пролог

Есения

В детстве я была непоседливой и любопытной. Я задавала родителям тысячи вопросов, хотела пойти во все стороны сразу, чтобы посмотреть, что там. Папа щелкал меня по носу и говорил: «Любопытство сгубило кошку». Смысл этих слов я совершенно не понимала. Повзрослев, поискала в интернете ответы. Оказывается, это английская поговорка. По одной из версий, у нее есть продолжение, но папа о нем, наверное, не знал. Полный перевод звучит так: «Любопытство сгубило кошку, но, удовлетворив его, она воскресла». Согласитесь, фраза сразу обретает совершенно противоположный смысл.

Наблюдатель

Мне было двадцать, а тебе — восемнадцать, когда мы впервые встретились на той хеллоуинской вечеринке в клубе, где я подрабатывал барменом.

Ты пришла в компании ведьмы, медсестры и вампира.

Я не мог отвести от тебя взгляд. Грязно-белое свободное платье в пол покрыто бурыми разводами, на лице — «синяки» и «запекшаяся кровь», на шее — красное колье, имитирующее перерезанное горло, волосы небрежно падают на плечи. Ты была очень красивой, и пугающий грим тебе шел.

Я надеялся, что ты пойдешь к стойке за напитками, но, к моему огорчению, ко мне направились ведьма и вампир. Я мог наблюдать за тобой только издалека.

Позже мне повезло, и за следующим бокалом ты отправилась сама.

Я следил за тобой, когда ты медленно шла в мою сторону. Что-то сдавило мне легкие, и на мгновение я забыл, как дышать. Сковало все тело… я не мог пошевелиться. Сердце перестало биться. И я просто глядел на тебя и думал, что́ вдруг со мной произошло. А затем сердце словно взбесилось, забилось с утроенной силой. Я снова смог дышать, и вместе с воздухом легкие стали наполняться чем-то, чему я не знал названия.

Меня напугал этот калейдоскоп чувств и эмоций.

Подойдя к бару и посмотрев на меня, ты ахнула:

— Синяя Борода? Не может быть!

Я хмыкнул, стараясь скрыть волнение под маской непринужденности:

— Знаю, непопулярный и несправедливо забытый образ. А вы… — Я замялся, думая, кем ты можешь быть.

Ты хитро посмотрела на меня:

— Отгадай.

— Что-то на тимбёртоновском? Труп невесты?

— Неа.

— Саманта из «Звонка»?

— Мимо.

— Девочка из «Интервью с вампиром»?

— Снова мимо.

Чем больше промахов я делал, тем шире ты улыбалась. Я чуял тут подвох, но не мог распознать его. И наконец беззащитно поднял руки:

— Сдаюсь. Прости, я не поклонник хорроров.

Ты выдержала интригующую паузу:

— Ты сейчас упадешь. Я твоя мертвая жена!

Я открыл рот от удивления. Погладил свою накладную синюю бороду:

— Ты меня обманываешь!

— Честное слово.

— Ну кто нарядится в мертвую жену Синей Бороды? Все хотят быть Дракулой, Уэнсдей, Малефисентой или Пеннивайзом.

Ты гордо улыбнулась:

— Спойлер: я.

— Как тебе это пришло в голову?

Ты пожала плечами:

— Не знаю. Просто это моя любимая сказка.

Ты замолчала, в восхищении меня разглядывая и поражаясь такому совпадению.

— Нет, но с ума можно сойти! Я просто обязана сделать с тобой селфи!

Ты достала телефон, перегнулась через стойку и, прижавшись щекой к моей щеке, обняла меня.

— Что налить моей мертвой жене? — спросил я после того, как ты сделала несколько фотографий. — Напиток за счет заведения.

— Правда? — обрадовалась ты. — Мне черный мартини со льдом.

Пока я делал тебе мартини, мы немного поболтали про вечеринку, костюмы и музыку. Вместе с бокалом я дал тебе конфетку: просто удача, что это оказался «Золотой ключик». Ты потянулась за ириской, но я не спешил ее отдавать.

— Ходи везде и пользуйся всеми ключами, кроме вот этого, самого маленького, — с напускной строгостью сказал я. — Он открывает дверь в комнату, куда тебе ходить запрещено. Ослушаешься меня — жди беды.

Ты засмеялась и забрала ириску.

— Спасибо. Обязательно загляну в ту комнату. Удачной женитьбы, Синяя Борода, — подмигнув, весело сказала ты перед тем, как уйти к своей компании. — Надеюсь, твоей новой жене повезет больше.

И ты направилась за столик.

— О, ей повезет, не сомневайся, — ответил я, провожая тебя взглядом.

С тех пор прошло семь лет, и я все еще с тобой.

Только ты об этом не знаешь.

глава 1

ЛАВАНДОВАЯ ВЕСНА

Октябрь, понедельник

Где-то вдалеке играет ненавистная мелодия. Она становится все громче и громче.

С трудом разлепляю глаза. Тяжело вздыхаю. Знаю, позитивные мысли приманивают успех, поэтому громко думаю: «Какой впереди классный и насыщенный день, я просто без ума от понедельников, и как же я обожаю вставать в четыре утра!»

Серж спит рядом: на мои будильники он никогда не реагирует.

Серж — мой парень, с которым мы вместе живем больше года. Он фитнес-тренер, работает в клубе в нашем городе, и если не ошибаюсь, то сегодня первая тренировка у него в одиннадцать. От этой мысли дико хочется его пнуть, но я держусь.

Спускаю ноги с кровати. Сердце возмущенно колотится от недосыпа.

Расслабляться некогда — электричка ждать не будет. До станции нужно добираться на маршрутке, четкого расписания у которой нет. А мне всегда не везет: как только я подхожу, оказывается, что моя маршрутка только что уехала.

Мы живем на северо-востоке Подмосковья, а работаю я на юге от Москвы, за МКАДом. Там на пыльном шоссе стоит один захудалый автосалон, где я тружусь в отделе рекламы. Дорога до работы занимает четыре часа: маршрутка, электричка, метро, снова маршрутка и пешком. Уезжаю в пять утра, домой возвращаюсь в десять вечера.

Я привыкла к такому режиму, хоть и тяжеловато дается. Но это временно, вот наберусь опыта и обязательно найду работу поближе.

Меня зовут Есения, можно просто Еся, мне двадцать пять лет. У меня кудрявые темные волосы и стрижка каре, пухлые щеки и круглые, как будто вечно испуганные зеленые глаза. А моя фигура, ну… При росте 165 сантиметров я ношу размер L (ладно, слегка лукавлю — некоторые вещи у меня XL, но они маломерки, честное слово!) — а вы уже сами решайте, много это или мало. Серж хоть и тактично молчит, но считает, что много. Я знаю, он предпочитает девушек, похожих на доски. Тех, которые круглые сутки пропадают в спортзалах и питаются одним смузи из сельдерея.

Но любовь — штука крайне непредсказуемая. И потому Серж со мной.

«Ты моя пленительная баржа! Как же гармонично смотрится твоя большая корма и как же обворожительны твои буйки!» — ласково говорит он мне.

На что я отвечаю, как же прекрасен он, мой обольстительный неандерталец, и как гармонично смотрится его черепушка с сильно развитым челюстным аппаратом и крохотным мозговым отделом.

Удивительно, что мы до сих пор не расстались, ха-ха!

Ладно, я немного лукавлю, на самом деле мы отлично ладим, просто обожаем шутить друг над другом. С чувством юмора у нас все в порядке.

И ему правда нравятся крутые бедра с «ушками».

Серж старше меня на год, в субботу ему исполнится двадцать шесть. У него спортивное загорелое тело, выразительные брови и такое располагающее лицо, что всем сразу хочется с ним подружиться. На улице я ловлю обращенные к нему взгляды девушек и с гордостью думаю: это мой парень! Он выбрал меня!

Мы познакомились в фитнес-клубе. Как-то на открытии торгового центра в нашем городе на улице проводили лотерею, и я выиграла персональную тренировку. Моим тренером оказался Серж, так все и завертелось.

Я чищу зубы, затем двигаю на кухню, где быстро сооружаю бутерброд с колбасой и готовлю растворимый кофе. Я так и не привыкла к столь раннему завтраку. Подташнивает. Бутерброд — единственное, что мой организм не отторгает в четыре утра. А позавтракать надо обязательно, а то в следующий раз смогу поесть только в час, в обеденный перерыв.

Я вяло жую бутерброд, хотя он и вкусный: свежайший мягкий хлеб, ароматная докторская колбаска. Это несправедливо: я не хочу есть сейчас, когда есть возможность, но часов в девять, когда приеду на работу, — захочу. А там перекусить негде и некогда.

После завтрака я наскоро причесываюсь, закалываю волосы любимыми заколками с лавандовыми курочками. Собираю огромную сумку-торбу, кладу туда ботинок и запасные шнурки: заменю их в дороге. Дома я этого сделать не успеваю вот уже две недели.

В 4:40 выхожу из дома. Сержа не бужу, чтобы попрощаться: пусть спит, любимый гад.

В электричке я сажусь на свое привычное место у окна по левую сторону. Несмотря на ранний час, народу в такое время ездит прилично, а многие живут еще дальше, чем я.

Я достаю ботинок и занимаюсь сменой шнурков. На меня косо поглядывают, но мне все равно: я частенько делаю разные бытовые дела в дороге, так что к осуждающим взглядам довольно закаленная. В принципе, в электричке можно много чем заниматься, если приспособиться.

Закончив, я открываю на телефоне рабочий аккаунт, проверяю, как идет рекламная кампания. Убеждаюсь, что все нормально, выдыхаю. Затем достаю наушники и запускаю аудиокнигу. Обожаю слушать викторианские романы про неработающих женщин, которые проводят круглые сутки в чтении, музыке, прогулках и сплетнях.

Без десяти девять я вхожу в автосалон.

Первый его этаж занимает выставочный зал, который выглядит еще более-менее, а вот сам офис, где сидят сотрудники, ютится в подвале. И вот это полный треш. Стены — голый неровный бетон, потолка просто нет, да и зачем он нужен? Ведь тянущиеся по бетону гофрированные трубы и провода смотрятся так гармонично!

В двадцатиметровом кабинете сидят пятнадцать человек. Чтобы сэкономить место, вместо столов тут узкие длинные стойки, прикрученные к стене. Сидим мы лицом в стену. Это ужасно неуютно — любой может заглянуть через плечо в твой монитор.

В отделе рекламы работают три человека: два ассистента (в том числе и я) и специалист. Мы сидим рядом, вдоль стены.

Никогда не думала, что буду работать в рекламе. Я пришла сюда год назад на собеседование на должность администратора. Просто от отчаяния — не могла найти работу. И прямо на моих глазах из автосалона сбежала зареванная девушка. Как оказалось, это так уволилась менеджер по рекламе. Мне предложили ее место, и я согласилась. Меня посадили к дерганому парню с огромными синяками под глазами. Сообщили, что это Виктор и что мне нужно смотреть, что он делает, потому что через две недели он тоже сбежит и вся работа перейдет мне, ведь менеджеров больше не останется.

Я обрадовалась. До этого считала, что на должности администратора мне предстоит принимать звонки от озлобленных клиентов или скучающих извращенцев, а еще подавать кофе пяти начальникам. А менеджер по рекламе — это звучит так важно!

На практике оказалось, что мне нужно разбираться с CTR, CPC, конверсией и воронкой продаж. И да… Подавать кофе пяти начальникам, потому что мое рабочее место прямо у двери, я сижу практически на проходе в обнимку с кофемашиной, и из коридора всем кажется, что меня наняли наливать кофе.

Не успеваю я даже открыть рабочий аккаунт, как в кабинет влетает начальник — потный, со злым, красным и одутловатым лицом. Так себе видок.

— Вы чего устроили, тупые одноклеточные?! — орет он. Наш отдел вытягивается по струнке: мы понимаем, что это радостное приветствие относится к нам.

— В смысле? — спрашивает Мика, коллега из другого отдела, который всегда ходит в футболке с Чипом и Дейлом и надписью «Слабоумие и отвага!».

— В смысле?! В смысле?! — грохочет начальник так, что по стенам идет вибрация. — Что с рекламой?! Ефросинья, речь, между прочим, о твоих кампаниях!

Последнее обращение — ко мне. Когда он коверкает мое имя, у меня дергается глаз. Но поправлять надоело, да и неподходящий момент: еще сильнее разозлю.

Женя, второй ассистент, выдыхает, узнав, что сегодня виновник торжества не он. Даже победную улыбку не прячет, говнюк. Да, сплоченностью в нашей компании не пахнет, все радуются неудачам друг друга.

Я вжимаюсь в стул, пытаюсь куда-нибудь затечь.

— Гниды, где ли́ды?! Елисея, я тебя спрашиваю! Где, твою мать, лиды? С пяти утра ни одного лида!

— Сейчас посмотрю, — спокойно говорю я, а про себя ругаюсь: «Есения, плешивый ты бабуин, меня зовут Есения!»

Вообще, правильно произносить лиды́, но начальник делает ударение на первый слог. От этого в голову каждый раз лезет такая картина: много-много одинаковых Лидочек из «Операции Ы» спрятались от моего начальника, а он бегает, орет, ищет их, кричит: «Где Лиды, Лиды где?!»

— Это «сейчас» надо было сделать три часа назад! Вы с чего вдруг решили, рабы вы паршивые, что у вас восьмичасовой рабочий день?! — Лицо у него перекашивается от гнева. А по цвету равняется со свеклой.

Кстати, у начальника есть прозвище, которое я ему дала, но которое употребляю только про себя, а то в компании много доносчиков: Буль. Во-первых, когда начальник орет, у него в глотке все время что-то булькает. Во-вторых, со своими близко расположенными узкими глазами, крупным носом и толстой шеей он очень напоминает мне бультерьера. В детстве один такой пес цапнул меня за ногу. Хорошо, мне попался ленивый бультерьер, и укусил он слабо. Если бы он использовал все свои заложенные природой мощности, то выдрал бы мне кусок ноги. А так — небольшая ранка, от которой остался шрам. Но собак этой породы я с тех пор не люблю.

— Реклама идет круглые сутки! — гремит Буль. — Это значит, что, если я в два часа ночи позвоню, вы мне должны четко отрапортовать, сколько уже потрачено и сколько получено!

Пока он орет, я в панике бегло просматриваю статистику.

— Сегодня пониженный спрос, — поясняю я. — Отсюда и нехватка кликов и звонков. Уже поднимаю ставки, через пару часов выровняемся.

Начальник немного успокаивается.

— Если к обеду не догоним вчерашние показатели… — Он поднимает руку и растопыривает пальцы. Выдерживает театральную паузу, сжимает кулак, как будто раздавливает что-то, и с угрозой говорит: — Всех уволю!

С этими словами он выходит. В кабинете гробовая тишина. Все торжествующе и высокомерно смотрят на провинившийся отдел — в нашем змеином клубке обожают подобные разносы, но с поправкой: если мишень — не ты, а кто-то другой. А в нашем отделе все злобно смотрят на меня: это мой косяк, поскольку плохо идут мои кампании, а достается всем.

Как я и обещала, немного повышаю ставки. Дело идет лучше, и к обеду автосалон получает с рекламы свое обычное количество лидов — звонков и заявок.

В час — обеденный перерыв, который длится полчаса. Кухни у нас нет, есть крохотный закуток, к которому мое место жмется. Там стоит тумбочка с кофемашиной и чайником. Есть в офисе не запрещено, но добровольно-принудительно не рекомендуется. Вентиляция-то плохая, даже если простой пирожок съесть, все равно останется запах. В пятницу Лика на рабочем месте выпила йогурт, и я сразу унюхала, что он клубничный.

Так что на месте никто не ест, а тому, кто нарушит негласный запрет, Мика быстро налепит на стол наклейку со скунсом, и он потом еще пару недель будет объектом всеобщих обсуждений. Единственное, на что запрет не распространяется, — это шоколадки, печенье и прочая вредность.

Из ближайших мест, где можно поесть, — ужасно дорогая кафешка, где не то что в полчаса, даже в полтора не уложишься — так медленно обслуживают. А еще — палатка с фастфудом, где продаются чебуреки и шаурма. Думаю, понятно, куда бегает в перерыв половина офиса, и я в том числе. Где едят остальные, понятия не имею.

В обед бегу в фастфудную, заказываю два чебурека и кофе. Вижу на витрине возле кассы шоколадки по акции и беру сразу пять штук — на всю неделю.

Наскоро закинув в себя 2000 калорий и запив их кофе, я несусь обратно в офис.

После обеда появляется новое крупное дело: замена цен в объявлениях по моделям китайских авто. Но тут же наваливается срочная текучка, и эта работа откладывается. Там крайний срок завтра, так что еще успею.

Я решаю заняться этим на обратной дороге. Делаю работу в метро, но в электричке приходится стоять, свободных мест нет. Так ехать очень жарко, а еще начинает тошнить, если уткнуться в телефон. Так что эти задачи я переношу на завтрашнее утро.

Дома я оказываюсь в 22:05. Сразу замечаю у двери два полных мусорных пакета. Ох, Серж не сходил на помойку. Приходится идти самой.

В уме перечисляю список дел: постирать белье и развесить его сушиться. Еще найти в холодильнике источник запаха тухлятины: уже несколько дней вонь стоит невыносимая. Что бы это ни было, оно достаточно отстоялось, чтобы стать мусором. Хорошо бы еще заняться носками, а то по непонятной причине в комоде лежат одни одиночки, их пары таинственным образом исчезли. Я даже в грязном белье их не нашла. Помыть душевую от извести, чайник — от накипи.

Я ужасно голодная. Уверена, что Серж приготовил ужин — у него свободное время сегодня часов с четырех.

На кухне застаю Сержа за поклейкой обоев. Он сидит на корточках и с дотошностью ювелира что-то вымеряет.

— Ты решил обновить интерьеры? — шучу я и чмокаю Сержа в макушку.

— Да Белка снова отодрала кусок, — отвечает он.

Белка — мерзкая кошка Сержа, второе и последнее животное после кусачего бультерьера, которое я на дух не выношу. Она обо мне примерно того же мнения.

— Пойду займусь делами, — говорю я и выхожу из кухни, чтобы не терять драгоценные секунды. — Скоро будет ужин?

Я не слышу, что отвечает Серж.

Заливаю душевую чистящим средством, закидываю белье в стиралку. Быстро чищу душевую, заодно и раковину.

В спальне чувствую запах кошачьей мочи. Обнаруживаю, что Белка нассала на кровать, и именно на мою половину. Она сделала это специально.

Меняю белье.

Наконец возвращаюсь в кухню. Серж все так же занимается обоями. Пытается приклеить шов к шву, чтобы не было ни намека на то, что кто-то однажды отодрал кусок. Осматриваюсь в поисках еды.

— А где ужин? — открываю кастрюлю на столе, но она пустая.

— Малыш, так я же крикнул тебе, что занят, — отвечает он недоуменно. — Я не успел, вертелся весь день. Сам не ужинал еще, пожарь нам котлетки, а?

— И где же ты вертелся весь день? — холодно спрашиваю я, доставая диетический фарш из холодильника. Быстро сооружаю кривые котлетки и бросаю их на сковородку.

— Сначала работа, потом машину на ТО отвозил. И в ателье гонял, твою куртку, кстати говоря, чинить, — добавляет он выразительно, показывая, что я несправедлива к нему.

Я жду продолжения, но его нет.

— И все?

— И обои!

— И давно ты ими занимаешься?

— Часа два уже.

Он осторожно клеит кусок шов к шву, оценивает и снова отлепляет. Я подхожу к нему, вырываю кусок обоев из рук и не глядя леплю.

— Все! Готово! Жарь нам котлеты, — объявляю я.

Серж в ужасе:

— Ты что? Так не делается!

Он снова отлепляет.

А я взрываюсь.

Серж — перфекционист. Он одевается только в лучшее, и прическа у него должна быть идеальной, и любое дело, за которое он берется, должно быть сделано на 10 из 10. Но беда в том, что идеальное исполнение требует времени, а у нас его нет. Поэтому я всегда злюсь. Вся моя жизнь — сплошной закон Парето, когда ты прикладываешь 20% усилий и получаешь 80% результата, а на остальное просто забиваешь: нет времени. Этот закон я применяю во всем: на работе и дома, в быту. Иначе я бы просто не выжила. Я привыкла делать по десять дел одновременно, и всегда в спешке, на нервах, будто меня подгоняют палкой. Серж так не умеет, он если и берется за дело, то делает его медленно, долго, тщательно и с удовольствием.

Вот и теперь: пока я делала кучу дел и носилась по квартире, как заводная машинка, Серж клеил микрокусок обоев, но так и не доклеил! Я бы управилась за минуту! Я ворчу: почему он не понимает, что в приоритете у нас куда больше разных дел, чем эти дурацкие обои? Серж терпеливо возражает, что обои — часть интерьера, и это невероятно важно. Я отвечаю на это: «Для нас важно не зарасти грязью! А еще мне очень хочется поспать подольше, чем четыре часа!»

Мы долго переругиваемся, и в конце концов зашипевшая сковородка заканчивает наш спор: котлеты подгорели.

Мы ужинаем в молчании. Мне невкусно: котлеты сухие, царапают горло. Серж чувствует вину, после ужина моет посуду и говорит, чтобы я пила чай и отдыхала, а он сам развесит белье. Но Белка делает в лоток свои грязные дела, по всей квартире расходится вонь. Серж все убирает и сыпет новый наполнитель — конечно, неспешно, тщательно, как будто получает от этого удовольствие.

Я вздыхаю, выпиваю свой чай одним глотком, как шот, и иду развешивать белье.

Хлипкая подвесная сушилка не выдерживает тяжести белья, веревки рвутся, и две перекладины падают, больно стукнув меня по голове. Еще несколько минут уходит на починку. А Серж все еще меняет Белке туалет.

Освобождаюсь я в 23:50. Быстро принимаю душ. Вижу, что Серж на кухне вернулся к любимому и недоделанному занятию.

Перед сном немного делаю работу — ту самую замену цен на модели китайских авто. Ложусь спать одна. Серж еще клеит обои.

Вторник

Когда в четыре утра звонит ненавистный будильник, обнаруживаю, что уснула с включенным ноутбуком в руках. Интересно, я поспала хотя бы пару часов?

По дороге до офиса занимаюсь заменой цен — дело продвигается медленно. Сегодня нужно отложить все дела и в первую очередь сосредоточиться на этом.

С утра мало звонков, и, конечно же, по мнению начальства, виновата реклама. Нужно срочно разобраться и исправить.

И я сижу, копаюсь в статистике, смотрю, сравниваю сегодняшний день со вчерашним. Спойлер: это крайне бестолково. Проводить эффективную аналитику можно, оценивая только длительные периоды. Но Буль всегда хочет результаты «здесь и сейчас». Так что моя работа очень похожа на черпание воды из реки ситом: черпаешь и черпаешь, а она все не черпается. А сзади стоит начальник и стучит по голове: черпай быстрее!

Хотя я работаю на должности ассистента, у меня почти с самого начала далеко не ассистентские обязанности. Буль обещал повышение, но сказал, что пока рановато: уж больно много косяков. Моя работа требует внимательности и постоянных проверок, а я от природы жутко невнимательная. Но сейчас, думаю, все же с этим стало получше: опыт.

После обеда в чебуречной остается чувство ненасыщенности, и я вспоминаю про шоколадки. Молниеносно съедаю одну целиком и думаю: может, еще? Такой тяжелый день, хочется наградить себя чем-то. Тянусь к сумке и обнаруживаю, что шоколадка осталась всего одна. Как это? Еще только вторник, я купила их на всю неделю! Неужели три слопала вчера? Или две вчера, а две сегодня? Не может быть! Я бы заметила.

Вижу, что на столе лежат две обертки. Ох, правда, на автомате съела две. Когда успела? Обидно, что я даже не помню! Последнюю шоколадку решаю приберечь на завтра. Но не сдерживаюсь и уничтожаю ее уже через пару минут мучительной внутренней борьбы.

Во второй половине дня ситуация с рекламой не улучшается. Буль рвет и мечет.

— Ленивые твари! Вы че, страх потеряли? Отпуск себе решили устроить, падаль? Я вам устрою! — орет он, ворвавшись к нам в кабинет. Хватает чью-то чашку и бросает в стену надо мной. На меня и еще нескольких коллег обрушивается град осколков. — Всех уволю нахер!

Несколько часов проходят в панической работе. Я понятия не имею, почему реклама идет хуже, чем вчера, все показатели одинаковые. Но ближе к вечеру наконец выясняется, что же не так: на сайте какая-то ошибка, из-за которой часть потенциальных покупателей просто не могут ни позвонить, ни оставить заявку. Виноват разработчик, а все шишки — на отдел рекламы, особенно на меня, как всегда. Но, конечно, начальник передо мной не извиняется. Не царское это дело.

Под конец дня из туалетной кабинки слышу голоса зашедших коллег, Евы и Лики, из кол-центра. Сначала я не обращаю внимания на то, о чем они говорят, но вдруг слышу свое имя. Вслушиваюсь и понимаю, что вся суть их разговора сводится к моей персоне.

Ева и Лика спорят. Одна считает, что я беременная, а вторая — что я просто потолстела.

Ха, вовсе я не потолстела! По крайней мере, за последнее время. И я не беременная. А этим двум сплетницам надо носить очки. Вечно они всех обсуждают: и плешь у Алекса на макушке просвечивает, хотя ему всего двадцать пять, и ноги у Тины кривые, и нос у Кристи не такой, и пальцы у Миры некрасивые… Вот теперь и мне досталось. Мне особо и не обидно: курицы, что с них взять.

Снова на обратной дороге работаю. Я когда-нибудь дослушаю аудиокнигу?

В электричке ловлю последнее свободное место у прохода. Но от стоящего рядом мужика исходит такое жуткое амбре, что мне приходится уйти. Встаю в проходе. Достаю из сумки железный крючок в форме S — всегда ношу его с собой на случай, когда в транспорте нет мест. Я цепляю крючок к ручке сидения, вешаю на него сумку и куртку.

Продолжаю работать. Сразу начинает тошнить, но я упрямо не отвлекаюсь от экрана. За полчаса до прибытия освобождается место, и я сажусь. И работаю снова…

Проезжаю свою станцию и спохватываюсь только через четыре остановки.

Пока я еду обратно, остается время подумать о дне рождения Сержа.

Он не хочет отмечать, но я решила сделать сюрприз и уже тайком позвала гостей. В субботу он работает до вечера, и у меня будет время все организовать. Я даже собираюсь испечь торт. Правда, это муторно и долго, но я очень хочу его порадовать.

Думаю, что приготовить: друзья Сержа из его фитнес-тусовки едят только низкокалорийное, плюс Лора — пескетарианка. Половина из них точно сидит на какой-то хитрой диете. А еще размышляю, как всех рассадить, чтобы поместились в нашей маленькой квартире.

Дома я оказываюсь в 22:40.

Сразу прохожу на кухню. В сковородке на плите лежат какие-то мерзкие зеленые шарики, похожие на комочки шерсти: Белка порой такими блюет. А рядом с шариками — мелкие хилые морковки, которые, судя по виду, на грядке всегда считались изгоями, и их собратья явно отнимали предназначенную им часть питательных веществ.

— Не смотри с такой тоской. — Когда я сажусь за стол, Серж ставит передо мной тарелку с неаппетитным содержимым. — Это вкусно! И здесь все сбалансировано.

— Я этим не наемся, — вздыхаю я.

— А ты ешь медленно! И тщательно прожевывай. — Серж садится напротив меня.

— Я последний раз ела в час. Сейчас почти одиннадцать. Я без еды десять часов и сейчас готова съесть целый курятник жирненьких цыпочек, зажаренных до золотистой корочки.

— Тебе просто так кажется! Поверь профессионалу! — бодро говорит Серж. — Я высчитал твою текущую потребность в калориях, тебе этого вполне хватит. Плюс на ночь есть вредно. И сколько раз я тебе говорил не делать таких перерывов в еде… Это же удар по организму! Есть надо каждые три часа маленькими порциями…

У меня нет сил спорить с Сержем. Мы и так часто ворчим друг на друга по вопросам еды. Он не понимает меня, а я его.

Я уминаю содержимое тарелки за минуту. Хмуро смотрю на Сержа:

— Мой организм не понял, что он поел.

— Подожди двадцать минут! Придет насыщение.

Но я не могу ждать, меня все раздражает. Я вскакиваю, подхожу к холодильнику, открываю морозилку и вытаскиваю пачку пельменей. Ставлю на плиту кастрюлю. Мои движения резкие, нервные: я все делаю демонстративно, показывая Сержу, что его система питания — полная фигня. Она мне просто не подходит, она:

 

а) для тех, кто уходит на работу в девять и приходит в шесть;

б) тех, кто может позволить себе кучу перерывов, чтобы есть этими дурацкими маленькими порциями;

в) тех, у кого на работе хотя бы есть кухня!

 

Мы все это обсуждали тысячу раз, но Серж упорно не слышит меня. Вот и сейчас он считает, что я просто капризничаю. Вздыхает, нарочито громко отодвигает стул, встает и молча уходит.

Я знаю, он очень старается замотивировать меня заняться собой и своим телом. Повторяет, что любовь к себе начинается с желания стать лучше. Все время разрабатывает для меня какие-то программы питания и спорта. Но я не могу им следовать.

Я мою посуду, выбрасываю переполненный мусорный пакет, мою ведро.

Съедаю пельмени с огромным чувством вины. Ведь еще на прошлой неделе я клятвенно пообещала Сержу, что с понедельника возьмусь за себя. Но уже закончился вторник…

Ложусь спать в 00:20.

Перед сном вообще-то планировала поработать, но меня жутко вырубает, и я просто уже не соображаю.

Завожу будильник на три утра — лишний час потрачу на работу.

Серж лежит спиной ко мне и делает вид, что спит: обиделся.

Ну ладно, не сегодня. Но завтра обязательно возьмусь за себя!

глава 2

НАБЛЮДАТЕЛЬ

Среда

В 3:40 утра на кухне ты проливаешь на меня очень вкусный и сладкий кофе — клавиши «к» и «н» будут залипать еще неделю. Я отрубаюсь. Когда ты меня включаешь, последствия катастрофы уже ликвидированы. Я снова сухой, а ты с расстроенным лицом и крохотной надеждой смотришь на меня:

— Давай! Пожалуйста, скажи, что сработало автосохранение!

Мне бы хотелось тебя порадовать, но не могу. Автосохранение не сработало, об этом я узнаю́ раньше тебя. Время, которое ты планировала потратить на работу, прошло впустую. Ты открываешь рабочую программу и сама убеждаешься в этом. Рычишь и всплескиваешь руками.

На тебе сейчас фиалковая пижама с енотами. Волосы собраны в мальвинку пушистой желтой резинкой.

У тебя много образов, но вот такой домашний — мой самый любимый. От тебя веет уютом и теплом. Мне кажется, я даже чувствую запах твоего кофе, хотя и нахожусь от тебя по другую сторону экрана.

Я наблюдаю за тобой так много времени, что иногда действительно представляю, будто я твой ноутбук. Здорово, если бы это было так: я бы всегда находился рядом, чувствовал твой запах и твои прикосновения… Я бы заплатил хорошую цену за это.

Но, к сожалению, я такой же человек, как и ты. И все, что я могу, — наблюдать за тобой по взломанной веб-камере.

Помимо меня, от кофе пострадал лист бумаги, на котором несколько месяцев назад ты вывела такой важный для тебя «План изменений в жизни». Список из десяти пунктов, следуя которым, по твоему мнению, ты должна стать счастливей. Все это время он лежал на столе на видном месте, придавленный банкой крыжовенного варенья, которое вам давным-давно прислали твои родители. Кажется, варенье уже покрывается плесенью.

Ты терпеть такое не можешь. Ты выросла в частном доме с огородом, и с самого твоего детства мама делает варенье из крыжовника. А Серж не ест его, потому что следит за калориями.

Тем не менее ты не выбрасываешь банку, хотя Серж за это на тебя ворчит. Ты споришь с ним и говоришь, что бережешь банку «на день отчаяния» — так ты в шутку называешь дни, когда дома кончается все сладкое.

План красовался на видном месте специально и выполнял важную функцию: примирял тебя и Сержа, когда он снова нудел о том, что тебе нужно что-то с собой сделать. Иногда, когда у тебя было настроение поругаться, ты огрызалась, но когда такого настроения не было — просто вздыхала и показывала ему на лист, который без слов должен был говорить: «Видишь? Я уже начала работать над собой, даже составила план!»

Что же в нем было?

1. Успевать делать работу в рабочее время.
2. Начать бегать ходить по вечерам — 30 20 минут.
3. Читать книги про выдающихся людей 30 15 минут каждый день.
4. Похудеть на 7 5 кг за месяц полгода.
5. Делать маски для волос из репейного масла и яйца — 2 раза в неделю месяц.
6. Каждое утро воскресенье делать антицеллюлитный массаж — 20 минут. Тереть живот и ягодицы расческой или сухой жесткой мочалкой.
7. Качать пресс каждый день три два раза в неделю, 3 2 подхода по 30 раз.
8. Откладывать по 300 рублей в неделю на покупку енота.
9. Не ходить в дырявых носках и сразу их выбрасывать.
10. Следить за осанкой и всегда улыбаться.

Меня умиляют твои правки, сделанные спустя время, когда ты поняла, что некоторые пункты для тебя невыполнимы. Но обновленные варианты также оказались тебе не по зубам. План так и остался планом. И кажется, пролитый кофе решил его судьбу: лист весь намок, строчки расплылись и стали нечитаемыми.

Эти десять строк отражают всю твою жизнь. Если бы меня попросили рассказать о тебе, я бы прочитал их. В них вся ты. Настоящая ты. Ты всегда была непосредственной, но никогда не переходила ту тонкую грань, что отделяет очарование от глупости. Это одна из причин, из-за которых я не мог стереть тебя из памяти столько лет. Чертовы строчки сводят меня с ума глубиной своей простоты.

Я всегда долго и пристально изучаю твои глаза. Мне ничего не мешает, ведь для тебя я остаюсь невидимкой. Я могу смотреть на тебя часами.

Глаза большие, чуть навыкате, всегда немного удивленные. Цвет — зеленый. Но не изумрудный, тебе никогда не нравились изумруды. Скорее болотно-зеленый, с легкой желтизной. «Крыжовенный», — морщишься ты. Но нет. Цвет как у другого драгоценного камня — везувиана.

Я часами гляжу в твои глаза-камни. Пытаюсь разгадать, о чем ты думаешь. У меня, кажется, получается. Если бы у всех была такая возможность — смотреть на человека столько, сколько я смотрю на тебя, — люди бы все же научились читать мысли друг друга.

Сейчас ты думаешь, что эти потраченные сорок (уже пятьдесят) минут ты могла бы пустить на сон. Мне ужасно жаль: для тебя нет ничего ценнее сна.

Зажмуриваешься. Глубоко вдыхаешь и выдыхаешь, пытаясь подавить злость и отчаяние. Открываешь глаза — и вот у тебя уже прежний дружелюбный вид. Думаю, ты решила, что успеешь все доделать в дороге. И кроме потерянного часа сна, других трагедий нет. Конечно же, ты обещаешь себе сегодня лечь пораньше и наконец-то доспать недоспанное.

На ходу делая что-то по работе, ты забираешь ноутбук в комнату. Ставишь на стол, так что мне хорошо тебя видно. Собираешься, открываешь шкаф, содержимое которого будто переносит меня на лавандовые поля. Большинство твоих нарядов фиолетовых оттенков, каждый из них соответствует твоему настроению.

Если ты выбираешь аметистовый (холодный светлый оттенок фиолетового, сильно уходящий в голубой) — ты полна энергии, все дается тебе легко и хочется свернуть горы.

Лавандовый (светлый оттенок фиолетового, чуть теплее предыдущего) — у тебя хорошее настроение. Ты воодушевлена, ждешь какого-то чуда, пританцовываешь и поешь песни. Но даже если чуда не произойдет, твое настроение не испортится.

Фиалковый (теплее лавандового, в нем больше розового) — у тебя созерцательное настроение. Ты спокойна, но не активна. Тебе хочется наблюдать за жизнью, но не быть ее активным участником.

Сливовый (темный бордово-фиолетовый оттенок) — ты устала, тебе все надоело. Тебе грустно и хочется убежать от этого мира.

Индиго (холодный темный фиолетово-синий) — ты сильно раздражена, злишься или даже в ярости.

Сегодня ты надеваешь джинсы, рубашку цвета индиго и разные носки — синий и серый. Делаешь прическу — два пучка по бокам. На затылке волосы слишком короткие, в пучки не залезают, и ты оставляешь их распущенными. Одна резинка — синяя, вторая — розовая. Твои волосы вьются, и тебя ужасно раздражают коротенькие завитушки надо лбом. Ты безжалостно закалываешь их яркими детскими заколками и становишься похожей на Ванилопу из «Ральфа».

Эти заколки приводят в ужас как твоих коллег-девушек, так и девушек из фитнес-тусовки Сержа. Ты знаешь, что они осуждают тебя за спиной, но у тебя это вызывает лишь улыбку. Тебе нравится их бесить. Поэтому дома у тебя стоит большая шкатулка, доверху наполненная пестрыми заколками с единорогами, цветочками и леденцами. Любимые заколки — с лавандовыми курочками.

Когда ты полностью готова и целиком входишь в кадр, я делаю скриншот экрана. Распечатываю получившуюся фотографию и помещаю в пухлую папку с заголовком «Везувиан».

Ноутбук оставляешь включенным. Услышав, как хлопнула входная дверь, я переключаю программу удаленного доступа с твоего домашнего компьютера на телефон.

С десяти начинается мой рабочий день, и на какое-то время я теряю тебя из виду. Если бы это было возможно, я бы жил только твоей жизнью. Но, к сожалению, у меня есть еще и своя.

Ты уходишь с работы в половину седьмого. В дороге я наблюдаю за тобой через камеру твоего телефона. А еще на моем экране движущаяся точка: она указывает твое местоположение. Я должен всегда видеть тебя и знать, где ты. Иначе я сойду с ума.

Ты снова включаешь ноутбук ночью, без пятнадцати одиннадцать. Мы опять на кухне. Еще не переодевшись в домашнее, ты бросаешь что-то на сковородку, ставишь кастрюлю с водой на огонь. Пока ужин готовится, моешь плиту от накопившегося сантиметрового слоя грязи и жира, снимаешь с сушилки белье, убираешь за Белкой рассыпанный туалет, моешь посуду. Что-то — что входит в мой обзор — я вижу, а что-то понимаю по звукам: визг опускающихся перекладин потолочной сушилки, шорох собираемых сыпучестей, скрип плиты, которую трут губкой.

Я знаю каждый звук твоей жизни, Есения.

Забираешься в кровать в час ночи. С телефона проверяешь, как идет реклама. Выставляешь ставки на новый день. Зеваешь. Откладываешь телефон и выключаешь свет.

Я никогда не устану любоваться тобой. Ты кажешься мне красивой, безумно интересной и полной сил. Живая, бойкая, веселая, думающая. Сексуальная. Упрямая и гордая. Таких, как ты, Вселенная посылает нам, чтобы прогнать печаль и дать надежду.

Сердце колют жалость и тоска.

Как же сильно я хочу дарить тебе любовь и заботу… Но я должен оставаться в тени, быть безучастным наблюдателем и не вмешиваться в твою жизнь.

Я никогда не забуду тот день, когда влюбился в тебя, Есения. Тогда я стал пленником и навсегда потерял свободу.

глава 3

ЛАВАНДОВАЯ ВЕСНА

Четверг

Просыпаюсь за десять минут до будильника. Понимаю, что начались месячные и что я протекла на кровать… Досталось и матрасу. Включаю свет, замываю пятно на простыне и матрасе. Серж сладко посапывает, у него завидная суперспособность спать в самых неудобных условиях.

Планировала сегодня помыть голову, но, так как отведенное на это время я потратила на чистку пятна, приходится снова воспользоваться сухим шампунем.

Вырубаюсь на унитазе на пару минут. Меня словно ударяет током, я подпрыгиваю и рукой сбиваю втулку с бумагой. Она падает и в полете разматывается метра на три.

Решаю сварить кофе в турке. Неудачная затея: он убегает. Вдвойне обидно: на свежевымытую плиту! Помыть ее сейчас не успею, сделаю это вечером.

Чем ближе конец недели, тем меньше сил. В транспорте меня вырубает везде, я сплю даже стоя в метро. На кольцевой ветке жуткая давка, в вагоне меня сдавливает так, что не вдохнуть. Да и дышать нечем: все вокруг выше меня. Как всегда, я решаю найти плюс в паршивой ситуации: расслабляю ноги, опускаю голову на капюшон. Я не падаю, меня крепко подпирают со всех сторон. В таком блаженстве я засыпаю на несколько минут.

На работе авария с отоплением, и в офисе жутко холодно.

Надеваю на руки носки — отрезала мыски, чтобы пролезали пальцы. Не помогает — руки окоченели настолько, что не попадаю по нужным клавишам на клавиатуре. Я вся дрожу.

Постоянно тру глаза. Веки закрываются, и я не могу их контролировать. Я пью очень много кофе. Ухожу в туалет, умываюсь и хлопаю себя по щекам. Не помогает.

После работы закупаюсь продуктами для дня рождения Сержа.

По дороге от магазина до дома у меня рвется пакет. Вареная колбаса, батон, помидоры, сыр, соленая рыба, авокадо, ватные палочки, диетические котлеты для бургеров — одно из немногих блюд-полуфабрикатов, которое и я люблю, и Серж одобряет, — все падает в грязь.

Продукты в упаковке или завязанных пакетах еще можно спасти, их дома нужно просто помыть. А вот батона, считай, у меня больше нет. Так обидно: ведь утром я ничего не могу есть, кроме хлеба с колбасой. Сервис быстрой доставки продуктов почему-то обходит мой район стороной. А до магазина десять минут… Может, хотя бы краешек спасу? Я осматриваю батон. Но нет, грязь из лужи залилась в пакет и размазалась по хлебу.

Что ж. Пожую колбасу с мерзкими хлебцами Сержа, надеюсь, меня не стошнит. На вкус они как картон. Заодно гордо помашу этими картонками у Сержа перед носом: смотри, я взялась за себя! Пусть порадуется.

Осматриваю продукты. Как мне теперь это тащить? Сумка-торба вся заполнена другими продуктами, больше в нее не влезет. Придется переть все в руках.

Плетусь домой. Руки дрожат, мышцы ужасно жжет от напряжения. Да еще вдруг проезжающая машина щедро окатывает меня грязью с ног до головы. Грязь попадает и на лицо и даже заливается в ботинки.

Кое-как обтеревшись рукавом, я двигаюсь дальше. В ботинках хлюпает. Руки отваливаются. И самое трагичное: у меня больше нет хлебушка!

Вдруг накатывает такая безнадежная тоска, что хочется все бросить и убежать прочь, далеко, не по привычному маршруту, а по таким дорожкам, где я обычно не хожу. Лишь бы выбраться из этого котла, где я ежедневно варюсь.

Хватит хандрить. Это все месячные.

Я глубоко вдыхаю, надуваю щеки и делаю шумный выдох. Не сильно полегчало, но бежать куда глаза глядят больше не хочется.

Чтобы подбодрить себя, я немножечко мечтаю. Вот скоро я получу опыт, стану умнее, меня повысят в автосалоне или я устроюсь в компанию получше и поближе, начну выполнять задачи быстрее, и у меня наконец появится свободное время. И мы с Сержем улетим в отпуск к морю, пальмам и белому песку. К тому времени я похудею, и мы будем гулять по берегу, загорелые, стройные и красивые, и все вокруг будут нам завидовать. А однажды мы пойдем по ракушечному пляжу, Серж укажет на самую большую ракушку, я подниму ее и обнаружу внутри кольцо! Обалдеть!

В половине первого я падаю на подушку. Думаю, что больше всего на свете не хочу, чтобы наступило утро. Не хочу слышать этот будильник, не хочу ехать на работу. За то, чтобы завтра, а точнее, уже сегодня, через каких-то три с половиной часа, не вставать, а проваляться весь день в постели, я бы продала дьяволу свою душу, душу Сержа, моего начальника, души ведьм из кол-центра и соседей сверху, которые, судя по шуму, каждую субботу в семь утра катают по полу гигантские каменные шары.

Пятница

Весь день меня колотит мой внутренний электрошокер. Я вырубаюсь и на ходу, и стоя на эскалаторе, и даже на рабочем месте: прикорну на пару секунд, потом ка-а-ак ударит! Я вздрагиваю и прыгаю в офисном кресле. Наверное, я ощущаю это сильнее, чем оно есть на самом деле, потому что мои конвульсии замечают только коллеги, сидящие по соседству. Они хихикают, отпускают безобидные шуточки и понимающе кивают: все мы к пятнице такие.

Несмотря на хронический недосып и полное отсутствие сил, настроение на подъеме: впереди два блаженных выходных дня! Конечно, завтра придется готовиться к празднику, это отнимет много сил. Но я буду делать это дома. Не придется проводить восемь часов в дороге… Господи, как же я ненавижу эту дорогу.

Порой мне кажется, что я живу только на выходных. Остальные пять дней просто не откладываются в памяти: в них либо ничего не происходит, либо мозг решает, что мне незачем их запоминать, и выбрасывает из памяти с той же легкостью, с какой выбросил таблицу синусов и косинусов и список пятилеток СССР. Но это обидно: жизнь-то одна, и жалко лишаться ее пяти седьмых!

Суббота

Торт я делаю ночью. Серж спит как убитый, и риска, что он проснется и испортит себе сюрприз, нет.

Я решаю сделать «Красный бархат». Это компромисс для всех. Тусовка Сержа ест только низкокалорийное, но в этом торте не пятьсот калорий на сто грамм, как в классических, а всего триста.

Вожусь до восьми утра, но торт выглядит роскошно. Красные коржи с белой прослойкой, красная обсыпка. А как пахнет! Будто находишься на шоколадной фабрике. Верхушку я украшаю шоколадной штангой и цифрами два и шесть. Прячу торт в пакет и задвигаю поглубже в холодильник, ложусь спать и просыпаюсь в двенадцать.

Когда Серж уходит на работу, я убираю квартиру, затем иду по магазинам и докупаю, что не успела. Передвигаю мебель так, чтобы все уместились, готовлю закуски.

К половине седьмого приходят почти все гости, а Серж должен вернуться на час позже.

Я красиво выкладываю на тарелку канапе с авокадо и красной рыбой, отношу на праздничный стол.

Гости стоят с бокалами в сторонке. Они ведут себя так, словно пришли на светскую вечеринку, где я официант.

Это фитнес-компашка Сержа, и я ее не перевариваю. Все разговоры у них о тренажерах, марафонах, сушке и протеинах. Ужасно скучно, но мне пришлось их позвать, потому что это праздник Сержа. Вот и сейчас фитозомби обсуждают спорт и диеты. Я слышу краем уха непонятные термины вроде «дельта» и «катаболизм».

Здесь судят о людях исключительно по соотношению мышечной и жировой массы. А так как вторая во мне значительно превышает первую, думаю, понятно, какое мнение у них сложилось обо мне. Причем я знаю точно, что на работе у Сержа много хороших, нормальных ребят. Просто по непонятной причине он тесно общается с самыми неадекватными.

Фитозомби меня не любят, потому что я не загоняю свое тело в рамки и не схожу из-за него с ума, а просто живу. За спиной они обожают надо мной подшучивать. Однажды на общей тусовке, выходя из туалета, я услышала, как кто-то сказал: «На задницу Еси нужно выдавать лицензию, как на отдельный вид оружия». Все засмеялись. Конечно, они не знали, что я все слышу. В лицо они всегда улыбаются и кажутся милыми. Ладно, я немного лукавлю: милыми их акульи улыбки не назовешь. И Сержа там не было, при нем они так себя не ведут.

Я не обижаюсь.