Тамара Злобина

Любовь на все времена

Часть 1

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

© Тамара Злобина, 2018

Действие повести происходит в тяжёлые послевоенные годы, когда не все ещё раны зажили, когда не утихли отзвуки предвоенных репрессий, когда из далёких колымский лагерей возвращаются политзаключённые, осуждённые как враги народа.

Через всё прошли главные герои повести, но не ожесточились, не стали жёлчными, недобрыми.

Несмотря на трудности, главным в их жизни остаётся понимание, уважение, любовь.

Любовь — на все времена.

16+

ISBN 978-5-4496-0399-9 (т. 1)

ISBN 978-5-4496-0400-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Любовь на все времена
2. Глава 1. Знакомство
3. Глава 2. Кое-что о Федотовых и Фёдоровых
4. Глава 3. Всё будет хорошо
5. Глава 4. Возвращение блудного отца
6. Глава 5. Третий лишний
7. Глава 6. Разделяй и властвуй
8. Глава 7. В любви, как на войне
9. Глава 8. Что же будет с нами?
10. Глава 9. Жизнь продолжается
11. Глава 10. Бои местного значения
12. Глава 11. Тема для размышлений
13. Глава 12. Москва и москвичи
14. Глава 13. Разговоры по душам
15. Глава 14. Прощание с детством
16. Глава 15. Дерзать, но не дерзить
17. Глава 16. Начало расследования
18. Глава 17. Неожиданная помощь
19. Глава 18. Завершение дела
20. Глава 19. Третий лишний-2

Глава 1. Знакомство

— Кто такая? — спросил Сергей мальчишку, с которым познакомился всего полчаса назад.

— Так Варька это — с вашего подъезда! — ответил веснушчатый Витька, шмыгая простуженным носом. — На втором этаже живёт. Не видел чё ли?

— Видел, — ответил Сергей, глядя во след девчонке, уже прыгающей по расчерченным классикам. — Всё прыгает, как стрекоза!

— Как коза! — захохотал Витька, но, столкнувшись со строгим взглядом новенького жильца, осёкся.

— Не, а! — продолжил он. — Даже не думай, Серый! Недотрога. Мне два дня назад такого леща выдала: щека потом весь день горела… А я только за руку её схватил.

— Может схватил не так? — засмеялся Сергей. — Вот и выдала.

— Посмотрим, как ты будешь смеяться, когда сам от неё леща схлопочешь! — сердито огрызнулся веснушчатый Витька.

— Лапать не стану — не получу, — поставил в их разговоре завершающую точку Сергей, и широким шагом направился к девчонке.

Догнав Варю, Сергей сказал:

— Девочка, здравствуй!

— Здравствуй! — ответила та, с любопытством поглядывая на незнакомого мальчишку.

— Меня зовут Сергеем, — представился он.

— А меня — Варей, — ответила девочка.

— Ты не могла бы мне помочь? — продолжил Сергей.

— Я? — удивилась девочка.

— Да, ты, — подтвердил мальчишка. — Где я могу набрать воды? Тут нигде поблизости нет колонки? А то у нас в мансарде печь развалилась… Столько пыли… А воды нет.

Варя думала недолго:

— Неси ведро! — сказала она. — Я наберу воды у нас. До колонки — целый квартал.

— Спасибо, — отреагировал Сергей.

— Спасибо скажешь, когда у тебя в руке будет ведро с водой! — задорно засмеялась девчонка, и Сергей решил, что она невероятно красива: светло карие глаза в тёмных точках-звёздочках, ямочки на щеках, пухлые губы, поминутно расплывающиеся в обалденной улыбке и, в дополнение глазам светлые, со странным отливом серебра, волосы, заплетённые в длинную косу, змеей спускающуюся по спине вниз. А ещё простое, безманерное, поведение, присущее обычно девчонкам её возраста.

Они вместе поднялись на мансарду, Сергей вынес ведро и передал его Варе.

Вместе спустились на второй этаж и девочка, буквально через пару минут, вынесла ему полное ведро воды, но решив, видимо, что на этом её помощь не окончена, вновь поднялась с ним на самый верх, поясняя на ходу, что вода в мансарду поднимается только ночью.

— Вам обязательно нужен бак для воды, чтобы запасать воду на весь день. Из колонки не наносишься.

Сергей хотел поблагодарить девчонку и попрощаться с ней, но та помогла ему открыть дверь и шагнула в комнату вслед за ним.

Её глазам открылась неприглядная картина: у стены, где раньше находилась печь — беспорядочная груда камней, кирпичная крошка и пыль слоем вокруг.

В противоположном конце, довольно большой комнаты, стояла металлическая кровать с тонким матрасом и такой же подушкой, на которых лежала маленькая, лет трёх-четырёх, девочка. Рядом с кроватью, на стуле, сидела стройная, очень милая женщина с бледным лицом, в тёмном платье. Ещё пара стульев стояли в стороне, занятые обшарпанным чемоданом и большой, видавшей виды, сумкой.

Старая ширма, некогда красочная, разрисованная павлинами в райском саду, стояла чуть поодаль. Она осталась от бывших соседей: переезжая в новое жильё те не захотели тащить с собой «этот хлам». Больше в комнате не было ничего.

— Я сейчас! — сказала девочка, и торопливо исчезла из комнаты.

— Мама! — позвал Сергей, — я принёс воды.

— Сейчас-сейчас, сынок, — очнулась женщина. — Подожди, я переоденусь и начну уборку.

— Я помогу тебе! — отозвался Сергей.

— Нет-нет, Серёжа! — возразила Нина Фёдоровна. — Ты лучше посиди с Таечкой. Что-то она сегодня мне не нравится…

Нина Фёдоровна достала из сумки повседневное платье и зашла за ширму, чтобы переодеться.

Едва она успела сменить одежду, как мансарда наполнилась звуками, словно в ней заговорили около десятка голосов. На деле их было только трое, как и людей: представительная женщина с короткими, почти пепельными волосами, женщина, более старшего возрасти с прямой спиной, строгими глазами, в фартучке, завязанном бантиком на пояснице, и парень — высокий, очень громогласный и улыбчивый.

Белокурая женщина окинула взглядом комнату и скомандовала парню:

— Заноси!

— Слушаюсь, мадам! — козырнул тот.

— Я тебе покажу мадам! — засмеялась женщина. — Варенька, ты где там прячешься? Помогай матери и брату. Заварила кашу — давай расхлёбывать вместе!

Нина Фёдоровна даже опомнится не успела, как посередине комнаты, как раз под лампочкой появился круглый стол с парочкой стульев, а у стены — кухонный стол и бак с водой, некоторые использовали такой ещё и для кипячения белья, называя его вываркой.

Твёрдым шагом блондинка подошла к Нине Фёдоровна и подала ей руку:

— Ваша соседка со второго этажа — Катерина Михайловна!

И продолжила знакомить пришедших с ней людей:

— Моя свекровь Прасковья Дмитриевна — самая лучшая свекровь в этом городе.

На что Прасковья Дмитриевна молодо засмеялась, подавая руку хозяйке комнаты.

— Этот зубоскал, мой старший сын — Александр, — указала Катерина Михайловна на высокого молодого человека.

В ответ Александр слегка наклонил голову, что видимо, следовало расценивать, как поклон.

— Ну и младшая дочь Варенька.

Варя помахала рукой, словно хотела сказать: — «Я здесь!»

— Очень приятно, — отреагировала с улыбкой мать Сергея. — Меня зовут Ниной Фёдоровной… Это мой старший сын — Сергей и доченька Таечка.

— При переезде она у нас немного простыла, — обеспокоенно пояснила хозяйка. — Даже не знаю, что с ней делать…

— Так, дочерь! — распорядилась Екатерина Михайловна. — Давай скоренько сообрази чайку и неси малиновое варенье — будем девочку лечить! А пока наведём здесь порядок… А ты, сынище, неси мусорное ведро, веник и совок — нужно сначала вынести весь мусор из комнаты. А уж потом браться за тряпку.

И работа закипела.

Через час от печки не осталось следа, полы блестели чистотой, Таечка не только была напоена чаем с вареньем но и накормлена бульоном, который отыскался у одних из соседей. Пила она бульон неохотно, но Катерина Михайловна по ложечке, по ложечке умудрилась скормить девочке всю чашку.

Тем временем Прасковья Дмитриевна принесла раскладушку и матрас с подушкой, сказав при этом:

— Это для Серёжи, — и вытерла фартуком набежавшие слёзы. — Сейчас я ещё керогаз принесу — всё равно он стоит без дела, а вам пригодится… Пока это ещё печь сложат…

Все вместе они расставили появившуюся мебель по местам. Александр водрузил на лампочку абажур и, попрощавшись, удалился.

— Ему в ночную смену сегодня, — пояснила Екатерина Михайловна. — Ну, обживайтесь, соседи. Вечером я поговорю с дядей Ваней — он что-нибудь с печкой сообразит.

И соседи так же шумно удалились, как и вошли.

Шёл пятьдесят третий год. Три месяца назад не стало Сталина. И страна, и небольшой городок, в котором происходит действие рассказа, стонали от амнистированных воров, бандитов и убийц. Но вместе с ними из далёкой, холодной Сибири, возвращались домой и политзаключённые.

Глава 2. Кое-что о Федотовых и Фёдоровых

Семья Федотовых перебралась в мансарду из полуразрушенного дома, куда их поместили в самом начале войны, когда их частный дом был разрушен при авианалёте. Хорошо в это время их не было дома, поэтому и мать, и дети остались живы, но практически в том, в чём ушли из дома.

Новому жилью, куда их поселили временно, тоже не повезло: одна половина его рухнула после очередного налёта, а вторая пошла трещинами, которые неумолимо расширялись, как жильцы не пытались их заделывать доступными средствами.

Жильцов дома, разрушающегося на глазах, начали подселять в квартиры в качестве уплотнения. Федотовых переселили последними. Так Нина Фёдорова с Сергеем и Таечкой оказались в мансарде дома 21 на улице с поэтическим названием — Весенняя.

Неуютную мансарду сложно было назвать жильём, скорее это помещение подходило для мастерской художника, появляющегося в ней только в дневное время суток. Одно было хорошо: она не грозило завалиться от вибрации почвы, когда мимо проезжали гружёные полуторки.

Комната, куда поселили семью Фёдоровых, была большая, с двумя окнами, одно из которых выходило на улицу, а другое во двор. Беспокоило то, что в мансарде не было отопления: печь развалилась, а центральное отопление не было предусмотрено.

Тут ещё, как на беду, младшая дочь Таечка простыла при переезде.

Таечку пришлось отправлять в больницу, потому что у неё оказался сильный бронхит. Девочка всё время плакала и не отпускала маму, но та никак не могла оставить работу, поэтому в больнице с сестрёнкой пришлось находиться Сергею.

Четырнадцатилетнему подростку это ужасно не нравилось, но он понимал, что мать за пропуск работы могут уволить, и им тогда не на что будет жить.

В городе у Федотовых не было родственников, а отец ушёл на войну в конце сорок первого, да и пропал: ни писем от него не было, ни похоронку они не получали, и даже пресловутого сообщения «пропал без вести» им не приходило.

Первые два года после окончания войны семья ещё ждала своего кормильца, надеясь, что глава семьи, возможно, был в плену, и теперь отбывает за это наказание где-то на севере. Но, чем дальше уходил в прошлое День Победы, тем слабее становилась надежда. И однажды Нина Фёдоровна сказала:

— Всё сынок, отец не вернётся… Его, видимо, нет на этом белом свете.

И стало немного легче. Нина Фёдоровна не вскакивала больше по ночам, не подходила к окну и не смотрела подолгу на дорогу. Жизнь брала своё.

Хотя женщине было невыносимо трудно. Дети требовали своего: нужно было накормить, одеть-обуть, уделить время, которого никогда не хватало.

На себя не оставалось уже не времени, ни средств. Два платья, старый жакет, пальтецо на рыбьем меху и потерявшая всяческий вид обувь, которую приходилось ремонтировать каждый месяц — вот всё, что было у неё. Но Нина фёдоровна никогда не жаловалась, не плакала, жалея себя — тянула свою ношу, как могла.

Военные годы были трудными, но люди понимали это и надеялись, что когда они закончатся — станет легче. Для Нины Фёдоровны и послевоенные годы проходили, как один хмурый, никак не заканчивающийся день, по которому она брела, как рабочая лошадь, таща на себе поклажу невероятной тяжести.

Семье Фёдоровых в материальном плане было немного легче: у них на четырёх членов семьи было двое рабочих рук, да и Прасковья Дмитриевна очень сильно помогала снохе. В прошлом — неплохая швея, она подзарабатывала тем, что перешивала, перелицовывала знакомым и соседям одежду, получая чаще всего за свою работу не деньгами, а продуктами. Так, что семья не голодала никогда — даже в самое трудное время.

Тяжело было в моральном отношении: прямо перед войной главу семьи, Павла Семёновича, забрали в НКВД, как врага народа. Им ещё повезло: его жена, Катерина Михайловна осталась на свободе — возможно, что-то не срослось в репрессивной машине, возможно, потому, что у неё во время ареста начались схватки, и в этот же день родилась Варенька.

Нина Фёдоровна и Катерина Михайловна были близки по возрасту и поэтому очень быстро сдружились. Судьбы их были похожи: обе уже столько лет без мужей, у обоих двое детей на руках, обе работали всю войну на износ — только сейчас напряжение военного времени стало понемногу уходить.

Но, если у Катерины ещё теплилась слабая надежда, что муж вернётся, то Нина уже ни на что не надеялась.

Нина Фёдоровна считала, что ей очень повезло с соседями: они не только поддержали с того дня, как она с детьми поселилась в мансарде, но и помогли обустроится, принесли кое-что из мебели.

На следующий же день к Федотовым наведался тот самый дядя Ваня, о котором говорила Катерина. Седовласый, пожилой мужчина — жилистый, с руками мастерового, осмотрел место, где стояла печь, что-то обмерил, прикинул, подсчитал на бумажке, даже на крышу залез, осматривая трубу, потом объявил:

— Без помощи ваших ребятишек, мадам, мне не обойтись.

— Я готов! — отозвался Сергей.

— Я тоже! — поддержала его Варя.

— Значит так, детишки-ребятишки, — сказал дядя Ваня, — в квартале от нас ещё не до конца разобрали разрушенный дом… Будем носить кирпич оттуда. Я договорился с главным.

Детишки-ребятишки во главе с печных дел мастером три дня носили кирпич от разрушенного дома. Иногда к ним присоединялся веснушчатый Виктор, который до сих пор злился на Варю из-за леща.

Наконец, дядя Ваня неспешно и основательно приступил к кладке печи.

Немногословный, серьёзный старик понравился детишкам-ребятишкам, соскучившимся по твёрдой мужской руке. Они помогали старику, как умели, иногда вызывая нарекание за свою торопливость и «безрукость». Но обижаться на него было невозможно: все его покрикивания никогда не были сердитыми или уничижительными — он больше был похож на доброго дедушку, которого ни у Сергея, ни у Вари, не было.

Печь получилась добротной и, можно даже сказать, «элегантной», как определила Прасковья Дмитриевна, вызвав тем невольную улыбку у всех.

Нина Фёдоровна пыталась отблагодарить старика, но тот категорически отказался:

— Я, что злодей какой, забирать у ребятишек кусок хлеба?!

— Но вы же столько дней потратили, — виновато оправдывалась женщина.

— Мне это было в радость, — ответил дядя Ваня. — Самой большой наградой для меня будет, если вы позволите иногда проведывать вас…

— Всегда будем рады вам, — ответила Нина Фёдоровна.

Только потом она узнала, что у дяди Вани погибла вся семья, и он «один одинёшенек» — по выражению всё той же Прасковьи Дмитриевны.

— Ему просто наша баба Паня нравится! — сообщил Александр с такой же обалденной улыбкой, как у младшей сестры.

И, получив за это от бабушки полотенцем, со смехом побежал от неё вокруг стола.

Жизнь понемногу налаживалась. Карточки были давно отменены и снабжение продуктами полностью лежало на Сергее и Варе. Они по своей молодости были легки на подъём и первыми узнавали где и что можно достать.

Сергей стал главным мужчиной в доме, потому что Нина Фёдоровна продолжала работать на двух работах, чтобы обеспечить семью, а на плечи Сергея лег