Оглавление

2. 1. 1
   2. 2
   3. 3
   4. 4
   5. 5
   6. 6
   7. 7
   8. 8
   9. 9

Любовь в Вероне

Повесть

Любовь… сильнее смерти и страха смерти.

Только ею, только любовью держится и движется жизнь.

И. С. Тургенев. Senilia. Стихотворения в прозе

1

— Это предательство! — Она долго дожидалась, когда они останутся за столиком одни, чтобы наконец получить возможность выплеснуть наружу свои эмоции.

Он сделал вид, будто не понимает, о чём она говорит.

— Что именно?

— Ну то, что ты остаёшься. Кстати, это правда? Быть может, меня просто неправильно проинформировали?

Он пожал плечами, сосредоточенно наматывая на вилку пасту, подлил себе вина в стакан, знаком предложил ей последовать его примеру, на что она в ответ отрицательно покачала головой, показав на свою непригубленную минералку.

— Да, верно, я остаюсь, — спокойно ответил он. — Не понимаю только, почему это тебя волнует?

— Как почему? — У неё от обиды навернулись на глазах слёзы. — Мы с тобой провели ночь, прекрасную ночь, — ты же сам сказал, я тебя за язык не тянула; дальше мы договорились, что будем вместе всю поездку: я предложила, ты согласился, может мне это тоже послышалось? А теперь ты сбегаешь! И ты считаешь, что я должна прыгать и хлопать в ладоши от восторга по такому случаю? Я что, по-твоему, кукла?

Он поморщился, поднялся со стула.

— Ты прости, но наши все разошлись, наверное уже погрузились в автобус, там у меня чемодан, сумка — нас ведь предупреждали, что нельзя оставлять вещи в холле без присмотра.

Она тоже поднялась.

— Ну да, как же, помню: не носить сумочки со стороны проезжей части улицы, иначе сорвут ребята на мотоциклах. Не оставлять открытыми форточки, окна, особенно на ночь: заберутся, как кошки, по стене воры — и ни денег потом, ни документов. Не оставлять вещи без присмотра в холле — это уж само собой, это в любой стране мира. Нужно быть круглым идиотом, чтобы их там оставить. Кстати, там и мои вещи тоже.

— Вот и я о том!

К счастью, вещи оказались на месте. Он, как истинный джентльмен, отнёс её багаж к автобусу, затем вернулся в холл, терпеливо дожидаясь, когда группа наконец отправится дальше по намеченному маршруту и он останется один. Но когда он вышел с сумкой через плечо, везя за собой чемодан на колёсиках, снаружи его ждало разочарование.

— Сюрприз! — развела руками она.

— Сюрприз! — тяжело вздохнув, согласился он.

— Запомни! — сказала она ему в запальчивости, однако тщательно, чуть ли не по слогам, выговаривая каждое слово. — Меня никто никогда не бросал. Я всегда уходила первой. Для меня это вопрос принципа, поэтому наш разговор только начинается. Кстати, экскурсовод сказала, что дала тебе ксерокс с распечатки нашего маршрута, — это точно или она соврала, чтобы побыстрее от меня отделаться?

Он кивнул.

— Точнее не бывает. Она сказала, что если я передумаю, то в любом городе могу опять к группе присоединиться. И… я не против разговора, но мы не можем так с тобой стоять посредине тротуара, нужно куда-нибудь определиться, здесь слишком дорого.

— Хорошо, — уже гораздо более миролюбивым тоном проговорила она. Сходила к портье, долго изъяснялась с ним, оживлённо жестикулируя, тыча пальцем в разговорник, затем вернулась с бумажкой в руке. — Всё в порядке, вопрос решён.

В такси он молчал, рассеянно поглядывая по сторонам, она же, чтобы не терять времени даром, осаждала шофёра тем же вопросом, что и незадолго перед этим портье. Таксист, вначале ничего не понимавший или пытавшийся прикинуться дурачком, при слове «отель» тут же оживился и заявил, что, конечно, конечно, он знает великолепный albergo, гораздо лучший, чем тот, что им порекомендовали.

— Нам не надо лучший, — пыталась втолковать словоохотливому итальянцу она, — нужен дешёвый. Economico! Capisce? Un albergo economico! (Дешёвый! Вы понимаете? Дешёвый отель! — итал.)

— Si, si! — восторженно лопотал итальянец, совершенно не слушая её. — Molto bene! Benissimo! Perfetto! (Да, да! Очень хорошо! Отлично! Превосходно! — итал.)

В том смысле, что прекрасный отель, великолепный отель. Лучше не бывает!

— О, Господи, всё у них «perfetto» да «benissimo», других оттенков они просто не знают, — вздохнула она в полном отчаянии.

Он добродушно усмехнулся.

— И это ещё северяне, а что будет, когда мы на юг попадём?

— А мы всё-таки туда попадём? — недоверчиво спросила она. — С тобой я ни в чём не уверена. Кстати, мог бы и помочь, почему я во всём должна проявлять инициативу?

Он не настроен был ссориться.

— Почему? Ну, если хочешь, можно по полочкам разложить. Во-первых, потому что тебе так нравится: чтобы всегда и во всём было по-твоему. Во-вторых, тебе доставляет большое удовольствие общаться с людьми, тем более с иностранцами. В-третьих, разговорник и карта города в твоих, а не в моих руках. И наконец, ты же прекрасно знаешь, как они здесь относятся к женщинам: они вас просто боготворят. Итог: я совсем не против в нашем крохотном коллективе сесть в руководящее кресло.

Она тщательно обдумала каждое сказанное им слово и кивнула, вполне удовлетворённая.

— Что ж, ты знаешь, как даме угодить.

Однако, увидев отель, к которому их подвезли, они оба сникли. Уж слишком резок оказался контраст, в сравнении с тем, что у них совсем недавно было.

— Всё в порядке! Всё в порядке! — поспешил успокоить их неунывающий итальянец. — Здесь работает мой хороший друг. Он всё устроит.

— Опять «бене-бениссимо», — мрачно пробормотала она. — Здесь каждый делает деньги на дураках. Куда он ещё мог нас привезти? Конечно, к тому хозяину, который ему что-то накидывает.

— Таксисты везде одинаковы, — с глубокомысленной иронией произнёс он ничего не значащую фразу.

Она хотела сказать в ответ какую-нибудь колкость, но портье после недолгого разговора с водителем вышел к ним из-за стойки и принялся что-то лопотать на своём языке.

— Ну, тут я вообще ничего не понимаю, — развела руками она.

Они покорно поднялись за хозяином на третий этаж и зашли в какую-то невзрачную каморку. Она некоторое время пыталась прийти в себя от шока, затем всё-таки спросила:

— Quanto costa? (Сколько стоит? — итал.)

Услышав ответ, тут же повернулась обратно.

— Синьора, синьора! Ничего не поделаешь, сезон! — печально запричитал хозяин.

Таксист принимал активное участие в разговоре, пытаясь переводить с итальянского на итальянский, да ещё выговаривая слова, как ему казалось, на русский манер.

— Да при чём тут сезон? — возмущалась она. — Это же собачья конура. Что, у собак тоже сезон?

Он всё-таки вынужден был перехватить инициативу.

— Non parlo italiano. Parlo inglese! Lei parla inglese! (Я не говорю по-итальянски. Я говорю по-английски! Вы говорите по-английски? — итал.)

Итальянцы радостно закивали, как будто это хоть в какой-то степени облегчало их задачу. Впрочем, такие слова, как «жена», «другой отель», «ехать», да и вообще — «нет, нет и нет», они прекрасно понимали: единственное, что им было непонятно, — почему их отель не подходит для этих двух скупердяев-русских. Наконец таксист произнёс волшебную фразу, как видно догадку, от которой лицо портье тут же преобразилось.

— Just married! (Молодожёны — англ.) Giovani sposi! Sposi novelli! (Молодожёны! Новобрачные! — итал.) Молодожёны? О, молодожёны! Magnifico!! (Великолепно!! — итал.). Есть, есть такой номер!

— Молодожёны? Ну, пусть мы будем молодожёны! — мрачно пробормотала она.

Но номер для «молодожёнов», как ни странно, оказался вполне приличным и вышел даже дешевле, чем предыдущий.

Им ничего не оставалось, как горячо поблагодарить портье и таксиста, которому на радостях, что всё так благополучно завершилось, были вручены щедрые чаевые.

Когда они остались одни, она тут же заявила:

— Ну, я в душ! Но не спеши распаковываться. С тебя обед! По твоей вине я осталась совсем голодной. Ты испортил мне аппетит!

Он пожал плечами: обед так обед. Ему и самому не терпелось прогуляться по городу.

— О, опять новый наряд? — удивился он. — Сколько же их у тебя? А я ещё думал, зачем тебе два чемодана?

Она была очень довольна тем, что он обращает внимание на её внешность.

— Да, — ответила она, — наш ответ Чемберлену, или — не знаю, кто здесь сейчас рулит. Я каждый день меняю в поездке или целиком наряд, или хотя бы какую-нибудь деталь туалета. Причём никогда не надеваю то, что здесь приобрела. Наши дурёхи из группы не понимают, что местные своим товарам цену хорошо знают, а вот каким-нибудь турецким или китайским барахлом их порой можно и удивить. К сожалению, дома у меня нет необходимости наряжаться: квартира, работа, опять квартира. Редко куда-нибудь выберешься, обычно так устаёшь, что ни до чего. А вот в поездках другое дело: тут можно на полную катушку оттянуться. Сегодня я меняю наряд второй раз. Утренний оказался неудачным, может быть я вообще больше никогда его не надену. Хотя жаль, та жёлтая кофточка очень даже ничего. Тебе не нравится, что я так на тряпках зациклена?

Он пожал плечами.

— Я ничего в таких вещах не понимаю. Главное — что ты смотришься. И что мужчины постоянно липнут к тебе взглядом. Наверное, это самое важное. Или я не прав?

Она сморщила носик.

— Конечно-конечно. И всё-таки жаль, что ты в таких вещах не разбираешься. Было бы приятно вдвойне. Ты знаешь, наверное со стороны я произвожу впечатление Эллочки-людоедки: пытаюсь купить что-то более или менее сносное на свои гроши. Но дорогие вещи мне не по карману — пусть будут нарядики-однодневки: то, что называется «до первой стирки», зато постоянно что-то новое и можно от моды не отставать. Тебе неинтересны подобные рассуждения? Ты предпочитаешь политику?

Он добродушно усмехнулся.

— Я уже сказал: для меня не столь важны детали, важен конечный результат.

Она вздохнула, скептически поджав уголки губ.

— Ну а ещё лучше — совсем без одежды. Насколько я понимаю, для вас, мужчин, это как раз самый любимый женский наряд.

Он нахмурил лоб, задумался.

— И что, я произвожу впечатление такого мужчины?

— Да нет, ты вообще-то та-а-а-кой спокойный! Только ночью преображаешься.

— Ну, на тебя не угодишь, — вновь попытался отшутиться он.

Они долго бродили по городу, не в силах остановиться. Не сосредоточиваясь на достопримечательностях, просто заворожённые общей атмосферой.

— Я вот удивляюсь, — сказала она, — сколько вообще на свете немцев. Вроде бы небольшая страна, но куда ни поедешь, их больше всех среди туристов. В Турции — так вообще скоро, наверное, немецкий станет вторым государственным языком.

Обед незаметно по времени скатился к ужину. Они примостились в небольшом кафе, в котором стулья, столики, стойка бара — всё было ослепительно белого цвета.

— Ну, мы здесь действительно как молодожёны, — немного смущённо пробормотала она.

— Да, всё-таки надо тебя покритиковать: ты недостаточно подготовилась. Надо было предусмотреть что-нибудь эдакое, стилизованное под свадебное платье, — снова пошутил он в обычной для него манере.

Она за словом в карман никогда не лезла.

— Будем считать, что первая брачная ночь у нас была. А для второго дня платье у меня как раз вполне подходящее. Господи, ну и разговорчики у нас с тобой, о чём мы? — не с досадой, а больше даже с удивлением добавила она.

— Просто так, треплемся. Ни о чём. Ты же сама сказала — атмосфера такая.

— Да, атмосфера! Живут же люди! Помнишь, как гид спросила шофёра, что у итальянских мужчин на первом месте, и он так сочно ответил: «Аmore!» — любовь, на втором месте — семья, на третьем — футбол или политика и только на четвёртом — работа. У нас, русских, всё наоборот.

— Ну, я бы не стал слишком уж доверять гидам и шофёрам, — скептически возразил он. — Это просто реклама, туризм. По моему убеждению, главное — то, что кормит, потом уже всё остальное.

— Что ж, резонно, — кивнула она. — Ну а теперь рассказывай, самое время. Из-за тебя я лишилась Венеции. Господи, мне так хотелось прокатиться на гондоле! Я даже специально денежку на это отложила, продумала наряд: шляпка, блузка в полоску. Никогда тебе этого не прощу! Знай, если вдруг когда-нибудь потом, уже в Москве, ночью тебе приснится кошмарный сон, это тебе за Венецию. И я очень злопамятна, таких кошмариков на твою долю придётся о-ё-ёй!

Он с удовольствием расправлялся с bistecca alla fiorentina — бифштексом по-флорентийски. Она же, наоборот, нехотя ковыряла вилкой в своём блюде.

— Господи, — вздохнула она, оглядевшись вокруг, — как можно есть столько макарон? Я бы уже через пару месяцев в дверь не пролезала.

— Но ты можешь заказать что-нибудь другое. Например, fegato alla veneziana — печень по-венециански.

— Понятно, издеваешься, — констатировала она. — Хочу предупредить ещё раз, коли уж в первый раз не понял: со мной это небезопасно, при случае отомщу.

— Зато, заметь, — назидательно поднял палец вверх он, пропустив мимо ушей её угрозу, — они почти совсем не едят хлеб. Да и булочки, что они подают к столу, только с виду пышные, а внутри пустые.

Она отложила вилку в сторону.

— Что, соблюдаешь диету, бережёшь фигуру? — поддразнил он.

— Нет, как раз в поездках я себя ни в чём не ограничиваю. Дома — да. Но здесь — какой смысл? Ем всё подряд, просто сегодня нет аппетита. Но я рада за тебя. Всегда удивлялась: почему тощие такие прожорливые?

— Это просто наследственность, — ничуть не смутился он, — обжорством я не страдаю, а в остальном — организм сам знает, когда ему остановиться.

— Тогда, может, съешь заодно и мой десерт?

— Почему бы и нет? — согласился он.

— Хороший мальчик! Кстати, я передумала: поскольку обед мы пропустили, ужин за мой счёт, — в своей обычной манере подшутила она над ним, — но такая лафа только сегодня. В дальнейшем никакого пижонства: каждый платит за себя. Ничего не поделаешь: заграница. Все «еврики» заранее распределены, на учёте. Но ты, как обычно, юлишь, не ответил на мой вопрос: почему же мы всё-таки отклонились от курса?

Он вытер рот салфеткой, налил себе минералки.

— Я тебе уже объяснял. Я ехал сюда специально из-за Вероны. Долго деньги копил. Ты ведь наверняка знаешь, кто я по профессии?

— Конечно. Преподаватель института. По нынешним временам вообще никто. Если, конечно, взяток не берёшь. Что, глядя на тебя, трудно предположить.

Он вздохнул.

— Да никто и не даёт. Ранг не тот.

— Так кто же у тебя в Вероне? Родственники? Любовница? Невеста? Кстати, я слышала краем уха, что ты не женат, сравнительно недавно развёлся. Тебя шокирует, что я такая любопытная?

— Нисколько.

— Итак, невеста? Или хочешь найти здесь невесту, жениться на итальянке?

Он помялся какое-то время, затем проговорил задумчиво:

— Так ты не передумала насчёт десерта? У меня даже глаза разбежались: здесь такой выбор!

— Ради бога! Заказывай, что угодно. Я же сказала: лафа. Вот только без вранья, годится? Этого я больше всего не люблю.

Он закатил глаза от восторга.

— Потрясающее пирожное! Точно, перфетто! Как ты можешь лишать себя такого удовольствия?

Она покачала головой.

— Ты хоть когда-нибудь бываешь серьёзным? Всегда этот улыбчивый, насмешливый тон!

— «Ангел в отпуске», был такой фильм чешский, — развёл он руками. — С чего ангелу на отдыхе хмуриться? А вообще, главное — смысл, а не тон. Ну, недоговаривать, умалчивать — святое дело, но обманывать — это на меня не похоже. Сказать по правде, на работе я страшный зануда. Не из тех, конечно, что над студентами издеваются. К примеру, не люблю ставить «неуды»: если не удалось что-то в процессе, никакой зубрёжкой потом не исправишь. Ладно, не буду тянуть кота за хвост: ты ведь всё равно не отстанешь. Хотя, боюсь, что разочарую тебя. Я в Вероне по личному делу. Так получилось, что в сорок с хвостиком лет я вдруг остался один: жена ушла, дочери повыскакивали замуж. Это ужасно, до сих пор ужасно. Причем всё произошло так неожиданно. Сначала я решил пойти традиционным путём: создать новую семью. Начал даже подыскивать себе подходящую кандидатуру. Затем понял, что предаю себя. О чём я мечтал в юности? О большой любви. Вот только тогда я понятия не имел, что это такое. Ну и вляпался. И долгое время жил с ощущением, что так и должно быть, что у всех так. А вот сейчас хочу воплотить свою мечту. С тем и приехал сюда — попытаться понять, что такое любовь. А столица любви — Верона.

— Я почему-то думала, что столица любви — Париж.

— Не мне судить, никогда не был в Париже. Но понадобится — можно и в Париж махнуть. Я вообще-то очень упрямый человек. То есть страшный зануда, как уже тебе говорил. Непонятно?

— Да уж… понятного ни на грош. Ты романтик?

— Нет, скорее рационалист. Я ведь математик, какой уж тут романтизм!

Она помолчала некоторое время, затем сокрушённо вздохнула:

— Да, чувствую, при такой сверхзадаче мы здесь надолго застряли. Уж юга нам точно не видать. Удивляюсь, как меня угораздило так вляпаться? С виду ты вполне нормальный человек.

Он усмехнулся.

— Ещё не поздно всё переиграть. Я ведь не единственный мужчина в группе. Вполне можно более достойную пару себе найти. Как я понимаю, в каждой поездке ты выбираешь… как бы это назвать поточнее… партнёра и бываешь с ним от начала и до конца?

Она сверкнула глазами.

— Допустим. И что, тебя это возмущает? По-твоему, это разврат?

— Да нет, просто я высказал предположение.

— Наши отношения как-то сразу наперекосяк пошли. Зачем настолько углубляться друг в друга? Встретились, расстались — маленькое счастье на двоих. Не все же, как ты, мечтают о великом, кому-то и маленького счастья вполне достаточно. Но знаешь, мы в чём-то похожи. Вот только ты живёшь мечтой, а я живу сказкой. В мечты я не верю, а вот сказку вполне в состоянии себе преподнести. Как добрая фея. У меня нет детей, никогда не было мужа, да и бог с ними. Что поделаешь, статистика — каждая четвёртая москвичка никогда не была замужем. Банальная история: сначала выбирала-отвергала, потом мечтала-ждала, затем страдала-искала, теперь вот просто живу. В Москве у меня даже любовника постоянного нет. Откуда ему взяться? Я встаю рано утром, ни свет ни заря, тащусь на торговую базу, там у меня маленькая каморка, которую я арендую, торгую оптом воздушными шариками и прочей дребеденью, кстати итальянской по преимуществу. Вечером, поздно, возвращаюсь домой, что-то с трудом успеваю соорудить себе поесть и валюсь с ног до утра. А назавтра снова-здорово. И это ещё прекрасно: я сижу в тепле, а не стою, как когда-то, на улице в дождь, в тридцатиградусный мороз, не таскаю сумки, тележки с товаром. Какие уж тут мужчины? Азербайджанцы? Таджики? Провинциалы-оптовики? Кого я там вижу? Я — хозяйка, у меня ещё две девчонки в подчинении, когда мы собираемся сразу втроём, дух такой стоит женской нерастраченной любви, что выдержать не каждый сможет. Одна давно в разводе, от другой муж совсем недавно ушёл. Так что разговоры только об одном, но разговоры совершенно бесполезные: кому мы нужны в свои тридцать, как ты выразился, с хвостиком, лет? И тогда я дарю себе сказку. Два раза в год езжу за границу, чудесно провожу время: не стираю, не готовлю, не убираюсь, а если ещё повезёт охмурить какого-нибудь мужичка, то это вообще даже не сказка, а сон. Я кажусь тебе циничной? Ты теперь открестишься от меня?

Он долго в задумчивости молчал, затем сказал:

— Пожалуй, я не откажусь ещё от одного десерта. И что, потом ты с ними никогда не встречаешься, навсегда расстаёшься?

Она покачала головой.

— Ну, бывают попытки с их стороны. Очень редко. Наверняка ведь всё не знаешь, любая информация относительна, приблизительна. Взять хотя бы тебя: да, в разводе, но точно не монах — любовница, невеста, кто-нибудь да есть. Зачем мне перебегать кому-то дорогу? Да и интереснее так: когда знаешь, что никогда больше не увидишь человека, можно быть гораздо раскованнее, счастливее с ним. Так что не бойся. Вероятность того, что мы когда-нибудь с тобой нос к носу в Москве столкнёмся, равна нулю. Наши жизненные прямые… или кривые, хоть как назови, расположены совершенно в разных проекциях. — Она махнула рукой. — Ладно, десерт так десерт. Да и винца хорошего бутылочка явно не помешала бы.

«Чин-чин!» Зазвенели бокалы. «Чин-чин!»

Наконец появилось время оглядеться вокруг. В кафе уже набралось много народу, было шумно, никто ни на кого не обращал внимания.

— А знаешь, — сказала она, — я разочаровалась в итальянках. Среди наших русских куда больше красавиц. А вот мужчины — другое дело. Встречаются такие… просто дух захватывает. Кстати, если бы тебя как следует приодеть, ты смотрелся бы здесь — не отличишь. Чего только одни твои волосы стоят — густые, волнистые, так и хочется в них ладошку запустить и сжать пальцы покрепче.

— Спасибо, — ничуть не обиделся на сомнительный комплимент он. — Но ты знаешь, мне повезло, я видел здесь девчонку изумительной красоты. Я понимаю, такая красота недолговечна, но это была настоящая Джульетта.

— Ага, вот ты и попался, — с торжеством в голосе воскликнула она. — Ясно, из-за чего ты решил здесь задержаться. Покажешь?

— Если удастся разыскать то место.

Она проснулась ночью и увидела, как он сидит на постели, упёршись взглядом в стену.

— Что с тобой? — спросила она, зевая.

— Ничего, просто не спится, — меланхолично ответил он.

— Нет, что-то тут не так