Цитаты из книги автора Катя Качур Ген Рафаила

У Данилы изо рта пахло тиной, рукопожатие его было вялым, любовь – преданной, но унылой. Как освещение колхозного коровника. Никогда не погаснет, но ничего и не видно.

Скворчащая сковородка грибов в сливочном масле затмила мысли о жизни и смерти.

Излучение Оболенского напоминало бенгальскую свечу. Радостно, бравурно, бессмысленно, сиюминутно. На это и повелась.

– Боже, не надо! – взмолилась я.
– Боже тебе ничего и не даст, – пробурчала она, отрывая билет от толстого рулона.

– Я бы тоже, как испанец, лег в дурку и валялся там зубами к стенке, игнорируя суету. А меня бы пичкали таблетками и кормили по часам.

– Ложись. Я тебе и здесь дурдом устрою.

– Вы мне мозг съедите, тещенька. А там мозги, наоборот, берегут.

– Нет у тебя мозгов, неча там беречь. Иди лучше сними показания с ловушек и приборов, – поддразнила бабка.

Всяк на земле идет своим путем. Один – спасает этот мир, другой – губит. Этому в руки дают микроскоп, а тому – клинок. Да и корни твои, кровь твоя – деды да прадеды – не оставляют тебе выбора. Думаешь, сам все решаешь, везде рулишь, а оказывается, давно за тебя все продумано. Кто ты, какова твоя роль, за кого отомстишь, ради чего умрешь…

Далеко еще до Острова Рафаила? – спросила у деда.
– Нет, пару остановок. Это между Большой Грязью и Запёздьем.
– Чем, простите?
– Запёздьем, – невозмутимо ответил дед.
У меня смешались все пазлы. Я ехала в эту глушь, потому что случайно увиденное в интернете географическое название «Остров Рафаила» полгода будоражило мое воображение. Я хотела понять, как, чем руководствовались люди, дав деревне на берегу Волги имя архангела из Ветхого Завета. Но Запёздье, следовавшее прямиком за Островом Рафаила, показалось мне апогеем народной логики. Это как Зазеркалье, Заполярье, Запределье… За гранью всего живого, святого, стыдливого, порочного. За чертой, куда невозможен вход самим архангелам, не говоря уже о нас, потных и грешных.

Весна в этом году была похожа на развратную девку, готовую отдать себя за грош. Она не кокетничала, не строила глазки, не ходила на цыпочках «шаг вперед – два назад». Она сожрала сугробы за неделю и выпила всю талую воду. Она бесстыже раздвигала белые груди облаков, грела своим животом землю, складывала трубочкой толстые губы и сквозь них дула горячим воздухом на траву, деревья, зверей – больших и малых, сдирала косынки с деревенских баб, раздевала до трусов мужиков. Почки лопались ей навстречу, лисы и волки спаривались, люди покрывались веснушками и рыжими метками, дачники – «лягушачьим загаром», дети – занозами и клещами.

– Не мила мне жизнь, – сказал он внезапно теще после сводки последних новостей от Хуана.
– Ишь какой, ты ей больно мил… – съязвила Батутовна.

– Запомни этот июль, – сказал дед. – Запомни эти маки. Запомни каждого шмеля вокруг. Я ушел, ушел твой лис, ты уйдешь когда-нибудь, а у Земли каждый год будет бушевать такое божественное лето…