— Это обычное человеческое отношение, — мгновенно возразил вампир. — Люди охотнее верят в дьявола, чем в Бога и в добро. Не знаю почему... Может быть, разгадка проста: творить зло гораздо легче. А говорить, что человеком овладел Сатана, — все равно что объявить его сумасшедшим.
— Ты отчаянно жаждешь того, чего никогда не можешь иметь, — возразил он, и голос его неожиданно зазвенел. — Ты смог провести Габриэль и Никола через барьеры, отделявшие их от тебя, но сам никогда не вернешься обратно.
Но в этом мире не осталось абсолютно никаких ценностей. Всем заправляет мода. Даже атеизм не более чем дань моде.
Все, что видел и слышал, было мне безумно интересно, все трогало мою душу — даже шуршание карт, которые глянцевыми рядами ложились на полированное дерево стола.
Волшебство повторилось, как в первый раз; я чувствовал, как бьется и затихает в моих руках теплое живое тело.
Волшебство повторилось, как в первый раз; я чувствовал, как бьется и затихает в моих руках теплое живое тело.
Он воздел руку над столом и поднял указательный палец вверх, словно ангел, несущий Слово Божье. — Вот в чем принципиальная разница между вашим зрением и моим. Мне самому этот жест показался медленным и даже вялым.
Я лежал на Лестате лицом вниз.
Не могу понять, чего ты боишься? Ты как человек, который потерял руку, но все еще говорит, что чувствует в ней боль
Я спорил с Лестатом и вдруг понял, что цепляюсь за старые страхи только по привычке, потому что пока не могу разобраться в своем новом положении, почувствовать себя раскованным и свободным.
