Оглавление

Мое СОВЕТСКОЕ ДЕТСТВО

Посвящается

Моим дорогим одноклассникам, друзьям детства, учителям, родителям, бабушке и дедушке и всем, кто был рядом в моем далеком советском детстве.

«Обязательно пишите обо всем, что проживаете вы. Уйдете вы, уйдет ваше поколение, кто расскажет потомкам правду?» — эту фразу я услышала на одной литературной встрече.

Это было будто послание мне.

Узнать о жизни целого поколения можно только по правдивым рассказам очевидцев и современников. Ту самую — обычную правду жизни: как мы жили, как работали, как отдыхали, что ели, что пили, какую одежду носили, о чем говорили.

Так появились эти рассказы: про школу, про одноклассников, про родное село, в котором я родилась, про мои детские мечты и переживания.

Я изменила почти все имена и фамилии одноклассников и учителей, любое совпадение прошу считать случайным и не имеющим отношения к реальным людям.

Однако все истории настоящие. Наливайте в любимую чашку чай, усаживайтесь поудобнее и читайте.

Добро пожаловать в мир моего детства.

Качели

Мои первые воспоминания о детстве связаны с летом: начало 1980-х годов, мне четыре или пять лет, может, меньше. Мы живем в частном двухквартирном доме в районном центре, в селе. Во дворе папа построил качели: деревянное сидение со спинкой держалось на широких лентах из толстой черной резины. Эти ленты резины крепились наверху к металлической трубе. Труба была прикреплена к двум бревнам, стоящим вертикально. Резиновые ленты терлись о трубу и скрипели, когда я раскачивалась. Резина впивалась в ладони и оставляла красные полоски на моих руках. Руки пахли резиной.

Я любила свои качели. Любила качаться стоя и раскачивалась сильно, высоко, чтобы видеть выше забора. Когда я качалась, то обязательно громко пела: «Крыла-а-атые каче-е-ели-и-и летят, летят, ле-е-етя-я-ят!» Если качаешься на качелях, то петь нужно про качели, так думала я. Старалась петь громко, а если мимо проходили соседи, то я не смущалась, не замолкла, а, наоборот, пела еще громче. Прохожие улыбались. Им, прохожим, идти нужно было по тропинке вдоль нашего забора, как раз рядом с качелями. Концерт приходилось слушать.

Дом наш располагался на углу, в переулке между улицами Строительной и Комсомольской. На Комсомольской был асфальт. На Строительной и по нашему переулку его не было. Дорога у дома была сплошь из ям, которые накатывали автомобили и мотоциклы. В сухую погоду можно было идти посреди дороги, по всем ямкам и колдобинам, поднимая пыль за собой, но так редко ходили. Проще было идти вдоль забора, где росла редкая трава и земля была плотная и ровная. А вот если прошел дождь, то все ямки на дороге заполнялись жижей и дорога становилась визуально ровной. Но мы-то были в курсе, что проехать можно только на большой машине или, зная особые изгибы дороги и прижимаясь к заборам, на мотоцикле.

У папы был ИЖ голубого цвета с коляской. А у соседа напротив — зеленый «Урал». Я помню, как крепко держалась за ручку, сидя в коляске мотоцикла, и смотрела на серую жижу, в которую наполовину погружалось колесо, а мотоцикл немного кренился вбок. Мне казалось, что мотоцикл сейчас опрокинется и я упаду в эту жижу. Но папа знал все ямки и ехал вдоль забора аккуратно. Я не помню, чтобы взрослые возмущались по поводу дороги и отсутствия асфальта. А уж мы, дети, воспринимали это как норму жизни. Главное — после дождя выбраться на улицу Комсомольскую, пройдя наш участок и соседний. А там по асфальту можно было идти до самого центра села. Я старалась идти по переулку вдоль забора медленно и аккуратно, чтобы не запачкать туфельки, потом тщательно терла их об траву и, счастливая, цокала небольшими детскими каблучками по асфальту.

Моя мама работала в районной библиотеке, которая располагалась в обычном кирпичном одноэтажном доме. Внутри было несколько комнат и веранда. Летом на веранде стояли полированные коричневые столы, а на них лежали кипы подшитых газет и журналов. Это был летний читальный зал. Когда я приходила к ней на работу, мама усаживала меня за такой стол, давала ручку и лист бумаги. Нужно было обязательно вести себя очень тихо, разговаривать шепотом и не мешать взрослым заниматься их важными делами, поэтому я рисовала. Когда надоедало рисовать, я представляла, что тоже работаю на этой важной работе, и выводила на листочке что-то важное. Делала это размашисто и быстро — выходили просто завитушки и крючки, ведь писать я еще толком не умела. Подражала взрослым, которых видела там. Чаще это были работницы библиотеки, которые постоянно что-то записывали или переписывали из книг, журналов или газет.

В библиотеке пахло типографской краской, так пахли свежие газеты и новые книги. Я до сих пор люблю этот запах. Мама работала в соседнем кабинете, и мне ее видно не было. Она иногда подходила, негромко перекидывалась парой фраз с коллегами, поглядывала на меня и снова исчезала в своем кабинете. Мама была красивая, самая красивая из всех, отмечала я про себя. У нее были каштановые кудри — химия, как называли эту завивку тогда. И она ей очень шла.

Первый класс

Первый класс мне запомнился такими событиями: меня несет на руках десятиклассник, я потеряла кеды, я напилась кваса. Да, я не запомнила первые оценки, первые крючочки в прописи или первый портфель.

Мои воспоминания о школе начинаются с фотографии в местной газете: школьная линейка, огромные букеты георгинов и гладиолусов в руках у первоклашек, а я сижу на плече у старшеклассника, в руке у меня огромный, как мне тогда казалось, колокольчик, украшенный белым капроновым бантом.

Линейка проходила на улице, во дворе школы. Под окнами школы разместились ведущие, представители администрации, гости, за столом с аппаратурой сидел звукооператор, а рядом стояли микрофоны на стойках и огромные звуковые колонки в мой тогдашний рост. Все ученики, учителя и родители расположились по периметру школьного двора, образуя прямоугольник. Наш класс находился напротив директора и звукооператора. Позади нас — низенький деревянный заборчик, а за ним аккуратно постриженные кусты сирени. Весь двор заасфальтирован, погода распрекрасная, сухо и тепло. Вдоль этого прямоугольника и вышагивал тот мальчик из десятого класса со мной на плече.

Я не знаю, почему выбрали меня для этого важного дела. Может, я была самая маленькая и легкая среди всех? Может, не пришла на линейку первого сентября та девочка, которая должна была давать первый звонок? Со мной никто не репетировал, не договаривался. В самом начале линейки ко мне подошли несколько взволнованных учителей, а мальчик-десятиклассник встал рядом со мной, взял меня за руку. Мне сказали: «Вот колокольчик. Тебя этот мальчик понесет на плече, а ты звони в колокольчик. Звони громко и долго. Тряси его изо всех сил. Поняла?» Я ничего не поняла. На всякий случай кивнула головой и стала рассматривать колокольчик. Громко зазвучала музыка, ведущая линейки что-то объявила, и вдруг я услышала свою фамилию в конце фразы: «…и ученица первого класса Песоцкая Вера». Я почувствовала, что ноги оторвались от земли и чьи-то сильные руки меня подняли и посадили на плечо десятиклассника. Я услышала, как учительница строго сказала парню: «Держи крепко ребенка!»

Десятиклассник нес меня перед всей школой: одной рукой он держал меня за ноги, а другой поддерживал за спину. На мне было черное школьное форменное платье, а остальная часть наряда сияла ослепляющей белизной: фартук, огромные банты, колготки, манжеты, воротничок и туфельки. Казалось, что на своем плече десятиклассник нес большое белое облако с огромными синими глазами, полными слез.