Оглавление

От автора

Я посвящаю эту книгу светлой памяти удивительной женщины, моей заме­чательной свекрови Анне Генриховне Липатовой (Дунке)»

Меня иногда спрашивают, какие у вас планы, о чём будет будущая кни­га, а я и сама порой не знаю, во что выльется конечный результат. Я не раз говорила, мне довелось встретиться со многими людьми, записать их воспо­минания, рассуждения о событиях, непосредственными участниками кото­рых им пришлось быть. Надо сказать, я чувствую какую-то ответственность перед ними за то, что должна довести до читателей их порой далеко не ор­динарную точку зрения. Не знаю, успею ли это сделать. Во всяком случае, буду стараться. Вот и в этой книге, как всегда, будет рассказано о судьбах некоторых людей.

Всего получилось шесть глав. Первая глава посвящена религии. В пере­строечные и постперестроечные годы в нашем обществе происходили бур­ные изменения в отношении этого вопроса. Мы полностью отказались от атеизма, возрождались вероисповедования, которые были традиционными в дореволюционной России: православие, ислам, иудаизм, буддизм, шаманизм и даже язычество. Появились новые религиозные течения, о некоторых я даже раньше и не слышала: «Свидетели Иеговы», (организация запрещенная на территории Российской Федерации), «Церковь Христа» и т. д. Начиная с 2011 года Салехардской и Ново-Уренгойской епархией и депар­таментом образования в округе стали проводиться Рождественские чтения. Я неоднократно выступала с докладами на этих мероприятиях, некоторые из которых помещены в главе «Что касается религии». Есть там интервью с исследовательницей распространения баптизма в Ямальской тундре. Мне довелось побывать на нескольких древних ритуалах коренных народов, об одном из них я рассказываю в этой главе. Не могла я обойти вниманием один из древнейших ритуалов народа ханты, на котором мне удалось побывать.

Вторая глава именуется «И снова об И. С. Шемановском». Там говорится

0 его литературном наследии, а также о том, что часть его очерков переве­дена Евой Тулуз и Катрин Ле Ру на французский язык и издана в Париже. Есть там и материал о фотовыставке в Бретани, посвящённой И. С. Шема-новскому.

Третья глава — «Писатель вечных льдов» — повествует о К. Д. Носилове — неутомимом путешественнике, талантливом писателе, открывшем для читателей суровую Арктику конца 19-го — начала 20-го веков.

¹ См. зарисовку «О моей любимой свекрови» в главе «Очерки и зарисовки».

В четвёртой главе — «Промышленное освоение Обского Севера» — приво­дятся в основном воспоминания людей, которые принимали участие в созда­нии нефтегазового комплекса Западной Сибири.

В пятой главе помещены различные очерки и зарисовки.

В «Приложении» я решила поместить статьи об истории моего рода, написанные Татьяной Петровной Клементьевой, женой моего племянни­ка, сына старшей сестры Зои: «Наши предки старообрядцы» про Мягковых (предков по линии матери) и «Род Долгих из Пошехонья» (моя девичья фа­милия Долгих). Я чрезвычайно благодарна ей за проделанную работу по по­иску истоков нашего рода. Она добралась в своих изысканиях аж до 17-го века. Хотя вроде бы по идее это должна была проделать я, но уж так полу­чилось…

Интересный очерк «Салехардская ссылка Бруно Адлера» написал Алек­сей Брониславович Мазурин — заведующий отделом новой и новейшей исто­рии ГБУ ЯНАО МВК» им. И. С. Шемановского.

Приношу мою глубокую признательность при создании книги Анне Алексеевне Арефьевой — зам директора МВК Галине Александровне Поле­новой — заведующей научной библиотекой и Галине Алексеевне Карзановой — заведующей отделом естественной истории. Хочу сказать слова благодар­ности всем сотрудникам музейно-выставочного комплекса имени И. С. Ше-мановского за их тёплое отношение ко мне.

Очень большую помощь оказал мне в работе над книгой мой сын Всево­лод Михайлович Липатов. Это он проделал трудоёмкую работу по расшиф­ровке интервью, давал консультации по некоторым историческим вопросам.

И ещё, в типографии «Северного издательства» была издана уже не одна моя книга. И каждый раз я встречала самое доброжелательное отношение к своей персоне, вернее, к моим опусам. Это относится и к работе корректора, и созданию макета книг, в общем, при всех этапах создания книги. Особую благодарность хочу сказать в адрес Натальи Владимировны Бай, ответствен­ного секретаря, и Анжелы Евгеньевны Каушанской, заместителя ответствен­ного секретаря производственно-технологического отдела. Хочу пожелать всем сотрудникам «Северного издательства» творческих свершений и удачи во всех делах.

Глава I ЧТО КАСАЕТСЯ РЕЛИГИИ

Мои воспоминания

Каков мой жизненный путь? Конечно, можно отделаться обычными поня­тиями: дошкольное детство, учеба в школе и институте, работа в различных учреждениях, семья, дети, заслуженный отдых, то есть пенсия. Но ведь за каж­дым этим обычным этапом стоят воспоминания светлые и мрачные, радостные и печальные. Какие-то события, встречи с людьми, оставившие неизгладимый след в памяти, а порой и изменившие твою жизнь. Свою автобиографию я не буду приводить — она довольно подробно представлена в моём библиографи­ческом указателе «Так получилось.» (ГУ «Северное издательство», г. Сале­хард, 2019 г.). Его подготовила к изданию моя коллега Галина Александровна Поленова — заведующая научной библиотекой ГБУ ЯНАО «Ямало-Ненецкий окружной музейно-выставочный комплекс им. И. С. Шемановского». В этой главе мне хотелось бы коснуться воспоминаний, связанных в основном с рели­гиозными перипетиями. Хотелось бы на своём собственном примере просле­дить, как изменялось отношение к религии в нашей стране.

И всё-таки, мне думается, нужно хотя бы немного рассказать о годах сво­его детства, ведь зачастую всё, что происходит с нами в жизни, идёт из этого нежного возраста, тем более что у меня оно пришлось на тяжёлые военные и послевоенные годы.

Моя родина Средний Урал, наверное, поэтому я очень люблю бывать в горах нашего Полярного Урала. Я родилась в посёлке Верх-Нейвинск Невьян-ского района Свердловской области за два года до начала войны. Память не сохранила, как уходили на фронт мои родные, но зато хорошо помню, как они возвращались домой. Кто-то прошёл всю войну, кто-то только часть, демоби­лизовавшись из-за ранений. Моим родителям повезло — в живых остались все три сына и зять, ушедшие на фронт. Надо было видеть, как они радовались их приезду! Но многие двоюродные братья погибли. Говорю «многие», потому что раньше в основном семьи были многодетные, поэтому и родственников было немало. Для примера — у меня было четыре брата и четыре сестры, была ещё одна, но девочка умерла, когда ей было два года. Разница в возрасте с моей старшей сестрой составляет 26 лет, так что некоторые племянники старше меня. Кстати, родители венчались ещё до первой мировой войны, в которой мой отец участвовал. Его завалило в окопе в результате обстрела. Когда немцы их откопали, то оказалось, что у него повреждён глаз. Он побывал в плену. К сожалению, я не знаю подробностей, а теперь уже и не у кого спросить.

Помню, как Александр — один из братьев, воевавший под Ленинградом, -после госпиталя приехал домой. Видимо, в порыве чувств, что находится рядом с родными людьми, он подхватил меня и подкинул так высоко над головой, что я сильно испугалась. Это тогда я впервые услышала в его ис­полнении песню:

Он аккомпанировал себе на мандолине. Кстати, все мои братья умели играть на каких-то инструментах. Значительно позднее я узнала, что эта за­мечательная песня «Случайный вальс», создана в 1943 году композитором Марком Фрадкиным на стихи Евгения Долматовского. Более ранний вариант был известен под названием «Офицерский вальс».

Никогда не забуду голодное послевоенное время. Как мы с вечера зани­мали очередь за хлебом и дежурили всю ночь. Когда открывался магазин, начиналась ужасная давка. Меня однажды чуть не затоптали. А ведь были продуктовые карточки, казалось, зачем давиться в очереди — должно же на всех хватить! Но, видимо, всё-таки не хватало. А если к купленному хлебу получался небольшой довесочек, бывало и такое, то разрешалось его съесть по дороге к дому, и это было так здорово! Поэтому, наверное, я и сейчас не могу выбрасывать даже заплесневелый хлеб.

Самым вкусным лакомством были ретешники. Изготавливали их из натёр­той редьки и чуть-чуть добавляли муки. А может, это и не мука была вовсе, а картофельный крахмал. Естественно, что у нас был огород и пашня. Когда наступала пора уборки урожая, все наши силы бросались на заготовки к зиме. Не принимались никакие отговорки типа: «мне надо готовить уроки». «Какие ещё уроки! — сердито возражал отец. — Марш в огород копать картошку!»

Как только оттаивала земля, и пробивались первые зелёные ростки, мы находили съедобные корешки и тут же, ополоскав в бочке с дождевой во­дой, поедали их. Мы знали все вершки и корешки растений, которые могли пойти в пищу. Может быть, кто-нибудь обращал внимание на жёлто-ко­ричневые наросты на листьях крапивы? Вы знаете, какие они вкусные! А уж когда наступала пора цветения клевера, мы его называли «кашка», и других цветов — это был вообще рай. А потом поспевали грибы и ягоды, всякие шишки. Я не оговорилась, потому что кроме кедровых орехов, мы поедали молоденькие сосновые шишки, побеги пихтовых и еловых вето­чек. Вот такая у нас была разнообразная (растительная), здоровая и полез­ная пища! Как бы сейчас сказали — экологически чистое питание.

Сбор ягод был не развлечением, а нашей повседневной работой. Рано утром нас поднимала мать, мы завтракали и шли в лес. С собой брали по куску хлеба и зелёный лук. Мы хорошо знали окрестные леса, так что найти ключик с холодной прозрачной, вкусной водой для нас не было проблемой. Возвращались мы обычно часа в четыре-пять. Уставали очень сильно. Чтобы себя подбодрить на обратном пути мы запевали песню: «Выше ногу, шаг вперёд. Дай дорогу шире — Красная Армия идёт всех сильнее в мире». При­пев: «Раз, два, три. Пушки наводи, расчёт давай снаряды, наводчик наводи!» Это первый куплет, а второй куплет был очень суровым: «Ты не плачь и не горюй, моя дорогая, если ногу оторвёт, вырастет другая». И третий куплет: «Ленинград мы не сдадим, и Москву — столицу. Через море перейдём, вста­нем на границе».

И ведь помогало! Мы начинали более шустро идти вперёд под ритмич­ные звуки марша. Я записала песню в том варианте, в котором мы её тогда пели. Решила поинтересоваться в интернете, есть ли такая песня. Оказывается, есть. «Красная Армия всех сильней» («Белая армия, чёрный барон…») — песня, написанная в годы Гражданской войны композитором Самуилом Покрассом и поэтом Павлом Горинштейном (псевдоним Григорьев). Содержание её не­сколько раз меняли. А наш вариант был создан, видимо, в годы войны.

Кстати, когда мы ходили за ягодами, то нам не разрешалось их есть в лесу, ведь все лучшее из собранных даров леса шло на продажу, а оставши­еся ягоды сушились на зиму. Продавали, опять же, мы — дети. Сворачива­лись кульки из нарезанной газеты, высыпался в каждый из них стакан ягод, выкладывался в корзину и вперёд… Мы шли или к проходившим поездам (все пассажирские поезда обязательно останавливались на нашей станции Верх-Нейвинск) или в город Новоуральск, строившийся рядом с нашим по­сёлком. Никогда не забуду такой случай. Как только сходил снег, мы ски­дывали валенки и всё лето и осень ходили босиком в любую погоду. Летней обуви практически не было ни у кого из нас. Естественно, что когда мы добирались до города, а это было больше трёх километров, наши ноги нель­зя было назвать чистыми. Однажды бреду я с корзинкой с кульками ягод по улице, а навстречу мне важный такой мужчина с маленькой собачкой. Она обнюхала мои ноги, недовольно фыркнула и облаяла меня. Мужчина презрительно произнёс: «Вот что значит не мыть ноги, даже собаке это не нравится. Да что с них взять — они же кержаки!»

Здесь надо сделать небольшое отступление, чтобы объяснить хотя бы ко­ротко, кто такие кержаки. Это представители старообрядчества. История старообрядчества — история совокупности религиозных течений и органи­заций в русле русской православной церкви, отвергающих предпринятую в 1650-1660-х годах патриархом Никоном и царём Алексеем Михайловичем церковную реформу, целью которой провозглашалась унификация бого­служебного чина Русской церкви с Греческой церковью и прежде всего с церковью Константинопольской. Раскол, вызванный реформами Никона, не просто разделил общество на две части и вызвал религиозную войну. Из-за гонений старообрядцы разделились на великое множество разнообразных течений, одним из которых являются кержаки. Это этноконфессиональная группа русских. Название происходит от названия реки Керженец в Нижего­родской области. Носители культуры северорусского типа. После разгрома в 1720-х Керженских скитов они десятками тысяч бежали на восток — на Урал, чтобы потом расселиться по всей Сибири, до Алтая и Дальнего Востока.

В нашем посёлке и в самом деле было много староверов, у них даже была своя часовня, построенная в 1820 году, и кладбище рядом с ней. В 1882 году здание было отдано Единоверческой церкви, освященной во имя свя­того Николая архиепископа Мирликийского Чудотворца. Церковь находи­лась на горке, под которой мы жили. У меня даже сохранилась фотография нашего дома на фоне этой церкви. В советское время, когда любые религии повсеместно запрещались, а их служители повсеместно преследовались, эта часовня-церковь тоже была закрыта. Кресты с часовни успел снять кто-то из наших родственников. Один поставили на могилку Марии Евсеевны — моей бабушки по линии отца, а другой, помню, дожидался своей очереди на берё­зе, росшей в ограде нашего дома. Потом его поставили на могилу дедушки Михаила Нефёдовича. Они и сейчас стоят на могилках, уже и дерево вну­три превратилось в труху, а железо, которым были обиты кресты, терпит до сих. Одно время в часовне располагалась швейная мастерская, в которой работала моя сестра Вера. Когда приезжаешь в родной посёлок и проходишь по улице, на которой прошло детство, глаз поневоле ищет очертания этой церкви-часовни, хотя её уже давным-давно разрушили. А гора без неё стала какой-то комолой (комолыми у нас звали коров, не имеющих по каким-то причинам рогов).

Снятие большого колокола, 1926 г.

Сразу же вспомнился эпизод, связанный с коровами, так что сделаю ма­ленькое отступление. Рано утром необходимо было корову угнать в стадо под руководство пастухов, а вечером, когда животные возвращались с паст­бища, нужно было бурёнку встретить и доставить домой. Мне было, навер­ное, года три-четыре, но я тоже принимала участие в этом мероприятии. Всегда всё проходило нормально, но однажды произошло нешуточное из­менение. Было прохладно, и я надела фуфайку, сзади, на спине, у нее был хлястик. Я зашла в стадо, чтобы найти нашу корову Марту, но оказавшейся за моей спиной бурёнке, видимо, это весьма не понравилось, и она ничего не могла придумать лучшего, как зацепить рогами хлястик и поднять таким образом меня над своей головой. Я до сих пор помню ощущение от этого полёта!

Всякое бывало в детстве. Я думала, что мало что запомнила, а начала пи­сать, и в голове стали выстраиваться картины прошлого…

Вернёмся к староверам. Знали мы и про скит, который находился за болотом, недалеко от посёлка. Мы ведь собирали разные ягоды в течение лета: землянику, голубику (мы её звали гоногобель), бруснику и т. д. Уро­жай клюквы собирали на болотах. Мы перебирались по хлипким мосткам через болотные хляби. А за ними находился скит, в котором жила одинокая старушка-старообрядка. Мама рассказывала, что она никогда не покидает своё жилище. Нам было очень любопытно осмотреть его, но мать запрещала подходить к скиту, чтобы не нарушать жизненный уклад старой женщины. Сейчас от скита уже ничего не осталось.

А мои предки и в самом деле были старообрядцами, выходцами из По-шехонья. В конце 19-го века в нашем Верх-Нейвинске миссионеры активно проповедовали христианство, и мой дед по материнской линии Поликарп Вавилович Мягков после мучительных раздумий в 1903 г. принял едино­верие. В главе «Приложение» можно прочитать две статьи: «Наши предки старообрядцы» про Мягковых — предков по линии матери и «Род Долгих из Пошехонья» (моя девичья фамилия Долгих). Статьи подготовлены Татьяной Петровной Клементьевой — женой племянника Михаила, сына старшей се­стры Зои. Я очень благодарна Татьяне, проделавшей громадную работу по сбору материала о наших предках. Хотя вроде бы по идее это должна была проделать я, но уж так получилось…

Из своего далёкого детства, я помню, как мы с мамой ходили в какой-то дом молиться Богу (там, насколько я знаю, часто собирались верующие, по­тому что все церкви к этому времени уже были закрыты). Мне кажется, мы встречали там Пасху. Подробностей я сейчас уже не могу рассказать, но по­сле этих молитв было ощущение какой-то радости, света, тепла. Очень похо­жие и даже более сильные чувства я испытала, когда во время командировки в 2013 году мне довелось провести три дня в Высоцком женском монастыре в Иерусалиме. Конечно, мы ходили молиться, и во время службы у меня тек­ли обильные очистительные слёзы. Наверное, искренняя молитва не зависит, где она произнесена: в роскошном храме или в намоленном простом доме.

Моя мама, Татьяна Поликарповна Долгих (в девичестве Мягкова (1894­1955 гг.), была истинно верующим человеком. В этом нет ничего удивитель­ного, ведь её отец Поликарп Вавилович (1860—1907 гг.) служил псаломщиком Николаевской церкви в посёлке Верх-Нейвинск. В те годы он входил в состав Екатеринбургского уезда Пермской губернии. Дедушка и похоронен возле этой церкви. Природа наградила маму великолепным голосом, и она пела на клиросе в этой церкви. После революции большинство церковных учреждений в нашей стране закрылись, а многие даже уничтожены полностью. В здании нашей церкви располагались и склад, и тюрьма, и летний пионерский лагерь. Когда пришли другие времена, она находилась в полуразрушенном состоянии. Церковь восстановили. Когда бываю в Верх-Нейвинске, где я родилась, учи­лась в школе, где упокоились мои родители и многие из моих родственников, то всегда захожу в эту церковь, ставлю свечки и заказываю молебен.

Мама не разрешала нам ставить и украшать ёлку раньше Рождества. В основном на ёлке были самодельные игрушки и ещё на ветки вешались кон­феты. Тогда было заведено разыгрывать «ёлки». Что это значит? Собирались соседи со своими детьми. Перед ними устраивалось настоящее представле­ние. Там были всякие сказочные персонажи. Мы предварительно подыски­вали подходящие костюмы, учили роли. Выступление начиналось с вырази­тельного чтения текста одним из актёров:

Скорняжным тёплым ремеслом Занялся кот когда-то, Мурлыча песню, за столом Сидел скорняк усатый. Как вдруг к нему явился пёс И шкурку мягкую принёс. «Здорово, кот! — промолвил пес, Протягивая лапку, -Трещит на улице мороз, Скорее шей мне шапку. Я за ценой не постою. Ну что ж, сошьешь?» «Изволь, сошью». -«А долго ль ждать?» -«В денёк-другой окончу я работу. Ты приходи, мой дорогой, За шапкою в субботу». Папаху шить — не шубу шить, Для друга можно поспешить. Такую шапку смастерим, Что будет всем завидно. А о цене поговорим. Нам торговаться стыдно. Папаху шить — не шубу шить, С деньгами можно не спешить. В субботу утром старый пес, Потягиваясь зябко, Просунул в дверь замёрзший нос: «Ну что, готова шапка?» «Нет», — говорят ему в ответ. «А где хозяин?» — «Дома нет».

Продрогший пёс присел и ждёт

Перед крыльцом на тряпке.

Вот по дорожке Кот идёт

В богатой новой шапке.

Увидев пса, сказал он так:

«Зачем торопишься, чудак?»

С таким шитьем нельзя спешить,

Нешуточное дело!

Папаху шить — не шубу шить,

Но надо шить умело.

Побрызгал шкурку я с утра —

Теперь кроить её пора».

«Мне очень жаль, — ответил пес, —

Что шапка не готова,

Но не сердись на мой вопрос:

«Когда явиться снова?»

Не в гости я хожу в твой дом,

А за своим хожу добром!»

«Ну, так и быть, — бормочет кот, —

Приди к обеду в среду».

Среда настала. Пёс идет

За шапкою к соседу.

«Как поживаешь?» — «Жив-здоров!» —

«Готов заказ?» — «Нет, не готов!»

Тут вышел крупный разговор,

Потом и потасовка:

«Ты, братец, плут!» — «Ты, братец, вор!

Жена твоя плутовка!» —

«Щенок!» — «Урод!» —

«Молокосос!» — «Паршивый кот!» —

«Плешивый пёс!»

Доходит дело до суда. Узнав про эту драку, судья сказал: «Позвать сюда и кошку, и собаку». Лукавый кот и честный пес Вдвоем явились на допрос. Кто их судил, когда и как, Отдельно или вместе, я не скажу, Но кот-скорняк с тех пор пропал без вести.

Бежал он, хвост подняв трубой, И все меха унёс с собой. А так как этот кот-скорняк

Семейства кошек и собак Между собой не ладят. Кота увидев, честный пёс Рычит и громко лает, Как будто каверзный вопрос Задать ему желает: «Готова шапка или нет?» А кот шипит ему в ответ. При этом кот плюётся так, В смущенье или в страхе, Как это делал кот-скорняк, Когда кроил папахи. Всем нашим кошкам — прадед.

Чтение стихотворения сопровождалось игрой костюмированных само­деятельных артистов. Надо же, прошло столько времени, а я всё это действо хорошо помню. Только вот забыла, кто автор, а может, и не знала вовсе. Заглянула в интернет. Оказывается, это сказейка «Кот-скорняк» Самуила Яковлевича Маршака.

А после представления, дети читали стишки, и им в качестве приза пря­мо с ёлки срезали конфеты. Когда праздник заканчивался, убирались все украшения и выносили ель из дома. Все присутствующие принимали в этом участие. На следующий день шли в какой-то другой дом и там тоже разы­грывали «ёлку».

Своеобразная история у меня была с приёмом в пионеры. Мама катего­рически была против этого, но я всё-таки ослушалась её. В пятом классе я влилась наконец-то в ряды этой организации, хотя все мои одноклассники уже три года как являлись её членами. Мне вручили галстук, который и наде­вала только тогда, когда заходила за горку, чтобы не дай Бог мама не видела.

У нас дома был настоящий иконостас. Когда кто-то предложил, что надо бы его убрать, мама заявила: «Если хотите убрать иконы, выкопайте сначала могилу, положите меня туда, сверху иконы и тогда закапывайте». Мама часто молилась и не только за себя, но и по просьбе соседей, кото­рые не знали молитв. Мне было 15 лет, когда она умерла, а отца не стало через два года после её смерти. Я поступила в Томский политехнический институт, а тогда всех студентов отправляли на уборку урожая в отдалён­ные, глухие места Томской области, так что телеграмма с сообщением о кончине отца пришла слишком поздно. Мне не удалось побывать на похо­ронах. Куда девались эти иконы, я не знаю. Остаётся только надеяться, что их не выбросили. Да нет, не может быть! В одном дворе с нами в то время жила папина сестра. Будучи верующей, она бы просто не позволила их выбросить. Но тогда мне и в голову не пришло спросить об этом, а сейчас уже поздно — нет на этом свете тёти, да и никого из моих сестёр и братьев. А старинная икона Божьей матери «Казанской» у меня всё-таки хранит­ся. Мне подарила её тётя Граша, Глафира Михайловна Титова, — сестра папы, когда я приезжала в Верх-Нейвинск уже с детьми, чтобы повидаться с родственниками и побывать на кладбище. Икона была, мягко говоря, в не очень хорошей сохранности. Видимо, около неё часто горела свеча, в результате она сильно закоптилась. Недавно я была в Москве в гостях у племянника Бориса Борисовича Долгих — сына моего старшего брата, разговор зашёл об этой иконе. А надо сказать, что вся семья племянника (у него четверо детей) являются прихожанами храма Трёх Святителей на Кулишках, а Борис там даже служит пономарём. Оказалось, при храме есть мастерская, и там отреставрировали мою икону. Это было просто велико­лепно! Моя старинная реликвия засияла всеми красками. И надо же быть такому совпадению, что Владыка Николай, архиепископ Салехардский и Ново-Уренгойский, в день 80-летнего юбилея подарил мне Казанскую ико­ну Божьей Матери. Теперь у меня две очень дорогих моему сердцу иконы!

Хотя я была и пионеркой, и комсомолкой, и членом КПСС (кстати, ни­когда об этом не жалею), но, видимо, вера в Бога сидит во мне на генном уровне. Несмотря на то, что в советские времена не приветствовалось хож­дение в церковь, а тем более крещение детей, я всё равно делала и то и дру­гое, отмечала Пасху, Рождество и некоторые другие религиозные праздники. И ещё, мне всегда было больно смотреть на разрушенные храмы. Почему это происходило с людьми? Как они могли порушить такую красоту?! В какой-то мере это ведь и уничтожение памяти о своих предках. Хотя мне приходилось наблюдать, как бывшие воинствующие атеисты позже стали не менее рьяны­ми верующими.

Прошли годы, десятилетия. Время течёт неумолимо. Очень многое по­менялось в жизни нашей страны во времена перестройки, постепенно менял­ся и менталитет. Слава Богу, стали восстанавливать и строить новые храмы.

В 1989 году в Салехард приехали из Тобольской епархии отец Зосима и матушка Акилина. Первое собрание православной общины проходило в окружном краеведческом музее (я тогда работала там директором). Тогда же началась деятельность по передаче верующим сохранившейся церкви Петра и Павла, освящённой впервые в 1894 году. Трудность состояла в том, что долгое время не могли найти помещение для детской спортивной школы, ко­торая располагалась в храме. 6 октября 1990 года Салехардский городской Совет народных депутатов, идя навстречу салехардской религиозной общи­не Русской православной церкви, постановил:». вернуть здание бывшего собора Святых Апостолов Петра и Павла общине верующих г. Салехарда». 10 ноября 1990 года состоялось торжественное богослужение в честь долго­жданной передачи верующим Православной русской церкви здания Петро­павловского собора.

10—11 июля 1991 года в Салехарде впервые в истории округа побывал епископ Тюменской и Тобольской епархии Димитрий, состоялось торже­ственное освящение храма Св. Апостолов Петра и Павла с большой празд­ничной службой. Церковь вновь стала украшением города и одним из глав­ных культовых сооружений округа (см. статью «Из истории храма в честь Первоверховных Апостолов Петра и Павла).

Всего сейчас в Салехардской и Ново-Уренгойской епархии 85 храмов и часовен. Недавно мне довелось побывать на Бованенковском месторожде­нии, где добывается газ, и там я тоже увидела храм. Даже на острове Белом после экологической акции по очистке его от мусора построили небольшую церковь.

Мои окна выходят на речку Шайтанку. И каково же было моё удивление, когда на берегу стали воздвигать кафедральный Преображенский собор. Я наблюдала все этапы этого строительства, даже вела съёмку установки купо­лов прямо из окна.

Ещё каких-нибудь 30 лет назад даже и представить такое было невоз­можно, чтобы по округу совершался крестный ход с иконой Николая II! С 2000 года императорская семья Романовых прославляется Церковью в чине царственных страстотерпцев. Эта икона была специально изготовлена по за­казу Салехардской и Новоурегнойской епархии к 100-летие гибели царской семьи. Как рассказывает Пётр Петрович Казанцев — журналист, писатель, руководитель Ямальского отделения общества развития русского историче­ского просвещения «Двуглавый орёл», к тем двум-трём километрам от Ека­теринбурга до Ганиной Ямы, на протяжении которых ямальцы несли икону св. Царя Николая II в июле 2018 г., добавились ещё свыше 600 км по запо­лярным дорогам Ямала.

Более того — в 2019 г. ямальская икона Святого Царя-страстотерпца Ни­колая II Романова была привезена делегацией ЯНАО, в составе которой по­счастливилось оказаться и мне, в Вознесенский храм в с. Жарково г. Белгра­да. Сербы отнеслись к этому событию очень трепетно. Это была моя вторая поездка в Сербию с выставкой своих фотографий. И оба раза меня потрясла доброжелательность, с которой нас там принимали.

Моя икона

Начиная с 2011 года Салехардская и Ново-Уренгойская епархия совмест­но с департаментом образования округа проводят Рождественские епархи­альные чтения, в которых я тоже несколько раз участвовала. На IV чтениях мне вручили Почётную грамоту как автору лучшего доклада в номинации «Православие и культура». А расширенный текст доклада «О христианиза­ции на Обском Севере» был переведён на французский язык и в 2014 году опубликован в журнале «Слово».

Доминик Самсон Норман де Шамбур — профессор института восточных языков и цивилизаций (Сорбонна), с которым мы познакомились ещё в 1996 году в Салехарде и с тех пор ведём активную переписку, неоднократно встре­чались в Париже, предложил мне однажды почитать лекцию о христианиза­ции на Севере перед его студентами. Это была группа, которую он обучал русскому языку. «Моим студентам, — сказал он, — будет полезно послушать познавательную лекцию, тем более в исполнении носителя русского языка». Конечно, разговор после лекции шёл и о нашем округе, студенты задавали много вопросов. В общем, встреча прошла очень интересно.

Очень надеюсь, что на территории нашей страны больше никогда не будут разрушать церкви, мечети, синагоги, костёлы и другие религиозные учреждения. В мирном сосуществовании различных конфессий наша сила и будущее страны!

Часовня на острове Белый

Установка куполов на Преображенском соборе

О христианизации на Обском Севере

Впервые вопрос о целенаправленном крещении народов Сибири был поднят уже в 1700 году. Этого, кстати, требовали и геополитические ин­тересы России в Сибири, поскольку на духовное влияние среди сибирских народов претендовали буддисты Китая и мусульмане Османской империи.

Из-за географической отдаленности Сибири христианизация здесь име­ла свои особенности. Политика Русского государства характеризовалась сдерживанием распространения православия в среде народов Сибири и отсутствием миссионерской деятельности на протяжении всего 17-го века. Опасаясь вооружённых выступлений со стороны коренных народов, прави­тельство придерживалось точки зрения, что лучше иметь дело пусть и с не­крещеными, зато мирными людьми.

Самой северной точкой, где источники зафиксировали случаи крещения в 17 веке, являлся Обдорск (ныне Салехард) — тогда это был центр Обдор-ской волости Берёзовского уезда Тобольской губернии.

Царь Пётр первый велел подобрать нового толкового митрополита для проведения христианизации среди сибирских инородцев. В результате в 1702 году был рукоположен Филофей Лещинский. Своими указами царь предписывал местным властям оказывать всяческое содействие духовным лицам, направляемым в сибирские города. Таким образом, начало 18-го века ознаменовалось миссионерской кампанией в Сибири, которая означала по­литику массового крещения северо-обских народов, разрушение священных мест и изображений божеств, которым поклонялись народы Сибири.

Выполняя Указ Петра о крещении народов Сибири, митрополит Тоболь­ский и Сибирский Филофей Лещинский совершил несколько поездок на се­вер, в том числе и в Обдорск.

Чтобы сделать сам факт принятия крещения привлекательным, исполь­зовалась практика раздачи подарков при крещении. Инородцам при креще­нии вручались сукно, холст, котлы, топоры, ножи, иглы и т. д. Были льготы в уплате ясака (налога).

Иван Семёнович Шемановский, настоятель Обдорской праволавной миссии с 1898 по 1910 гг., в «Хронологическом обзоре достопамятных событий в Бе-рёзовском крае Тобольской губернии (1032—1910 гг.)» за 1751 год приводит такую запись: «По указу Императрицы Елисаветы Петровны от 29 ноября веле­но выдавать каждому окрестившемуся остяку на пару сукна светло-голубого и василькового по 7 аршин (75 к. — 60 к. арш.), на подкладку крашенины по 22, на рубахи холста по 14, на порты по 8 аршин, так что все одеяние новокрещеного стоило 8 руб.; остячке же на сарафан по 2 кумача, на подкладку крашенины 20, холста на рубахи 16 арш., и все ее одеяние обходилось в 4 р. 50 к.»

Кроме того, использовалась универсальная для миссионеров разных времён практика строительства культовых сооружений — крестов, часовен, церквей — на месте разрушенных или перенесённых дохристианских свя­щенных объектов, т.е. использование прежних ритуальных пространств с наполнением их новым содержанием. Так, например, первая церковь в Об-дорске была построена на священном месте инородцев.

Но всё-таки формальное и порой насильственное крещение аборигенов привело к напряжённой ситуации в крае и началу активного противодей­ствия крещению. Обдорские ханты и ненцы совместно выступали против соплеменников, находившихся в сфере виляния русской власти и приняв­ших крещение.

Характерной чертой миссионерской деятельности 18-го века была не­примиримая борьба с приверженцами прежних религиозных традиций. Они рассматривались как общение с дьяволом, как «безбожное злочестие» и «об­щение с сатаной». Поэтому неудивительны жестокие меры, применявшиеся местным духовенством: они боролись с самим дьяволом, и компромиссов в такой борьбе быть не могло и методы подходили без ограничения.

Что касается нарушения новокрещёными норм христианской жизни, то за это следовало наказание. Например, в 1725 году новокрещёный Ендыр-ской волости Берёзовского уезда Григорий Айда Кайкин был «бит батоги нещадно» в Берёзове, а божество, которому он с братьями поклонялся, было также вывезено в Берёзов и сожжено.

В 19-м веке взгляды на ведение миссионерской деятельности стали ме­няться, и отношение к традиционным верованиям стало более терпимым.

Первая специальная Северная миссия в Обдорске была учреждена в 1832 году под руководством иеромонаха Макария для обращения ханты и ненцев Обдорской волости. Миссионеры, не имея опыта в общении с народами Се­вера, ограниченные в средствах передвижения, в основном были вынуждены пребывать в Обдорске и крестить тех, кого им посылали обдорский заседа­тель, березовский городничий и земский исправник. Народы Обдорского края настороженно относились к началу действий миссионеров. Зная, что указа об обязательном крещении нет, они часто отказывались от предло­жений миссионеров, а порой пытались препятствовать крещению тех, кто соглашался. В 1833 году это даже чуть не привело в срыву сдачи ясачной повинности, когда кочевники боялись появляться в Обдорске из-за распро­странившихся слухов, что их будут насильно крестить. Пришлось обдорско-му заседателю ехать к ним за сто вёрст и убеждать, что это неправда.

Синод, изучив сложившуюся в Обдорском крае ситуацию, предписал не учреждать пока в Обдорске миссии, а послать туда священника, который смог бы привлечь к себе жителей края и подготовил почву для крещения их в будущем. Таким образом, жителям Обдорского края удалось отстоять своё право на традиционную религию и заставить представителей светской и духовной властей, пусть ненадолго, но всё же отступить.

Оживление миссионерской деятельности в Обдорском крае началось только в 1846 году с посещения Обдорска архиепископом Тобольским и Сибирским Георгием и назначением в Обдорскую церковь молодого свя­щенника, уроженца Севера Петра Александровича Попова (1825—1888 гг.), только что окончившего семинарию. Изучив особенности работы по распространению христианства в своём приходе, миссионер обратился в 1852 году к генерал-губернатору Западной Сибири с просьбой об уч­реждении в Обдорске походной церкви, которая была прислана спустя два года.

Эти походные церкви сыграли большую роль в деле крещения местных народов и получили высокую оценку миссионеров. Светская власть помога­ла миссионерам с транспортом и проводниками.

По решению Синода в 1854 году была вновь открыта Обдорская миссия.

П. А. Попов работал в Обдорске с 1846-го по 1868 год. Он разъезжал по берегам Оби, бывал в приуральской тундре, вёл беседы с инородцами, пользовался среди них уважением и авторитетом. Организовал и содержал на собственные средства миссионерскую школу, где обучались дети из числа русских и инородцев.

Напечатал «Словарь остяцко-самоедского языка» (1872 г.) и «Перевод на остяцкий язык Евангелия от Матфея» (1887 г.). Впоследствии за пере­водческие труды Попов удостаивается посвящения в сан протоиерея. А его переводы рассылаются по церквам.

После 22-летнего пребывания в Обдорске священник, миссионер, учи­тель, переводчик П. А. Попов 31 августа 1868-го отбывает в Тобольск свя­щенником в Иоанно-Введенский монастырь, но не бросает работу, начатую на Севере. В середине 70-х годов он приступает к составлению букваря. За­частую епархиальное начальство обращалось к нему с просьбой перевода текстов молитв и священного писания на языки народов Севера.

Летом 1886-го состоялось очередное путешествие П. А. Попова на Север. Его цель — Обдорская миссия. После поездки был создан интересный доку­мент — «Очерки быта инородцев Берёзовского края», где систематизирована краткая характеристика истории, быта, занятий, пищи, образа жизни и ре­лигиозности коренных народов Севера.

В 1852 году Обдорск посетил генерал-губернатор Западной Сибири Гу­став Христианович Гасфорд. Он очень много сделал для просвещения края и христианизации. Считал, что необходимо посылать в кочевья миссионе­ров, более подготовленных, которые жили бы и перекочёвывали вместе с аборигенами. Имея лёгкие подвижные престолы, совершали бы упрощённые церковные обряды. В главные христианские и царские праздники устраива­ли бы для своих прихожан небольшие угощения, соответствующие нравам и обычаям народа. Лечили бы как людей, так и домашний скот от простых болезней и «старались бы вообще сделаться инородцам полезными и прият­ными». Таким образом, Гасфорд предлагал миссионерам не только принять кочевой образ жизни паствы, но и взять в какой-то мере на себя функции, традиционно исполнявшиеся шаманами.

Деятельность миссионеров варьировалась в зависимости от их собствен­ных взглядов на миссию. Одни старались изучить язык паствы, другие дей­ствовали через переводчиков. Одной из особенностей распространения хри­стианства на территории Обдорского Севера было то, что миссионеры чаще, чем в других местах, готовы были идти на уступки обычаям и традициям образа жизни аборигенов.

Синодом на основании прошений сотрудников миссии были введены и некоторые уступки. Например, процедуру подготовки к венчанию инород­цев, населяющих район Обдорской миссии, разрешено было упростить из-за особенностей условий быта. Учитывалась их отдалённость от приходских церквей от 300 до 600 и более вёрст, частые отлучки для промысла, кочевой образ жизни. Например, миссионеры Обдорской миссии вынуждены были совершать венчания во время, которое в православной традиции для этого таинства не было предназначено, — в самый разгар поста.

В некоторых местах края создавались молельные дома и молитвенные станы. Жизнь миссионеров там можно назвать, мягко говоря, нелёгкой. И добраться туда было целой проблемой. Поэтому не все они выдерживали такие условия. Кто-то уезжал по состоянию здоровья, у кого-то просто не хватало выдержки.

Вместе с тем, со временем среди сотрудников миссии стали появляться и представители народов Обдорского края. С 1894-го по 1906 год одним из активных деятелей миссии был хант Иоанн Егоров, занимавший должность дьякона, переводчика и школьного учителя. Им даже было составлено руко­водство по миссионерской деятельности в Обдорском крае — «План мисси­онерских трудов миссионера Низовой (Обдорской) миссии», а также была составлена азбука для остяцких детей: «Нэбек ханды няурам эльты», которая и была отгектографирована для нужд Обдорской миссионерской школы.

К числу инородцев, получивших образование и немало сделавших для своего народа в деле просвещения, относится и Василий Николаевич Гераси­мов (1870—1901 гг.). Он ненец из рода Югом-пелик. В 1894 году после окон­чания пятого класса Тобольской духовной семинарии Василий Герасимов был рукоположен священником и направлен в Обдорск первым помощни­ком настоятеля миссии. Он работал над составлением русско-остяцко-само-едского словаря, занимался изучением истории края, написал исторический очерк «Обдорск», занимался этнографией, палеонтологией, археологией.

В 1898 году Обдорскую миссию возглавил Иван Семёнович Шеманов-ский (отец Иринарх). Он родился в семье потомственных польских дворян в 1873 году в с. Бела Седелецкой губеубернии в Польше. В раннем детстве остался сиротой. В 1892 году окончил Императорский Гатчинский Никола­евский сиротский институт и поступил в Новгородскую духовную семина­рию. После окончания духовной семинарии (1897 г.) И. С. Шемановский был пострижен в монахи и наречен именем Иринарх. В этом же году моло­дой священнослужитель в сане иеромонаха был определен членом Обдор-ской миссии, а 5 марта 1898 года назначен исполняющим должность насто­ятеля Обдорской миссии.

Приехав в Обдорск в апреле 1898 года, И. С. Шемановский в течение 13 лет активно занимался здесь просветительской и научной деятельностью. В 1904 году возглавил Обдорское миссионерское Братство во имя святого Гу­рия, архиепископа Казанского и Свияжского чудотворца, которое действо­вало в нескольких направлениях: здравоохранение, просвещение, образо­вание, благотворительность, научные исследования по культуре коренного населения.

Благодаря усилиям И. С. Шемановского в Обдорске были образованы библиотека, читальня, дом для престарелых, школа, сиротский приют, про­изводственные мастерские, и Обдорское миссионерское Братство на протя­жении всей его деятельности являлось связующим звеном между Обдорской миссией и населением Обдорска.

Предметом особой гордости и заботы Шемановского стала библиотека, которую он начал создавать сразу же по приезду в Обдорск, в 1898 году.

По его инициативе в 1906 году при Братстве святого Гурия было создано Хранилище коллекций по этнографии инородцев Тобольского Севера (му­зей). Располагалось оно в помещении библиотеки Братства. Отец Иринарх помогал путешественникам и исследователям, которые приезжали в этот да­лёкий край.

Во время своих путешествий по Ямалу И. С. Шемановский, кроме походно­го журнала, где отражалась вся его миссионерская деятельность, вёл дневники, в которых он записывал дорожные впечатления, свои размышления о жизни инородцев, делал этнографические заметки, описывал интересные встречи. В результате обработки дневниковых записей появляются очерки, которые он объединил под общим названием «Из дневника Обдорского миссионера». Они были изданы в «Православном Благовестнике» в 1903—1905 гг. Позднее, в 1907—1911 гг., в том же журнале вышла серия путевых заметок «В дебрях край­него северо-запада Сибири». Хотя Шемановский называл себя в этих очерках этнографом-любителем, описание событий, участником и наблюдателем кото­рых ему довелось быть, чрезвычайно ценно. Он приводит красочное описание местностей, где приходилось бывать, много размышляет о жизни, традициях и обычаях инородцев, о влиянии на них русской цивилизации.

Приведу только один отрывок из его произведения, где он размышляет об аборигенах:

«…Нельзя, думалось мне, оказывать влияние на людей, образ жизни ко­торых нам чужд, обычаи неизвестны, миропонимание неведомо, — на кото­рых мы смотрим свысока, до которых только допускаем себя снисходить, ознакомление с языком, жизнью, обычаями и верованиями которых счита­ем ниже своего достоинства. Не удивительно, что эти люди дичатся нас и представляются чуть не вдвойне дикими. За глаза они над нами смеются. И имеют для этого основания. Ведь по-своему они считают себя культурными, нас же дикарями. Они видят в нас говорунов и болтунов, мало что умеющих создавать и делать, тогда как они успели на севере создать и сделать многое… научились жить с возможными при кочевом образе жизни удобствами…» (В самоедском чуме. «Православный благовестник» №5, 1910. С. 222—228).

Надо ещё отметить, что он выучил местные языки, и ему не нужен был переводчик для поездок по тундре.

В 1910 году, получив звание архимандрита, И. С. Шемановский покинул Обдорск и уехал в Тверь.

Первые в Северо-Западной Сибири библиотека и музей, созданные И. С. Шемановским, стали центрами культуры для всех жителей Обдорска, уче­ных и путешественников. На их основе в советское время в г. Салехарде был создан Ямало-Ненецкий окружной краеведческий музей, которому в 1996 году было присвоено имя им. И. С. Шемановского, а в настоящее время это Ямало-Ненецкий окружной музейно-выставочный комплекс, который носит его имя.

Хотелось бы рассказать ещё и о мученике Василии Мангазейском, кото­рый провозглашён святым. В 17 веке в нашем крае на реке Таз возник город Мангазея, откуда купцы отправляли в Европу сибирскую пушнину, которая тогда ценилась чрезвычайно.

Исходя из имеющихся данных, можно сделать реконструкцию событий. Известно, что Василий родился в Ярославле, в семье местного купца Федора, который был человеком благочестивым. Своего сына он воспитал в таком же духе, к любви к богу, а не к земным благам и соблазнам. В будущей судьбе мальчика это сыграло роковую роль. Добрый папаша отдал сына в услуже­ние к богатому ярославскому купцу, который участвовал в подготовке вто­рого похода служивых людей в Мангазею в 1602 году. Этой экспедицией командовали московские воеводы Василий Мосальский и Савлук Пушкин. Купцу понравился расторопный и честный юноша, и он взял его с собой.

Василий наравне со всеми участвовал в строительстве нового городка, налаживал торговые связи с инородцами и русскими промышленными людь­ми, торговал в лавке. В то время в Мангазее еще не было хороших и крепких лавок, стража их не охраняла. Пришлось Василию жить прямо на рабочем месте, выполняя функции сторожа. Но, исполняя обязанности купеческого приказчика, он не оставлял «обязанностей Богу». Он не пропускал ни одной церковной службы, что сильно раздражало хозяина. Этим воспользовались ушлые людишки. В Светлое Христово Воскресение, когда Василий стоял зау­треню в церкви, воры разграбили лавку.

Весть о краже моментально разлетелась по острожку, купец потребо­вал, чтобы Василий немедленно пришел к нему