Об авторе
Геннадий Болтунов живёт в г. Орле. Не являясь профессиональным писателем, изредка печатался в различных коллективных сборниках и альманахах. На момент издания этой книжки, третьей для детей, увидели свет пять книг стихов для взрослого читателя.
Когда-то в апреле
Светилу время припекать.
В дверь налегке, а в спину возглас:
«Остынь, ещё такой промозглый
ветрище ноне!», — это мать.
Но я, пострел, уже успел
слететь с родимого порога.
Звенит вдогон: «Побойся Бога!».
Но ангел мне не то велел:
«Скорей бы с выси голубиной
с крутой горы к реке слететь,
где, словно лебеди, есть льдины…». —
Домой явился, мокр, на треть.
А дома, мамке не до взбучки:
быстрей раздеть и обогреть…
Вошёл отец: «Своё получишь,
попробуй, дурень, заболеть!».
Потом, присев на край кровати,
спросил, с хитринкою у глаз:
«А поумнеть ума-то хватит
после купания у нас?», —
и чуб погладил храбрецу
уже нисколько не браня.
Вмиг покатились по лицу
внезапно слёзы у меня.
А батя, завершая речь,
сказал, узрев такое дело:
«Раз поумнел, не стоит сечь,
пусть мать сечёт, коли хотела», —
и ей сказал: «Куда ж нам деться?
У берега реки живём.
Ведь мы такие ж были в детстве.
Глядишь, себя переживём».
Солнечный бокс
Нас одолеть в два приёма грозится
Солнце, зовёт на кулачках сразиться,
видимо от угара.
Есть два у него удара.
Но, часто они сногсшибательны,
что солнечный, что тепловой,
для игроков невнимательных,
с открытою головой.
Упражнение для устранения картавости
Погремушкой гром гремел,
рдели гроздьями зарницы.
Край забора райбольницы
завершал водораздел.
За забором грязь сырая,
в крупном крапе тротуар,
было лень прохожим драить,
а внутри, в пространстве рая,
резво кружится комар.
Тень на плетень
Сам не знаю, где я не был, —
всюду не было меня.
Дождь бродил один по небу
больше половины дня,
спрятавшись от солнца в тучах,
чтоб до срока не вскипеть.
Думал, — он меня научит
барабанить, песни петь.
Но, как шеей ни верти,
не сумел меня найти.
Не в себе я был в тот день,
кто бывал, тот знает это.
Так наводит на плетень
тень засушливое лето.
Отрывной календарь
Вес не сбрасывает сразу
вот и незаметно глазу
сколько убыло с вчера.
Да и бабушка хитра, —
отправляет на шесток
каждый сорванный листок.
Говорит загадкой сплошь:
что усохло, не вернёшь.
Глупая идея
исчезать худея.
Под шатром из ивняка
Под шатром из ивняка
отражает свет река
так, что кажется на дне
у реки всё, что над ней,
то есть ветки ивняка,
вёсла лодок, облака…
Добренький холодильничек
Просыпаясь, аппетит
к холодильнику летит.
«Есть в нём всё, что лечит», —
сам себе лепечет.
Но живот бурчит: «Постой
не настолько ж я пустой.
Перед дверцей встань и взвесь,
что не нужно утром есть.
Да не лопай на ходу,
а не то я пропаду,
то есть сходу лопну.
Аппетит прихлопну».
Нелётное небо
Небо сегодня нелётное, —
ни тучи, ни облачка в нём,
ни птиц, даже севших нотами,
ни дыма с трубы, где дом.
Всё в жуткое пекло вымерло
и даже в пруду вода
ужалась, как будто вымело
её незнамо куда.
И воздух тяжёл, до жжения,
и плотен, что не пробить.
И там лишь, где тень, движение,
которое может быть.
На исходе августа
Груш каскад об землю шлёп, да шлёп,
яблоки об зелень стук, да стук.
Осени подставил Август лоб,
вот у деревьев всё из рук.
Дождик, может так не надо
Дождь в прогнозе обещали,
не пришёл. Присев с вещами,
заряжал крупы заряды.
Дождик, может так не надо?
Ты же был, казалось, рядом.
Нет, запрятался в лесу,
там, где ветви на весу,
как преграда, да не граду.
Не губил бы, мил, красу.
Борьба с ленью
Лень зародилась раньше меня,
выросла акселераткой
и, потому, не проходит дня,
как вновь перед ней на лопатках.
А встану, — испарина вместо лба.
Но, увлекательна с ленью борьба.
Предощущение
На рассвете свет маячит,
что в бутылке лимонад, —
откупорен, но не начат,
пузырьки внутри кипят.
При наливе, каждый луч
будет весело колюч.
Без паутин
Спозаранку явилась, странная:
разноцветная, многогранная,
но без бисера паутин,
удивительная погода,
зацепивши и край восхода,
и багеты других картин.
Передёрнув себя, от стужи,
солнце, вспомнив, — теплей снаружи,
даже вспыхнуло, изнутри,
и отправилась с тучкой плотной
на экскурсию: зреть полотна
в зале выставочном зари.
Осенний камнепад
Даже табун лошадей на наступит на упавшего
Листва своё на ветках отшептала
и к склону каменистому припала
послушать говорливость всех камней,
что с топотом проносятся над ней
копытами ничуть не задевая,
поскольку знают, что листва живая.
До снега
Эта осень бархатной была,
больше половины — бабье лето,
остальная тоже, что конфета,
по которой шоколадна мгла
тонким слоем.
Вкус не тот? Да, ладно.
Даже ночь, до снега, шоколадна.
Шоколадная луна
Шоколадная луна
в синем небе не видна.
Но её все видели
те, кто не разини,
рядом с чаем с Индии
в нашем магазине.
Мама лилипутова
Жили-были лилипуты,
проявлялись в три минуты.
Те, какие рослые,
назывались — взрослые.
Были ниже их, и эти
назывались словом — дети.
Их, детей, хоть в путы ты,
под ногами путались,
им секунд на всё хватало.
Но про это мама знала
и детей не путала,
мама лилипутова.
Курицам на смех
В соседнем районе прилипчивый снег:
ко всем пристаёт он, есть дело до всех.
А в нашем районе снег редок и наспех,
лишь курицам на смех.
Наверное, где-то есть третий район,
где снег не назойлив и даже влюблён,
и стелется пухом, чтоб мягче для ног,
да так, что с небес улыбается Бог.
На вираже зимы
Мы у зимы заложники,
сопливенькой такой,
что слёзы льёт за лоджией,
перекроив покой.
Потом скулит щенячески:
жрёт снег веретено.
Преградою не значатся
ни двери, ни окно.
Хозяина собака
не пустит за порог,
где ночь короче мрака,
что солнце уволок.
Но, заискрит повозка
на вираже зимы,
когда светло и блёстко
нарядим ёлку мы.
Картонная ёлка
Ёлку папа прицепил к потолку поближе
и, поэтому её не достать коту.
Он садится под неё, только взгляд унижен. —
Так при запахе котлет смотрят на плиту.
У картонной ёлки лес видом настоящий,
жаль не пахнет хвоей он, надо же — напасть.
Но кота прельщает блеск, дождик моросящий
по-над самой головой, чтобы в пасть попасть.
Снежное
Крупу не укрупняя сыпало
ночною манною с высот,
когда явился Новый Год,
узрев, как много счастья выпало,
особенно в местах, где ели
острили, не боясь метели.
Крупа припорошила их,
покрыла шишки пудрой нежно.
И, притомившись, город стих
под утро под простынкой снежной.
Про совершенство
Узнав, что «совершенству нет предела»,
был поражён и логика задела.
Ну ладно бы, — несовершенен я,
Но ведь выходит и сестра моя
несовершенна тоже. Странно это,
поскольку аксиомой честь задета,
ведь я считал, сестра всегда права,
как шея, для которой голова.
А что стряслось?
Накрошили пташкам ужин
на столе, что был завьюжен.
Пробегая мимо, лось
уточнил: А что стряслось?
То есть, что произошло?
В чём причина — веселиться
и куда пропало зло,
почему добра боится?
Трикотаж
Прочитала девочка:
ТРИ КОТА Ж
и решила, — тут
три кота живут
или день всех котиков распродаж
деткам, тем которые не ревут.
Интересно, где ж продают коров
для детей, которые любят рёв?
Забор
Стоял забор между добром и злом.
Ребята в нём проделали пролом
и, в тот же день, заговорили в доме
о страшном зле, таящемся в проломе.
Назначили дежурных по дыре.
И сразу стало скучно во дворе.
Корочка
Вот и корочку ледяную
исхитрился испечь рассвет,
а снегов ещё нет. Да ну их! —
Не сезон ведь, ходить след в след.
Аппетитная корка блестит,
так и хочется похрустеть,
просыпается аппетит,
заглядевшись на листьев медь.
Обидная встреча
Повстречав свою обиду
ей обрадовался, с виду.
Вижу, мигом расцвела, —
так отходчива была.
Тут и я стал расцветать,
что репей. Пристал, как тать.
Каракатица
В слове каракатица,
только эр раскатисто,
прочее — невзрачное,
будто место злачное.
Эта каракатица
так к тебе подкатится
там (менять умеет цвет),
будто твари рядом нет.
Которые враги
Желаешь если выстоять,
не подпускай на выстрел их,
которые враги.
Приблизились — беги,
но резво, без оглядки,
наскипидарив пятки.
Хотя, учти, — задаром
не смажут скипидаром,
попросят предоплату, —
которые враги,
не денежкою — златом,
и выдумав долги.
Тебе, скажи, нужна ли,
такая карусель?
И вспомни, как их гнали
за тридевять земель!
Показалось — время стало
В циферблате лампочка сгорела,
сразу показалось, — время стало.
А оно, немыслимое дело,
в темноте по комнатам скакало,
как неугомонное дитяти. —
Мало ему места на кровати.
Кашель
Кашель бешеный напал,
когда я, представьте, спал.
Хорошо, что по тревоге
подскочить успели ноги.
Да и носовой платок
мой успел прикрыть роток,
чтобы всех не разбудил
этот кашель-крокодил.
Да и днём он до сих пор
В наш встревает разговор.
Айда
Мои друзья, они — беда
для мамочки моей.
Лишь за порог и — их «айда!»
встречает у дверей.
Оно короткое, «айда!»,
но, как шлея под хвост,
лечу, не ведая куда,
во весь свой малый рост.
Из гущи тарарама
вновь отыщусь когда,
весь в саже, ахнет мама:
дружки твои — беда.
Эх, наше захолустье!
Отмоет добела,
накормит и отпустит, —
Сама такой была…
Порожние тучи
К нам порожние тучи приходят,
над рекой набирают воды,
оставляя на небосводе
семицветные радуг следы.
Вроде радоваться бы надо,
только тучи водицу-то прочь
унесут. Она любит падать,
где не просят её помочь.
Да и радуги тают быстро, —
в них и влаги-то лишь канистра
на громадный такой объём.
Мы и то больше радуг пьём.
Болею
Не очень-то и умело,
с утра, ещё в полусне,
жарю ромашку белую
на васильковом огне.
Горит василёк немаленький,
его не сорвать, — горяч,
да и на работе маменька,
не сразу расслышит плач.
Слежу, чтобы не подгорело.
А в окна бьют снега стрелы,
гарцуют в побелке конники…
Но верю, — метель пройдёт,
присядет на край подоконника
Солнышко, рыжий кот.
Съем завтрак, пойду на поправку.
Врач выпишет завтра справку.
Кот пьяница
До чего талантлив кот.
Так мяукально орёт,
что рука его погладить тянется,
косолапая, моя.
Но, не знает кот края,
валерьянки видно выпил —
пьяница.
1-е сентября
Залетел сорванец-листок
в класс предвестником листопада,
лёг на стол и
сорвал урок.
А учительница-то как рада! —
Яблоко и облако
Яблоко и облако
друг от друга далеко,
а по звуку — близко.
Ирис не ириска.
Заработавшись на даче
в знойный, полный ноя день,
с головою тело прячем
в тень с прохладой, яблонь тень.
Рядом яблоки висят,
вроде над руками.
А поднимешь если взгляд,
то
между облаками
красно-зелены шары.
Это солнышка дары
в тучках дозревают.
Душу согревают.
Произвол
Проспал в тот день,
совсем немножко.
Спешил, в дороге встретил кошку
и от неё рванул в обход,
через соседский огород,
где пёс по кличке Произвол,
с цепи сорвавшись, всех извёл.
Пёс этот мою тень догнал.
Зачем? — Я этого не знал.
На всякий случай влез на вяз
и, между сучьев, там увяз.
А Произвол скулит внизу,
пуская, вроде бы, слезу.
Лишь у меня лицо, как мел, —
ах, если б я слезать умел.
Пришлось решиться на прыжок. —
Лицо царапиной ожог.
Пёс облизал её тотчас. —
Добрейший Произвол у нас.
И всё-таки
Одежда деревьев разнообразнее,
чем у людей, только без наворотов.
Зачем они, дебри когда непролазные,
а там, где пролезешь, уткнёшься в болото?
И всё-таки, всё-таки, всё-таки, всё-же
деревья красуются, чтоб любовались
на них ни кукушки, ни белки, да ёжики,
а все лесорубы при лесоповале.
Да так, чтобы ёкало сердце от муки,
когда топоры брали в крепкие руки.
С утра
С утра пришли смешные вести
и доложили обе вместе
о том, что кто-то на насесте
сегодня вывел рой… мухлят.
Мухлята милы. — Как без лести?
Не могут усидеть на месте,
готовятся с мамулей вместе
в недавно новый детский сад.
В том садике от славной мухи
к ребятам, если повезёт,
мухлята приползут на брюхе.
Вот так и времечко ползёт.
Но мы, чего уж тут скрывать,
их крылышек не будем рвать.
Всегда, кого не мучат,
других летать обучат.
Победитель
Не боюсь врагов, не вру.
Как увижу, так ору,
будто эта вражья рать
будет в плен беднягу брать.
Замечая, что на вой
срочно, это ж не впервой,
возникает кто-то,
вмиг пылит пехота,
быстро пятками искря.
Разбегается не зря.
Если выйдет баба Таня, —
расчихвостит — тошно станет.
Я хвалюсь потом, что тягу
показала быстро рать,
потому, что к ним отвагу….
До чего ж противно врать.
Шла баба
«Баба шла, шла, шла.
Пирожок нашла.
Села, поела, опять пошла».
Только ход совсем не тот, —
заболел животик.
С перепуга пронесёт
эту бабу-тётю
мимо всяких там знакомых,
мимо леса, мимо дома…
Мои милые дружки,
по дороге в школу
не берите пирожки,
ни с земли, ни с полу.
Каникулы
Распустили деток
по домам,
начались каникулы,
правда, не у мам.
Им «везде пролазы»
не дают скучать:
то синяк под глазом,
то во лбу печать.
За день скопом, сразу,
семь бед или шесть,
не моргнувши глазом,
благо, что он есть.
Трудно докумекать
каждый раз, где шастают
(взять-то в руки некому)
шлёндрики ушастые.
Страхи
Страхи разлетались поутру,
на закате собирались снова.
Вырасту, поймаю и запру, —
я не вижу выхода иного.
С вечера до утренней зари
Страхи по-над королевством кружат.
Даже сам Король, идя на ужин,
проверяет, нет ли их внутри…
Непременно вырасту, запру
эти страхи, в море ключик брошу.
Новую придумаю игру,
про друзей бесстрашных,
про Гавроша.
Я родился невезучим
Я родился невезучим —
еду в поезде ползучем
и пытаюсь подтолкнуть
этот поезд как-нибудь.
Так, беднягой, расстарался,
что с Наташкою подрался, —
проспала она всю ночь,
не могла толкать помочь.
Рёва
Это кто орёт-ревёт,
спать ребятам не даёт?
Стыд и срам, стыд и срам
сеять крики по дворам!
Может, это бегемот
раскрывает с воплем рот?
Но, зверинца рядом нет
убеждает всех сосед,
добавляя, — так реветь
может маленький медведь.
Но, в лесу, где зверя дом,
темнота давно кругом…
Не пойму, кто так ревёт,
тишину на части рвёт…
Впрочем, вот отгадка,
около витрины
клянчит шоколадку,
капризуля Зина.
Кукла и котёнок
Отказалась, понарошку,
кукла Маня, есть картошку,
лишь измазала свой ротик.
А картошку слопал котик.
Выгнулся, как знак вопроса,
посмотрел на куклу косо,
промяукал: мяса мало.
Кукла Маня зарыдала.
Ведь она не виновата
в том, что мяса маловато.
Да откуда кукла знала,
что в картошке мяса мало!
Тут же Маня, понарошку,
положила мясо в плошку,
чтобы угодить котёнку,
шаловливому ребёнку.
Замурлыкал кот: маманя,
кукла Маня не обманет, —
облизал ей весь животик. —
До чего ж подлиза котик!
Про воробья
Безобразник воробей
утащил у голубей
из-под носа крошку,
хлебную, хорошую.
Бабушка вскричала: «Кыш!
Ишь, какой плохой малыш!»
Но для безобразника
крошка, вроде праздника.
Шумы
Мы, в жару изнемогая,
на ночь окна открываем
ветерку из полутьмы,
позабыв, что там — шумы.
Расчирикалась их стая,
вместе с ветром в дом влетает,
да не прячась, не тайком,
не поштучно, целиком.
Вьются наглые шумы,
позабыв, что дома — мы.
Домашний доктор
Когда что болит — лечу
мигом к нашему врачу.
Врач у нас домашний кот,
ходит в белом и орёт,
посредине став пути:
за лечение плати
мясом там или сметаной,
а не то, лечить не стану,
там, где больно,
не потрусь.
Вроде кот, но хитрый
гусь.
Как друг
Я угостил кота, как друг,
давая лакомство из рук.
А он, не видя продолжения,
такт потерял, и уважение
ко мне, и развернулся боком,
и оцарапал, ненароком.
Вроде про корову
Не доить корову если, —
пропадает молоко.
А потом, примеров масса,
превратится она в мясо,
и продать его легко,
если не точить балясы.
Ведь балясы несомненно
всем не набавляют цену.
А касаемо коровы,
то она явилась к слову
и ушла, где сено есть,
чтобы это сено есть.
Новая школа
Новая школа недалеко,
только учиться в ней нелегко, —
мама на фабрике через дорогу.
Завуч частенько её на подмогу
просит, боясь, что со мною не справится.
Мама отзывчива, мама — красавица.
Завуч хорош, только видом не очень,
всё, что не нравится, маме бормочет
в трубку. Ужасны такие труды,
колкие речи, вместо еды.
Не прогулять мне теперь ни урока,
ни проявить всем знакомых пороков,
то есть девчонку схватить за косу,
или аукнуть, будто в лесу.
Или «нечаянно» вырубить свет,
тут же включив световой пистолет…
Тьма вариантов у этого или,
сами, наверное, всё проходили.
Юный дождь
Юный дождь на даче
листики наждачит.
Вскоре станут листики
гладенькие, чистые,
яркие, блестящие… —
Как не настоящие.
Стали сниться чудеса
Стали сниться чудеса:
кошку съела…
колбаса.
Колбасу нашла болонка,
притащив издалека,
где жевал овёс… телёнка,
а телёнок был с быка.
Прохлопали
Падал снег и всем двором
поддержать его пытались.
Кто лопату взял, кто лом,
радость взяли, гнали зависть.
Только на ноги поставить
не желающих вставать,
невозможно. Что лукавить.
Бесполезно горевать.
Может к ночи сможет сам
снег подняться к небесам?
Внучка деду
Сил на деда больше нет у меня.
Сколько можно по ночам горевать
и нежданно засыпать среди дня,
или просто бесконечно зевать?
Спрячь-ка, деда, утром сны под кровать,
хватит бороду с раздумьем жевать.
Только «спрятай» так, чтоб я не нашла,
а не то начнётся куча-мала.
Картиночка
Сыр и больше ничего.
Но, добавить букву О,
сразу сырО, сразу слякоть,
начинает небо плакать.
Ы заменишь — вовсе вздор, —
есть никто не будет сор.
Морозец
В шикарной шапке из тумана
пришёл молоденький мороз,
он косо глянул, вот что странно,
на лепестки последних роз,
легко дохнул на георгины,
их опалив, и разом сгинул,
свою шапчонку бросив к небу,
как будто и виновен не был
в том, что бутоны не воскресли.
Сидит на тучке, как на кресле.
Белый кот
Ухитрялся языком
классно мыть посуду,
пролетать везде мельком,
то есть быть повсюду.
Вызывал невольный смех
нрав его игривый,
когда падал кот, как снег,
деду на загривок.
Седины оставив клок
на плече у деда,
совершал всегда соскок
в сторону обеда.
После тёрся возле ног,
начинал мурлыкать,
чтобы впредь в него не мог
взрослый пальцем тыкать.
Чтоб удивить
Да как же можно в руки взять ежа,
или змею пригреть, когда готова
к прыжку она? И по лесу кружа
не с ними встреч ищу, ищу там слово,
которым ни спугнуть, ни уколоть.
А вдруг сумею, если даст Господь,
найти такое, что цветное фото?
Довольно кропотливая работа.
Мир
Помирившись, не дерёмся
и, к стеклу прижав носы,
мы с Наташкою смеёмся.
Щёки в капельках росы.
— Это смех течёт у нас
из зажмурившихся глаз.
Рукава
У реки есть рукава.
У меня есть тоже —
два.
Ой! Я брякаю не то, —
рукава есть у пальто,
у плаща, у пиджака,
у меня же есть — рука.
Каша снова в голове, —
не рука, а целых две.
Для тепла, а не от скуки,
я просовываю руки
в рукава, но не реки,
не пугайтесь, рыбаки.
Рукава реки мокры!
там ещё есть… осетры.
Роют носом рукава.
Есть и мелкая плотва.
С этой мелочью, плотвой,
нам встречаться не впервой:
папа ловит, мне даёт,
для подарка плеску вод,
где плывут, носы остры,
в тусклом блеске, осетры.
Дождь из таза
Окатил дождь, как из таза,
а потом ушёл на базу,
чтоб другой наполнить таз, —
снова выплеснуть на нас.
Лишний глаз
Сказала мама: «Глаза устали.
Читать самим вам уже пора».
Мы были рады, мы ликовали:
«Глаза у стали! У топора,
у вилок наших, у ложек тоже…
Смотри! — похоже.
Теперь понятно, когда мы ели,
кто в рот заглядывал и моргал,
поскольку вилки глаза имели,
и глаз у ложки им помогал.
Гася улыбку, до вполнакала,
мамуля шёпотом нам сказала:
«А ну, мыть руки! Пора на ужин.
За вами точно глаз лишний нужен».
Погремушка
Мака головка сухая, большая,
только надломишь — гремит.
Кто со сноровкой, ни ноты не зная,
сможет с ней стать знаменит.
Это известно прогульщикам местным,
кучке ребят со двора.
Только надломишь, так звуком прелестна, —
даже домой не пора.
Редкий случай
Косточки выдавливал из вишен,
видом стал похож на мясника
до того, что любоваться вышли
на меня с заката облака.
Разулыбив облачные рожи
полуалой праздничной расцветкой,
радовались, что со мною схожи,
Радость вечных тучек
случай редкий.
Письмо с огорода
Грядки — строчки, привереды,
буковками лезут всходы.
И про это с огорода
мы в письме напишем деду.
Первой красная строка.
Примечай издалека,
называется — редиска,
буквы алые, но, низко.
После ёлчато, укропно
и раскидисто-петрушно.
Пишем мелко, но подробно,
как бабуле мы послушны.
Бабушка салат сорвав,
добавляет разных трав,
говорит, что трав парад
дед увидев, будет рад.
После тщательной прополки,
в сорняках нашли иголки.
В тех иголках был, хорош,
славный мячик, чудный ёж.
Передать хотел привет:
«Выздоравливай-ка, дед!»
Пыль
Дождик пыль прибил, немного,
проявилась благодать,
ведь пылила так дорога,
что соседей не видать.
Пусть на миг, но воздух чист!
Эта пыль, как футболист:
стоит выпросить штрафной,
долго не валяется
и, у судей за спиной,
снова проявляется.
Ох, уж эта пыль в сто миль:
сразу вкось и сразу вширь,
после встречи мчится вслед,
понаделав уйму бед.
Дождик — вот где благодать,
если спустится пониже,
обязательно оближет
пыль, чтоб вместе порыдать.
Радуга
Был дождь слепой,
однако зрячих радовал.
Почти что рядом, край светился радуги,
в немом пространстве красками играя,
и опускался по стене сарая,
и под его навес забрался частью…
Не мог я своему поверить счастью
и бросился, хотя был босиком,
к дырявому сараю, прямиком,
чтобы потрогать радугу ладошкой,
обжечься опасался лишь, немножко.
Стрелою домчали ноги до сарая.
Но, красок нет и лишь стена сырая.
А радуга, что я решил потрогать,
умчалась от меня другой дорогой.
Неведомо как в речке искупалась,
где рыба в иле радостно копалась,
и на другом повисла берегу,
куда пока я плавать не могу.
В небе солнца диск верчу
Вновь природа ошалела,
землю промочив насквозь,
а листва так отсырела,
что её сушить пришлось.
Вверх взобрался по лучу,
в небе Солнца диск верчу,
себе пальцы обжигая
вниз спускаться не хочу.
На сырые тучи дую,
сам подобье ветерка,
чтоб они наверняка
испарились. —
Я колдую.
Всё мне видно с высоты,
и деревья, и кусты,
и подсохший муравейник,
и грибы — предел мечты.
Вот и опустился взгляд
до цыпляточных опят,
а душа настолько рада, —
даже пальцы не болят.
Что с того, ну обожгло? —
Вот он, чистый луч в село!
Вниз спускаюсь по лучу. —
Дома взбучку получу.
Луна была полна
Луна была полна, но озорна.
Ей полнота нисколько не мешала
влезть на берёзу, это ж не сосна…
Мы дружно притащили одеяло
и растянули, чтоб Луну поймать, —
сорвётся ж, может кости поломать.
Слегка была Луна удивлена,
за облако забавно зацепилась,
как будто оказала ему милость,
ведь в небе даже туча не стена.
Вскарабкалась, без лишней суеты,
и, облаком прикрывшись, подморгнула:
как мне милы заботы, что пусты,
с небес нельзя свалиться, как со стула…
За это одеяло нам попало. —
Его ж сушить повесили во двор
и, вдруг, оно, несчастное, пропало.
Недолго выясняли, кто же вор.
Нашлось оно, промокшим у берёзы,
смеялись, выжимая наши слёзы.
И вывесили снова, для просушки,
но ушки взрослых были на макушке,
ловили даже шёпот у окна.
А что Луна? — Луна было полна.
Солнечная зебра
Солнечный день стал полосат,
спрятавшись в тень, за палисад.
Подарили мандарин (считалка)
Подарили мандарин
мальчику, в день именин,
и за несколько минут
он забыл, как всех зовут.
Ведь подарок можно есть.
Долек было ровно шесть.
Дольку съев, вновь стал считать:
раз, два, три, четыре, пять.
Скушал все наш ротозей,
снова вспомнил про друзей,
подаривших мандарин,
съел который он один.
Глупо счёт производить.
Выходи — тебе водить.
Мимо рта
В том, что ложка мимо рта,
виновата зевота,
при нехватке кислорода
у, который мал, народа
концентрация не та.
Был медведь не настоящий (считалка)
Был медведь не настоящий,
но глаза на всех таращил,
а глаза, как у орла,
многих оторопь брала.
Были, что смотрели косо,
торопились уходить,
от медведя, от вопросов
типа: А кому водить?
В первый раз
Раскачали и с плота…
Господи, плыву!
И воды не наглота…,
да и взгляд не про сову.
Всем чудно, — в живых остался,
не выпячивал очей,
не орал, хотя боялся…
Бултыхался, как ничей.
Плыл, как будто в первый раз
«утопающего» спас.
Гам там, где толпа ещё:
выжил утопающий…
Люблю себя
Люблю себя. Других любимых нет.
Ну, разве что мамуля, папка, дед,
сестрёнка, брат, подружки, их друзья,
соседский пёс, да стая воронья
и галки с голубями, и сороки,
букашки (с ними множество мороки),
и пчёлы, от которых прок двояк,
и люди, если те не из вояк,
а также в звёздном небе сонм планет
и солнце. А других любимых нет.
Неумехи
Клоуны все с виду неумехи,
но такое могут вытворять
вроде бы случайно, для потехи,
что и не пытайся повторять.
Выпукло их смотрятся огрехи.
Клоуны торопятся на взлёт,
но летают только в общем смехе. —
Выше купол цирка не даёт.
Это март
