Раскрытие таланта
На сегодня в меню две великолепные поэтессы, две Елены: прекрасные, умные, чувственные, творящие и вытворяющие. Для меня их творчество стало своим личным открытием.
Итак, первый Дар
Родилась 15 марта1967 года в городе Невеле, что на юге Псковской области.
Закончила педагогическое училище в Опочке и пять лет отработала в детском саду воспитателем. Будучи интровертом и социофобом, всегда выбирала работу с людьми. Сейчас работаю диспетчером в сфере ЖКХ.
Более двадцати лет назад добровольно уехала жить в деревню.
Люблю возиться в огороде, с животными, но больше всего читать.
Дочь учится в колледже в областном центре. Мне компанию в деревне составляют подобранные на улице четыре кошки и три собаки.
Писать стихи начала в марте прошлого года, рассказы -летом.
А теперь окунемся в творчество этой скромной, доброй, притягивающей к себе особой теплотой, поэтессе…
***
Птичий хор подпевает капелям.
Настроение с ним в унисон.
Пусть позёмка порой ещё стелет,
На ресницы весны сыпя сон.
Полинялое зимнее платье
С ручейками журча убежит.
Ворон вещий нам тёплое счастье,
Накамлает над озимью ржи.
Засияют луга малахитом.
Под апрельских дождинок канкан,
Мать-и-мачеха, звёзды рассыпав,
Разукрасит весны сарафан.
Птичий хор зазвучит акапелла,
Исполняя весенний ноктюрн.
Влажный ветер шального апреля,
В наших душах устроит сумбур.
***
Тёплым ароматным снегом
В саду моём усыпана трава.
В белом вальсе упорхнув на небо,
Лепестки сплетают кружева.
С тучами помчатся над землёю,
С выси в зеркала озёр глядясь.
И улягутся зимой в саду знакомом,
Из прогулки дальней возвратясь.
Колыбельную нашепчут нежно,
Убаюкают деревья до весны.
И укутав одеялом снежным,
Будут навевать о лете сны.
Страсть
Селены свет сердца смущает,
Сны сладострастные соткав.
Сетью сердца соединяет,
Слугой слепого счастья став.
Страданий суетные страсти,
Со смертью споря сто-стократ,
Святое созидают счастье.
Созвездья сладкий сон сулят.
Сатир скопцу свои советы
Ссудить старается скорей,
И соловей свистит сонеты
Супруге серенькой своей.
И солнца свет струится свыше,
Слезу солёную суша.
И серенаду смерти слыша,
Старик сажает сад спеша.
Слезинки счастья, став свободны,
В созвездья сбились в сини свода.
***
Стихотворение, навеянное картиной художника Д. Лёвина «Утро в Лермонтово»
Пыль горячая под ногами,
В небе солнца расплавленный шар,
Воздух запахом млеет медвяным —
Летний день — благодатнейший дар!
А в колодце водица студёная,
А в подвале жбан хлебного кваса,
А в лугах земляника ядрёная
Порассыпана бусами красными.
Кисть художника на холсте
Пишет с нежностью мемуары:
Над землёю подобный мечте
Летний день — благодатнейший дар!
***
Счастье моё — падчерица
У мачехи-Судьбы,
Мы с тобою спрячемся
От людской молвы.
К дому на отшибе
По тропе заросшей
Плетёмся чуть живые,
От слёз насквозь промокшие.
На диване рядом
Сядем с общей болью.
Щедро наши раны
Поприпудрим солью.
Счастье незаконное,
Мы от добродетели
Скроемся за шторами,
Чтобы не заметили,
Чтобы не судили,
Не бросали камни.
Что мы заслужили,
Знаем с тобой сами.
Счастье запоздалое,
С трудом меня нашедшее,
Живу теперь изранена
Любовью сумасшедшею.
Счастье прокажённое —
На шее колокольчик,
Подольше будь со мной!
Другого мне не хочется.
Нежно, сплетено из снежинок-кружев, легко, певуче, вальсируя рифмами из по-женски горячего, любящего сердца… Спасибо, Елена!
И второй Дар
бриллиант — Елена Борок
Родилась в Брестской области в 1985 г., живет в Москве. Окончила Московский государственный медико-стоматологический университет, Литературный институт им. А. М. Горького.
Стихи печатались в журналах «Москва», «Дети Ра», «Юность», «Русский переплет», «Студенческий меридиан», «Осиянное слово», а также в нескольких альманахах. Участвовала в семинарах молодых писателей от Союза писателей Москвы, дипломант международного форума «Осиянное слово», конкурса им. Петрова.
Член Союза писателей Москвы. В 2013 г. в соавторстве с Дарьей Лебедевой вышла первая книга стихов «Нетленки и ерундашки» (издательство «О.Г.И.»). 2014 год — вошла в длинный список международной премии «Дебют».
***
У тебя в голове маленький часовой механизм.
Если об этом думать — у меня начинает стучать в висках.
Мысли путаются, из рук выпадают карандаши.
У тебя в голове — венецианские витражи,
тоненькая эмаль, стекло, сусальное золото —
так красиво и страшно, что сбивает дыхание.
И любой мой день похож на любой день:
вот таблеточки — восстанавливать нервные клеточки;
вот зелье от судорог;
вот варево из корений, снижать давление, —
любой мой день похож на любой день…
Тот, кто ходил за тобой к смерти, сказал:
исключаем бассейн, зал,
всякий стресс и умственные нагрузки.
Врач говорит — и я верю врачу.
И так ли важно теперь, что я хочу?
У тебя в голове эта маленькая поломка; чертова западня.
Так ли важно — она для всех
или именно на меня?
И так ли страшно — подумаешь — из пяти миллионов
еще у одной
мысли путаются, от ужаса сводит скулы; —
если в городе —
в целом, мать его, городе — нет других бастионов,
только женщины, выносливые, как мулы
Ты пела
Ты пела мне нежные песни,
читала вслух длинные письма.
И мы так редко бывали вместе.
И я не видел себя с другими.
Ты ждала из походов,
как ждут мореходов,
как ждут Дон Кихотов от вражеских мельниц.
Ты верила: море спокойно.
Считала дни до возвращения.
И я был так счастлив с собой, но
входя, всякий раз просил о прощении.
Но утоплены весла,
и к берегу поздно,
и в море все просто — не то что на суше.
И по небу звезды ходили,
и были к нам благосклонны.
И мы по ним находили
родного берега склоны.
Только знал океан, что
я возвращался
не к суше и счастью, а к твоим колыбельным, —
ты пела мне.
Пела мне.
Только мне.
***
Ехать домой. С эскалатора на подъем
видеть спускающихся, в плеерах и снегу;
из стеклянных дверей налево, еще наверх —
выйти в снег.
Ждать трамвая. Чаще прочих ходит шестой —
желтый и легкий, позвякивает на кругу;
летний, как платье. Кажется — легче меня,
легче всех.
Встать у дверей. По узорчатому стеклу
вывести смайл безрадостному соседу —
и через мост, по негабаритной кривой
вздрагивая, улыбаясь; думая: еду, еду, —
думая: не обедал, — думая: только мой! —
в первый раз в жизни, в среду,
ехать домой.
9 Жизней
Когда эта кошка умирает в четвёртый раз,
она уже не боится.
В первый кричала —
месячный котёнок, два дня без матери.
Накликала спутника,
доброго, в принципе, мужика.
Жадно ела в запущенной кухне,
ласкалась.
Во второй —
царапалась что было сил.
Порвала лицо, руки. Всё-таки разбудила.
Долго бестолково собирался, отнёс к матери.
«Запой, жрать нечего — а её жалко. Может, возьмешь?»
Взяли. Выходили.
В третий —
да ждала, наверное.
С утра у двери, на коврике для галош,
потом на заборе.
Там высоко и хорошо видно,
как сходит с горки сгорбленная хозяйка, —
но что-то она всё никак, третий день.
На пятый сломали дверь, ходили в сапогах.
В дом уже не пустили.
Нет, оно, конечно, распогодилось —
к лету,
когда уже не так нечего есть,
не так холодно ждать на заборе —
раз в день, по кошачьему расписанию.
Объявились наследники,
забрали в город —
на мягкие кресла, тёплые полы;
к детям и витаминам для шерсти.
* * *
И вот теперь она лежит на столе,
толстая, пушистая.
Равнодушно дает лапы, показывает язык —
нечеловечески дорогому ветеринару.
А после его ухода думает:
«Ну что вы, ребят, ну зачем?
Ну какие девять, при нашей-то жизни?»
Вздыхает
и плотнее сворачивается в клубок.
Двор
Лысые сосны ниже многоэтажек,
двор уперся коленями в гаражи.
Так вот живешь-живешь,
и не замечаешь даже,
где она началась — взрослая жизнь.
Взрослая жизнь отбирает плеер, стреляет курево,
спиливает, не спросив, наше старое дерево,
не таскает котов;
мир, где отцовскую куртку носил без палева,
где десятки раз вступался за Серого, —
так вот влегкую
сбрасывает со счетов.
И ничего не сходится — если снова
смерить шагами по диагонали,
от своего до Дашкиного подъезда.
И ни к кому не ходится —
после школы ли,
после смерти мамы
или попросту после переезда.
***
