екоторые истории следует заканчивать строго в определённый момент – тогда в них появляется смысл и красота. Тогда ты не видишь, как сказку сменяет обыденность. Как принц с принцессой бьют посуду и скандалят из-за детей. Расстаются под грузом быта или по другим причинам, старым как мир, не менее тривиальным.
И это стоило того? Всего, что ты делал, чтобы к этому прийти?
В том, как горько изогнулись его губы, она прочла ответ прежде, чем тот прозвучал:
– Ты стоила.
Ты жив, – произнесла она, словно слова могли сделать всё более реальным.
– Твоими стараниями.
– Я жива.
– Не совсем твоими стараниями.
Смерти не нужно жаждать, лиоретта, но и не нужно бояться. Смерть – не недостаток и не ошибка. Она завершает то, чему логично иметь завершение. А бессмертие – не всегда благо.
Смерть – не дефект рода людского, а орудие эволюции.
Другие – чтобы прогореть в один миг яркой вспышкой, оставив за собой пламенный след в истории или чьей-то памяти.
, конечно, добро должно быть с кулаками, но всё же убийство – не метод тех, кто играет на стороне света и справедливости
– И тебе понравилось.
Ёрничать или кривить душой после всего сказанного Еве показалось глупым.
– Да. Очень.
– Ты поэтому вчера меня не убила? – Кейлус по-прежнему не смотрел на неё; лишь рука его поднялась, накрыв место, пронзённое огненным лезвием. – А ведь могла. Я оценил.
– Ваша сестра убила одну мою знакомую. Которая казалась мне воплощением красоты. Я не хочу стать такой, как она.
На этом месте она всё-таки удостоилась его взгляда – столь пристального, какого Ева не замечала у него раньше.
– Зайди, – сказал он.
Ева, колеблясь, стояла перед порогом.
– Не бойся, – добавил Кейлус мягко. – Из нас двоих убить другого пока пытался не я.
Я совсем не смерти боюсь, подумала Ева, всё же делая шаг вперёд. Не сейчас.
– На чём ты играешь? – молвил Кейлус, когда она в нерешительности замерла у самых дверей.
Ева хотела поинтересоваться, откуда достопочтенному лиэру вообще известно, что она на чём-то играет. Затем вспомнила: вряд ли музыкальный гипноз могут творить те, кто не имеет отношения к музыке.
– Виолончель, – поколебавшись, сухо отрапортовала она. – Это…
– Сиэлла. Так и думал. – Кейлус махнул в сторону местного аналога рояля, ждавшего хозяина посреди гостиной, и Ева со странной смесью удовлетворения и вины заметила, что раненой рукой её тюремщик двигает немного скованно. – А как дела с клаустуром?
Подозревая, к чему всё идёт, она решительно и честно мотнула головой:
– Не слишком.
– Жаль. Впрочем, в крайнем случае я потерплю. – Приблизившись к инструменту, Кейлус откинул тёмную
– Да. Очень.
– Ты поэтому вчера меня не убила? – Кейлус по-прежнему не смотрел на неё; лишь рука его поднялась, накрыв место, пронзённое огненным лезвием. – А ведь могла. Я оценил.
– Ваша сестра убила одну мою знакомую. Которая казалась мне воплощением красоты. Я не хочу стать такой, как она.
На этом месте она всё-таки удостоилась его взгляда – столь пристального, какого Ева не замечала у него раньше.
– Зайди, – сказал он.
Ева, колеблясь, стояла перед порогом.
– Не бойся, – добавил Кейлус мягко. – Из нас двоих убить другого пока пытался не я.
Я совсем не смерти боюсь, подумала Ева, всё же делая шаг вперёд. Не сейчас.
– На чём ты играешь? – молвил Кейлус, когда она в нерешительности замерла у самых дверей.
Ева хотела поинтересоваться, откуда достопочтенному лиэру вообще известно, что она на чём-то играет. Затем вспомнила: вряд ли музыкальный гипноз могут творить те, кто не имеет отношения к музыке.
– Виолончель, – поколебавшись, сухо отрапортовала она. – Это…
– Сиэлла. Так и думал. – Кейлус махнул в сторону местного аналога рояля, ждавшего хозяина посреди гостиной, и Ева со странной смесью удовлетворения и вины заметила, что раненой рукой её тюремщик двигает немного скованно. – А как дела с клаустуром?
Подозревая, к чему всё идёт, она решительно и честно мотнула головой:
– Не слишком.
– Жаль. Впрочем, в крайнем случае я потерплю. – Приблизившись к инструменту, Кейлус откинул тёмную
– Сама не хотела жизни, купленной такой ценой, – Герберт выплюнул это с той же яростью, с какой впился в её губы после следующих слов. – Не подумала, что я буду делать со своей?