Вот и всё — школа, наконец-то, закончена, позади десять лет учёбы, получен школьный аттестат, аттестат зрелости, как его часто называли. Да, это уже и была зрелость вчерашних юнцов, так, по крайней мере, они сами считали. На самом деле слово «зрелость» означало применительно к аттестату несколько иное. Этот документ как бы удостоверял, что выпускники школ проверены на зрелость к поступлению в высшее учебное заведение.

Не выспавшийся после бессонной ночи в связи со встречей всем классом рассвета, но очень бодрый Ваня Полунин около полудня прибежал к своему другу Стёпе Ивченко. Заспанный Степан открыл дверь бывшему однокласснику и недовольно пробурчал:

— Чего тебе неймётся? Поспать не даёшь. Недавно ведь легли.

— Да где там недавно. Уже часов шесть прошло. Хватит спать, ещё выспишься. Отдыхать нужно.

— А сон, это что, не отдых?

— Я имею в виду активный отдых. Теперь же свобода — ни школы, ни уроков, ни домашних заданий.

— А то у тебя в прошлые года летом они были. Ты что, на каникулы в школу ходил, или домашние задания готовил?

— Всё равно. То была относительная свобода, а теперь полная. Да здравствует свобода! — закричал Полунин.

— Кончай орать. Не ровён час привлечёшь внимание соседей.

— Они же на работе.

— Всё равно, да и не все на работе. А старики? Так, ладно, чего ты хочешь? Чем ты предлагаешь заняться? Всё равно уже поднял меня, спать я уже не буду.

— Пошли на речку, или давай по городу немного прошвырнёмся.

— А то ты мало по нему вчера нагулялся. До и после выпускного вечера. Рыбу же на речке ловить поздно, какая рыба в такой солнцепёк, — в конце июня и впрямь никакой прохлады не чувствовалось, да ещё чуть ли не в полдень.

— Ну, хорошо, — примирительно произнёс Иван, — давай просто искупаемся, позагораем. Делать всё равно нечего.

— Так уж совсем делать нечего? А в училище ты поступать не собираешься?

— Конечно, собираюсь. Но это же не сейчас, не в июне.

— А к экзаменам что, готовиться не нужно?

— Ой, Стёпа, не бубни, как те же родители. Давай пару дней отдохнём после всей этой нервотрёпки с выпускными экзаменами. Хоть пару дней понежимся на солнышке, половим рыбу. Завтра, например, на зорьке. Ну, и тому подобное.

— Да, — начал, как бы соглашаясь, подтрунивать над другом более рассудительный Степан, — ещё в лес сходим, грибов насобираем.

— Вот это было бы, конечно, здорово. Но, увы — где тот лес, где грибы? — уныло протянул он.

Никаких лесов в ближайшем к городу обозрении и впрямь не наблюдалось. Жили друзья в районном центре, который назывался Тихорецк. Это был административный центр одного из многочисленных районов и областей бескрайнего Советского Союза.

Конечно, он несравним по величине и численности населения с Новороссийском, Сочи или Армавиром, но и не последний в перечне городов и посёлков их родного Краснодарского края. Разумеется, он уступал по популярности и городам на побережье Чёрного моря, а край омывали сразу два моря — Чёрное на юге и юго-западе, а также Азовское на западе. Да и по уровню жизни, по изобилию их край мог дать фору многим областям СССР. Жаль, конечно, что их родной городок находился далековато от этих морей (на северо-восток от Краснодара), но мальчишек устраивали и две небольшие степные речушки, которые протекали вблизи города — Тихонькая (или Тихая) и Челбас. Именно степные, а потому лесов поблизости Тихорецка не было. Да, в крае были леса, и не только просто леса, но и горы, покрытие лесами — в районе Геленджика, Туапсе, Сочи. А вот жителям их городка пособирать грибы никак не удастся. Ну, разве что можно где-нибудь теоретически отыскать местечко с луговыми шампиньонами. Но, опять-таки, степь это не луг, хотя и поля поблизости тоже были.

Сам Тихорецк жители больше называли именно городок, хотя он был не таким уж малым по численности населения районным центром. Год назад, в 1939-м году их численность составляла 37.000 человек. Основан он был в 1895-м году — при железнодорожной станции Тихорецкая создался одноимённый хутор, населённый в основном иногородними. Но уже в 1889-м году здесь были открыты паровозоремонтные мастерские, а в 1926-м году этот населённый пункт преобразовался в город Тихорецк. Развивался новый город быстрыми темпами — в марте 1926-го года постановлением Президиума ВЦИК и СНК Тихорецк вошёл в список городов районного подчинения Северо-Кавказского края. И всё это, вероятно, благодаря развитию промышленности. Ещё в далёком 1896-м году, фактически на хуторе, были открыты мастерские по изготовлению путейского инструмента. В 1928-м году, благодаря правительственному заказу на изготовление крупных металлоконструкций для первенцев тяжёлой индустрии, на их базе открылся машиностроительный завод «Красный молот». На нём-то как раз и работали семьи Ивченко и Полунина. В городе также функционировали Тихорецкий машиностроительный завод (выпуск железнодорожного подвижного состава), предприятия по производству стройматериалов (благодаря природным ресурсам: кирпичные и гончарные глины, керамзитовое сырье), предприятия пищевой промышленности, включая разлив минеральных вод и другие.

— Ладно, — согласился с другом Степан, — пошли на речку. И в самом деле, нужно пару деньков отдохнуть.

— Ну, вот, совсем другое дело. А то напустился на меня.

Сборы были недолгими. Семьи друзей жили не по-соседству, но на соседних улицах. Уже минут через 20, не забыв прихватить с собой кое-какой «сухой паёк», ребята весело шагали по улицам своего родного города по направлению к речке Тихонькая. Эта речка была ближе к местам их обитания, жили они в исторически более «древнем», если к нему подходило такое название, районе. Река Тихонькая протекала справа от города (если смотреть от её устья к истоку) в северо-западном направлении к Азовскому морю. Это был правый приток реки Челбас, который за хутором Междуреченским впадал в неё. А брала она своё начало в их же Тихорецком районе. Вероятно, и название города произошло от этой реки: Тихорецк — Тихая река.

Городская планировка улиц тоже имела ориентирование по направлению движения рек. Если в этом направлении разделить город как бы пополам, то его исторический центр располагался в сторону именно реки Тихонькая. В этой части улицы имели довольно правильную геометрическую (прямоугольную) планировку — длинные улицы (как та же Ленинградская) шли по направлению к устью рек. Более короткие пересекающие их улицы имели, естественно, перпендикулярное направление. В той части города, которая была ближе к реке Челбас, большинство улиц тоже имели правильную планировку, но часть улиц шла и под углом к основному массиву (например, улицы Столбовая, Ленина и др.).

А вот река Челбас протекала слева от города в том же направлении и примерно на том же расстоянии. Она была второй по многоводности рекой района, протекающая параллельно реке Ея в юго-западной части района. Река Челбас в переводе на русский язык с татарского (ногайского) означает «Ковш воды» или «Ковш чистой воды», хотя это больше подходило её правому притоку. Да, та была небольшой, но зато одной из самых чистых рек района. А потому купаться в Тихонькой было приятней. Правда, позже в неё стали усиленно сбрасывать отходы различных пищевых комбинатов и промышленных предприятий.

До речушек (до обеих, но в разных направлениях) от центра города было километров 5–7, от окраин намного меньше — не более 2-3-х километров. Спешить друзьям было некуда, а потому они решили прогуляться к речке пешком. И провели они на ней практически весь день, вернувшись домой только к вечеру. Родители немного побурчали на них, что целый день те были практически не евши, но так, больше для острастки — летом они уже к этому привыкли, сыновья целыми днями пропадали на речках.

Юношеский, ещё не окрепший организм хитрая штука, ему, оказывается, не нужен такой уж большой ночной отдых. А потому, даже не особо выспавшись сегодня, друзья и назавтра поднялись ни свет ни заря. Теперь они уже собрались порыбачить, ещё с вечера накопав червей и приготовив другую наживку. Вот только сегодня они уже направлялись не на Тихонькую, а на Челбас. Нельзя сказать, что и эта река была такой уж большой. Да, её длина составляла 288 км, а площадь бассейна — 3950 км². Но она не была такой уж широкой, её средняя ширина составляла 10–15 м, но наиболее широка она была ближе к устью, а в черте города порой и 10 метров не набиралось, хотя были участки и значительно шире.

Но сейчас друзья направлялись не прямиком на речку, а на станцию Тихорецкая, которая располагалась вблизи машиностроительного завода. К ней вела улица Октябрьская, пересекающая обе улицы, на которых жили друзья. Недалеко от их места жительства находилась и школа № 1, в которой друзья ещё недавно учились. Стёпа жил чуть ближе к станции (и школе), — всего пару кварталов, — а потому к нему по пути и зашёл Полунин. Идти из их района к Челбасу было далековато, поэтому они решили подъехать в сторону посёлка Октябрьский, там и рыбалка была получше. Правда, никакие пассажирские поезда в том районе не останавливались, но вблизи речки был полустанок. Ребята ещё с детства знали, как и многие в округе, какие товарные поезда там останавливаются, имеется в виду не сами номера этих поездов (таковое было просто невозможно), а время их прибытия на тот полустанок, где тем приходилось пропускать пассажирские поезда. Воспользовались они таким товарняком и сегодня. Но, как ехать в товарном поезде? — в вагон или цистерну не залезешь ведь. Но мало какой товарный поезд не имел открытых платформ, в которых перевозились какие-нибудь сыпучие грузы или техника. Были таковые и у этого товарняка. Конечно, ездить в товарном поезде запрещалось, а потому делали это ребята тайком. Когда никого не было поблизости, залазили на платформу и там укрывались от сторонних глаз. Железнодорожники знали о таких проказах ребят, в основном старшего возраста, но закрывали на это глаза — привыкли, сами так в детстве, а порой и сейчас, ездили.

В общем, на речку Ваня со Степаном добрались нормально. И рыбалка у них была удачная, и покупались, позагорали они хорошо, когда уже клёв закончился. Проведенным днём они остались довольны. Правда, до его окончания ещё было достаточно много времени, поскольку сегодня приятели вернулись домой к обеду. И родители на них сегодня не ворчали, да и свежей жареной рыбой вечером их семьи полакомились.

Подобный отдых Полунина и Ивченко продолжался ещё несколько дней. Да, по длительности отдых был несколько бо́льшим, нежели намеченный ими после выпускной ночи. Но, к их чести он, всё же, не затянулся. Не прошло и недели, как они обложились учебниками и тетрадками, и начали подготовку к поступлению в училище. В какое? В военное лётное училище. Почему именно в лётное, откуда у ребят из провинциального городка тяга к самолётам, к небу? Просто сейчас такая тяга была, если и не у большей части ребят старшего возраста, то, по крайней мере, у значительной. До 1936-года они небом не бредили, но это не связано с возрастом — в ту пору им было по 13 лет. Всё перевернул беспосадочный перелёт сталинских соколов Чкалова, Байдукова и Белякова из Москвы через Северный Ледовитый океан, Петропавловск-Камчатский на остров Удд, в устье Амура. Протяжённость полёта составила 9374 км, а полётное время — 56 часов 20 минут. Да, и до того многие грезили небом, воодушевленные подвигами участников спасения челюскинцев в 1934-м году — первых Героев Советского Союза. Но полёт этой отважной троицы вызвал самую настоящую эйфорию у советского народа. А последней каплей в этой чаше стал очередной беспосадочный перелёт в июне следующего года этого же экипажа, на машине той же серии, по маршруту Москва-Северный полюс-Ванкувер (США) протяжённостью 8.504 км. При этом длительность полёта составила 63 часа 16 минут.

Вот тогда Степан и Ваня начали мечтать о профессии лётчика. А в стране, с начала 30-х годов, начали массово создаваться аэроклубы или авиационно-технические спортивные клубы (АТСК), пик которых пришёлся именно на вторую половину десятилетия. В стране сейчас бытовал знаменитый лозунг «Комсомолец, на самолёт!», и велась пропагандистская кампания по подготовке лётчиков. В год перелёта Чкалова, Байдукова и Беляева Ивченко и Полунин стали комсомольцами, но вот путь в аэроклубы для них по возрасту был закрыт. И они с энтузиазмом переключились на авиамодельный кружок — это был первый шаг к мечте о небе для многих городских мальчишек, будущих курсантов аэроклубов. И кружки юных любителей авиации — авиамоделистов, или «юных авиастроителей», как называли одно время авиамоделистов, сыграли большую роль в подготовке многих тысяч энтузиастов к переходу в большую авиацию, в промышленность и науку. В таких кружках ребята получали начальные трудовые навыки, здесь же они учились работать над книгой, самостоятельно конструировать и строить модели.

Первые модели, которые построили Ваня со Степаном, были, конечно, примитивные: так называемая схематическая резиномоторная «утка», но потом были уже и фюзеляжные модели. Но и подобные модели (с резиновым мотором) устанавливали неплохие рекорды — в 1938-м году на всесоюзных соревнованиях модель Трунченкова пролетела 382 метра. Далее наступил черёд крылатых разработок с авиамодельными моторчиками мощностью в 0,2 лошадиные силы, их производство было начато в 1937-м году на заводе № 6 ЦС Осоавиахима СССР в Москве. А достижения в этом классе моделей были уже весьма значительные. Так, например, в том году, когда Степан с Ваней планировали поступать в училище, модель Н. Енина, имевшая размах крыльев в 3 м, продержалась в воздухе 45 минут 47 сек. и достигла высоты 470 метров. Но до кружка, в котором занимались Ивченко и Полунин авиамодельные моторчики пока ещё не дошли, а в 10-м классе ребята и вовсе бросили занятие авиамоделизмом, полностью переключившись на учёбу, понимая, что нужны хорошие знания при поступлении в училище, наплыв туда по прогнозам, и по статистике прошлого года, был очень большой.

Весной этого года встал ещё один немаловажный вопрос — в какое училище поступать? Ребятам не хотелось очень уж далеко уезжать от родных мест. Было два наиболее приемлемых варианта: Батайская авиационная школа пилотов в Ростовской области и Краснодарская высшая офицерская школа штурманов ВВС. По своему географическому положению Тихорецк как раз лежал между этими двумя городами — до Краснодара (до 1920-го года — Екатеринодар) было 150 км к юго-востоку и 165 км в обратном направлении до Ростова.

— Конечно, едем поступать в Ростов, — агитировал непоседа, и более активный Ваня. — Там ведь школа именно пилотов. Будем как Чкалов и Байдуков.

— Но не так уж плохо быть и как тот же Беляков, он же штурман, — сопротивлялся Стёпа.

— Нет, только пилотом. Самому держать штурвал самолёта, а не просто прокладывать курс по карте.

— Ну, штурман не только прокладывает курс на карте, он ещё исчисляет перемещения самолёта, отмечает его передвижение, следит за исправной работой навигационных приборов.

— Нет, нет. Я хочу быть только пилотом!

В конце концов, Иван убедил друга, и они в назначенное время поехали сдавать документы в Батайскую авиационную школу пилотов. К тому же, Батайск находился южнее Ростова, и к нему легко (впрочем, как и к Краснодару) можно было добраться поездом. В городе они немного побродили, отыскивая нужное им училище, но, всё же, благополучно, и потратив не так уж много времени, добрались. Но при сдаче документов им пришлось отстоять немалую очередь среди желающих поступить в училище. Первым сдал документы Полунин, и уже облегчённо вздохнул. За ним начал сдавать документы и Ивченко. Молодая женщина из состава приёмной комиссии начала их регистрировать в журнале. В это время к ней подошёл какой-то капитан и начал интересоваться о том, как идут дела с приёмом.

— Всё нормально. Вот, принимаю документы очередного абитуриента, — она кивнула головой на бумаги Степана, лежащие на столе.

Капитан, очевидно, ради любопытства взял их в руки и начал просматривать. Через пару минут он нахмурился, внимательно, изучающе посмотрел на Ивченко, и вновь обратился к женщине:

— Света, не регистрируй пока-что эти документы.

— Но, я уже начала.

— Ничего, отложи их временно. — И он обратился к Степану. — Товарищ абитуриент, я хотел бы с вами побеседовать. Но не здесь, давайте выйдем.

— Но я же пропущу свою очередь.

— Пойдёте вне очереди, если придётся. Света, если что, пропустишь его без очереди, объяснишь другим лицам, сдающим документы. Пойдёмте, — снова обращение к Ивченко.

Степана неприятно удивили слова капитана «если придётся». Но он, молча, последовал за ним. Они вышли в коридор, а потом и вовсе на улицу.

— Вас зовут Степан? Можно я к вам по имени буду обращаться?

— Конечно, можно. А в чём дело, почему вы отложили мои документы?

— Степан, вы твёрдо решили стать лётчиком, и, возможно, военным лётчиком?

— Да, твёрдо. Я твёрдо решил стать именно военным, если получится.

— Это хорошо. И по виду вы хорошо развиты для курсанта или будущего офицера. Но я спросил именно о профессии лётчика. А не хотели бы вы стать командиром Красной армии, но не обязательно лётчиком, а, скажем, танкистом, артиллеристом или даже пехотным командиром?

— Но я планировал стать именно лётчиком, или хотя бы штурманом, — Стёпа вспомнил о споре с другом.

— Ага! Или штурманом. Значит это не такая уж мечта всей жизни — стать лётчиком?

— Ну, не знаю. Хотелось бы поступить в лётное училище.

— Стёпа, вы мне нравитесь как парень. Поэтому хочу дать вам совет — поступайте в другое училище. Если вы желаете стать военным, то в военное училище. Я верю, что из вас получится отличный офицер.

— Но, почему не в это?

— Потому, что, скорее всего, вас здесь так сказать, «зарубят». Конечно, не со 100 %-ной уверенностью я это говорю, но, по крайней мере, с 90 %-ной.

— Но почему?

— Из-за вашей медицинской карточки, формы.

— А что в ней не так?

— У вас был ушиб головного мозга?

— Да, был. В прошлом году.

Действительно, в конце лета прошлого года он неудачно упал с яблони, когда полез полакомиться спелыми яблочками — в их дворе (на три дома) был общий двор, где росло несколько фруктовых деревьев, посаженными самими жильцами, в том числе и две яблони. Тогда у Степана был ушиб головы. Она у него и болела на первых порах, и тошнота была. Неделю он пролежал в больнице, опоздав даже на пару дней в школу.

— Вы лечились в стационаре?

— Да. В нашей больнице. Но у меня ничего не болит. У меня была лёгкая степень.

— То, что у вас сейчас ничего не болит, не так уж важно. Более важно то, что это записано в вашей карточке.

Степан эту карточку и не читал. Медкомиссию он проходил, готовясь к поступлению, как и другие. Но это была больше формальность, в эту карточку просто попадали сведения из записей допризывных осмотров и истории болезни (если таковые были) ребят. И попала в карточку Ивченко эта злополучная запись о прошлогоднем сотрясении мозга. У него действительно была лёгкая степень ушиба головного мозга, после которой обычно слабо выраженные симптомы неврологического характера проходят через одну-две недели, и здоровье пациента полностью восстанавливается. Но в карточке-то это не написано.

— Понимаете, — продолжил капитан, — ваш ушиб причисляется к черепно-мозговым травмам. А для лётчика они недопустимы. При ушибе головного мозга могут быть некие последствия, с которыми в авиацию не берут. Я не медик, поэтому точно их назвать не могу, но хорошо знаю, что они могут возникать. Да, я знаю, что этих последствий в принципе может и не быть. Но никто наперёд этого не может знать. Вы видите, какой наплыв в лётное училище. А зачем командованию училища рисковать, взяв вас. Им легче просто принять другого абитуриента. Вот почему я и сказал, что, скорее всего, вас отсеют, изучив ваши документы. Лично я в этом уверен. Но на просмотр документов уйдёт немало времени. Вам их, в конце концов, вернут, но вы тогда уже не успеете подать документы в военное училище или в гражданский институт. Подумайте хорошо.

— Товарищ, капитан, а вы уверенны во всём том, что мне сказали?

— Абсолютно. А как бы вы сами поступили на месте руководства училища? Рисковали бы при таком наплыве абитуриентов? Вот скажите честно?

— Наверное, нет.

— Вот вам и ответ. Я вам всё это говорил, повторяю, потому что искренне желаю вам помочь. Так что заберите у Светланы Васильевны документы, пока она их не успела окончательно оформить, и подавайте их в другой институт. А лучше в военное училище. Офицер из вас выйдет толковый.

— А туда меня примут? Как же карточка?

— В другие рода войск нет таких жёстких требований. Ну, может быть, ещё у моряков подобные требования — шторм, качка и прочее. Хотя, вероятно, это больше и у них касается, всё же, подводников. Но вы же, Степан, в моряки идти не собирались?

— Нет.

— Вот и хорошо. А танкистом, артиллеристом, связистом, сапёром вы вполне можете быть. Ну, как, вы прислушаетесь к моему мнению?

— Скорее всего, да. Вы, наверное, правы — зачем рисковать.

— Добро. Тогда всего вам доброго. — Капитан даже пожал на прощанье руку Степану и удалился.

А к Ивченко тут же подскочил Иван, который в стороне с интересом и тревогой наблюдал за беседой друга с капитаном.

— Что он от тебя хотел? — взволнованно спросил он.

— Посоветовал не идти в авиационное училище.

— Почему?!

Пришлось Стёпе всё детально объяснить другу.

— Но как же так?! Мы ведь хотели учиться вместе. А теперь что?

— Значит, не судьба.

— Да ерунда. А вдруг ты пройдёшь, не обратят внимания на твою медицинскую форму?

— Да? А если обратят, и я не пройду? Тогда что? Я в этом году уже никуда не поступлю. А зачем мне целый год терять? Ваня, не будь эгоистом. У многих ребят друзья учатся в различных учебных заведениях. И ничего, дружба их при этом не нарушается.

— Может, ты и прав, — уныло протянул Полунин. — И куда же ты теперь?

— Куда, куда? Домой. Сейчас заберу документы, и вместе поедем. А уже дома буду думать — куда. У меня же нет сейчас перед глазами списка других учебных заведений.

— Ну, ладно, иди за своими документами. Я тебя здесь подожду.

В итоге, к вечеру невесёлые, хотя Полунин и удачно сдал документы, друзья были в родном городе. Ивану теперь оставалось только ждать время сдачи экзаменов, а Степану ещё предстояло поразмыслить над тем, в какой ВУЗ ему поступать.

Ивченко вновь обложился кучей справочников, изданными для желающих поступать в высшие учебные заведения. Собственно говоря, ранее он их детально и не штудировал, поскольку направление его будущей учёбы было намечено заранее, оставалось только конкретизировать его. А вот сейчас у него глаза разбегались от наименования ВУЗов, а ещё больше от обилия специальностей. О некоторых из них он никогда и не слышал, о других имел только смутное представление. И чем дольше он корпел над этими изданиями, тем более он убеждался в том, что его направление — это военная стезя. Какая-то непонятная сила влекла его на эту тропу. Кроме того, ему запомнились слова капитана в Батайской авиационной школе пилотов о том, что из него должен получиться хороший офицер. Степан и сам порой засматривался, не по-девчоночьи, на молодых офицеров Красной армии, попадавшихся ему в Тихорецке. Ему нравилась их подтянутость, выправка, уверенность, как и красиво сидящая на них военная форма со знаками различия на петлицах.

Время для подачи документов, как он выяснил из нужного ему справочника, ещё было. И через пару дней он уже твёрдо знал, куда он будет поступать. И, когда зашедший к нему Иван, спросил о том, что Степан надумал, тот ответил:

— Буду поступать в военное училище. Не в авиационное, конечно.

— Ну, что, нормально. Я в самолёте, а ты, например, на танке или на лихом коне.

— Я думаю, что конница уже своё отжила.

— А маршал Будённый так не думает.

— Это его дело. Но я хотел бы посмотреть, как он на те же танки с шашками поскачет.

— Так, ты не умничай, и не говори лишнего, особенно про руководителей страны, — громогласный Полунин даже приглушил голос.

— Во-первых, я ничего плохого не говорю, а во-вторых, ты же не доносчик.

— Ладно, с конницей ясно. Тогда что, остаются танковые войска?

— Почему только танковые? Что, мало других родов войск? Но я пойду не в танковые войска.

— Почему? — удивился Ваня. — Это же здорово — такая мощь, да и ты защищён крепкой бронёй.

— Не нравится мне сидеть в металлической коробке. А уж если её подобьют, то и выбраться из неё не успеешь. Сгоришь вместе с ней.

— Тогда куда ты намылился? В пехоту пойдёшь?

— Нет, в пехоту не пойду, не хочу грязь месить.

— Правильно. В сапёры?

— Хрен редьки не слаще. Сапёры, связисты, — вспомнил Стёпа слова капитана, — это та же пехота. Я пойду в артиллерию.

— У, здорово! Я и забыл о ней. И правильно, это очень хороший род войск, и очень важный.

А вот здесь Полунин был прав. Он не мог, конечно, сейчас знать, что через четыре года Верховный Главнокомандующий страны Советов Иосиф Виссарионович Сталин назовёт артиллерию Богом войны.

— Вот и я так думаю, — согласился Ивченко.

— Хорошо, а в какое конкретно училище ты собрался поступать?

— Поближе к тебе. Поеду в Ростов. Буду поступать в 1-е Ростовское артиллерийское училище.

— А что, очень даже ничего. Совсем рядом будем. Верное решение ты принял. И от дома, как и мне, недалеко. Отлично, будем на побывку в наш город вместе приезжать, этот вопрос мы потом согласуем. Здо́рово, нормально! — радовался друг.

Итак, одно одобрение своего решения Степан получил. Одобрила его решение и младшая сестрёнка, которой исполнилось 13 лет. Правда, она на этот вопрос смотрела со своей, не серьёзной позиции — просто молодые красивые офицеры ей нравились. Но не так всё однозначно было с согласием остальных членов его семьи. И отец, и мама уже как-то смирились с тем, что их сын собирается поступать в лётное училище. Они к нему были постепенно подготовлены, видя в последние годы, что Степан искренне увлечён своей мечтой стать лётчиком. К тому же, как размышляла мама, он мог и не быть военным лётчиком, гражданская авиация тоже постепенно развивалась. Сеть воздушных линий союзного значения ещё в начале 1933-го года уже составляла более 36.000 км, а что говорить о ней сегодня, 7,5 лет спустя. При этом с 1935-го года на воздушных линиях страны стали летать только отечественные самолеты, наиболее известным из которых был АНТ-9, который строился серийно. А вот касательно военного училища, было много опасений, и опять же со стороны мамы. Отец, в принципе, не возражал против решения сына пойти в военное училище, даже не лётное. А вот мама Степана, как и большинство других матерей, гораздо больше переживала за судьбу своего дитяти, желая ему только успехов на жизненном пути, но никоим образом не опасностей.

— Коля, — обратилась она к мужу, когда Стёпа рассказал ей о своих новых планах — отца Стёпы звали Николай Фёдорович, — но ведь, если случится война, то он же сразу попадёт на фронт.

— Какая война, какой фронт? С кем ты, Люба, воевать собралась?

— Я-то ни с кем. Но ведь совсем недавно была финская война.

— Была, но она уже закончилась.

— Да, закончилась. Но ты посмотри, что теперь в другой части Европы творится. Немцы оккупировали Чехословакию и Польшу, Англия и Франция объявили войну Германии.

— Люба, успокойся. У нас с Германией пакт о ненападении. И подписан он ещё год назад.

— Не знаю, не знаю. Может быть, ты, Коля, и прав, но я немцам не доверяю. Они себе на уме, а пакт — это бумага.

— Бумага, но государственная! Чему же ещё тогда верить? Правда, я и сам не склонен особо доверять немцам. Чего стоила война с ними в 1914-1918-м годах. Не всё так просто.

— Вот видишь!

— Что, видишь, Люба, что? — Отец на некоторое время задумался, а потом выдал. — Между прочим, если война, не дай, конечно, Господь, и начнётся, то это хорошо, что Стёпка будет военным.

— Что ты такое говоришь! Он же тогда в первых шеренгах будет.

— А вот то говорю. Не будет он в первых шеренгах, в первых шеренгах будут пограничники, да и вообще пехота.

— Ну, это я к примеру сказала. Но ему-то фронта не миновать.

— В случае войны его никому не миновать, или почти никому. Будет объявлена мобилизация, и на фронте окажутся многие.

— Да, наверное.

— Не, наверное, а точно. А теперь скажи мне, у кого больше шансов на фронте выжить: у военного, при этом может быть уже офицера, или у сопливого мальчишки, которого мобилизуют, оторвав от станка или от студенческой скамьи? Да их, необученных, в первом же бою убьют.

— Хм, — с удивлением задумчиво протянула супруга, — а вот в этом вопросе, наверное, ты прав. Конечно, необученных убьют скорее, чем обученных.

— Вот видишь, ты согласилась, что я прав. Так что пусть идёт Стёпа в офицеры. Глядишь, — он уже начал подшучивать, — ты когда-нибудь станешь матерью генерала.

— Не доживу я до такого. Ну, ладно, пусть идёт в военные. Это хорошо ещё и с другой стороны — он ведь будет на полном государственном обеспечении, да и деньги офицеры получают хорошие.

— А ещё, мать, это хорошо потому, что из таких мальчишек, как он, воспитают настоящих мужчин, а не слюнтяев. Я сам никогда особо не ратовал за военную службу, хотя во время гражданской войны повоевать и довелось. А теперь я не против того, чтобы мой сын был кадровым офицером.

В Мировую войну отец не воевал, он, окончив реальное училище, — в 1914-м году ему исполнилось 17 лет, — трудился на заводе, помогая фронту. Он не стал поступать в высшие учебные заведения, хотя и имел на то право, а стал к станку. А вот гражданская война действительно зацепила и его. Да и как она могла его не зацепить, если тогда большинство центральных районов России пылали в огне, пищу для которого подбрасывали и «красные» и «белые», не говоря уже про разные банды. Но по окончанию гражданской войны отец вновь пошёл на завод, где и работал по настоящее время. И работал он хорошо, его уважали. Был он мастером цеха, окончив для этого заочно техникум. А вот его супругу, Любовь Гавриловну, не только уважали, но слегка и побаивались рабочие, хотя она пришла на завод со школьной парты и более нигде не училась. Но она работала контролёром отдела технического контроля (ОТК), обучилась этой профессии уже непосредственно на предприятии. Вот так — эксперт, оценивающий качество выпускаемой продукции на предприятии чего-то да стоит.

В общем, Степан подал свои документы именно в 1-е Ростовское артиллерийское училище. При этом он волновался, обратят ли особое внимание на его медицинскую форму-справку. Но, вроде бы никто ею интересоваться не стал. Ивченко успешно сдал вступительные экзамены и в сентябре одел курсантскую форму, которая, кроме петлиц, ничем не отличалась от обычной солдатской.

До этого он, конечно же, побывал ещё, дней десять, дома. Вся семья обрадовалась, что Стёпа поступил в училище. Уже не было никаких горестей по поводу того, что он станет кадровым офицером. И особенно радовалась за старшего брата сестра Лена.

— Стёпа! А когда ты приедешь домой? И уже в форме? Осенью?

— Нет, — улыбнулся брат, — осенью точно не приеду. Возможно, приеду в краткосрочный отпуск уже на зимние каникулы. Но этого я точно не знаю. А вот летом приеду точно. Так что жди, сестрёнка.

Естественно, была и встреча с другом Ваней. Хотя Ростов и Батайск и были совсем рядом, но друзья, конечно, там не виделись. Полунин тоже успешно поступил, но, как он и планировал, именно в лётное училище. Иван в школе, как и его друг, занимался хорошо, пусть и не отличник, но тоже крепкий середняк — оценки «четвёрки» и «пятёрки». В общем, Ванька прибежал к другу радостный, окрылённый, весь светящийся.

— Стёпка! Ура! Сбылось! Я лётчик!

— Хвастунишка ты, а не лётчик, — приземлил его Степан.

— Почему? Я же поступил. А, понимаю, тебе обидно, что я поступил в лётное училище, а ты нет. Но я же в этом не виноват.

— Успокойся, Ваня. Никакой обиды у меня нет. Я тебя от всего сердца поздравляю с таким радостным для тебя событием. Я очень рад за тебя, я искренне говорю.

— Тогда что?

— Просто я хотел отметить, что ты ещё не лётчик, и не так уж скоро им станешь. Ты пока что только курсант лётного училища, да ещё и первого курса. А до выпуска, а значит и до лётчика ещё очень далеко.

— Но я же им стану!

— Конечно, станешь. Я в этом и не сомневаюсь. Ты будешь летать, а я буду стрелять.

— Ну, и я буду стрелять, если потребуется.

— Естественно. Просто я хотел сказать, что я на земле, а ты в небе. И мы будем дополнять друг друга.

— Точно! Здорово! Да и вообще здорово, что я буду летать. Понимаешь, небо — оно такое прекрасное. Так и хочется подняться туда повыше. А сверху такой обзор, и такой простор. Никакой шумихи, никакой толпы — людей, машин. Я и небо! — радостные эмоции переполняли Полунина и, наверное, даже помимо его воли вырывались наружу.

— Хорошо. Ты лучше расскажи, как проходили экзамены. Трудно было? Я тоже сдавал экзамены, но прекрасно понимаю, что в лётное училище, они, наверное, посложнее были.

— Да нет. По-моему, обычные экзамены, как у всех. Просто стараться довелось здорово, поскольку конкурс был очень большой. Да ладно, эти экзамены. Это не главное. Всё уже позади. И ты, и я уже курсанты — вот что главное!

Ваня, как всегда, был в своём репертуаре. Прошлое, и даже настоящее, его совершенно не интересовали. Он всегда и во всём был уже в будущем, в своих мечтах. Правда, и о настоящем Полунин успел кое-что интересное поведать другу — о своём училище.

— А ты знаешь, если бы я был, к примеру, на год старше, то мы были бы тогда друг от друга далеко, очень далеко.

— Это почему ещё?

— Потому, что моё училище в Батайске находится менее года.

— Как это? Оно что, только открылось?

— Отрылось оно два года назад. Нам рассказали историю его создания. Но, до октября прошлого года оно находилось аж в Чите.

— Ого! И почему там?

— Потому что оно было создано как Читинская 30-я военная школа пилотов. И только в прошлом году она была передислоцирована в Батайск на базу расформированной Батайской Первой Краснознамённой школы гражданского воздушного флота имени Баранова. — Приказом НКО СССР № 0234 от 28 декабря 1939-го года школа была переименована в Батайскую авиационную школу пилотов имени А. К. Серова.

— Понятно. Ну, в Читу ты, конечно, не ехал бы. Значит, поступал бы ты и в прошлом году в училище в Батайске, только под другим названием.

— Так то была только школа, и сугубо гражданского воздушного флота. А я хочу быть военным лётчиком.

— Ой, Ваня, не морочь мне голову пустяками. Если бы да кабы. Нам в нашем родном городе не так уж много времени осталось побыть, а потому давай просто нормально отдохнём, не забивая себе головы пустяками.

Но лето действительно практически заканчивалось, и друзьям пришлось расстаться, они разъезжались в разные города (хотя и в одном направлении), в свои училища.

Во время экзаменов Ивченко немного ознакомился с тем местом, в котором ему доведётся провести три года. Но в сентябре это знакомство стало уже более предметным. Наверное, Степан был менее эмоционален, нежели его друг, но и его на новом месте наполняли эмоции. Первый курс, особенно первые его месяцы — это фактически работа с новобранцами-солдатами. Бесконечные подъёмы и отбои, застилание и расстилание постели (тренировка на время), маршировки на плацу, бег на короткие и длинные дистанции (кросс) и прочие не особо нравившиеся новичкам процедуры. Но Степану и это всё нравилось, может быть, не столько нравилось, как просто он заставил себя понимать, что это необходимо. Без этого не будет ни солдата, ни офицера. В общем, в занятия в училище он втянулся быстро и с охоткой.

Но не всё было так уж просто у Ивченко в училище, правда, только в первое время. И выяснилось это на первой же неделе учёбы во время урока физподготовки, который курсанты проводили во дворе училища, на спортивном городке. Офицер, ведущий занятия, построил взвод курсантов на небольшой, вымощенной камнем площадке, и объяснил, чем они будут сегодня заниматься. После этого он внимательно оглядел две шеренги курсантов и скомандовал:

— Курсант Ивченко!

— Я! — чётко ответил Степан.

— Выйти со строя!

— Есть!

— Курсант Ивченко, вы сможете подтянуться на турнике? — спросил он, когда вызванный им курсант стал перед ним.

— Так точно, товарищ старший лейтенант.

— Сколько раз?

— Не могу знать. Но точно, не менее десяти.

— Хорошо. Впрочем, глядя на вашу мускулатуру, я в этом и не сомневаюсь.

На физзарядку и уроки физподготовки курсанты должны были являться в тёплую погоду года с обнажённым торсом, а потому рельефные мышцы Степана и впрямь были отчётливо видны. Он был спортивным парнем, спорт любил, и в школе, и дома усердно им занимался. Прав был капитан в Батайской авиационной школе, когда внимательно глядя на Ивченко, заключил, что из того получится хороший офицер. Старший лейтенант уже артиллерийского училища продолжил:

— А «солнышко» на перекладине сможете прокрутить? — перекладина и турник — это в большинстве случаев (если только расположены не близко стене) одно и то же, и правильное, в общем-то, первое название, хотя чаще в быту употребляется именно второе. «Солнышко» — было одно из упражнений на перекладине, когда на вытянутых руках нужно было сделать оборот вокруг её металлической оси.

— Так точно!

— Тогда, к снаряду!

— Есть!

Степан подошёл к перекладине, подпрыгнул, обхватил руками гриф (спиной к строю) и поменял руки (повернувшись лицом). Затем он начал делать маховые движения сначала одними ногами, а потом и всем корпусом. Далее через несколько уже сильных махов он сделал как бы стойку на руках на грифе, буквально на долю секунды задержался в этом положение и быстро сменил хват левой рукой из верхнего на нижнее. После этого его тело полетело вниз, делая оборот на перекладине. Ивченко сделал пару таких оборотов назад (спиной), потом снова на долю секунды стал в стойку на руках, после чего сделал уже два оборота вперёд (лицом). На втором обороте, в заключительной фазе упражнения, он снизил темп и сделал соскок вперёд в яму с песком. Его чуть занесло вперёд, но он уверенно сделал доскок, разведя руки в сторону, после чего, уже опустив руки, промаршировал к старшему лейтенанту и отрапортовал:

— Курсант Ивченко упражнение окончил!

Старший лейтенант удивлённо покачал головой и произнёс:

— Здо́рово! Молодец! Где вы так научились? В спортивной школе были?

— Никак нет. Просто в школе. Мне нравилась спортивная гимнастика. Да и учитель физвоспитания у нас был хороший.

— Да, видно, что обучал вас опытный спортсмен. Профессионально сработано. Махи хорошие, а при махах и «закрытая лодочка» нормальная. Хороший также круговой рывок с напряжением пресса при выходе в стойку. Ноги при оборотах не согнуты. Смена захвата. Многие об этом даже не знают, потому их нередко и «сносит» с перекладины при выполнении «солнышка». Но больше всего меня удивила ваша работа плечами, как говорят, махи плечами. И о работе плеч тоже немногие знают. Очень профессионально.

Лейтенант повернулся к строю и сказал:

— Товарищи курсанты! Вот вам пример того, как нужно работать на турнике. Учитесь у курсанта Ивченко.

Затем он снова обернулся к Ивченко:

— Курсант Ивченко, как вы себя чувствуете?

— Нормально, товарищ старший лейтенант.

— Голова не кружится, ничего не болит?

— Никак нет.

— Никаких побочных ощущений нет?

— Нет, — уже не по-уставному, здорово удивляясь подобным вопросам, ответил Степан.

— И сколько таких оборотов «солнышком» вы могли бы сделать? Отвечайте просто.

— Не знаю, честно говорю. Если бы руки были в перчатках, или хотя бы натёрты канифолью, то немало бы, наверное, сделал. А так… — Степан даже потёр натруженные руки.

— Да ещё тяжёлые сапоги, — улыбнулся старший лейтенант. — Ясно. Теперь я вижу, что вы крепкий, здоровый курсант. И никаких побочных явлений после вашей травмы у вас нет, и, надеюсь, не предвидится в будущем. Стать в строй!

— Есть!

Только теперь Стёпа осознал, что это было фактически испытание ему. Значит, запись в его медицинской карточке-справке не прошла незамеченной. И он с благодарностью вспомнил капитана из лётного училища — в этом вопросе тот оказался прав. Большое спасибо ему! Здесь его проверили, уже будучи курсантом, а в лётном училище наверняка бы до этого дело не дошло. Его бы там с такой записью в справке просто не допустили бы к экзаменам. Зачем летунам, как они полагали, лишний балласт.

А далее пошла уже просто служба-учёба Степана Ивченко в военном училище, со своими небольшими тяготами, уроками, экзаменами, нарядами и увольнениями, но также и со своими не меньшими радостями, порой даже озорством и проказами — но это же мальчишки, многим из которым было всего по 18 лет. Чего от них ожидать другого? И солдатами, а уж тем более офицерами, так быстро не становятся. Да и будущим лейтенантам на время их выпуска будет только 21 год. Но вот тогда они уже точно станут гораздо серьёзней, жизнь заставит — они уже будут отвечать не столько за себя, сколько за вверенных им как минимум 30 человек (взвод). И оценивать их станут не по тому факту, как они несут свою службу, а как несут службу их подопечные, чему и как они обучены. Такие вот пироги!

Учился Ивченко в училище хорошо, ему в принципе нравилось здесь. Почти за год учёбы все курсанты уже привыкли к строгой армейской дисциплине — она их прав нисколько не ущемляла, просто лучше организовывала их время, приучала к порядку. В своём взводе Степан был в хороших отношениях с ребятами, но, всё же, наиболее он сдружился с Васей Ордынским, тот был как бы его земляком — уроженец Краснодара. Оба они поступили в училище сразу после школы, у обоих были некие раздумья по вопросу выбора будущей профессии. Но, если Ивченко выбор будущего военного направления был, из-за его медицинской справки, как бы вынужденным, то Василий выбрал этот род войск (тоже изменив своей мечте) по несколько иной причине — парень с детства бредил морем. Он однажды с отцом побывал на море в районе Новороссийска, и море его пленило. И само море, и военные корабли, да и другие сугубо гражданские суда. По этому вопросу у него было много споров с родителями. Да и многие его сверстники отговаривали его быть всю жизнь моряком, но он упрямо стоял на своём. Однако помощь его родителям в этом вопросе пришла с той стороны, о которой он и не думал. В последних классах школы он дружил с девчонкой-одноклассницей, и эта дружба, как многие думали, со временем должна была перерасти и в нечто большее. Симпатия была взаимной, а потому Вася делился со своей Светланой всеми своими мечтами и планами. И вот именно Света отговорила его поступать в мореходное училище. Её аргументы были простыми, но довольно убедительными для парня.

— Вася, но мы же тогда с тобой будем очень редко видеться, — задумчиво протянула Света во время очередного разговора о планах на будущее.

— Почему это?

— Но ты же месяцами будешь в море. Как мы сможем видеться?

— Но и другие офицеры могут служить где-нибудь далеко, и со своими девушками им редко удастся встречаться.

— С девушками, да. В этом ты прав. А вот представь себе другую ситуацию: женатый офицер имеет семью — жена, дети. Семьи офицеров живут вместе, даже где-то в глубинке. Но у тех, кто служит не на море, нет таких длительных отлучек от дома. А моряка-офицера жена и его дети могут не видеть очень долго. Да и каково ему самому месяцами не видеть семью?

— Оп-па! Об этом я как-то и не подумал, — расстроено ответил Василий.

После этого разговора он раздумывал ещё некоторое время, но, всё же, документы подал в Ростовское артиллерийское училище.

В один из июньских дней, уже после ужина, — было время для личных потребностей, — они начали рассуждать об их самом ближайшем будущем.

— Так, ещё пару недель, и, наконец-то, мы на время покинем стены училища, — мечтательно протянул Ордынский.

— Ты домой поедешь?

— Конечно. А ты разве нет?

— Я тоже домой. Но у нас такой простор в Тихорецке, отдых будет отличным — купание на речке, рыбалка. А у вас в городе река Кубань протекает по самому городу или где-то в стороне?

— По самому городу — вьётся эдакой змейкой.

— Хорошо, значит, и ты накупаешься.

И начались восторженные рассказы о том, как каждый из них будет проводить свою первую летнюю побывку. Ребята не хвастались у кого лучше на родине природные условия. Но, всё же, они расписывали, заочно знакомили друга с особенностями отдыха в своём городе.

Этот разговор происходил в четверг, а в воскресенье перед самым обедом весь личный состав училища построили на плацу и объявили о том, что сегодня в 4 часа утра германские войска вероломно напали на Советский Союз. Война!! Это слово обухом ударило по голове всех, но больше всего, конечно, первокурсников. Да, они стремились стать военными, но никто из них не ожидал, что так скоро им предстоит вступить в бой с врагами. А то, что и их ждёт участь старшекурсников, практически уже готовых офицеров, им стало понятно буквально через пару дней. Сегодня же им объявили, что никаких каникул ни у кого из них не будет. Вновь им предстоит учёба и очень напряжённая. Встречено это сообщение было, хотя и с сожалением, но с пониманием. А вот через неделю первокурсники, которые уже были фактически второкурсниками, и узнали, что и они в этом году тоже попадут на фронт. Когда и кем было пока что непонятно. Когда? — скорее всего, не позже конца года. Кем? — не ниже сержантского состава, а возможно, и офицерами. Программа подготовки была сокращена, но увеличено ежедневное время занятий. Естественно, из программы временно «ушли» предметы, которые не касались непосредственно военной подготовки. Всё внимание было уделено практическому обучению артиллериста, и не просто артиллериста, умению не только готовить орудия к бою и стрелять из них, а организации огневой позиции, командованию своими боевыми расчетами, тактики боя и прочему. Вечером, перед отбоем, в курсантских комнатах-казармах царила тишина — кроме того, что все были угнетены последними событиями, причиной тишины было ещё и то, что все засели писать письма близким. Новости были безрадостные, но и родители этих ребят всё прекрасно понимали.

В итоге в средине октября Степан Ивченко, Василий Ордынцев и другие курсанты второго года обучения получили звание младшего лейтенанта, некоторые слабоуспевающие курсанты получили сержантские звания, но фактически должности командиров боевого расчёта. И вот молодые, практически ещё безусые пареньки надели офицерскую форму с одним кубиком на петлицах. Это были нашивки из материи или металла на воротнике обмундирования (имели по краям узкий золотистый галун), к которым и крепились знаки различия. Для среднего командного состава это были квадратики (1×1 см) листовой меди покрытые тёмно-красной эмалью. Вот их-то в обиходе и называли «кубиками». Знаками различия старшего командного состава были небольшие прямоугольнички из листовой меди, покрытые такой же эмалью. Их соответственно называли «шпалами».

— Вот и всё, Вася, — сказал при расставании с другом Степан, их направляли в разные части, — теперь мы уже краскомы.

Краском, — красный командир, — это было общее название для лиц командного и начальствующего состава Красной Армии вплоть до 1943-го года. Ранее, в гражданскую войну, чтобы отличить командира от рядового бойца, командир носил на груди красный бант. Но, не так уж давно, в 1935-м году в Красной армии были введены персональные воинские звания. Конец октября выдался прохладным, а потому одеты выпускники были уже в шинели, но на голове у них пока ещё были фуражки, которые вскоре заменят шапки-ушанки. Хорошо известные всем будёновки были отменены приказом Наркома обороны СССР в июле прошлого года, поскольку, как показала Финская война, будёновка не даёт достаточной теплозащиты в сильные морозы.

— Да, краскомы, — не так уж бодро ответил Василий, — в девятнадцать-то лет. А нам ведь доведётся командовать бойцами, которые, возможно, будут старшими за нас по возрасту. Справимся ли?

— Должны справиться, Вася. Обязаны справиться. Время-то какое! Немцы приближаются к Москве, мы обязаны их остановит, дать отпор.

— Я это понимаю. Всё правильно. Ладно, давай прощаться. Неизвестно, свидимся ли мы.

— В этом ты прав. Но будем надеяться на лучшее.

Друзья крепко обнялись, пожали на расставание друг другу руки, откозыряли и разошлись. Каждый отправился по назначению к месту своей службы, и не просто служить, а воевать с ненавистным врагом.

* * *

Младшему лейтенанту Степану Николаевичу Ивченко на первых порах отчасти повезло с распределением. Да, он, как и почти все молодые лейтенанты попал на Закавказский фронт, командующим которого был генерал-лейтенант Дмитрий Тимофеевич Козлов. Служба Ивченко началась в 256-м артиллерийском полку 9-й горнострелковой дивизии, входящей в 46-ю армию. Почему Ивченко немного повезло? — потому что он не с первого дня попал в жернова боёв. В это время дивизия обороняла границу с Турцией и занималась строительством оборонительных рубежей.

До этого командующий фронтом Козлов принимал непосредственное участие в разработке малоизвестной широкому кругу военной операции по вторжению войск Красной Армии в Иран, в конце л