Мерцали звезды уже ярче глаз ее, луна была румяней лика ее, розы свежее и алее губ ее, а руки утратили нежность, что свойственна лепесткам.
звезды меркли по сравнению с блеском глаз ее, луна казалась уродливой по сравнению с белым ликом ее, а цветы в зависти затухали, ведь не могли они превзойти княгиню утонченностью форм.
– Пожалуйста! Нет! Вы убьете его. НЕТ! Не отдам!
Пока рычит отец:
– Ты портишь его так же, как портила прежних. Но в этот раз все будет иначе.
– Если бы твоя мать могла родить еще, я бы не нянчился с тобой. Не смей жаловаться. Ты обязан справиться…
Сиплый вскрик. Детские пальцы скребут по широкому мужскому запястью, пока жесткие пальцы усиливают давление.
– Я же сказал, что убью тебя. Понял теперь, что это значит?
Давит желание расплакаться мальчик, пусть и удушливо жарко шее и лицу, пусть и в носу влажно хлюпать стало, а в глазах двоится.
Запомни, как только клинок обнажится полностью, я убью тебя,
ветер – скромный зритель, для которого не нужно ложе, ведь все небо – его покои.
Изготовленные из древесины магнолии ножны расписаны хризантемами. Отливает на свету черный лак, кроваво-красный шелковый шнурок оплел рукоять.
