И в возрасте довольно зрелом я вдруг охуела от того, как по правде обстоят дела.
Моя мать очень живучая.
Она пережила вещь, которую нельзя пережить матери.
Для меня совершенно очевидным вдруг стало, что быть папой — это такая временная фигня, от которой при желании можно отказаться или выбрать себе другого ребенка
Против всех моих отцов и всех наших родственников, всех соседей и всех, кто криво смотрит в поселковом магазине.
Вот это вот все, вот этот весь наш солидарный мир против всех.
Короче, тебе была всегда нужна именно та девочка — еще не осмыслившая тебя сполна.
Ты не любить можешь только чужих, но своих — обязана. И мне так хочется, так хочется тебя осудить, ткнуть тебя лицом в ложь, в равнодушие и эгоизм.
Твои объятия, очень резкие, поцелуи всегда стремительные, как в советском кино, когда немного больно щекам.
Твои объятия, очень резкие, поцелуи всегда стремительные, как в советском кино, когда немного больно щекам. Твои подарки — куклу Золушку, которую можно было переодевать, Карлсона, которого я всегда наказывала за непослушание — как и ты меня — лозиной дерева ивы, растущей под нашим окном и всегда зеленеющей раньше других лозин по весне…
Я открываю глаза, и теперь у меня есть силы улыбаться тебе и говорить с тобою мягче.
Я поддерживаю в себе искусственно те чувства, которые не имею права потерять.
Я загадываю на первый луч солнца.
Я загадываю на воронье перо.
Я загадываю на тополиный пух.
Я загадываю на молодую луну.
Я хочу, чтобы его горло искусали пчелы
и он не смог больше дышать.
