Нарушитель
— Маленькая дрянь! Выходи живо, все равно же найду!
Я едва успеваю перевести дыхание от бега, стараюсь не делать резких движений: сарай, в котором прячусь, битком набит садовым инвентарем. Но я не отличаюсь грацией, и тонкая ручка огромных граблей больно бьет по затылку:
— А-а-а! — не могу удержаться я. Падает ещё что-то: кругом стоит звон, будто одновременно разбилась сотня глиняных чашек. Сердце так колотится о грудную клетку, что, кажется, вот-вот переломит самую тонкую кость и вылетит на свободу. Скрипит дверь, и я вижу малиновое от злости лицо сестры, в стёклах очков пляшут злые огоньки:
— Ну, все! — вопит она. — С меня хватит! В садике после обеда спят! — и хлопает меня пониже спины.
— Н-но я-а же не в са-адике! Бабушка разрешала просто лежать и чита-ать! — меня захлестывают вселенская обида, тоска по бабуле и моим любимым книжкам, которые теперь, в тихий час, мне запрещено брать в руки.
— Ты — ужасная сестра! — я ужом вьюсь в её руках, пытаясь освободиться. Безуспешно: они вцепились в подол платья мертвой хваткой.
— Что я тебе обещала, забыла уже? Что делают с теми, кто не слушается? Дрянь такая! — хлесткое слово снова вырывается наружу. — Пошли-ка!
— Правильно говорить — «пойдём!», — дрожаще-хлюпающим голоском вставляю я, поражаясь собственной смелости и дерзости. — А ещё в школе учишься!
Я знала, что пожалею о сказанном, но ужас перед наказанием сестры мгновенно съеживается, все в ссадинах плечи расправляются. Странное чувство: горжусь собой одновременно с готовностью умереть от страха.
Она тащит меня в подвал: там сыро, странно пахнет и рядами стоят банки с заготовками, а ещё темнота — хоть глаз выколи.
— Посидишь, подумаешь над своим поведением! С крысами! — последнее слово она выпаливает особенно громко и от души хлопает тяжелой крышкой.
Я шумно дышу, кажется, отсюда крысы унесли весь воздух — иначе как объяснить почти полное его отсутствие? На подмогу, как всегда, приходит воображение: серые создания ловят лапками невесомые облачка и аккуратно опускают их в заплечные холщовые мешки. Поймав все, что летало в бархатной тьме, они подмигивают друг другу и длинной вереницей отправляются в обратный путь, по своим уютным норкам. Интересно, как у них там? Крохотные стульчики, кроватки, чай, наверное, пьют, за столиком, накрытым кружевной скатёркой, дуют на горячее так, что длинные усы подрагивают…
— Я дома! — папин голос невозможно не узнать.
Сестра спешно освобождает меня из заточения, стараясь не смотреть в глаза отцу.
— Не слушалась вот опять, — оправдывается она.
Он хмурится ей, улыбается и подаёт мне руку, а я глазами отвечаю: «Не волнуйся, я победила!».
Когда есть тот, кто крепко и нежно держит тебя и твоё сердце, в этом мире нечего бояться, даже если на пути внезапно случается двоюродная старшая сестра, а тебе всего пять.
