если работа мысли подчас приводит к поверхностным или глупым результатам, на то есть причина. Независимые люди выбирают, как жить, умереть и быть счастливым в условиях, когда мыслить (что следует из опыта и подтверждается научными экспериментами) труднее всего. «Невыносимое бремя мысли» является бременем, когда условия делают его таковым. При благоприятных условиях мыслительным процессом никто не тяготится. Он бодрит не меньше танцев и столь же естественен.
Точно так же в наше время не стоит удивляться остервенелости, с которой ведутся войны и политическая деятельность, ведь большинство каждой партии абсолютно верит в свое представление об оппозиции, памятуя, что за факт принимается не то, что есть на самом деле, а то, что считается фактом.
Доход конкретного человека и доход конкретного сообщества определяют, в каком объеме возможно общение. Но как именно будет расходоваться этот доход, определяют идеи у людей в головах, что, в свою очередь, в долгосрочной перспективе влияет на размер дохода, который они получат впоследствии.
По мере того, как мы глубже осознаем свой собственный субъективизм, мы находим прелесть в объективном методе, который иначе не увидели бы. Мы ясно понимаем колоссальный вред и непреднамеренную жестокость своих предрассудков. Попытки избавиться от предрассудков весьма болезненны, поскольку бьют по нашему самоуважению. Но успешное избавление приносит огромное облегчение и гордость. Происходит радикальное расширение сферы внимания, рушится жесткая, примитивная версия мира. Картина становится яркой и полной.
Существуют системы правления, голосования и представительства более эффективные, чем другие. Но, в конце концов, знание должно исходить не от сознания, а от среды, с которой сознание взаимодействует. Когда люди действуют, исходя из принципа сбора информации, они идут и ищут факты, чтобы, проанализировав их, обрести мудрость. Когда они игнорируют этот принцип, они уходят внутрь себя, где находят лишь то, что и так было. Они развивают предрассудки вместо того, чтобы расширять знания.
От экспертов требуют, чтобы они положили на стол секретарю данные по Дальнему Востоку со всеми деталями и в таком виде, словно секретарь сам съездил на Дальний Восток. Эксперт должен толковать, упрощать, обобщать, но вывод из полученного результата должен быть применим на Востоке, а прийти к нему нужно не только основываясь на данных отчета. Если секретарь не зря ест свой хлеб, самое последнее, что он потерпит у экспертов, – это желание проводить собственную «политику». Ему не нужно знать, нравится ли экспертам политика, проводимая Японией в Китае. Он хочет знать, что думают об этом различные группы китайцев и японцев, англичан, французов, немцев и русских, и как они поступят, исходя из своих представлений. Ему нужно получить все сведения, на основе которых он может принять решение. Чем адекватнее отдел представляет ему данные, которые нельзя получить иным путем – ни от японского посла в США, ни от американского посла в Японии, ни от сенаторов и конгрессменов с тихоокеанского побережья, – тем лучше он справится с работой как государственный секретарь. Он будет принимать решение о том, как проводить политику, основываясь на взглядах с тихоокеанского побережья, и в то же время видеть Японию из самой Японии.
Возможности, которые предоставляет обмен материалами, очевидны. Каждое министерство постоянно запрашивает информацию, которую, возможно, уже сообщили в другое министерство, хотя, скорее всего, в несколько иной форме. Например, Государственному департаменту нужно знать объем запасов нефти в Мексике, его соотношение с мировыми запасами, кто является собственником земли с нефтяными месторождениями, необходимость топлива для военных кораблей, уже строящихся или запланированных, сравнительный анализ затрат в сопутствующих областях.
нормальной биологической карьерой»[15] в рамках существующего общественного строя, либо карьеру, «свободную от религиозного давления и догматических условностей» извне
