Лидия Алексеевна Чарская

В полевом лазарете

— Сестрица, дайте пить… Мне что-то жжет в груди…

Я знаю, это — смерть… Не надо утешений…

Что? Молод я? И жизнь вся впереди?

Кто это говорит? Сестрица? Без сомнений,

Я жить хочу… Зачем напрасно лгать!

О, в двадцать лет все кажется прекрасным,

О, в двадцать лет жизнь — это благодать…

Но я умру… Я ранен ведь… Опасно…

Я помню: ночь была. Бродили мы в лесу,

Добрались в темноте до топкого болота…

Вдруг видим светлую, как солнце, полосу

Прожектора… И затаилась рота…

И ожил лес… Ружейной трескотней

Наполнилась мгновенно вся дубрава…

Мне душно… больно… пить! О Боже, Боже мой!

Как будто в грудь влита клокочущая лава.

Я помню, как сквозь сон, большой отряд мадьяр…

Они, как демоны, внезапно налетели…

Мы бились храбро все… И вражеских гусар,

Хоть было много их, — разбили, одолели…

Я помню, как один со знаменем в руках

И с саблей наголо стоял, как изваянье…

Я ринулся к нему, презрев опасность, страх,

И враг упал без крика, без стенанья…

Я знамя выхватил, но тотчас был сражен

Как будто саблею, наверное не знаю…

Потом смешалось все. Какой-то шум и звон…

Огонь в груди… И вот, я умираю…

Но в сердце благостно, хоть умираю я,

Хоть грудь моя вся полымем объята.

О, родина любимая моя,

Я честно выполнил мой скромный долг солдата…