Оглавление

От автора

Сборник рассказов «Плыву как-то по Пьяне» — ироничное и серьёзное осмысление советского прошлого.

Это было замечательное время, когда за 3 копейки можно было доехать на трамвае до площади «Трёх вокзалов» в Москве, за рубль двадцать отправиться на речную охоту в общем вагоне до райцентра — Вышний Волочек или за пять рублей в плацкарте добраться до Мурома, поохотится на Оке, затем на реке Серёжа и на перекладных махнуть до Пьяны. Недели две не тратить ни копейки, проживая в палатке у костра с новыми друзьями — речными охотниками и рыбаками.

О происхождении названия реки Пьяна автору пришлось по душе несложное разъяснение нижегородского писателя П. И. Мельникова-Печерского (1818—1883 гг.), в книге «На горах»: «По иным местам нашей Руси редко где такие реки найдутся, как Пьяна… Ещё первыми русскими поселенцами Пьяной река за то прозвана, что шатается, мотается она во все стороны, ровно хмельная баба, и, пройдя вёрст пятьсот закрутасами да изворотами, подбегает к своему истоку и чуть ли не возле него в Суру вливается».

У сочинителей и написателей историй, на всякий случай, принято предупреждать читателя, что все персонажи вымышлены, любое совпадение с реальными людьми совершенно случайно. Чтобы не возникло обид, недоумений и недоразумений с ныне здравствующими, с их родственниками и знакомыми.

Из записок автора, речного охотника.

Плыву как-то по Пьяне, охочусь. Прозрачность: мильон — на мильон! Дно глинистое, топкое. Вдруг слева под кувшинками — ха!.. муть на полтора кило!.. Заныриваю глубже, а там под корягами — ха!.. муть килограмма на три — на четыре. Представляешь?!

Анонс

Опытные литераторы говорят, читателя интригуют первые строки и первые страницы рассказа, повести или романа. Если читателя не «цепляет» первая страница произведения, никакими рекламными силами его не заставить читать дальше, а, тем более, покупать книгу в печатном или в электронном виде.

Поэтому осмелюсь предложить следующее подобие анонса рассказов будущих сборников и нижеследующего.

Рассказ «Гроб с музыкой» из сборника «Баба Лиза» начинался словно мрачный триллер, но всё случилось в реальности, уверяю вас…

«До восхода солнца в 4 утра по-над плёсом реки Мста стелился молочный туман, словно развесили полупрозрачную кисею от берега до берега. В сумерках первые рыбаки уже заняли подкормленные места вдоль стремнины, что скользило веретеном, будто водный змей, посередине тёмно-зелёного плёса под деревней Старое Котчище.

Деревенские мужички не ленились, вставали затемно, отправлялись за добычей. Приплывали кто на плотиках, кто на лодках ближе к островку с кривыми берёзками, закидывали снасти удочек, следили за ярко-красными пипетками поплавков, медленно проплывающими по тёмной, зеркальной стремнине. В утренние часы рыба клевала отменно. Родным на радость рыбачки вытаскивали серебристую плотву, подлещиков, подъязков, вёртких ершей и окуньков. О себе, об своём удовольствии мужички тоже не забывали, употребляли водочку умеренно, по глоточку из бутылочки, закусывали с аппетитным хрустом огородной зеленью, лучком да петрушкой, солёным огурчиком да варёным яичком. У каждого был свой запас снеди в лодке или в ящичке плотика, для удобства сидения и хранения рыбацких снаряжений. Рыбачки негромко переговаривались об том, об сём, с приятным опьянением откровенничали порой, обсуждали даж полюбовниц из соседних деревень, разведёнок, вдов или гулящих дев.

Как-то разом вдруг говор мужичков стих. Вся компания повернула головы в сторону, куда с бычьим мычанием указывал дрожащей рукой Федька-кривой.

По стремнине против течения из тумана наплывал на притихших рыбачков чёрный гроб. Проплыл бы гроб от плотины по течению мимо лодок и плотиков, зачаленных шестами и каменьями на веревках, будто якорями, рыбачки, конечно бы, стушевались на минутку, быть может даже, «спужались», но виду бы не подали перед друзьями-товарищами. Кто б ненароком перекрестился, кто б чертыхнулся, кто б ругнулся разными непотребными словами, мол, откуда гробу-то взяться? Кладбищ да погостов до плотины отродясь никогда не было! Не ж то сквозь затворы плотины аж с озера Мстино прорвался чёрный гробище, огромный, просмолённый и блескучий, как новенький?!

Зловещий гроб медленно и верно, против течения наплывал на мужичков в лодках на плотиках, метил как раз проплыть по стремнине между рыбаками.

Это даже было не чудо, а жуткое явление, будто предзнаменование чего ужасного, войны али вселенской катастрофы. Встрепенулись ближние рыбачки, приготовились было оттолкнуть гроб шестами и веслами, чтоб оплыл их стороной, но вдруг с жутким хрустом и зубовным скрежетом откинулась крышка гроба…»

Ндааа, вот такие дела сотворились однажды в глухой тверской деревеньке. Об чём сказ в сборнике «Баба Лиза» в жанре мистический реализм.

Рассказ «С-под воды» из сборника «Дальнее небо»

«Ночью на реке Мста рыбачили не только местные браконьеры с сетками и боталами.

Неутомимый Колька-рябой гонял кружки по стремнине плёса близ реки Подол. Этот вид рыбалки был разрешен местным рыбнадзором. Старательный мужичок заготавливал штук по пять снастей с кружками, отправляясь за добычей. Колька насаживал на трезубец крючка карасика, добытого в деревенском пруду, забрасывал снасть в веретено стремнинки, опускал пенопластовый кружок колотушкой вверх, иной раз в ночи подсвечивал кружок на чёрном зеркале воды жёлтым лучом фонарика, наблюдая за плывущими снастями. Хотя белый верх с колотушкой и так было хорошо заметен при луне или без, а уж как переворачивался кружок после поклёвки красной стороной, Колька вёслами-лопатками быстренько загребал, тут как тут на своей резинке — надувной лодке подплывал, выхватывал кружок с воды и щучку подсекал. Уж парочка зубастых кило по полтора трепыхалась у сапогов рыбака.

Только было удачливый мужичок насадил следующего карасика на тройник, как под его лодкой под водой «агроменный» круг нарисовался, зеленоватым мерцанием высветился. Да не круг, а «цельная» тарелища светло-зелёного цвета, раза в два больше надувной лодки плыла под водой поперёк стремнины.

Про инопланетян и летающие тарелки Колька был наслышан не только по «радиве», но и насмотрен по телеку. Любил он такие передачи смотреть, про непознанное, загадочное и внеземное. Мир казался «ширче» или «ширее», как сам мужичок говорил в кругу сотоварищей по питию. Короче, мир становился шире и богаче, чем серое и неприглядное деревенское житьё-бытьё. Жить механизатору становилось веселее.

Но встретить такую плавучую тарелку в реке ночью да под чёрной водой — этого Колька никак не ожидал, опешил от ужаса и неожиданности. Прилетела бы тарелка через звёзды, ну, да, Колян бы замер от удивления, понаблюдал бы в восторге. Поделился бы на другой день с друзьями, так, мол, и так, как в «кине» «летучую» тарелку «вчерась по ночи» видал. А тут, — летела-плыла свет-тарелка под водой! Ужасно, как неприятное чудо!

Небо мрачно засерело к утру. Справа на пологом берегу мирно дремала чёрными оконцами и бревенчатыми домиками деревенька Салпа, слева на взгорке светилась розовым ситцем оконца лишь одна избушка. Трудяга Глаша собиралась на ферму, на утреннюю дойку. Разведёнке Глаше Колька рыбку часто подносил, ни сколько надеясь на женское участие, сколько на трехлитровую баночку парного молочка. И то, и другое терпеливому молчуну Коле-рябому доставалось в награду раз, а то и два в месяц. И того было достаточно по жизни неказистого холостяка.

Но тут мысли о тёплом бабьем теле и молочке у Коли улетучились из головы мгновенно, прям до «неприятственного» шевеления жёстких волос под кепкой и стылого потения по спине.

Зелёная, светящаяся тарелка медленно проплыла под колиной лодкой, вдруг сверкнула из-под воды оконцем и глянуло… сизым человечьим ликом с вытаращенными глазами. Тут уж у Коли перехватило дыхание от ужаса. Не ж то подводные инопланетяне человека стащили и до космоса щас улетят с добычей?! А вдруг как и его самого «схватют» и «утащут» в небо дальнее?!

Сердечко в груди рыбака больно тукнуло молоточком в рёбра и остановилось на секундочку. Коля мешком повалился на мягкое дно резиновой лодки, как в ванну с холодной водой и трепетными щуками, которые тут же отхлестали его по небритым щекам.

Пролежал рыбак в обмороке недолго, до первых солнечных лучиков, что брызнули в лицо из-за чёрной зубчатой стены соснового Бора. Беспризорные кружки, понятное дело, уплыли по течению к Лядинам. Резинку с дремлющим Колей прибило к салпинскому, топкому берегу.

Промокший рыбак в тот день никому об инопланетянах, понятное дело, сразу не рассказал. Щучек занёс по пути доярке Глаше, сам побрёл в свою хатку обсыхать да водочки пропустить для сугрева и от переживаний.

О, как! Получается, со слов Кольки-рябого, в подольском плёсе под водой летучая тарелка инопланетян объявилась. Через пару дней, понятное дело, рыбачок об том ночном чуде не смог смолчать, при первом же застолье с товарищами-механизаторами поделился ужасами. Работяги на смех Колю подняли, но так он ладно об том случае рассказывал, что не сразу, но поверить — поверили. К тому же, доярка Глаша — невольный свидетель явления светящейся тарелки «с-под воды», слова Коли мимоходом подтвердила. Той ночью под утро она как раз перед уходом на ферму у оконца своей избушки стояла, знакомого рыбачка на лодке приметила. Его чёрную фигуру на чёрной лодке нетрудно было заметить на синюшном подлунном зеркале плёса.

А уже яркий светящийся блин под колиной лодкой и вовсе трудно было забыть. У самой доярки на тот момент кольнуло в сердце и грудь захолонуло».

Такие дела, значится, загадочные близ деревни Подол «случилися» в том году. Но это ещё не всё происшествие…

Рассказ «Рыба». Цитата из сборника «Плыву как-то по Пьяне»

« — Подождём малость? — с надеждой, но и с сомнением в голосе спросил Сипатый мужичок.

— Чё ждать-то?! Айда по домам! — возмутился Хриплый. Не успел он подняться, как тут же перед ним хлопнулся крупный серебристый подъязок, затрепыхался в траве.

Толян первым подскочил к рыбине, схватил, сунул в пакет.

— Ой! Мне язёк достался! — воскликнул он детским голоском. — Язёк — зятёк на сковородник скок! Эх, для моей тёщеньки был бы в самый раз — в котелок да на шесток! Царствие ей небесное!..

— Чё эт тебе?! — возмутился Хриплый, выдернул пластиковый пакет с рыбой из рук Толяна. — Ко мне язь прилетел.

— Нет, ко мне! — задирался Толян, попытался вернуть пакет.

— Тпру, мужики! Подеритесь ещё, дурные, — проворчал Сипатый. — Откуда рыба-то прилетела?

— Прилетела?!

— Ну, да.

— С реки али с неба?!

Рыбаки успокоились, помолчали.

— Выпить осталось? — спросил Хриплый. — Башка раскалывается.

— Не, всё выдули, — отвечал радостный Толян. Ему такая рыбалка больше всех нравилась.

— Допились! Хорош гужбанить, мужики, а то мозги совсем вытекут… из ушей, — пошутил Сипатый. — Скажи кому: рыба с реки на берег сама прыгает, — засмеют».

Всплытие

Из записок автора, речного охотника.

«На реке Пьяна вода напоминала столовое вино Ризлинг. Не выныривая на поверхность, можно было рассмотреть на другом берегу вывеску „Сельпо“ с часами работы».

Дерюгин всплыл на поверхность и не сразу смог выдохнуть от неожиданности, изумления и восторга. В осеннем тумане низкие тучи цеплялись за чёрные, острые, голые ветви деревьев, сливались с мерцающим молоком воды. Посередине реки, будто на мутном, тёмном зеркале, неподвижно, воздев руки к небесам, стоял босой Бородач в серой, длиннополой, холщовой рубахе.

Подводный охотник будто вынырнул в ином, «верхнем» мире, как говаривала его бабушка, Аграфена Дмитриевна, таким завораживающим было первое впечатление от простого увиденного явления. Чтобы не мешать Бородачу в его стоянии на воде, охотник за рыбой тихо отдышался, без всплеска погрузился обратно в речную стыль в поисках щуки в прибрежных зарослях кувшинки.

Дело было поздней осенью на реке Мста в калининской, нынче вновь тверской области.

(рассказ «Столпник», см. ниже по сборнику).

После развода Егор Дерюгин выходил со студии только за продуктами в магазин.

Как полагается русскому мужику, он безропотно собрал вещички в грязно-оранжевую, парашютную сумочку студенческих времён и отправился ночевать в бутафорский цех киностудии. Чего ради полагается мужику при измене жены отправляться в одних трусах в новую жизнь?! Не справедливо! Люди говорят, так принято. Говорят, в основном, сами изменщицы, те же самые ветреные жёны. Получается, суть бракоразвода в разводе неверными жёнами, раскрутке своих бывших мужей на деньги и дележе недвижимости, якобы, совместно нажитой.

Дерюгин застукал жену с любовником в кооперативной однокомнатной квартире по улице Гиляровского, на которую вкалывал несколько лет, зарабатывал, откладывал, копил. Железный гараж, правда, без машины, близ спортивного комплекса «Искра» оставил за собой, где хранил охотничьи принадлежности.

Любовник, к слову сказать, был так себе, середнячок-мужичок. Бледный, щуплый, лупоглазый, но богатый, судя по разбросанным по квартире вещам, подарку неверной его супруге, в виде новенькой, упакованной в шуршащий целлофан, норковой шубы, которую она не успела спрятать в платяной шкаф. Все эти «рогатые» обстоятельства неприятно поразили коренастого, физически крепкого Дерюгина, но придушить охотника до чужого на теле собственной супруги, он не решился. Зачем грех на душу брать?! Пусть так и живёт на чужом, мерзкий халявщик.

Единственное, от чего не удержался Дерюгин, — отхлестал армейским ремнем по голой заднице любовника своей жёнушки. Удержался, не отлупил так же неверную супругу.

На него попытались подать в суд за телесные повреждения. На досудебном заседании ответчик, он же гражданин Дерюгин попросил предоставить вещественные доказательства побоев в виде фото. Любовник, как оказалось, — ответственный работник торгсина, снимать на фото свою побитую задницу отказался. Судебное дело было закрыто. В советские времена ещё не принято было фотографировать голые задницы чиновников.

Из записок автора. «Вы мне тут не стройте стеклянные морды недоумения!»

Началась у Дерюгина искусственная жизнь. Бутафорская. Без чувств, без эмоций, на одном механическом мастерстве декоратора и бутафора. Работал он в бутафорском цехе киностудии. Вернее, в цехе декоративно-технических сооружений (ЦДТС). Ночевал на полатях русской печи… из прессованного папье-маше на деревянном каркасе. Обедал в царских хоромах — декорации будущего фильма-сказки. К выходным, после студийной сауны, одевался во всё чистое, боярское, исподнее. Девчонки из костюмерной и пошивочной мастерской приносили Дерюгину новенькую одежду в обмен на «самопальную» золотую, серебряную бижутерию, которая не отличалась качеством от покупной, фирменной. Егор поддерживал своё хобби, изготавливал ювелирные украшения из материала заказчика. Только на студии заказчиц было хоть отбавляй. В советские времена, при общем дефиците всего и всея в стране, девчонки превозносили ювелирщика «до небес» за его талант сделать оригинальное, неповторимое для каждой из них, будь то перстень, похожий на божью коровку или осенний кленовый листок, брошь в виде паучка или жучка с алмазными глазками и дрожащими лапками. За что Егор едва не пострадал. По стукачеству анонима, на него завели уголовное дело за «незаконное предпринимательство и незаконный оборот драгоценных металлов и минералов». Такое часто бывало в советские времена. Дирекция киностудии выдала своему работнику замечательные характеристики, написала письма во всевозможные «верхние» инстанции. Дело закрыли «за отсутствием состава преступления».

Близких отношений с коллегами Дерюгин себе не позволял. Дичился. За что и получил прозвище Бирюк. Со временем даже имя его подзабыли. Дерюгин и Дерюгин, Бирюк да Бирюк. Уж больно мучала Дерюгина душевная травма от предательства той «единственной», с которой клялся в ЗАГСе связать всю жизнь и нарожать деток. Второй год сторонился Егор женщин, избегал «лишних» знакомств.

Студийная, искусственная жизнь затягивала, спаивала, усмиряла бунтарский нрав. В тридцать пять лет опускаться можно до самого дна, затем стоит затаить дыхание и оглядеться. Тем более, если занимался подводной охотой.

Из записок автора. «Рыбалка — для здоровья, подводная охота — для здоровых!»

Под Первое мая всех трудящихся, в разгар очередной дружеской вечеринки в бутафорском цехе, когда переходят на «уважаешь», вполне трезвый Бирюк также неожиданно, как уходил из «семьи», подхватился, отправился в гараж близ киностудии, где были приготовлены, разложены на полке рюкзак с гидрокостюмом, ласты, подводное ружьё, грузовой пояс весом килограмм на десять и прочие приспособы для ныряния за приключениями.

Образно выражаясь, Дерюгин опомнился на топком, вязком жизненном дне, вынырнул, осмотрелся, отдышался и решил всплыть в совершенно ином мире — природной чистоты, уникальных встреч, приключений, событий и явлений, о которых вдруг нынче вспомнилось на киностудии в застолье с пивом и копчёным лещом, привезённым друзьями с озера Селигер.

Припомнил Бирюк и прошлую свою, «добрачную» жизнь, с печалью оценил по трезвости нынешнюю, бутафорскую, картонную, ненастоящую.

Ранним утром он выходил из поезда на вокзале дальнего райцентра. Автобусом докатил до конечной остановки в таком глухом, лесном тупике, в который не отважились сунуться даже фашисты во время Великой Отечественной войны, когда заняли Ленинградское шоссе до Химок и обложили блокадой Ленинград.

С этого дня у Бирюка начались весёлые и трагические катаклизмы, комичные недоразумения и розыгрыши. Случались порой мистические провалы в памятные дни детства и юности, и дальнейшее всплытие на поверхность реальности.

Вспомнилось, как мальчишкой лет в шесть был сослан родителями в деревню на попечение бабушки на всё лето.

Плыл однажды Дерюжка, так за глаза прозвали его деревенские девчонки, долго плыл по течению в лодке от Плотины, мимо деревушки Старое Котчище к подольскому плёсу, лежал грудью на носовой банке, гнал перед собой веточкой по воде ангелочка, вязанного из соломы, с прищуром, сквозь сеточку ресниц наблюдал, как летит ангелок в сине-зелёных облаках да в чёрно-зелёной мгле.

На подольском плёсе с лав — переходных мостков на другой берег тяжёлым яблоком ему тогда по затылку крепко досталось от конопатой малышки. Девчушка-егоза Стешка метнула зелёное яблоко с мостков и точно попала Дерюжке по голове. Аж глаза замутились у мальчонки, до следующей деревушки Лядины доплыл по течению в беспамятстве. Соломенного ангела потерял из виду. Уплыл ангелок. Далече. Не найти было. Только что и Дерюжка запомнил — звонкий смех вредной девчонки. В отместку стеганул Дерюжка крапивой вечерком задиру Стешку по голым ногам. И сам был не рад. Подняла девчонка такой вой, что городскому мальчугану пришлось стремглав сматываться из деревни Подол к бабушке в Старое Котчище.

Запомнился тот соломенный ангелок надолго, будто путеводным знаком стал для Дерюгина на всю дальнейшую жизнь. Чуть что, болезнь, температура высокая или расстройство нервное какое случится, вспоминался ангелок, величаво плывущий среди зеленоватых облаков. Успокаивался Дерюгин, приходил, что называется, в себя. В себе-то жизнь гораздо спокойнее, благодатнее, разумнее оказалась.

Стешка встретилась ему позже, на студенческих каникулах. На сей раз бедолага пыталась утопиться. В тринадцать лет девчонка решила покончить с собой. Обвязалась, с шеи до пояса, тяжеленной цепью от зерномолотилки и спрыгнула с мостков в тот самый момент, когда среди косматых водорослей проплывал в чёрно-зелёной воде городской ныряльщик в чёрном гидрокостюме, невидимый с поверхности. Дерюгин путался под водой в длинных водорослях — роголистнике и остролистнике, выискивая крупную плотву на стремнинке. Вдруг сверху на него рухнула девчонка! Пуда два сама весом да железная цепь тоже пуда на два. Чуть хребет не сломала подводному охотнику. Ничего. Обошлось. Вода смягчила удар. Спас Егор дурную девчонку, вытащил из воды вместе с цепью, будто пулемётными лентами обвязанную. Как было не спасти глупую?! Спас! Беда девчонки лишь в том была, что поздним вечером целовалась Стешка на сеновале с парнишкой из ближнего села. Тут и застукала её мать, отхлестала крапивой, пригрозила, что брюхатую не примет, выгонит из дома, пустит по миру. По безграмотности своей в тринадцать лет Стешка вообразила, что дети бывают от поцелуев, утром пошла топиться.

Советские времена, глухая провинция, чего ж вы хотите?! Ни образования толком сельские не могли получить, ни культурно просветиться!

Так спасённая девчонка и сдружилась с городским охотником. Помог он Стешке через пару лет в техникум райцентровский поступить. На том и расстались тогда без особых чувств и привязанностей.

В походах Дерюгина по ближним и дальним окрестностям тверской, пока что калининской области, случалось ему, даже на поверхности земной, погрузиться в мистическую реальность, когда, к примеру, набредал он в селе на пожарище.

Горел дом, добротный пятистенок. Сгорая, развалился на бревна, оставил в огненно-дымном пространстве огромный, чёрный, прямоугольник размером с дверь. Суетливый, крикливый, деревенский люд на пожарище притих от чуда. Поначалу могло показаться, будто открылось чёрное окно в иной мир, в иное измерение, в другое пространство.

Под вечер, за рюмочкой «Столичной» пришло любопытному краеведу Дерюгину в лице лысого чудаковатого деда простое и замечательное объяснение чуду.

Это совсем другая история под названием «Явление» для сборника рассказов «Дальнее небо».

Приключения на реке и в окрестностях калининской области, после всплытия Бирюка с жизненного дна, носили мистический характер вполне реальной жизни, события разворачивались простые, часто комичные, порой с глубоким философским смыслом, после которого Дерюгин, казалось, начал заново осмысливать свою бестолковую житуху, по возвращению к своей бутафории в цеху киностудии принялся переиначивать её совсем по другим, более разумным правилам.

Стешку встречал он ещё не раз по жизни. Взрослела деревенская красавица, умнела, подыскивала выгодную партию из приезжих дачников из обеих столиц или залётных художников при деньгах. Дерюгин под эту категорию не подходил.

Трагический жизненный финал Стешки раскрыл Бирюк в Петербурге при необычных обстоятельствах, о чём и написал позже повесть «Соломенный ангел» с криминальным сюжетом.

Стояльца Бородача на реке подводный охотник год от года тоже не раз проведывал. Чтоб не тревожить человека, занятого своими чудачествами, быть может, серьёзным и осмысленным обращением к Творцу, Дерюгин «столпника» не беспокоил, охотился поблизости в заводи, где щуки водились в кувшинках, а в болотистой мелкоте среди хвоща пошевеливались ленивые, меднобокие лини.

Однажды пришлось вмешаться в конфликтную ситуацию, но остаться инкогнито. В долгие выходные с Первое по Девятое мая часто сплавлялись по реке разудалые, подвыпившие байдарочники. Туристы, из одной такой партии с десяток байдарок, попытались, потехи ради, столкнуть вёслами Бородача со свай. Заходил столпник на середину реки для своего стояния по старым притопленным сваям давно разрушенной водяной мельницы.

Пришлось охотнику выручать заочного знакомца.

Из записок автора. «Подводная лодка, под командованием умелого капитана, может потопить эскадру противника!»

Невидимый, в чёрном гидрокостюме, Бирюк подныривал под утлые, походные судёнышки. Самым ретивым и сильно выпившим сквернословам брезентовое брюхо байдарок вспарывал ножом. Других зацепом руки за борт и переворотом из-под воды потопил. Человек двадцать истерично ругались, выплывая, барахтаясь в воде, не понимая, каким образом такая грандиозная катаклизма могла случиться, чтоб флотилия байдарок без бури и ветра на спокойной воде «оверкильнулась». Все, до единой, брезентовые лодчонки перевернулись. Стоялец-бородач сам безмолвно созерцал и недоумевал от безумного водокрута чёрно-зелёной воды, что внезапно разбурлился у его ног, коротенько возблагодарил ангелов-хранителей, воздел руки к небесам и спокойненько сошёл по сваям на свой берег, баньку протапливать в выходной день.

Подводный охотник Бирюк посиживал себе под ближайшими, нависшими над водой кустами ивняка, давился, булькал от смеха и удовлетворения, наблюдая, как вымокшие нетрезвые туристы ныряли в омут, доставали утонувшие вещи и обмундирование. Справедливость восторжествовала.

(См. далее рассказ «Столпник» из сборника и шуточную историю в рисунках — «Челюсть ихтиозавра»).

Как-то выплыл Дерюгин к деревеньке, где останавливался на ночлег. Выполз в гидрокостюме на плотик-сходню, с которого бабы бельё прополаскивали. Подползло к нему на карачках неприглядное существо с разлохмаченными, немытыми космами, в растянутых трениках, с пропитым, сморщенным, как пересохшая падалица, личиком, и прохрипело:

— Деря, никак ты? Ну, здрассь… Давно не видались! Слухай, не в службу, а в дружбу, займи полтинничек. Мужа опять сажають. Надо бы проводить по-людски…

«По-людски», в очередной раз, провожала дружка своего в тюремную зону Нюрка, подружка Стешки, одна из прежних деревенских, «писаных» красавиц, что потешались, в свое время, над юным и нерешительным Дерюгиным, смеясь, упрекали девственника в «безрукости» и трусости.

Сотенку, по старой дружбе, пропитой женщинке в образе старичка, Бирюк всё же занял, тут же сбежал к последнему автобусу. Пора было возвращаться в свою столичную «бутафорную» жизнь, но совсем уже с другим настроем и философскими мыслями о бытие.

Генеральская дочь

Из записок автора. «При взгляде со дна, мир остается поверхностью, а не чем-то иным…»

Через неделю цеховых трудов обратилась к Бирюку сотрудница цеха, полнотелая, круглолицая Ираида Василькова, добрющая разведёнка пятидесяти с лишн