Оглавление

3. 2. 2
   3. 3

Хочу представить вам мой роман, который находится на стыке жанров мистики, ужасов, готики, философии — «Темные Культы».

В качестве преамбулы хочу сказать следующее:

Мы не можем сказать наверняка, хорошо для нас что-то или плохо, когда находимся в эпицентре этого события. «Лицом к лицу лица не увидать, большое видится на расстояньи» — это цитата из Есенина, которая иллюстрирует мое миропонимание. Приведу пример из личного опыта. Этим летом у меня фактически было три свободных месяца, и я по состоянию здоровья, а также из-за нехватки средств никуда не мог поехать. Конечно же, с точки зрения массового общества потребления я провел все это время зря. Но с точки зрения моей внутренней реальности это было потрясающе продуктивное время: я ходил чуть ли не ежедневно в Старый город, и у меня во время этих прогулок зародилась идея объединить написанные в 2017 году и очень похожие по сюжету повести «Тьма» и «Культ» в одно повествование, добавив несколько новых сюжетных линий, которые соединяются в финальной части романа. Помню, как ходил по небольшому парку в центре Старого города, детально продумывая героев и их образы. Быть может, именно поэтому я считаю, что написал главный труд всей моей жизни, хотя, повторюсь, с точки зрения общества я провел время зря. Все относительно. Никогда не стоит считать, что ты живешь «неправильно» и проводишь время впустую. Только спустя месяцы, а то и годы ты сможешь сказать, был ли определенный поступок напрасен или полезен. И наоборот, даже если тебе кажется, что ты поступаешь верно, через пять лет ты вполне можешь сказать: «Каким же я был дураком…».

Теперь я ни на миг не сожалею о том, что все лето гулял в Старом городе, в то время как многие мои знакомые ездили по морям и другим городам. Теперь я прозрел. Это было самое счастливое лето в моей жизни в плане творчества и писательского развития, и я не жалею ни о чем, что было в этот период. Все это могло показаться шаблонной толпе тупостью и безликостью, а я мог показаться ей неудачником и маргиналом. Рекомендую каждому последовать моему примеру: слушайте свою душу чаще и не теряйтесь в толпе.

ВСТУПЛЕНИЕ. НАХОДКА

Автор сообщает, что роман полностью является авторским вымыслом, а любые совпадения с реальными событиями, названиями или именами являются случайными.

А может быть, и нет.

***

Роман для тех, кто хотел, хочет и будет жить, а не существовать. Роман для тех, у кого есть шанс захотеть жить после его прочтения.

Сомнение в догмах — первый шаг к просветлению и познанию.

Просветление и познание — первый шаг к истине.

Истина — первый шаг к жизни вне толпы.

Жизнь вне толпы — первый шаг к самосовершенствованию.

Самосовершенствование — первый шаг к высшему небытию.

Высшее небытие — первый шаг к блаженству.

***

Лучше быть разодранным на части в черной дыре, чем идти за толпой в серой жизни.

Секунда взгляда на манящую звезду, в которой видишь свою душу, лучше, чем сотни лет жизни в догмах.

***

КРЫМ, НАШЕ ВРЕМЯ

Меня зовут Сергей Ципцов. Я пишу свой дневник перед началом новой, абсолютно чужой и то же время прекрасной для меня жизни. Прилагаю его к найденным мною записям и оставляю в своем доме в селе Перевальное. Скоро я повезу эти записи в местный Культ в Симферополе, чтобы с ними ознакомились другие. Может, Культу как раз не хватает этого, не хватает данных о богатой истории своего существования. Я покажу им, что на самом деле Культу очень много лет, расскажу, что нужно возрождать старые традиции. Очень хочу найти Доробата, безумно надеюсь, что он до сих пор жив, что он станет лидером нашего нового Культа и выведет нас к вечной Тьме…

Начну по порядку. Я живу здесь недавно, купил дом несколько лет назад. Никак не могу выяснить у новых соседей, кто жил в нем раньше — когда я задаю им этот простой вопрос, соседи пожимают плечами и меняют тему разговора. Особо верующие люди крестились несколько раз, стоило мне лишь упомянуть прежних владельцев моего дома…

Эти записи я нашел во время своего отпуска, который после такой находки пошел под откос. Да что там отпуск — вся жизнь. Почему-то теперь вспоминаются разные мелочи. Помню, как в свой последний рабочий день я вернулся домой в шесть вечера, хотя обычно приезжаю позже — я работаю в Симферополе торговым представителем, и мы всегда задерживаемся допоздна. Коллеги провожали в отпуск, я всем жал руки, выслушивал пожелания хорошего отдыха и напутствия вроде «о нас не забывай» — мы с ребятами не просто работаем вместе, но и отлично сдружились. Я обещал даже на морском берегу вспоминать каждого поименно и думать только о работе, сел на седьмой троллейбус, чтобы доехать до площади Куйбышева, а там пересесть на пригородный троллейбус номер один и поехать домой, где меня ждала жена.

Ее зовут Кристина, но я чаще всего называю ее «моя дорогая», как в старых фильмах. Мы подгадали так, чтобы наши отпуска совпали, и решили, что первые две недели проведем дома в блаженном безделье, а в последнюю неделю поедем на море. Так что, когда я взошел на крыльцо и поцеловал любимую, я предвкушал долгие дни сладкой лени и удовольствия.

Помню, как на следующий день мы с Кристиной пошли прогуляться по предгорьям, которые находятся километрах в трех от нашего поселка. Погода была ясная и теплая, жена надела легкий розовый сарафан — я называл его «типичная женская одежда», а я привычно прогуливался в джинсах и черной футболке. Мы гуляли, держась за руки, как школьники, и за полдня прошли так много, что почувствовали приличную высоту. Еще чуть-чуть — и добрались бы до Ангарского перевала. Мы несколько раз поцеловались.

Когда мы повернули назад и пошли домой, я подумал, что это и есть простое земное счастье. Нам не нужен был ни алкоголь, ни сигареты, ни страстные поцелуи до смерти. Мы просто общались, вспоминая прошлые дни — и мне до сих пор приятно на душе, хотя сейчас все так изменилось, время абсолютно другое, а прошло все лишь две недели. О чем же мы тогда говорили? Кажется, вспоминали, как познакомились в институте, как она сразу «положила на меня глаз», хотя у нее были и другие поклонники. Я не знаю до сих пор, почему она выбрала именно меня: сказать по правде, у меня не было ни привлекательной внешности, ни какого-то сногсшибательного обаяния. Именно в ту прогулку я снова спросил ее об этом, причем только для того, чтобы услышать, какой я дурачок

В тот момент я почувствовал, что просто неприлично счастлив. Кажется, в последний раз.

На следующий день мы были заняты домашними делами и подготовкой к предстоящей поездке на море. Ехать решили в Николаевку, а не в Алушту, как планировали еще весной: мне казалось, что Алушта слишком шумная для тех, кто хочет уединения.

Мы предвкушали короткий, но счастливый отпуск. Злодейка-судьба распорядилась иначе, и после той страшной находки все наше блаженное уединение было окончательно и бесповоротно разрушено.

Теперь я хочу перейти к самому главному, к тому, из-за чего я, собственно, и пишу этот дневник.

Итак, я нашел эти рукописи в земле на задней части своего двора, когда решил пересадить малину. Стоило немного поддеть землю лопатой, и вместе с рыхлым комом почвы я вывернул сверток, внутри которого были разрозненные страницы. Некоторые бумаги пришлось нести очень нежно, так как они буквально рассыпались на глазах. Одна страница просто полностью рассыпалась, и мне пришлось восстанавливать ее по кусочкам. У меня получилось это сделать, хотя размер некоторых кусочков не превышал одного квадратного сантиметра.

В тот же день, когда я нашел эту рукопись, абсолютно все изменилось. Это сложно объяснить. Я почувствовал, что стал другим человеком, даже дышу и мыслю иначе, что предыдущий «я» умер как раз в тот момент, когда обнаружил эту рукопись…

Я решил собрать эти бумаги воедино, потратив на это два вечера. Наконец у меня получилось что-то вроде небольшого отрывочного повествования, и когда я сам его прочитал, оно мне показалось очень жутким. Совпадение или нет, но единственная яблоня в моем дворе на следующий день упала от ветра, и очень хорошо, что моя жена была в этот момент в доме…

На следующий день Кристина уехала из города, оставив меня одного. Вместо того, чтобы заняться в это время простой домашней работой, которую я делаю ежедневно, я сел читать рукопись. Сначала она показалась просто чушью, и я отбросил старые бумаги. Но буквально через десять минут я почувствовал непреодолимое желание узнать, что же дальше: непонятная магическая, неведомая сила тянула меня снова сесть за чтение этих ветхих желтых листов, и со второго раза эти записи показались мне крайне увлекательными.

Между делом я заметил, что со мной стали случаться неприятности, когда я нашел эти бумаги. Например, я потерял свои грабли, они просто исчезли, хотя всегда стояли у входной двери. Более того, я заметил, что мой дом, который был раньше абсолютно белым с синими рамами окон, стал более серым, что ли. Вверху, под самой крышей только сейчас я заметил очень старую резьбу, на которой был изображен древнеегипетский знак — анх. Он был нарисован совсем близко к крыше ярко-красным цветом и просто удивительно, что я не обнаружил его раньше. Более того, мой дом стал, как я уже упоминал и как бы это дико ни звучало, потихоньку сереть. Я это заметил ближе к вечеру, когда моя жена уже вернулась.

Но ладно стены — мало ли, может, краска выцветает. Гораздо больше меня заинтересовал этот неизвестно кем и зачем начертанный анх. Я теперь смотрел на него постоянно, когда оказывался во дворе. Иногда Кристина ругала меня за то, что я, выйдя из дома, смотрел на этот анх вместо того, чтобы делать что-то по хозяйству. Сказать по правде, я от нее пару раз отмахнулся, причем довольно грубо.

Этот анх мне много раз снился ночью и нужно сказать, что эти сны меня абсолютно не пугали. Я видел, как древний знак вращается в воздухе, как он переливается различными цветами, и мне было от этого безумно, безумно приятно, моя душа успокаивалась…

Вернусь к рукописям. Я посчитал, что они представляют культурную ценность, поэтому сначала хотел отвезти их в Музей Тавриды, но когда я туда собирался, то неожиданно для себя забыл ключ. Когда я его нашел и пошел на остановку, мне сообщили, что пригородный троллейбус номер один сегодня не ходит из-за технических неполадок, а денег на автобус у меня не было. Я вернулся домой, снова горя желанием прочитать эти рукописи несмотря ни на что. Как видим, со мной снова происходили странные и непонятные вещи.

В тот самый первый день, когда я впервые начал читать записи, я больше ни о чем не мог думать. К вечеру моя жена вернулась из города, и на любые попытки завязать разговор я отвечал ей нехотя и односложно. Я всем своим видом показывал, что мне некогда, что я очень занят и вызвал тогда ее явное недоумение, но, честно говоря, мне впервые за десять лет совместной жизни были абсолютно наплевать на то, что подумает моя жена. Я был занят чтением рукописи и чувствовал, что без этого чтения я просто не смогу жить. И действительно, когда я стал читать разрозненные пожелтевшие листочки, они мне показались интересными до такой степени, что я не понимал, как можно было раньше жить без этого увлекательного и безостановочного чтения. Я понял, что больше не хочу их сдавать ни в какой музей, а ведь однажды у меня шевельнулась смутная мысль, что надо бы все же это сделать, и я пообещал себе завтра съездить в Симферополь, но на следующий день я узнал от соседа, что на Ангарском перевале обрыв троллейбусной линии, и никакие троллейбусы не ходят. Я безумно обрадовался этому факту, ведь, в таком случае, совесть у меня была абсолютно чиста.

Пару раз свет в доме резко выключался, когда я читал слова «Сатана» или «Тьма» в рукописи. Я думал, что это обрыв на линии и не более того. Я был еще уверен, что это всего лишь увлекательное чтение. Но, наверное, уже тогда я подсознательно понимал, что жестоко ошибаюсь. Моя жена заболела, когда я дошел до пятой главы. Как только я отбрасывал в сторону рукопись, ей становилось легче, но затем какое-то маниакальное, сатанинское желание заставляло меня снова приступить к чтению. Кристине стало хуже, и мы вызвали местного врача. Он сказал, что случай у нее очень необычный и что нужна госпитализация в больницу Семашко в Симферополе.

Конечно же, я ей очень сочувствовал, но при этом в моей голове была только одна мысль — поскорее вернуться к чтению этой рукописи. Я проводил ее в больницу Семашко, при этом внутренне трясясь от нетерпения и ожидая, что она меня отпустит. Я просто жаждал, как последний одержимый, узнать прямо сейчас об этом Культе в Симферополе, но некий внутренний голос подсказал, что мое время еще придет, а пока просто рано. Я должен был вернуться в Перевальное и ждать своего часа. Теперь моя жена лежит в больнице, а я продолжаю читать эту рукопись. Завтра я собираюсь проведать любимую, если дочитаю последнюю главу. Если не дочитаю, то у меня и мысли ни о какой поездке быть не может. Могус, Террам, Авраам и Доробат во сне говорили со мной. Они сказали, что теперь я часть Культа. Я проснулся и подумал, что это — просто сон под впечатлением от чтения, но именно в этот момент подул северный пронизывающий ветер, несмотря на то, что был июнь.

Иногда я не узнавал самого себя. Я читал эти рукописи безостановочно двое суток. Теперь я пишу эти строчки, потому что снова начал перечитывать эти рукописи. Вчера я даже хотел выбросить их, но какая-то неведомая сила удержала меня от этого.

По правде говоря, я понимаю, что стал настоящим маньяком. Только сейчас заметил, что не ел ничего два дня, только сейчас понял, что моя прошлое имя — Сергей Ципцов — звучит как-то чуждо и абсолютно неискренне, как и моя прошлая жизнь. Моя настоящая жизнь началась только тогда, когда я нашел рукописи, а еще я обнаружил в себе дикое желание съездить в Симферополь для того, чтобы узнать, есть ли у них сейчас ячейка Культа…

Соседи стали реже со мной общаться, ведь теперь я почти не посещаю жену в Семашко. Я стал ненавидеть верующих, хотя раньше ко всем религиям относился абсолютно нейтрально. Вчера я чуть не задушил своего соседа, который доказывал, что его Бог на небесах, а Сатана свергнут. Я с бешеным упорством утверждал, что Сатана правит миром, он всемогущ, он и есть Альфа и Омега, но еще более значима Тьма и Земля — они были, есть и будут. Конечно, я не забыл о многих кладбищенских Культах, учения которых косвенно описаны в главах «Забытые могилы», «Ночь на кладбище», «Курорт».

Я знал и прекрасно осознавал, что стою на пути, с которого уже нельзя будет сойти, но не представлял себе жизнь без этого стремления вступить немедля в этот Культ, даже если из-за этого придется продать дом или душу. Моя жена никогда меня не поняла бы, и я не надеялся найти ее понимание. Именно поэтому я не посвятил ее ни в истории об этом Культе, ни о моем желании в него вступить. Собственно, моя прошлая жизнь показалась мне очень скудной и неинтересной, особенно после прочтения «Тьмы». Я тоже хотел путешествовать в иных мирах, хотел убежать от бесконечной серости и безысходности. Я понимал, что Могуса нет, но надеялся, что Доробат еще жив и что он мне поможет в этих поисках счастья.

Я надеюсь, что могу позже возглавить этот Культ, после смерти Доробата, но еще больше я надеюсь, что Доробат будет возглавлять Культ вечно. Сказать по правде, я очень хотел в свое время после прочтения рукописи когда-нибудь возглавить Культ. Я понимаю, что мне для этого хватит и усердия, и таланта; плюс ко всему это именно я нашел столь знаковую рукопись в своем дворе, что должно придать мне значимости. Если Доробат будет жив, я могу вполне стать его заместителем, если такое в Культе возможно.

В Культе я буду поклоняться не только Сатане, но также и Земле, и Тьме, буду уважать кладбищенские Культы, которые были косвенно указаны в найденной мной рукописи. Больше всего я надеюсь на воссоздание тех листов рукописи, которые были утрачены. Я верю, что скоро мы создадим очень мощное объединение, нас будут бояться и уважать. Я буду устраивать черные мессы, я сумею возродить беседы с Тьмой, которые до меня проводил Могус, я подниму из забвения Культ Авраама «Ave Diaboli», я сделаю многое, продам Тьме свою душу, лишь бы меня сначала впустили в этот Культ…

Культ Смерти, или кладбищенский Культ, который описан во многих главах про кладбище, также ни в коем случае не нужно упускать из виду. Культ Смерти был, есть и будет: смертные умирают, и только Земля и Тьма остаются вечными. Я уверен, что Сатана тоже когда-то умрет: именно тогда наши далекие потомки будут справлять черные мессы по Тьме, ведь именно Тьма важнее всего — она есть всегда, нет ей ни начала, ни конца, ведь для света всегда нужен будет источник. Тьма вечна в своей сути и вечна сама ее суть: она была до нашего рождения, она есть во время нашего рождения и она же будет после; она и есть бессмертие в его высшем проявлении, она и только она побеждает смерть. Тьма никогда не может умереть или возродиться, она презирает такое нелепое для нее понятие, как смерть.

Скоро придет наше время. Я уверен, что никто не должен в этом сомневаться, никто не должен проявлять и малейшую толику сомнения в правильности моих выводов… Во сне последней ночью я видел, как Доробат приносил жертву. Он проткнул живот жертвы, лежащей в центре пентаграммы. Кровь можно было видеть везде, я вспоминал, что во сне и мои руки были обагрены, и при этой мысли у меня поднималось настроение. Я тоже надеюсь когда-то поучаствовать в жертвоприношении, и если сами Сатана или Тьма позволят, вместе с Доробатом я когда-то принесу жертву.

Да, теперь найденные рукописи у меня, и это — величайшая реликвия, по сравнению с которой Святой Грааль — никому не нужное старье. Я еду в Симферополь, так как моя жена умерла, но не это для меня является событием первостепенной важности. Я еду, чтобы узнать, можно ли в жертву Сатане принести труп жены, ведь я уже телепатически связался с Доробатом, главной всех Культов, и надеюсь, что мне не придется при этом заглядывать в прошлое. Я надеюсь, что он еще жив, ведь я уже собираюсь вступить в местную ячейку

Satan in omne tempus, Satan intrabit spiritas nostras defendant. Я еду и оставляю свой дневник недописанным.

Я не понимаю, отчего умерла моя жена и ловлю себя на мысли, что мне, собственно, это не важно, гораздо важнее — выполнить свой долг и принести труп моей жены на жертвенный алтарь. Члены Культа помогут мне это сделать. Они всегда будут помогать мне во всем, ведь мы — одна семья и делаем одно большое дело. Мы должны помогать друг другу, иначе поодиночке мы не выживем в этом суровом мире… Нужно держаться вместе, что бы ни случилось, мы должны держаться вместе до конца.

Доробат. Террам. Алексей. Могус. Капрыв. Нораклол. Явар. Нокта. Авраам. Святые имена для меня.

ГЛАВА 1. ПРЕДЫСТОРИЯ. САМАЙН

ЛОВУД, ИРЛАНДИЯ, 1405 ГОД

1

Поселение Ловуд было одним из центров культуры древней Ирландии. Это поселение находилось недалеко от моря, на другом берегу которого жили ненавистные ирландцам англичане. Ирландцы и англичане находились в состоянии вечной войны. Ирландцы очень чтили свою древнюю культуру. Это поселение не поддалось христианизации и сохранило свои корни. Для ирландцев этого поселения христианство была верой англичан, то есть религией врага.

Более того, будучи потоками кельтов, ирландцы очень чтили их древний календарь. Следовательно, Самайн (праздник уборки урожая) был одним из главных событий в году для них. Это событие было началом темного времени года, началом нового года, а сам Самайн был мистическим событием, где врата между нашим миром и миром мертвых открывались.

Празднику Самайн сотни или даже тысячи лет. Это был самый древний праздник в Ирландии и, наверное, во всем мире. Его уважали все жители поселения, как и ирландцы из других свободных поселений.

Вильям был одним из многих молодых жителей этого города, и он тоже страстно верил в то, что Самайн — очень важное событие в году.

В предпраздничный вечер он сидел у окна и смотрел на пустые улицы. Свечи горели почти во всех соседских окнах. Все готовились к большому событию. Вильям вспоминал, как Джордж ему рассказывал о прекрасной Айлис… Как они познакомились, как весело гуляли под дождем, как они поняли, что любят друг друга.

Да, Джордж был лучшим другом Вильяма. В ночь на тридцать первое октября Джордж, фамилия которого была О’Коннер, не пришел в его дом, как это бывало обычно. Друиды испокон веков говорили, что в ночь перед Самайном лучше не выходить на улицу, ведь можно встретить темные силы и попасть в иной мир.

Поэтому вечер друзья проводили порознь, каждый в своем доме. На улице не было ни души, вождь в поселении Ловуд не выводил на улицу сегодня даже свою стражу. Он был уверен, что преступники остерегутся выходить на улицу, а, следовательно, беспокоиться было не о чем.

Погода уже три дня стояла пасмурная. Все небо было затянуто тучами, как будто вот-вот пойдет дождь, но он все не шел и не шел. Типичная погода на Самайн. Один из знакомых Джорджа видел в этом нечто роковое, но Джордж же просто знал, что погода в конце осени часто ненастная.

Однако сегодня все было по-другому. Вильям и правда чувствовал — что-то зловещее должно произойти сегодня. Когда эта мысль мелькнула в голове у него, очередной порыв ветра хлопнул входной дверью, как будто природа отвечала ему.

Вильям в тот же вечер вспомнил, как он гулял один на окраине поселения в семнадцать лет.

Дул такой же ветер и лил такой же дождь. Друид Майдук не рекомендовал простым людям выходить за пределы поселка, но Вильям был тогда молод и не слушал старого друида. Стоило ему выйти в поле, как внезапно поднялся сильный ветер. Вильям тогда очень простыл. Он хотел пойти в соседнее поселение, которое обратилось к христианской вере, и, наверное, сделал бы это, если бы его не встретил один из друзей семьи Вильяма. Суровый ирландец с косматой рыжей бородой схватил его за шкирку и привел домой, к родителям.

Вильяму навсегда запомнился вид этой бескрайней степи, где горизонт сливается с небом, Вильям так хотел пойти за горизонт… Он так хотел посмотреть, что именно скрывается за ним…

Он сделал это позже, но уже как солдат храброго О'Данкли. Не просто взглянуть, что там, а завоевать все земли, которые попадутся на пути! Вильям пошел на фронт добровольцем. Он очень дружил с О'Данкли.

Вильям вспомнил, как встречался однажды с девушкой — единственный раз в своей жизни. Она сказала, что будет ждать его, но после его возвращения с битвы бросила. Она не любила этот большой шрам на его лбу.

Вильяму на ум пришли строки:

Стоим мы возле Дублина,

Битва с проклятым врагом!

Враг вооружен и озлоблен,

Оборону их мы прорвем.

Да, прорвем, но какой ценой…

Скольких укроет земля?

Подожди, о героях не пой

С поля боя несут меня.

Вильям не знал, почему стихи такие грустные. Возможно, он слишком много пережил для двадцатичетырехлетнего мужчины. Много битв, слишком много потерь… Как же хотелось взять Дублин! Об этом он и сложил свою песню, которую сейчас Вильям напевал одними губами и мысленно переносился в тот день. Пошел дождь, но Вильям его даже не заметил.

Джордж тоже не заметил — ему было все равно, что там на улице. Ему было хорошо дома. Жена Джорджа Айлис была с мужем в тот вечер. Он намекал ей, что пора им перебраться в какой-то крупный город и там зажить мирной жизнью.

— Я думаю, город Корк нам отлично подойдёт, — говорил Джордж.

— Нет, милый, — возразила Айлис. — Мне будет гораздо приятнее жить в нашем милом поселении…

Это был просто разговор, потому что они никогда не ссорились. Айлис была спокойна, покладиста и очень верна Джорджу. Он не знал, откуда она родом, знал только, что она была нездешней. Она очаровала его на второй или третьей встрече.

Джордж был уверен, что никогда не встречал женщину более красивую, чем Айлис. Она тоже в него влюбилась, хотя раньше верила в то, что настоящей любви нет. Джордж разуверил ее в этом.

Когда она прижалась к нему в тот вечер, она была уверена, что больше в жизни ей ничего не нужно…

— Я тебя никогда не брошу, — сказала Айлис своему мужу.

Джордж вспомнил, как он познакомился с Вильямом. Это было три года назад во время Самайна. Вильям стоял один на праздновании и не принимал участия в общем веселье, но потом подошел и заговорил с Джорджем и Айлис. Они стали хорошими друзьями.

Нет, время ушло хорошее,

Впереди будет только хуже.

Мы чувствуем себя, как недоношенные,

Мы чувствуем себя неуклюже.

Завтра будет точно также.

Верни мне моих боевых друзей.

Но… Устану я однажды

От своих глупых идей.

Парадокс, но в последнее время Вильям сильно увлекся написанием стихов. Его знакомые никогда не понимали такого странного увлечения, особенно не ждали они его от бывшего солдата. Вот если бы Джордж писал стихи, все бы поняли…

Вождя в поселении Ловуд звали Дерет, а жил он недалеко от дома Джорджа. Сегодня вечером он принимал главного друида поселения по имени Майдук. Этот худощавый старец рассказал, как в поселении завтра собираются встречать темное время года. Майдук уверял собеседника, что этот Самайн будет таким же, как и предыдущие. Жрец в тот вечер не говорил Дерету правду — только то, что положено было услышать вождю, и ни слова более. Он был уверен, что вождь не прочитает его мысли. Друид считал себя выше по положению в этом поселении, хоть и никому не говорил этого. Майдук пользовался огромным уважением в поселении среди простого народа, гораздо большим, чем сам вождь Дерет.

— Тебе не о чем беспокоиться, почтенный. Не отвлекайся на эти мелочи от переговоров с англичанами — этот вопрос стоит куда более остро. А Самайн пройдет как обычно. Вождь Дерет относился к Майдуку с большим уважением. Он внимательно слушал старого друида и часто спрашивал у него совета.

— Я опасаюсь вести любые переговоры в темное время года, — ответил Дерет. Услышав этот ответ, Майдук улыбнулся, подумав: «И правильно делаешь».

Дом вождя был самым роскошным в поселении. Два деревянных стула стояли посреди комнаты, один из которых занимал Майдук. На полу были расстелены шкуры убитых им на охоте животных. Поговаривали, что под полом у Дерета были похоронены несколько его предков, но это были только слухи. У стены стоял крепкий дубовый стол, который выдержал не одну добрую пирушку.

— Повторюсь, — снова сказал Майдук, — вождю абсолютно не о чем беспокоиться.

Попрощавшись с Деретом, друид отправился к себе.

Проходя мимо таверны Хитрого Ардгала, он отметил, что здесь непривычно тихо. Веселье ушло из поселения на дни Самайна, и это правильно. Незачем дразнить духов. Когда Майдук пришел в свой дом, который был обставлен значительно скромнее, чем дом вождя, он думал об одном: завтра что-то должно произойти. У друида на стенах висели пучки сухих трав, из которых он готовил лекарства и снадобья. Сам Майдук считал, что жить нужно скромно. У него был стол, стул и пишущие принадлежности, а также костер в центре комнаты, который никогда не вызывал пожара. Запах горелых дров навеял ему воспоминания о прошлом Самайне.

Он собирал народ возле двух больших костров. «Тогда было разведено два костра… Боги были милосердны, все было, как обычно. На следующий день мы помянули мертвых. Пришлось двух баранов принести в жертву. Встретили новый год». Молодой помощник друида, которого звали Мелэни, вошел в этот момент в его дом и прервал размышления Майдука.

— Приветствую тебя. Ходишь по поселению… Не боишься темных сил? — спросил Майдук, поднимая голову.

— Нет, — ответил Мелэни, качая головой. Рыжая прядь упала на его глаза.

— С тобой я ничего бояться не буду, о великий Майдук.

— Не называй меня так, — попросил Майдук, все же почувствовав приятную волну от этих слов. — Я всего лишь слуга богов.

Хрустнула ветка. Майдук снова разводил небольшой костер у себя дома в центре комнаты. Мелэни, как и многие в поселении, часто удивлялся, что у Майдука дома никогда не было пожара, несмотря на костер. На осторожные вопросы жителей поселения Майдук отвечал смехом, но сегодня его мысли были грустны. Он снова думал о завтрашнем празднике.

«Вроде бы из года в год все было как обычно, но в этом году, я чувствую, будет что-то незаурядное… Третий день я слышу крик ночной птицы, да и руны раз за разом выпадают зловещие. Главное — не прогневить богов, сделать все, как они хотят. Иначе мы не переживем эти темные полгода… Нас ждет темное время, как и Тьма после смерти. Только темное время года длиться пять месяцев, а Тьма после смерти будет вечной. Да. Именно. Вечной».

Мелэни в это время смотрел на огонь и вдыхал терпкий аромат дыма: дрова и какие-то полевые травы. Мелэни вспоминал, как впервые познакомился с Майдуком. Его всегда тянуло к темному, загадочному и неизведанному. Он с детства был увлечен искусством великого друида. Однажды он осмелился подойти к жрецу и спросить, как тот предсказывает погоду.

С этого и началось их знакомство. Теперь Мелэни и сам умеет предсказывать погоду. Сегодня, например, все знаки говорят о скором дожде.

Одна из палок в костре треснула, и Мелэни подумал, что завтра в честь Самайна будет тоже гореть костер, только куда больший, чем этот. Он вспомнил, как с детства влюбился в этот праздник, и как ритуальные костры в его детстве казались просто гигансткими.

— Завтра ты будешь стоять рядом со мной в черной одежде. Завтра большой день. А сегодня заночуй у меня. Не нужно понапрасну беспокоить духов и ходить в такой час по улицам, — сказал Майдук тоном, не терпящим возражений.

2

На следующий день Вильям и Джордж встретились на центральной площади поселения. Вокруг были видны деревянные дома зажиточных ирландцев.

— Сегодня большой день. Вернее, большая ночь, — сказал Джордж.

— Да, это так, — подтвердил Вильям.

Вильям был одет в простую рубаху. Черные, совсм не ирландские волосы буйными кудрями падали на лоб. Во время войны с англичанами Вильям был награжден большим шрамом, который старался прикрыть волосами. Джордж был другим, совсем не солдатом и не воином. Он даже считал, что не нужно было убивать британцев — частых и непрошеных гостей на ирландской земле. С ними надо было договариваться — именно так говорил Джордж. Вильям в корне не поддерживал такую идею. Тем не менее они были хорошими друзьями, не обсуждая эту тему во избежание ссоры. Они редко говорили про битвы, англичан и будущее Ирландии, от греха подальше. Но сегодня все было по-другому. Вильям сразу завел речь о своих ратных подвигах.

— Помню, как три года назад мы сражались за О'Данкли и его семью, — сказал Вильям ни с того ни с сего, глядя куда-то мимо Джорджа.

— Была очень свирепая битва, и я бы тебе рассказал, только я сам упал без сознания сразу после ее начала. Проклятый англичанин сильно ударил меня по голове.

Джордж кивнул: он много раз слышал эту историю. В свою очередь, Вильям видел, что другу было не особо интересно. И тут оба увидели вождя. Дерет шел в простой куртке, как самый обычный горожанин, но все равно приковывал к себе внимание: глаза горят огнем, а в каждом движении чувствуется сила. Жители поселения очень любили своего вождя.

Дерет, проходя мимо парней, поднял руку в приветственном жесте и сказал:

— Сегодня будет большой праздник!

— Мы обязательно будем, — ответил Джордж.

Дерет улыбнулся своей белозубой улыбкой и пошагал дальше. А Вильям как будто ничего не видел и не слышал. Он вспоминал, как сражался за храброго О'Данкли. Три года назад это было, а кажется, будто вечность прошла. Вильям редко вспоминал свое прошлое, но сегодня это было какая-то навязчива идея. В памяти всплыли небогатые похороны отца, погибшего в бою. А потом и те битвы, в которых участвовал он сам.

«Вперед, за Ирландию» — крик боевого товарища, который через секунду умер от ужасной раны…

«Прочь с нашей земли, прочь!» — кричал другой, который погибнет через пять минут. А Джордж после ухода вождя толкнул друга локтем. Оказалось, он что-то произнес.

— Сегодня с наступлением темноты главный друид Майдук зовет на собрание здесь же. Поговаривали, что придут все, даже больные, — повторил сказанное Джордж, — все соберутся, чтобы встретить тёмное время года.

­ — Да-да… — рассеянно сказал Вильям.

Как они хорошо бились с Гарри О'Ливудом… Он тогда тащил раненого Гарри на плечах. Чужая кровь заливала ему глаза, перед которыми мелькали то летящие стрелы, то устремленные во вражескую грудь пики, то кричащие и стонущие солдаты. Тогда он смог донести его до лекаря, который выразил Вильяму признание за то, что он спас боевого товарища, рискуя собственной жизнью. Гарри перевязали, остановили кровь и через два часа он снова пошел в битву по своей инициативе. Прошло еще полчаса, и его не стало.

— Да, до вечера. Приходи со своей женой, — спешно сказал Вильям, снова возвращаясь в реальность. Он заметил, что погода резко испортилась. Вильям был очень наблюдательным, участие в битвах закалило его внимание. С севера подул резкий и холодный ветер. Вильям почему-то чувствовал, что сегодня будет нечто особенное. И еще. Он был просто уверен, что жена Джорджа придет на это празднование.

3

Майдук и Дерет встретились перед самым праздником.

— Надеюсь, все будет хорошо и нас обойдет стороной беда темного времени года? — спросил Дерет.

— Вчера я был в этом уверен. Но сегодня уже не знаю. Нужно провести ритуал гадания на мертвых костях животных — только тогда можно сказать наверняка, — ответил Майдук, наблюдая за тем, как жена Джорджа спешит к ним вместе с двумя стражниками, которые пытались ее остановить.

— Вождь! — кричала Айлис, вырываясь из лап стражников. Черные волосы развевались вдоль красивого лица, на котором читалась решимость и… страх, да, страх. — У меня нехорошее предчувствие. Не позволь, чтобы с Джорджем что-то случилось!

— Пропустите ее, — крикнул Дерет стражникам.

— Дерет, не допусти… — начала Айлис, подбежав к вождю.

— Успокойся, Айлис. Все будет хорошо, — сказал Дерет, искоса глядя на Майдука. Тот лишь покачал головой. Через полчаса народ начал собираться на праздник Самайна. Рядом с Майдуком стоял, словно тень, его помощник Мелэни.

Старый жрец размышлял о том, что завтра уже будет абсолютно другой мир. Другое время года. Новый год. Завтра жители поселения будут поминать мёртвых. Но сегодня они не знали, кого именно будут поминать… Завтра они закончат сбор урожая. Самайн был полон как яркими, так и грустными событиями. И никто, даже сам друид, не знал, что будет завтра, в первый день темного времени года.

А тем временем на главной площади разожгли костер. С наступлением темноты здесь собралось все поселение. Все жители поселения считали большой честью собрать дрова для этого костра, и он получился действительно огромным. Дерет и Майдук встали у костра плечом к плечу.

Друид Майдук был одет во все черное. Можно было видеть только его лицо, покрытое морщинами. Стоило лишь ему произнести приветствие, как подул резкий ветер. Толпа вокруг ахнула. Они были уверены, что теперь к ним присоединились мертвые.

— Наступает темное время года, — сказал Майдук. — Попросите прощения у тех, кого обидели. Вспомните самые радостные и самые грустные моменты светлого времени года, — голос старика был похож на карканье ворона. — Пришел час принести первую жертву!

Толпа расступилась. Джордж и Вильям, как и все поселение, наблюдали, как на площадь принесли барана, по костям которого друид собирался читать будущее. Они знали эту старую традицию. Помощник друида достал из своей черной мантии нож и зарезал барана.

— Разведите второй костер! — приказал друид народу. Джордж и Вильям сами не заметили, как среди прочих побежали за дровами для второго костра, а тем временем погода окончательно испортилась. Пошел мелкий, моросящий дождь. С костром пришлось повозиться, но все же его удалось зажечь. Несколько мужчин постоянно подкидывали в костер ветки, чтобы дождю не удалось потушить его.

— Светлое время года пытается не допустить прихода темного времени! — сказал Майдук. Он вырезал из убитого барана ножом кость, отрезал ее от сухожилий и сунул в костер.

— Сейчас будет известно наше будущее в темное время года — сказал Джордж — Сей…

Прогремел гром и это прервало Джорджа. Друид поднял голову. Огонь уже начертал знаки на бараньей кости. Старик вынул ее из огня и посмотрел на них. Странно, но огонь никогда не оставлял ни следа на его худых, похожих на птичьи лапы руках.

— Двое из нашего поселения скоро умрут, именно эту жертву просят боги в темное время года, — сказал друид.

Его голос был неумолим. Жители поселения переглянулись. О чем говорит старый друид? Он еще ни разу не ошибался. Тогда кто? Старая Абигайл, которая с прошлой весны не выходит на улицу? Или Брайид, который так и не оправился после того случа на охоте и до сих пор не встает с постели?

А тем временем началось самое интересное: прыжки через костер. Ирландцы верили, что это помогает очиститься от всех болезней, скверны и дурных мыслей. Поэтому и взрослые, и дети начали прыгать через костер и проводить между двумя кострами домашний скот, у кого он был — чтобы в грядущий год на него не нападала никакая хворь.

Джордж и Вильям решили прыгнуть через костер вместе. Подошли к нему, перешучиваясь друг с другом и со стоящей поблизости молодежью, разбежались… Прыжок…

И тут случилось что-то необъяснимое. Сильнейший порыв ветра, от которого огонь взметнулся вверх в тот самый момент, когда над ним пролетали друзья. Никто так и не понял, как это могло получиться, но Джордж и Вильям упали прямо в костер, который от ветра полыхал с новой силой и никому не давал подступиться. Когда парней вытащили из огня, было ясно, что им уже ничем не помочь. Айлин с воем каталась по земле, все стояли потрясенные случившимся, и только Майдук с Мелэни были странно спокойны. Они переглянулись, и старый друид произнес:

— Вторая жертва принята богами.

Дерет, который стоял совсем близко, поежился, но ничего не ответил. Черт, вот же черт. Такие ребята. Видать, год будет проклятым, раз начинается с такого…

ГЛАВА 2. ПРЕДЫСТОРИЯ. КОМИССАР

РИЧМОНД, ШТАТ ВИРДЖИНИЯ, 1866 ГОД

Комиссар города Джордж Гаррисон заварил себе чашку кофе. Ситуация в городе была очень напряженной после гражданской войны. Преступность была на высоком уровне, а преступники далеко не всегда бродили вдоль больших дорог: иногда они сидели в респектабельных чиновничьих кабинетах. Пожалуй, каждый второй чиновник за деньги мог сделать все, а без денег — ничего.

Обо всем этом думал Джордж Гаррисон, когда пил кофе.

Во время гражданской войны он воевал в армии США, принеся присягу на встрече его части с самим Авраамом Линкольном. Когда Ричмонд стал столицей Конфедерации, Гаррисон не покинул его и вел в самом городе и его окрестностях партизанскую войну. С боями он прорвался на территорию США. Половина его боевых товарищей погибли, другие умерли от полученных ран в первые месяцы после войны. Гаррисон был одним из немногих, кто остался жив.

У него были темные волосы и карие глаза. У его собеседников иногда формировалось впечатление, что Гаррисон может в споре уколоть своим римским острым носом. Из-за носа над ним всегда подшучивали.

В кабинете Джорджа на стене висел флаг США и портрет президента Эндрю Джонсона, и больше никаких украшений, но некоторые предметы интерьера были дороги ему как память. С масляной лампой, которая стояла на столе, у Джорджа были связаны особые воспоминания. Ему вручил ее сам губернатор штата в 1866 году как награду за усердную работу. И действительно, этот первый послевоенный год был для Джорджа очень тяжелым. Преступности в городе было очень много, оружия после войны у всех было валом, соблазн нарушить закон был огромен.

Джорджу в очередной перестрелке тогда перебило нерв в правой руке, что вызвало ее временный паралич. Она не восстановилась полностью до сих пор, и Джордж из правши стал левшой. Теперь левая рука у него была сильнее, чем раньше, и именно ею старый вояка брал эту масляную лампу.

У дальней стены кабинета стоял диван, который тоже имел давнюю историю. Поговаривали, что на этом диване кто-то умер. Джорджу было наплевать на этот факт — часто он спал на нем, когда засиживался на работе допоздна. Диван был черного цвета, а рядом с ним стоял журнальный столик, на котором располагался портрет Авраама Линкольна.

Сегодняшним вечером ему снова придется спать на этом диване. Уже поздно, завтра ему нужно прийти в свой кабинет в шесть утра, чтобы потом пойти опрашивать свидетелей. Смысл тогда ему уходить?

Гаррисон был на работе в субботний вечер, так как последнее из разбойных нападений было очень интересным. Он поручил расследовать другие преступления своим коллегам, а сам вместе со своим заместителем взялся за это дело. Ограблению подвергся ювелирный магазин. Все было бы обычно и привычно, если бы одно существенное «но».

Кроме грабежа, нападающие совершили еще кое-что. Мелом на полу ювелирного магазина была нарисована пентаграмма и вокруг нее очерчен круг. Возле пентаграммы лежал труп охранника магазина.

Итак, Гаррисон в первый раз сталкивался с таким случаем в своей практике, поэтому он решил расследовать его лично. Он был в недоумении. Да, Джордж слышал, что существуют люди, которые исповедуют поклонение темным силам, но считал, что это все лишь больные фантазии. Да еще здесь, в Ричмонде? Немыслимо! Но с фактами приходилось считаться. Магазин явно грабили не один и не два человека. Речь шла об определенной группе лиц, причем действовали настоящие профессионалы.

Утром он проснулся на том самом жестком диване, дал задание своему помощнику, который уже его ждал, и пошел опрашивать свидетелей. В коридоре Гаррисон встретил коллегу, лейтенанта Боба Джефферсона. Это был мужчина средних лет с черной бородой и усами. Он помогал расследовать одно важное дело о краже часов. Просто превосходно, что дела Гаррисона и Джефферсона не были связаны. Они поздоровались, и каждый пошел по своим делам.

Джордж был не просто рад, что его дело не связано с делом Джеферсона — он ликовал. Странно. Раньше он за собой такого не замечал. Что это с ним? В этот момент он ненавидел своего коллегу. Он был готов его задушить. Он представил, как Джефферсона рвут на части… Как он был бы этому рад…

Стоп. Нужно было просто вернуться в реальность и отпросить свидетелей. А Боб Джефферсон был всего лишь коллегой.

Итак, у Джорджа Гаррисона был заместитель и помощник, которого звали Джон Блэк. Многие смеялись над его мрачной фамилией, сам Гаррисон тоже иногда любил отпустить остроту. Но парень был что надо, не трус, и голова у него соображала, поэтому именно с ним Джордж взялся за это дело.

Джон Блэк нашел совсем немного информации о поклонниках оккультных наук и черной магии, которые предположительно совершили преступление. Все это он утром предоставил Джорджу Гаррисону. В городской библиотеке не было таких сведений, как и в окружной.

Джордж опросил некоторых из жителей города, но никто не мог ответить что-то внятное. Только расспросив одного старика по имени Мэттью Смит, он узнал кое-что о поклонниках оккультных наук.

Этот старик жил на окраине города. Он вел замкнутый образ жизни, часто посылая за покупками соседского мальчишку по имени Гарри. Мальчик в свои семь лет научился считать только деньги. Читать он не умел, и Мэттью иногда приходилось ему описывать продукты и несколько раз повторять их названия, чтобы Гарри их запомнил.

Мэттью рассказал, что поклонники оккультных наук жили в Ричмонде давно, еще до войны. Он говорил, что однажды толпа забила палками одного из таких сторонников оккультизма и черной магии. Никто не это толком не обратил внимания, так как тогда происходили бурные политические события, но того человека забили не из-за политики, нет, совсем не из-за политики.

Они ограбили ювелирный магазин в центре города? Ха-ха, значит, они совместили два в одном. Ведь для тех поклонников оккультизма, которых Мэттью описывал, главной целью была не нажива, а принесение в жертву блондина — почему-то божество, которому они поклонялись, обожало именно светловолосых жертв. При последних словах Джон Блэк невольно побледнел от страха. Он сам был очень светловолосым, у него даже брови и ресницы были белесыми, а это в здешних краях редкость.

У самого старика Мэттью репутация была не очень. Многие жители считали его сумасшедшим. Но Джордж Гаррисон и Джон Блэк прислушались к его словам очень внимательно. Затем они опросили многих граждан Ричмонда, но никто, кроме Мэттью, никогда не слышал о поклонниках черной магии. Или не захотел говорить. Так закончился первый день расследования.

Ночью произошел еще один инциндент. Поклонники оккультных наук принесли на городском кладбище в жерт