Девочка из Деревни Тихого Света
Солнце, словно золотая игла, проткнуло облака, и тонкий луч упал на деревянный стол в хижине. Пылинки кружились в его свете, как спутники, заворожённые ритмом иглы. Алиса склонилась над пяльцами, вгрызаясь в шёлк. Каждый стежок оставлял на ткани жгучую борозду — спираль никак не хотела смыкаться. Кончики её пальцев были исцарапаны, будто она водила не иглой, а шипами дикого ежевичника.
— Опять эти кудри? — Голос Лианы прозвучал за спиной, как удар хлыста. Тётя вырвала пяльцы, и нитка лопнула с тихим звоном. Алиса вскрикнула, прижав к губам окровавленный палец. — Ты хочешь повторить её судьбу? — Лиана бросила вышивку в угол, где тени съёжились, будто испугавшись. — Из-за этих узоров Тень едва не поглотила Лунные поля! Распори!
— Но бабушка говорила…
— Бабушка сгорела, — Лиана всадила ножницы в стол так, что дрогнули стеклянные шарики в плетёной корзине. Их переливчатый звон напомнил Алисе о дожде, стучащем по жести. — Ты видела, как пламя лизало её платок? Синее, как глаза демона. Распори, или я сама…
Воспоминания накрыли волной: запах лаванды и воска, бабушкины руки, похожие на корни древнего дуба, поправляют её пальцы.
— Смотри, — шепчет старуха, и под потёртой тканью пялец мерцает пергамент. Серебряные линии переплетаются в паутину дорог, рек, лунных троп. — Спираль — это путь и ловушка. Когда придёт время…
Грохот упавшего котла заглушил слова. Бабушка судорожно прикрыла карту, и с тех пор Алиса видела лишь обрывки: угол с тройной луной, завиток, похожий на серп…
— Марк ждёт у часовни, — Лиана смягчила голос, протягивая стеклянный шарик. Внутри капля смолы Лунного Древа пульсировала, как застывшая кровь. — Возьми. И… не говори, от кого.
Алиса выскользнула из дома, прижимая шарик к груди. Воздух пах грозой и гниющими листьями. У часовни, где корни древнего пня обвивали камни словно чёрные змеи, Марк перебирал фонарь. Его стекло было синим, как лёд в глубине колодца.
— Обмен? — Алиса протянула шарик. На его поверхности сияла трещина — тонкая, как паутина, но глубокая. — Он лопнул, — Марк поднял шарик к свету. Смола внутри заискрилась, высвечивая в трещине что-то тёмное, живое. — Тень уже здесь.
— Но бабушка говорила, смола…
— Смола — это слеза, — он вложил ей в ладонь фонарь. Металл был холоднее зимнего ветра. — А слёзы высыхают. Когда огонь станет синим… ищи начало спирали.
На обратном пути Алиса наступила на тень от пня. Липкий холод обвил лодыжку, потянув вниз, к корням. Она рванулась вперёд, и фонарь в её руке вспыхнул — пламя вытянулось в голубую слезу, осветив лес. Мелькнули силуэты: деревья склонились, словно в поклоне, а между ними проползла тень с слишком длинными пальцами…
Игла скользила по ткани, распарывая спираль. Алиса чувствовала, как вместе с нитками рвётся что-то внутри. Но под подкладкой что-то шелестнуло. Клочок пергамента, жёлтый от времени, был испещрён письменами. Бабушкин почерк, но чернила… они пахли железом и полынью.
«Когда Тень взыграет, ищи корни там, где Луна целует Землю. В сердце спирали — ключ, в слезе — путь. Но помни: та, что шьёт узоры, сама становится нитью…»
За окном завыл ветер. Не ветер — чей-то смех, пропущенный сквозь воду. Алиса прижала фонарь к груди. Синее стекло отразило её лицо — и на миг в зрачках мелькнул отсвет, похожий на языки холодного пламени.
Где-то вдали, у корней Лунного Древа, треснул стеклянный шарик. Смола, тёмная и тягучая, сочилась в землю, рисуя контуры огромной спирали. А в её центре что-то шевельнулось…