— Это обычное человеческое отношение, — мгновенно возразил вампир. — Люди охотнее верят в дьявола, чем в Бога и в добро. Не знаю почему... Может быть, разгадка проста: творить зло гораздо легче. А говорить, что человеком овладел Сатана, — все равно что объявить его сумасшедшим.
— Ты отчаянно жаждешь того, чего никогда не можешь иметь, — возразил он, и голос его неожиданно зазвенел. — Ты смог провести Габриэль и Никола через барьеры, отделявшие их от тебя, но сам никогда не вернешься обратно.
Но в этом мире не осталось абсолютно никаких ценностей. Всем заправляет мода. Даже атеизм не более чем дань моде.
Я хотел было сопротивляться, но он так крепко прижимал меня к себе, что все мое распростертое тело находилось в его власти.
«Послушай, Луи», — сказал он и прилег на ступеньки рядом со мной, двигаясь изящно и интимно, словно любовник. Я отшатнулся, но он обнял и прижал меня к груди.
Я старался не смотреть на него, чтобы не поддаться чарам его безупречной красоты.
Как человек, который хочет умереть, но боится наложить на себя руки, я будто искал смерти: гулял один по самым темным улицам и аллеям города, напивался до потери сознания в кабаре, только по апатии уклонился от двух дуэлей... Мне искренне хотелось, чтобы меня убили. Кто угодно: пьяные матросы, грабитель, маньяк. Но случилось так, что мне встретился вампир.
Тебе прекрасно известно, что такие, как мы, не имеют права на существование, — сказал Арман. — Чтобы осознать это, совсем не обязательно читать книгу Лестата. Любой из нас скажет тебе, что это было отвратительное, демоническое слияние...
Стоит ли вдаваться в подробности? Ты весишь не больше ста тридцати фунтов. Алкоголь разъедает внутренности. Ты наполовину безумен. Практически ничто в мире не доставляет тебе радости»
Когда-то он собирался даже принести с собой самую современную медицинскую аппаратуру, чтобы выяснить наконец, что же с ними происходит. Он готов был подключить к их головам электроды и попытаться уловить мозговые импульсы. Однако сама идея применения всех этих ужасных и бесчувственных приборов показалась ему лишенной вкуса и потому неприемлемой. В конце концов, хочет он того или нет, но они оставались для него царем и царицей, Отцом и Матерью всех ему подобных. Находясь под его защитой, они безраздельно правили вот уже в течение двух тысячелетий.
