Хотела бы я уметь командовать своим мозгом; хотела бы сказать ему: «Давай. Вперед. Расслабься и отпусти все воспоминания. Позволь им исчезнуть».
Кто-то должен придумать закон, который запрещал бы всем родителям использовать то, что их дети однажды им сказали, против них самих.
— Ты любишь того, кого любишь. Этого не изменить. Любишь тогда, когда захочешь, и там, где захочешь…
Внутри меня все еще дыра в форме мамы. Эта дыра будет там всегда. Но, возможно, ей необязательно становиться глубокой, темной ямой, ждущей, когда я споткнусь и провалюсь в нее.
Пусть это будет сосуд. Сосуд для хранения воспоминаний и оттенков, с пространством для папы, Уайпо и Уайгона. И для Фэн, хоть ее больше нет.
Мои ноги словно проросли в ковер этого воспоминания, я стою и наблюдаю — пока наконец ребра не начинают сжиматься, измельчая мне сердце, и не распространять повсюду жар моего исчезновения. Горе выливается из меня темной сепией.
Цвета затухают. Тьма поглотила свет.
Она не замолкала с самого завтрака; я задыхалась от ее беспрерывных комментариев, а ритм ее голоса вызывал боль в висках.
наличие доверия — это основной признак семьи
Buhao. Не нормально. А точнее, очень даже плохо.
Здесь, на двухмерном изображении, они выглядели такими счастливыми. Но, с другой стороны, разве не все так выходят на фотографиях? Ведь в этом весь смысл, правда? Заглянуть в прошлое и увидеть себя улыбающимся, даже если камера щелкнула в тот самый момент, когда ты стоял и размышлял обо всем, что пошло в жизни не так?
Потому что, готова поспорить, предназначение памяти — в том, чтобы напомнить нам, как жить.
