лучше, по простому-то. Я к тебе вот с каким делом. Ты, слышал, камушки собираешь?

— А что, нельзя?

— Отчего ж… Я и сам люблю камни. И агаты, и ониксы. Хотел посмотреть твои сокровища, если позволишь.

Похоже было, всерьез говорит дядя Миша, хоть изъяснялся чудно и даже хотел понравиться. Одного не мог понять Тимоха: зачем понадобились взрослому человеку камушки, которыми устлана вся отмель у ручья. Растерянно глянул на присевшего у печки на корточки Серегу. Высушенное ветрами и солнцем лицо Оркиного брата было невозмутимо. Едва приметно он кивнул головой, как бы в подтверждение сказанного его начальником. И Тимоха тут же исчез.

Вернулся он с красной, в белых иероглифах жестяной банкой, найденной на берегу. Нетерпеливые пальцы приезжего подхватили банку и перевернули над столом. Весело громыхая, раскатились по клеенке гладкие, отполированные струями голыши. Розовые, палевые, молочные, зеленоватые, подобные созревающей смородине, голубоватые, как море в солнечный день, бледно-оранжевые, как поспевающие ягоды костяники…

— О-о! Веселые камушки. То, что надо! — восхитился дядя Миша, ловко перебирая россыпь. — Молодец… Вот кто, оказывается, самый богатый человек в Кругосветке!

Не привычный к таким похвалам, Тимоха почувствовал, как горячо и тесно стало шее. Чтобы скрыть замешательство, он буркнул:

— Камни как камни.

— От скромности никто еще не умирал, это верно. — И тут нашел повод для похвалы дядя Миша. — Неужто все собрал в одном месте?

— На море тоже собирал.

— А больше в тайге, да?.. Ты хорошо помнишь то место?

Тимоха на мгновения замешкался. Разве можно забыть ту галечную отмель и перекат, где в светлых, пронизанных солнцем струях эти камни семафорят бликами друг дружке? Но уж очень торопливо расспрашивал приезжий, словно тотчас собирался бежать к тому месту. Может, вовсе не простые эти камушки, а есть среди них и особой цены…

Вспомнилось, как рассказывал Орка про зеленоватые кристаллы. Нашел их дед Лукса в тайге. Принес ребятишкам поиграть, а те их порастеряли. Лишь один камушек успел ухватить кто-то из горожан.

С той поры стали домогаться у деда Луксы разные люди: расскажи да расскажи, где камушки нашел, хорошую цену за это обещали. А деду Луксе дороже всех денег была тайга, богатая зверями да птицами, которые наведывались к порогу его хижины. В ней, сложенной из корья, жил он вдали от поселка с ранней весны до поздней осени. Представил дед, как нагрянут в тайгу толпой старатели, расковыряют, исковеркают все вокруг, и утаил то место. Прикинулся, что совсем ослабела память, забыл, где оно.

После смерти деда Луксы отец Орки скрытничать не стал. Всем, кто интересовался камушками, называл заветное место. Но всякий раз, наверно, тоже по забывчивости, — другое. Так что теперь и спрашивать об этом перестали. И вдруг еще один искатель объявился: «Ты хорошо помнишь то место?»

— Помнит, помнит! — бойко подсказал за приятеля Орка. Я тоже помню.

«Ох и выскочка этот Орка. Язык как салом намазан, все соскальзывает с него — осудил приятеля Тимоха. Но приезжий словно забыл, о чем спрашивал — так увлекся камушками. И пальцами протирал, и на свет разглядывал. «Языком бы еще лизнул», — посмеялся про себя Тимоха.

Дядя Миша и в самом деле поднес ко рту тусклый рыжеватый камушек, дохнул на него, и голыш робко просиял в ладони бледно-оранжевым светом.

— Сердолик, — обрадовано сообщил дядя Миша. Полудрагоценный камень.

Тимоха хмуровато проследил, как приезжий выловил из россыпи еще два таких камушка и отложил в сторону.

— Небось думаешь, заберу я их у тебя. И сделаю себе перстень с сердоликом. А? — неожиданно повернулся к Тимохе дядя Миша. И, глядя на сконфуженного владельца коллекции, наконец-то объяснил свое любопытство. Можно, конечно, и перстенечек сделать, если терпения хватит. Только у меня другая забота.

Все разъяснилось так просто, что Тимохе даже неловко стало за свои подозрения. Работает дядя Миша в проектном институте. Мечтает застраивать Владивосток красивыми зданиями, а облицовочных материалов — одежды для домов — бедновато. Даже будущий дворец пионеров может вырасти до унылости серым, если дядя Миша не отстоит свою идею. Он предложил нанести на поверхность железобетонных плит для фасада здания россыпь из разноцветной гальки. И тогда заиграет радуга на ребячьем дворце. Только где найти столько красивой гальки — вот вопрос?

— Там этой гальки — хоть лопатой греби, — сказал Тимоха. А Орка уточнил:

— Хоть бульдозером.

— Ну, если и в самом деле черпанем этой гальки — быть вам, разведка, первыми гостями во дворце, — при всех пообещал дядя Миша.

Так смачно он это произнес, словно отдавал ребятам в вечное пользование по крайней мере яхту класса «Летучий голландец». А чего хорошего в том будущем доме для пионеров, хоть и красивой галькой обсыпанном? Водила однажды мама Тимоху в танцевальный кружок, где горластая толстушка учила, как правильно надо ходить и приседать. Наприседался в тот раз Тимоха до ломоты в коленях. Спасибо, больше не хочется.

Пощурясь на кислую рожицу Тимохи, дядя Миша чего-то уловил и спросил, как старый вещун, способный угадывать чужие мысли:

— А где построим дворец?..- И сам же ответил. — Конечно же, на берегу моря. Чтоб рядом была гавань для школы юнг. А в гавани что?

— Летучий голландец! — вскричал Тимоха.

— Нет, по-первости яхта класса «Кадет». Вполне приличное судно для малого каботажа.

Едва Тимоха представил косой, упругий от встречного ветра парус, как тускловатое безликое здание на траверсе дрейфующей яхты вспыхнуло ярким, бликующим разноцветьем. Школа юнг! Обалдеть можно от одного названия. Волна воображения взметнула Тимоху на такую высоту, откуда будущая гавань рядом с дворцом пионеров увиделась вся-вся. До юркой тропки к причалу, до трепещущего гюйса на флагштоке… Только кто это уныло бурчит под ухом?

— Опять все в городе будет.

— Ну и что! Ну и что! — резко обернулся к дружку Тимоха. Пусть в городе!

Если б кто-то спросил в этот миг, отчего так ликующе отозвалось в Тимохе обещание дяди Миши, он едва ли смог бы откровенно ответить. Разве Орка не прав? Какое дело им, поселковым ребятам до городской жизни? Там — свои радости и удовольствия, здесь — свои. Но в том то и дело, что в душе Тимоха по-прежнему считал себя городским. Ведь во Владивостоке, где он родился и рос, осталась не только мама, но и друзья.

Кажется, совсем недавно ходили они втроем и на пляж, и в кино. Эти дни, когда папа оставался на берегу, запомнились лучше всех праздников. Выпадали они редко. И однажды мама сказала, что устала быть женой моряка, устала в одиночку тащить на себе семейный воз. А какой там воз, когда Тимоха помогал и посуду мыть, и в магазин бегал за хлебом. Но разве маме что-то докажешь! Вся колючая стала — не подойди. И Тимоху стала звать не иначе, как отцовым защитником. А он все не мог понять, почему же другие матери месяцами ждут мужей с моря, а его мама не может. Так и разъехались они позапрошлым летом. Мама осталась жить в городе, а Тимоха с отцом перебрались в Кругосветку.

Конечно, уныло бывает здесь, когда ветры гонят и гонят с моря нескончаемые дожди, или наметают такие сугробы, что едва удается приоткрыть входную дверь; когда вечера напролет скрипит под окном старая лиственница. В такие дни накатывает на Тимоху прилипчивая тоска по городу, хоть плачь. Лишь неостывшая надежда помогает встрепенуться душе. «Ништяк, вот помирятся родители, и снова заживут они вместе, втроем, и снова будет кафе-мороженое за углом, а возле пляжа — кинотеатр, и снова у близкого вокзала станут зазывно названивать трамваи да гукать набирающие скорость поезда…»

На вопрос гостя, кто проводит его до ручья, Орка подпрыгнул с вытянутой над головой ладонью. Тимоха мог бы подпрыгнуть еще выше, но ладонь совсем отяжелела. Кастрюли, чтоб их кошки задрали, будет отскабливать Тимоха, да возюкаться с половой тряпкой, как обещал отцу. А Орка, счастливчик, покатит на «уазике» в сопки навстречу звону ручьев.

Хорошо, когда есть надежный друг, готовый сражаться рядом с тобой, плечом к плечу, до конца. За чистоту и порядок. А что? Думаете легко? Кто знает толк в этом деле, подтвердит: главное — тут важен натиск. Натиск был. Дядя Миша дал пятнадцать минут на сборы. И мигом вся грязная посуда попряталась в ящик из-под картошки. Что-то пискнуло, треснуло при этом. Не важно. С тихим шелестом улетели за книжный шкаф вымазанные в глине сапоги. Не будут путаться под ногами. Береги-ись!.. В открытую форточку резво сиганула капустная кочерыжка. Следом за ней вжикнула ошалевшая от кутерьмы муха, и все стихло.

Сквозь искрящуюся на солнце завесу пыли просматривались строгие очертания порядка. Его венчала стоящая посреди стола почти чистая банка из-под фасоли. Нарвать и поставить в нее желтоголовых одуванчиков времени не хватило. Зато нашлась под кроватью давно утерянная картонка. На ней протягивал клешню добродушный краб, и синим фломастером было выведено: «Добро пожаловать!» Картонку и прислонили к пустой банке.

В десять ноль-ноль по владивостокскому времени машина квакнула, чуть не до обморока перепугав зазевавшегося кота Матроса, и вырулила на дорогу. Можно было бы, конечно, и не сигналить при отъезде. Но уж очень гордился Серега клаксоном, который он смастерил из старой клизмы.

За веселыми камушками

Наверно, дядя Миша рос в детстве почемучкой. И до сих пор все ему было интересно. Много ли кедров в здешней тайге, и урожайным ли на орехи выдался нынешний год. Что за рыба водится в горной речке Басандайке, возле которой петляла дорога, и на какую наживку берет…

Ребята отвечали наперебой. Но чаще объяснял Орка:

— Хариусы мух любят. А я намажу брюхо вареньем — вот тебе и наживки. Сами летят.

— А еще на транспортере рыбу ловить можно, — сказал Тимоха и охотно пояснил, что способ этот совсем не простой, требующий сноровки. Когда приходят с моря рыбацкие сейнеры, включают ленту транспортера. Она движется высоко над причалом, а по ней едет в разделочный цех камбала и селедка. Чайкам просто — подлетел да схватил рыбину. А с земли попробуй достань ее. Так напрыгаешься, пока на уху наловишь.

— Да, тяжелый промысел, — хмыкнул дядя Миша. — А лососи сюда заходят?

— Кета мало-мало бывает. Много давно не ходит. В этом году пойдет, — объяснил Орка.

— Почему в этом?

— Отец говорил.

— Отец говорил, — недоверчиво повторил дядя Миша.

Пока Тимоха жил в городе, бывал он в тайге только гостем. Когда ездили втроем за грибами, все крутился возле отца с матерью, боясь отстать. В каждом вывороченном пне или клубке лиан чудился затаившийся зверь.

Сейчас тайга начинается сразу за огородом. Захотел морковку — сходи на грядку, сорви. Захотел малины — пройди чуть дальше, на вырубку, хоть не досыта, но поешь. И сыроежек наберешь заодно. А если еще дальше забрести — чего только не встретишь, особенно в начале осени: и липкие кедровые шишки, туго набитые орехами, и оранжевые «уши» грибов-липовиков, оседлавших упавшие стволы, и гибкие лианы, с которых свисают алые кисти лимонника, янтарные плоды актинидий…

Вот такой огород оказался у Тимохи за порогом дома. Идешь по нему — конца-края не видно. Но не боязно стало совсем, особенно с той поры, как подружился с Оркой.

Послушать приятеля, так все зверье у него свояки, только говорить по-человечески не умеют. А главный свояк — медведь, покровитель их древнего, некогда большого рода. Да и сам Орка, если приглядеться, напоминает медвежонка. Такой же толстопятый и косолапый, так же ловко лазает по деревьям. Вот только молчать по-медвежьи не научился. Молотит и молотит дяде Мише про все подряд, что на глаза попадется.

Тимохе тоже хотелось рассказать что-нибудь занимательное. Улучив момент, он выпалил:

— А здесь неподалеку живут обезьяны… На острове Хоккайдо, через море от нас. Туда на сейнере за день добраться можно. Правда, правда. И зимой там живут, снега не боятся. Рыбу ловят не хуже кота Матроса…

Тимоха ожидал, что дядя Миша удивится и спросит, откуда стало известно про обезьян. И тогда Тимоха расскажет о том, что у них на полке целых пять книг про Японию. Есть даже русско-японский разговорник.

Но дядя Миша спросил совсем о другом — про кота рыболова. И в ответ раздалось дружное: «О-о-о!»

Как же они забыли рассказать Серегиному начальнику про такую местную знаменитость? Большой привереда, этот котяра. Снулой рыбы не ест, будь она поймана хоть сейчас. У живой отгрызает только голову. А поскольку охотников скармливать коту свой улов маловато, то наловчился Матрос сам добывать себе пищу. В отлив, когда море отступает от берега, Матрос вразвалочку идет к лагуне с проверкой: где какая рыбешка зазевалась, оставшись в луже, или зарывшись в ил так, что один хвост наружу. Если улов маловат, отправляется Матрос к устью ручья и там, на камне вроде как дремлет.

— Вот так зажмурит глаз, а сам, хитрюга, все видит, — торопливо досказывал Тимоха, боясь, что его перебьют. Сидит, сидит, и вдруг — хвать лапой! Есть рыбка.

— Хорош рыбачок, — хохотнул дядя Миша. У моего деда тоже был кот. Генкой звали. Так дед его, тунеядца, грибы искать научил. Одни только белые. Найдет — и голос подаст.

— Да ну?! — воскликнул молчавший всю дорогу Серега.

— Сам не верил, пока с ним в лес не сходил. Мяу — и вот он, боровик, под листом. Пройдешь рядом — не заметишь.

— И как научил?

— Говорит, прикармливал грибами понемногу, с малого возраста. Сам грибы белые ест — и ему даст. Не хочет? Впроголодь подержит, еще даст. Сначала вареный, потом сырой…

— Вот бы Матроса научить! — воскликнул Тимоха.

А Орка брезгливо наморщил нос. Грибы он не любил.

На сопку въехали по старой лесовозной дороге. Там Серега и остался сторожить «уазик», как наказал ему дядя Миша. Наверно побоялся, что утащит машину медведь. И хоть Серега знал тайгу получше Орки и Тимохи вместе взятых и очень хотелось ему побродить по знакомым с детства местам, но перечить начальству не стал. Только врубил на всю катушку любимый свой карманный транзистор. И диктор стал говорить за Серегу какие-то громкие слова.

Если б дядя Миша спросил у Сереги, рад ли он, что родные места помогут украсить краевой центр, то услышал бы: «Нет». Потому что очень нравилась Сереге тихая лучезарная отмель, о которой он проговорился на работе случайно. И представить на ее месте грязный котлован было свыше его воображения. Но мнение шофера о своем замысле дядю Мишу не интересовало. Быть может, он даже чувствовал в Сереге скрытое нежелание помочь ему, поэтому и пригласил с собой только ребят.

Тайга встретила ходоков по-царски: белопенным шатром цветущего чубушника, звонким гуканьем лягушки-жерлянки, терпким запахом прогретой на солнце хвои…

Спустившись в распадок, где таился ручей, они продрались сквозь заросли крапивы и папоротников, обогнули похожий на медвежью голову валун и замерли.

Мимо широкой галечной косы, умерив свой бег, стремились к морю чистые струи. Тени стрекоз скользили над мелководьем. Раздумчиво отсвечивали на солнце обкатанные водой голыши.

— Да-а! — восхищенно выдохнул дядя Миша. Как в сказке!

И в тот же миг Тимоха увидел, как на дальнем склоне ручья огнисто мелькнула за деревьями знакомая шевелюра. Мелькнула и исчезла. Как не было ее.

— Рыжий? — обернувшись к Орке, недоуменно произнес Тимоха.

— Где?

— Вон там. Только что был. Чтоб мне лопнуть!

— Ха! Ягод нет, шишки нет. Чего здесь делать? — не столько к Тимохе, сколько сам к себе обратился с вопросом Орка.

Сашкина тайна

Ну и задачку задал Сашка Панасюк. Дядя Миша набил камушками полные карманы штормовки. Орка обшарил в заводи все норки, поймав с пяток скользких пескарей. А Тимоха все не мог успокоиться. Сходил на дальний склон, где мелькнула рыжая Сашкина шевелюра, не обнаружил там никаких следов и все же нет-нет да поглядывал в ту сторону.

Сашка Панасюк по прозвищу Рыжий учился в том же шестом, как и Тимоха с Оркой. Свойский парнишка, почти что корешок: и за шишками, и на рыбалку вместе ходили. Какой же смысл таиться от них здесь, в тайге? Мелькнул и исчез, как будто не заметил приятелей. Такой глазастый — раньше всех видит, когда на горизонте появляются возвращающиеся с промысла сейнеры. И не заметил их. Очень странно…

Как только все четверо вернулись в поселок, Тимоха сбегал к Панасюкам. Двери их дома были на затычке, на березовом сучке вместо замка, как у многих в поселке. Мать в магазине торгует. А Сашка…

Он не появился в обед, когда обычно доил корову. Не встретил стадо и к вечеру, хоть всегда караулил свою Пеструху загодя. Низкорослая, с тугими пятнистыми боками, она понуро стояла у калитки, отмахиваясь хвостом от слепней.

Орка рассудил о Сашке просто:

— А-а, придет.

Тимоха же то и дело приглядывал с косогора: стоит ли еще Пеструха у калитки… Стоит, стоит, хвостом машет.

Сбежав вниз, Тимоха открыл калитку и, благодарно кивая головой, Пеструха поспешила к выдолбленной из тополя кормушке. Кормушка была пустой.

Тогда-то, осторожно погладив Пеструху, Тимоха и вспомнил, как прошлой осенью Сашка два дня не ходил в школу. Искали с матерью отбившегося от стада теленка. Все сопки излазили вокруг, пока воронье не подсказало, где останки его. Говорили, что задрал теленка приблудный тигр — своих здесь давно не было. В конце зимы его будто бы отловили для зоопарка. А что, если снова приблудилась какая-нибудь тигрица. Да вместо теленка… От этой мысли совсем тревожно стало Тимохе. Он прижался к шершавой шее Пеструхи, и она благодарно лизнула его в нос.

— Фу, как не стыдно целоваться — усовестил он.

Чисто прибрано все во дворе у Панасюков. Только баня во дворе раздета, без крыши. Как ни торопился Сашкин отец докончить ее за отпуск — не успел. Уплыл в экспедицию на все лето. Так что Сашка тоже в доме за боцмана.

Сидя на козлах для пилки дров, Тимоха ждал, что Рыжий появится с улицы. А он, проныра, явился со стороны огорода и гуднул в самое ухо:

— Здорово!

Тимоха чуть с козел не свалился:

— А ты… чего здесь?

— Я-то ничего, — улыбчиво ответил Сашка. А ты чего? Меня караулишь?

— Где был?

— А, там, — поспешив за подойником, неопределенно махнул рукой в сторону сопок Сашка. И это нежелание дать прямой ответ окончательно убедило Тимоху, что здесь дело не чисто.

Уведя Орку за сарай, Тимоха выпалил ему все догадки сразу. Может прячет Сашка отцовское ружье и там, в глуши подкарауливает у солончаков изюбрей, хоть охота на них запрещена. Или нашел то самое место с зелеными камушками. Или…

— Я тоже люблю тайгу бродить, — сердито перебил Орка. Просто так. И чего?

— Но ты же не прячешься ни от кого.

— А зачем?

— Вот! И я говорю: «Зачем?» … Зачем Рыжий ходит туда тайком?

— Ну и чего? — снова спросил Орка.

— Давай узнаем.

— Ага, шпионить за ним?

— Не шпионить, а следить.

— Все равно не хочу.

— Боишься, да?

— Не медведь. Чего бояться?.. Все равно не хочу шпионить за Сашкой, — убежденно сказал Орка и от своих слов не отступил, как ни пытался убедить его Тимоха.

Первый раз случилось у них такое стойкое разногласие. И Тимоха ушел домой очень раздосадованный. Сказал на прощание:

— Ну и ладно! Я и один могу.

Весь следующий день Сашка как всегда полол траву в огороде, готовил бурду для поросенка. Как обычно, встречал под вечер свою Пеструху, не догадываясь, с каким вниманием следит за ним Тимоха.

Утром другого дня Тимоха едва не прозевал ухода Сашки. Глядь, а он, сумку прихватив, уже улизнул со двора.

Догнать Рыжего удалось у подножья сопки, на юркой, вьющейся среди низкорослого дубняка тропинке. Близко настигать его Тимоха поостерегся. Но и далеко отставать не рисковал. Шагал Сашка размашисто, хоть и оттягивала руку сумка с болтающимся хвостиком молнии.

Раза два Тимоха терял беглеца из виду. И оба раза выручала его огнистая Сашкина шевелюра. Словно фонарь, светилась она сквозь листву.

Огибая сопку, тропинка устремилась вправо. А Сашка вдруг исчез. На дальнем повороте он так и не появился. Значит, спрямил где-то путь. Тимоха тоже решил «спрямить», вломившись в густую чащобу.

Обогнув заросли элеутерококка, унизанного колючками да завязями ягод. Тимоха продрался через малинник, ловко вскочил на ствол поваленного кедра и пробежал по нему до самого комля. А когда впопыхах соскочил с него, оказался в душистых объятьях иван-чая.

Цветущие розовые свечи тянулись к небу вровень с его макушкой. Жужжали над ними пчелы. Гибкие волосатые гусеницы пожирали листву. И откуда-то из-под ног ускользал вкрадчивый, затихающий шелест.

Раздвинув стебли иван-чая, Тимоха нырнул в разлив трав, как в омут. Он был уверен, что держит верный курс, и бил кулаком, расчищая дорогу. Однако, хоть травы и поредели, но только обломанные лиственницы просвечивали сквозь розовое и зеленое.

Запыхавшись, Тимоха остановился. Все так же монотонно жужжали пчелы. Зудело комарье. И больше вокруг — ни звука…

Заблудился.

Он постоял, размазывая по щекам комаров, и двинулся напролом, лишь бы не стоять на месте.

Надежда догнать Сашку растаяла, и Тимоха стал вертеть головой, отыскивая в облаках солнце. В той стороне должен быть и поселок.

Каково же было его удивление, когда, поспешив на просвет в листве и оказавшись на краю луговины, он увидел на другом краю ее яркую, как стоп-сигнал, Сашкину шевелюру. Тимоха едва сдержал в себе торжествующий клич: «Ага-а!»

Место было знакомо. Луг огибала юркая речушка Переплюнька. Тимоха не раз ходил сюда с ребятами ловить пескарей. И Сашка был в той же компании. Неужели столь проста оказалась разгадка тайны?.. Только к чему понадобилась Сашке корявая палка, совсем не похожая на удилище? Зачем-то сумку цепляет на нее?..

Тем временем Сашка занес палку с сумкой над речкой, к склонившейся с другого берега иве. Тычок — и закачалась сумка на обломанном суку, едва не касаясь воды. А Сашка, отбросив рогатину, пошел обратно, прямо на Тимоху.

Дрогнуть и попятиться еще дальше в кусты он не успел. Резко повернувшись, Сашка разбежался и прыгнул над речкой, ухватившись за нависший с того берега ствол черемухи. Едва не замочил спину, когда дерево гибко прогнулось, оплел ствол ногами, покачался на нем и, перебравшись руками, спрыгнул на землю. Ай да Санек!

Тимоха бросился в погоню, как только Сашка скрылся за деревьями. Разбежался, прыгнул над речкой в том же месте. Легко до ветки черемухи достал, мазнул по ней пальцами, успел вякнуть: «Ой!» и бултыхнулся в воду.

Обратно на берег Тимоха выкарабкался на коленях.

— Ништяк! — сняв с уха длинную серьгу водорослей, отстучал он зубами сам себе. Немного не рассчитал.»

Еще одна попытка

Ночью с океана налетел шквал. Он содрал с крыши котельной листы железной кровли и погнал их в сопки с грохотом и визгом. Тимохин отец вскочил, как по тревоге, едва задребезжали стекла от первого порыва ветра, и исчез в темной воющей кутерьме.

Все утро Тимоха поглядывал в сторону бухты: не сорвало ли с якоря кланяющийся волнам за мысом буксир. Темный корпус суденышка порой исчезал из виду, как проваливался в пучину, и тогда что-то внутри Тимохи тоже срывалось и падало, падало, пока скошенная рубка буксира, вынырнув, не взлетала на белопенном горбу.

После полудня ветер ослаб. И Тимоха пошел в магазин за хлебом. Очередь была небольшой и терпеливой. Все ждали, когда Сашка с матерью перетаскают в подсобку только что привезенные мешки с сахаром.

Впереди Тимохи, зажав мелочь в кулаке, томился щупловатый, необычно тихий и покладистый Васька Гамов. Васька де Гама, как прозвали его пацаны. Он не обижался на прозвище. Жил Васька с бабкой и братом, работавшим на подхвате то в комбинате, то у геологов, то неизвестно где. Мать Васьки вышла недавно замуж в третий раз и обещала забрать младшего в город, как только пропишут ее у отчима. По этому поводу бабка купила Ваське новые джинсы на вырост, и он, подогнув штанины, чувствовал себя в них наполовину горожанином.

Когда подошла Васькина очередь, он привстал на цыпочки — лицо топориком, вытряхнул на прилавок мелочь из потной ладони и попросил пачку «Примы».

_- А бутылек впридачу не желаешь? — уперевшись полными руками в бока, грозно спросила Сашкина мать.

— Водки не надо, — смиренно произнес Васька.

— И то ладно. Для кого сигареты?

— Братан просил.

— Что-то я его давненько не видела. Вот пусть сам и придет. Давай, Тим, чего тебе?..

Минутой позже, скользнув в подсобку, Васька вкрадчиво охмурял Сашку:

— Ну, Санек, продай, а? … Я пятачок наброшу, честно. Чего тебе стоит? Вон ящик-то.

— Ну гривенник сверху. Хочешь?

— По шее кому-то хочу! Рука чешется.

— Да ладно тебе, курнули бы вместе, — торопливо досказал Васька. Сашкины кулаки он уважал.

Шесть лет назад, когда погодки Гамова, нарядно одетые, впервые пришли в школу, увязался с приятелями и Сашка Панасюк. Без сумки, в залатанных на коленях штанах.

Увидев его рыжую кудлатую голову, учительница ахнула:

— А ты куда, Панасюк?

— Учиться хочу.

— Рановато тебе, милый. Вот подрастешь, и на следующий год…

— Не хочу на следующий.

— А ты буквы знаешь? — спросила учительница и облегченно вздохнула. Вот видишь!..

— Зато я, кому хотите, могу наковырять! — брякнул Сашка, показав чумазый кулак.

Довод так рассмешил учительницу, что Сашка остался в классе. С тех пор за ним и потянулась слава забияки.

Тимоха тоже заглянул в подсобку, вроде бы мимоходом. Приглушенно сказал:

— Атас! Бабка идет.

Гамова как сдуло отголоском того шквала.

— Во, прилипало! — в сердцах отшвырнул пустой ящик Сашка.

— Врать бы сначала научился, — поддакнул Тимоха.

— Как ты? — хохотнул Сашка, намекая на придуманную Тимохой бабку.

— Хотя бы… Пошли завтра рыбачить.

— Хорошо бы, да не могу.

— На часок. За час знаешь сколько натаскаем.

— Не могу, — повторил Сашка, потуже стягивая вязкой горловину мешка. И никаких объяснений. Яснее ясного — завтра опять в тайгу улепетнет.

Только успел Тимоха вернуться домой, как раздалось знакомое: «Ква-ква» Серега прикатил на своем драндулете. У него оказались интересные новости. Дядя Миша, пробивной малый, успел за эти дни подписать важную бумагу. Панели, отделанные разноцветной галькой, заложили в какую-то смету. А добывать гальку на отмели, возле Басандайки, не разрешили. Но дядя Миша человек настырный, своего добьется. Странно Серега рассказывал об этом. Похоже было, что гордится своим начальством. А в голосе — скорее печаль, чем радость. Может быть, просто устал человек с дороги?..

…Проснувшись, Тимоха жадно прислушался: хоть бы опять навалилось ненастье — никуда не пришлось бы идти. Но дом молчал. За иллюминаторами гортанно покрикивали чайки, торопя рыбаков в море.

От расстройства у Тимохи зачесалось под глазом. Хоть бы «ячмень» там вскочил, какая ни есть — все причина остаться. Тимоха совсем было собрался еще немного вздремнуть, а уж потом поглядеть в зеркало. Но занозистая мысль пробилась сквозь леность. А вдруг Тимоха проспал и Сашка вот-вот улизнет в тайгу. В последний раз, унеся с собой свою тайну…

Вскочить с постели и одеться, если очень захотеть, — минутное дело. Сунув в карман краюху хлеба и огурец, он вымахнул на крыльцо.

С вершины сопки, не которую взобрался Тимоха, Сашкин дом виднелся, как спичечный коробок. А сам Сашка — не больше муравья. То выскочит в огород, то опять в дом. Шустряк.

Тимоха уселся под изогнутой ветрами березкой и вытащил из кармана краюху хлеба. Теперь можно было оглядеться и повнимательней.

У пирса рыбокомбината пришвартовался похожий на башмак сейнер. Сейчас подойдет к борту кто-нибудь из приемщиц, и поползет, как змея, гусеница транспортера. А совсем далеко, там, где синева неба сомкнулась с серостью моря, истончается, вот-вот исчезнет росчерк дыма. Быть может спешит в тропики огромный банановоз, такой, какой однажды Тимоха видел во Владивостоке. Вот бы на нем юнгой, как брали когда-то ребят в его возрасте. Тринадцать человеку исполнилось, и он согласен на любую работу: хоть на камбузе картошку чистить, хоть палубу драить — не слабо. Ведь плавает же он с отцом на буксире, и сам капитан хвалит его за помощь…

Тимоха так далеко унесся в своих мечтах от вершины сопки, что не сразу понял, какая зацепка помешала ему и дальше гулять взглядом по морю. А поняв, тотчас вскочил. Сашка уже шагал по тропе.

«Нормалек», — прошептал про себя Тимоха, и вдруг приметил такое, во что не сразу и поверил. От огорода Гамовых тоже спешил в тайгу какой-то двуногий мураш. Да чудно так: то скроется за кустами, выждет чего-то и суетливо поспешит вновь… За Сашкой.

«За Рыжим следит. Неужели Васька де Гама? А кто же еще, если не он?.. Вот те номер, чтоб я помер! Не зря, значит, торопился Тимоха раскрыть Сашкину тайну. Однако, как же теперь вдвоем-то?..»»

Раздумывать долго было некогда. Тимоха припустил бегом вниз по гребню, но скоро перешел на шаг. Все равно успеет попасть на отмель раньше, чем эти двое.

Ручей курлыкал монотонно и убаюкивающе. Суховато потрескивали крылья краснобрюхих стрекоз, кружащихся над отмелью. Тимохе казалось, что он сидит в густой поросли орешника уже вечность, а ни Рыжего, ни Васьки де Гамы не было и в помине. Неужто пошли другим путем?

Неподалеку хрустнула ветка, заставив Тимоху замереть. Неясный шорох, тонкий визг. На гальку выкатился из кустов грязно-желтый взлохмаченный клубок и тотчас распался. Остромордая половина с птичьим пером в зубах бросилась удирать вдоль ручья, а вторая азартно устремилась в погоню.

«Лисята», — облегченно выдохнул Тимоха.

Третий братец лис уселся на бугорок, смачно зевнул и принялся искать блох. Свесившийся хвост мотался туда-сюда. Один из братцев подкрался сзади, чтобы цапнуть за ту самую «моталку», и… Враз исчезли оба.

Кто-то шагал по тайге, раздвигая кусты. Вот и рыжая шевелюра мелькнула за ветками. Наконец-то Сашка! А за ним?.. Тимоха едва удержал ноги на месте. «Ну где же этот доглядчик, Васька де Гама? Чего медлит?.. Неужто отстал, растяпа?.. Ну и отлично!»

Сашка шагал напористо, не глядя по сторонам, все с той же оттягивающей руку хозяйственной сумкой. Тропа то исчезала в траве, то проступала вновь среди обнаженных корней деревьев. Душа Тимохи трепетала. Вдруг, оглянувшись, приметит Сашка, что кто-то тропит его, словно кабанчика. Как объяснить, чего здесь надо Тимохе? Нет и не может быть таких слов. Одна надежда: недосуг оглядываться Рыжему, вон как шпарит, торопится. Сейчас заведет Тимоху в самую чащу, а там…

На всякий случай Тимоха поотстал еще немного. Рыжие космы мелькнули впереди раз, другой и исчезли. Тимоха прибавил шагу.

Подстилка из мхов мягко пружинила, и он, поглядывая по сторонам, бесшумно лавировал между свисающих с ветвей лишайников. Неприветливой и чуждой казалась Тимохе такая тайга. Быть может, она чувствовала его нелюбовь и платила взаимностью? То нежданно стегала по лицу хвойной лапой. То норовила поставить подножку путаницей корней…

Деревья поредели, посветлело вокруг. Что-то бурое мелькнуло на прогалине. Тимоха замер. Сердце билось гулко и часто. Он крадучись сделал несколько шагов и сквозь тонкую завесу листьев узнал выгоревшую на солнце кофту и лохматые космы бабки Гамовой. Стоя на коленях, она увлеченно, по-собачьи рыла руками землю.

«Вот оно, то самое! Неужели нашла те самые камушки? — жаром охватило Тимоху. — Или, может быть, клад?»

Эти космы однажды едва не сделали Тимоху заикой. Позапрошлым летом впервые покатил он в тайгу на велосипеде. Пустынная дорога петляла, огибая сопку. Вот впереди замаячила согбенная, с палкой в руке фигура.

Тимоха легко обогнал ее и обернулся. Склонив набок косматую голову, ему кривенько улыбнулась щербатым ртом старуха. «Чему обрадовалась, лохматая?» — неприязненно подумал он.

Проехал с километр, и за поворотом догнал… Да, да, все ту же ковыляющую потихоньку старуху. По-птичьи склонив набок голову, она снова радушно вроде бы улыбнулась, не промолвив ни слова.

«Как же она сумела, кикимора? На метле что ли его обогнала?

На сбившемся дыхании Тимоха одолел тягунок. Расслабившись, обогнул один, другой поворот и… едва не налетел на согнутую спину. На этот раз старуха зыркнула исподтишка, как кольнула глазами. А у Тимохи от страха едва не отнялись ноги.

«Во, ведьма!»

Лишь в поселке, рассказав эту жуткую историю и боясь, что ему не поверят, Тимоха узнал, что ничего сверхъестественного с ним не случилось. Дорога в сопку, по которой он ехал, делает длинные петли, а тропинка карабкается вверх напрямик, кое-где совпадая с дорогой. По тропинке, не спеша, и обгоняла Тимоху бабка Гамова.

Теперь опять с ней какая-то чертовщина. Неужто сговорились с Рыжим? Но сколько ни оглядывался Тимоха, Сашки нигде не было видно.