Летом ночь легка, и рассветный мед

Заливает плес, золотит покос…

А в душе болит, а в душе плывет

Сквозь года и сны призрачность берез.

Родина в душе, родина болит,

И опять встает роковой вопрос.

В наших душах ложь горшей из планид

Излечи, развей, призрачность берез.

Верность от земли — этот непокой,

Верность до креста — я великоросс…

Лебедью плывет церковь над рекой —

Сохрани ее, призрачность берез!

Путь нам предстоит трудный впереди, —

Разве не слыхать порубежных гроз?

И в немую даль будем уходить,

Осени же нас, призрачность берез…

Еще сокрытая тревога

Полынью напоила дни.

Я — боль. Меня оставьте в поле,

Иная тяжела мне доля.

Меня оставьте у порога,

Оставьте плакать у стерни.

Сквозь душу пролегла дорога

Аршином каждым по рублю,

Но если не забыли Бога —

Пойму и в путь благословлю.

Куда вы? Вновь полынный ветер

Пронзителен и бесноват.

Кровавых не видать отметин.

А степь постелет — жестко спать.

Беды я насмотрелась вволю,

И мятежи, и правежи.

И расставания порою

Свою судьбу от вас укрою —

Меня оставьте плакать в поле,

На росстани, у сей межи.

Нож достану разрезать свой хлеб —

Это все, чем снабдил меня труд,

А водою одарят колодцы.

Твои песни споют ли вослед?

Два вола на телеге влекут

Вдоль Тамани тяжелое солнце.

Легкой взвесью вздымается пыль,

Здесь до трещин иссохла земля.

По увалу бесшумно змея

Соскользает роскошным браслетом.

А душе — только неба глагол,

Она просит дороги своей,

Надышаться верней и вольней,

Чтоб, упав, целовать эту землю!

Всех дорог сбереженный сухарь,

Тебе песни мои и хвалы.

Плакать вновь научусь в твои длани,

Ты как прежде меня приласкай…

И на запад шагают волы,

Где заката тревожится пламя.

О, цезарь, о, Июль!

Идущие на смерть

Приветствуют тебя…

Ну что ж… сияй, ликуй.

Мы ж можем все посметь,

Нам жатва, молотьба.

Властитель, ты ослеп,

Ты давишь, ты больной…

А в сердце стонет зной,

Густеет медом кровь.

Ты — горе всем живым,

Всевластье и страда,

Да ниспадет вода,

И дождь посеет смех!

Яви! Палит жара.

Звенит цикад концерт,

Да стон по кувшинам:

Воды! Глоток добра…

Но ты жестокосерд,

Поможет ангел нам.

Садилось солнце в сумрачном дыму,

Угроза тучей облегла станицу,

А тополя взбирались по холму,

И вспыхивали красные зарницы.

Как не хватает свежего глотка!

За холмиками встали святотатцы,

Кричали что-то в громовой раскат…

А век двадцатый все не мог скончаться.

Переполнялся вспышкой полумрак,

Разбуженными силами взрывными,

Вставал когда-то пощаженный враг,

Чтоб снова сердце трепетное вынуть.

За каждой вспышкой ржание коней

Глушило крики в поднебесной битве,

И эхо все больнее и взрывней

Катилось тропкой в пулеметном ритме.

Ты не ушла, гражданская война,

Ты не закончилась, ты ищешь правду,

Идешь огнем сквозь боль, сквозь времена,

Ты всех в свою бросаешь переплавку.

В твои глаза взглянуть — и шум мирской угас.

Ты не история, ты — бой, который длится,

Пока крыло Господне не укроет нас…

Все полыхают над землей зарницы.