Егор Калугин

Белая крепость

Глава 1. В которой случается невероятное

Черная карета, поскрипывая рессорами, свернула в узкую улицу. Возница натянул вожжи, останавливая коней. С запяток спрыгнули двое, огляделись настороженно. Один сбросил с упора зазвеневшую пружиной ступеньку. Другой лег перед каретой в грязь.

— Можно выходить, госпожа, — произнес первый.

Дверца кареты приоткрылась. Показался подол платья и легкая ножка в замшевом сапожке опустилась на ступеньку, другая повисла нерешительно над спиной лежащего.

— Можно выходить, — повторил мужчина.

На его локоть легла узкая рука в коричневой перчатке. Сапожок, не коснувшись спины лежащего, прочертил короткую дугу, и девушка в черном широком плаще легко спрыгнула на мостовую.

— Здесь принято наступать на слугу, — прошипел мужчина. — Вы нас выдаете с головой.

— Куда идти? — послышалось из-под капюшона.

— Прошу, госпожа, — произнёс он, вытянул руку. — Нам сюда.

Кучер соскочил на мостовую, скрутил кнут в ладонь и двинулся узким проулком вниз. За ним женщина в плаще, а следом ехавшие на запятках, придерживая хорошо заметные под плащами сабли. С первого взгляда было заметно, что они торопятся. Идущие позади часто оглядывались, будто опасались преследования.

В самом конце улицы возница стукнул трижды рукоятью кнута в неприглядную дощатую дверь с тисовым веночком. Изнутри послышался кашель. Возница, не ожидая приглашения, вошел. Пробыл там недолго, дверь распахнулась и показалась его рука. Девушка подала ему ладонь и скрылась за дверью. Остальные отступили в тень, оглядывая улицу.

В доме было жарко натоплено, трещали дрова, и огонь колыхался по стенам багровыми отблесками. У очага сидела горбатая старуха с крючковатым большим носом в бородавках, седая и безобразная, в цветастом халате. Она заскрипела недовольно:

— Я говорила — не опаздывать! Времени нет. Совсем!

 

 

Возница, в свете очага оказавшийся рыжим конопатым парнем, шагнул к двери:

— Удачи, княжна, пусть сладится всё. А мы сдюжим, не сомневайся…

И в глазах его светло-голубых искоркой сверкнула слеза.

— Быстрее переодевайтесь! Быстрее! — скрипела своё старуха.

— Спаси Бог тебя, Ерёма. Всё сладится, я верю, — произнесла гостья.

Рыжий кивнул и вышел, скрипнув дверью. Старуха растирала в ладонях и бросала в огонь пучки травы. Комната скоро наполнилась едким дымом:

— Тяга сильна, тяга идёт. Ох, ух! Чую, чую! Близка, близка темень! По земле бежит, по воде течёт, по воздуху несётся! Темень близится. Темень!

Гостья сбросила плащ и оказалась совсем молоденькой девушкой с копной темных вьющихся волос и синими глазами.

— Ох, темень близко, чую я, — старуха скакала на одной ноге, припевая своё. — Тяга сильна. Тяга идёт, идёт! Темень близится, вижу! Будет у тебя, дева, суженый, вижу его, вижу! Сила в нём тайная, сила темная!

Сухо хлопнул за дверью выстрел, кто-то закричал, и старуха засуетилась, заохала:

— Темень, темень! — швырнула в огонь несколько снопиков травы и комнату заволокло чадом, так что и огня уже было не различить. — Тяга сильна! Ах! Ух!

За дверью зазвенели сабли, захлопал кнут, дробно посыпались выстрелы.

— Ух! Ах! Отворись протока, — завыла старуха, — подхвати листок, закрути по воде, унеси далёко на брега светлые, потаённые! Уходи! Уносись!

Дверь с грохотом слетела с петель, выпуская, словно в трубу, густой дым из комнаты. И оказалось, что старуха осталась одна. Она поглядела хитро на вошедшего мужчину в черном плаще с надвинутым на лицо капюшоном и захохотала, заливаясь, показывая ему язык:

— Не успел! Не успел! Бе-бе-бе!

Гость сдвинул капюшон, обнажив длинный узкий нос и холодные бледные глаза:

— Ниварья.

На улице послышался звон и в комнату влетели разом четыре короткие стрелы. Мелькнули стальным оперением и отбросили старуху к стене.

Мужчина прикрыл глаза и повел носом, принюхиваясь чутко, словно зверь:

— Она только что была здесь. След ещё виден. Пускайте за ней пса.

Глава 2. В которой друг бросает друга в разгар кавалеристской атаки

На белых крепостных стенах тревожно алел закатный свет неба.

— Гусары! Гусары идут! — закричал Олег, подняв саблю.

Сабля была спортивная, с обломанным острием.

— Где? — вытянул шею Вовка.

— Видишь, там? — Олег клинком указал в край пустыря, где кончались черные кусты и виднелся край заснеженной дороги. — Разворачиваются лавой!

Вовка пригляделся, но ничего кроме зелёного «Жигули» с горящими фарами не увидел.

— Точно? — спросил он с сомнением.

— Не видишь? — разгоряченно крикнул Олег. — А крылья у всадников не видишь? А лес поднятых копий?

И вскочил на кромку снежного редута:

— Сомкнуть ряды! Колья ставь!

Вовка был единственным, кому команда могла предназначаться, и он только сжал крепче толстую палку, служившую ему оружием.

— Чего застыл? — обернулся к нему Олег. — Вперёд редута становись! Пушки — то-о-о-овсь!

Вовка бросил палку и сел в снег.

— Намётом пошли! — вглядывался вперёд Олег. — Уже «Dalej!»[1] кричат! Слышишь?

— Не слышу, — внятно проговорил Вовка.

— Да как не слышишь? — снова обернулся к нему Олег. — Ты чего?

— Ничего, — буркнул Вовка.

— Пехота, прикрывай редут! — грозно махнул саблей Олег. — Сейчас ударят! Рысью идут, ну!

Вовка вздохнул:

— Никого там нет.

— Что? — поднял брови Олег.

— Надоело, понял? — Вовка поднялся. — И не пехота я тебе…

— Как не пехота? — ахнул Олег такому нарушению дисциплины перед летящей в атаку конницей.

— А так, — неприятно усмехнулся Вовка. — Как дурачки, всё в войнушку играем…

— Это не войнушка! — нахмурился Олег. — А историческая реконструкция!

— С палками, что ли? Вдвоём?

Вовка с неприятной усмешкой принялся деловито отряхивать рукавицами снег с куртки:

— Чего-то выдумываем всё, играемся… люди уже смеются…

— Это, что за люди смеются?

— Наташка… и вообще… все в школе нас дурачками считают…

— Вообще у нас с тобой клуб исторической реконструкции, забыл?

— Ага, из двух человек… клуб, ха-ха…

— Есть ещё Колька, — машинально бросил Олег. — Вот выздоровеет и придёт…

— Да он соврал, что болеет. Сам в кино в Томкой пошел.

— Врёшь!

— Да чего ему врать? Он нас с Наташкой звал. На «Человека-Паука» в три «Дэ».

Усмешка не сходила с его губ и здорово раздражала Олега.

— Мы ведь договаривались, — проговорил он подрагивающими от обиды губами. — Соберём оружие, пошьём форму, пищали сделаем, как у стрельцов… будет настоящий клуб! Будет! Главное — начать. А?

Вовка слизнул снег с рукавицы:

— Детство всё это, — вздохнул, — взрослеть пора… уже десятый класс, ей-богу, а всё как дети.

— Да этим и взрослые занимаются!

Вовка совсем язвительно поглядел:

— Вот и этим… взрослым твоим тоже… пора взрослеть. Делом бы занялись, а то игрушки всё… пушечки, сабельки.

И пошёл.

— Ты куда? — ошеломлённо выкрикнул Олег ему в спину.

— Домой, — бросил тот, не обернувшись.

— А гусары? — в голос Олега прорвалась обида. — Атака ведь идёт! Порубят нас!

Вовка махнул рукой. И пошёл дальше.

— Меня ведь убьют! — громче крикнул Олег. — Слышишь?

— Не убьют! — крикнул тот. — Выдумывай меньше!

И обидно рассмеялся.

Олег смотрел ему в спину, пока Вовка не скрылся за деревьями. Всё ждал, что тот одумается. И только когда остался один на пустыре, сел на край снежного редута, который вдвоём с другом нагребали полдня.

Оглянулся туда, где только что разворачивалась для атаки грозная хоругвь крылатых гусар. Там ничего уже не было. Только кусты, только снег. Край черной дороги с нечищеными обочинами. Желтый автобус третьего маршрута, такой обыкновенный, что хотелось закрыть глаза и уснуть. Улететь куда-нибудь.

Небо затянули сиреневые сумерки, зажглись в парке фонари. Тянуло влажным весенним ветром. Полетел лёгкий, словно пух, снежок. Автомобили на дороге разъехались куда-то. Было безлюдно и тихо.

Домой идти не хотелось совсем. Едва он представил, что поплетётся сейчас один через тёмные дворы со сломанной саблей в руке, что как обычно будет пить чай и сядет за компьютер изучать старинное вооружение, и будет всё как всегда, словно в обыкновенный будничный день, ему стало тошно.

«Буду сидеть, пока не замёрзну, — решил про себя. — Друзья, называется…»

И самым обидным было, что он чувствовал — прав был Вовка. В какой-то неприятной и пока неприемлемой части был прав. Получалось, он ушел взрослеть, а Олег остался. Зачем?

С пугающим удовольствием он отметил про себя, что промокшие в сапогах ноги прилично озябли.

— Замёрзну, — проговорил он и расстегнул бесстрашно куртку, — будет знать тогда…

Что будет знать Вовка, когда он замёрзнет, Олег придумать не успел.

Глава 3. В которой происходит совсем непонятное

В небе над пустырём раскатился дикий вскрик:

— И-и-и-и-и-и!

И прямо в самую серёдку наметённого редута с этим визгом что-то рухнуло так, что снег взвился столбом.

Едва снежная пыль рассеялась, оторопевший Олег увидел, что это была темноволосая девушка. Она огляделась и охнула:

— Ну ничего себе!

— Ничего себе, — повторил машинально Олег.

— Ай! — вскрикнула от испуга девушка.

— Ой! — с перепугу подпрыгнул Олег и съехал с борта редута к самым её ногам.

 

 

С минуту они таращились друг на друга. Олег успел разглядеть, что у неё синие большие глаза и девушка очень даже ничего. Только костюм довольно странный — платье средневековое и плащ за спиной до пола, словно она тоже участвовала в исторической реконструкции.

— Привет, — сказал Олег и улыбнулся.

Прямо над ними в небе послышался рёв, как у пикирующего бомбардировщика.

— Это пёс! — взвизгнула девушка и припустила с неожиданной спринтерской скоростью. — Беги!

— Чего? — ахнул Олег.

С оглушительным шлепком в снежный сугроб рухнуло нечто увесистое. Снова весь мир заволокло снежным облаком.

Олег замер, раскрыв рот.

— Беги-и-и! — кричала откуда-то уже издалека девушка.

Олег выставил клинок вперёд, как учили на фехтовании, и принялся пятиться. В клубах снежной пыли ворочалось какое-то тёмное пятно, урчало и хрюкало. И вдруг, разрывая снежную завесу, с быстротой молнии бросилось на Олега. Едва Олег разглядел его морду, покрытую густой шерстью, четыре маленьких, светящихся яростью глаза, пасть с рядами острых зубов и кривые козлиные рога, как уже бежал от него быстрее ветра вдоль улицы и кричал от ужаса.

И вдруг провалился в пыльный узкий лаз. Скользнул, будто с горки, и вылетел, головой вперед, как торпеда, в кучу тряпья.

— Апчхи! Ап… ап. — Пылью забило горло.

За спиной послышался грохот и удивлённый рёв — рогатый, похоже, провалился в ту же дыру, а значит, приближался сейчас со скоростью пушечного ядра. Эта мысль придала Олегу ускорение. Вынырнув из тряпья, Олег бросился в открытую дверь и помчался узким проулком. И скоро выскочил к небольшой площади, где стояла черная, запряженная двойкой унылых лошадей карета. У кареты стоял такой же, как и лошади, унылый мужик с франтоватыми короткими усиками, с массивным ружьем на плече и узкой кривой саблей на боку.

— Стоп, кумпель![2] — поднял он ему навстречу руку.

Позади в проулке взревел рогатый — его приземление вышло, видимо, не таким мягким, как у Олега. И вне всяких сомнений, злости ему прибавило. Потому объясняться с усачом Олег и не подумал. Набрав скорость, рухнул на бок, проехался по слабому ледку под каретой и дунул дальше.

Мужик крикнул ему вослед:

— Прежештань, бо штрелям![3]

И тут же взвыл:

— Матка Бозка! То Демон! Демон!

Хлопнул выстрел, загремело что-то, и усач бросился за Олегом, да так резво, что почти обогнал. Им встретились ещё трое с ружьями.

— То Демон! — прокричал им усач. — Демон!

— Демон! — закричал и Олег, тараща глаза. — Демон!

Стрелки оказались не робкого десятка. Опустились на колено, защелкали курками, пропустили бегущих и грянули залпом.

— Матка Бозка! — заорали слаженно, выхватывая клинки.

Усач вспомнил о своей сабле, развернулся и бросился к ним на помощь. Олег не останавливался, лёгкие ноги сами несли его вперёд. Ему удалось пробежать ещё пару тёмных улиц, прежде чем он окончательно выдохся и уперся ладонями в каменную кладку тупика, глотая воздух с натугой. В голове у него тут и помутилось совсем. Хотелось домой, хотелось понять, что такое происходит. Мужики с ружьями, рогатые собаки… И куда он мог провалиться прямо на выходе из городского парка?

Где-то наверху скрипнула ставня, и его окатили помоями. Так просто, безо всякого повода. С макушки до пят. Олег пригладил волосы и принюхался — кажется, рыбный суп. И, кажется, несвежий. Впрочем, расстроился не то чтобы очень. Впечатлений и так было достаточно.

Запахнул куртку и побрел. Сыпал легкий снежок. Темные улицы были безлюдны, ни огонька. Олег долго петлял проулками и снова вышел к черной карете. Унылые лошадки спали, опустив головы. Усача не было.

Олег проковылял дальше и вышел к дому, в который, судя по обрывкам воспоминаний, он и провалился из парка. Снег прекратился, тучи разошлись, и серебристая луна осветила выбитую дверь с приколоченным веночком.

Олег вошел. На стене напротив двери висела на стене безобразная старуха, точно такая, какой рисуют в сказках Бабу Ягу — вся из морщин, с провалившимся подбородком, с крючковатым в бородавках носищем. Олег оглядел её без интереса. Прошелся по комнате. Окон нет. Дверь да очаг. Не в трубу же они с рогатым влетели. Или в трубу?

И тут заметил, что старуха со стены следит за ним хитрым красным глазом. И обомлел.

Она вдруг вскинулась, будто сорваться со стены норовила:

— Бе-бе-бе!

Олег от испуга оступился и упал в тряпьё. И пол под ним расступился знакомо — кажется, он снова угодил в тот же узкий лаз. Полетел, зажмурившись, а вслед ему, как в колодце, дробилось эхом старушечье карканье:

— Испугался, бе-бе-бе, испу… гался… гался…бе…бе… бе…

Глава 4. В которой герой сомневается

Очнулся в своей постели под писк будильника, похожего на повторяющееся далёкое «бе-бе-бе».

Покряхтывая сел, упираясь руками в спинку кровати. Он всё ещё был одет, как вечером в парке. С волос осыпалась рыбья чешуя. На полу валялась сабля. Постель и одежда оказались в щедрой размазне сажных пятен и рыжей глины.

— Олежка-а, — позвала из коридора привычно мама.

— А? — Он быстро прикрылся одеялом и зажмурился.

— Я побежала! Завтрак на столе, пока!

— Пока, — отозвался едва.

Полежал, прислушиваясь к треску замка и удаляющимся шагам. Осторожно откинул одеяло. Не показалось. Одет. Хорошо, что без ботинок. А — нет, ботинки тоже тут.

Почесал лоб. Вспомнил, как был вчера на пустыре с Вовкой. Потом крик и девушка — бум, с неба. Потом собака, которая совсем не собака. Потом… проход через канализацию, что ли… куда ещё можно было провалиться на пустыре… Вечно люки не закрывают. Потом — бабка на стене, её «бе-бе-бе» и… всё, пустота. Ничегошеньки в памяти.

Будильник снова запищал. Олег машинально нащупал кнопку выключения, поднялся и побрёл в ванную.

Поглядел с опаской в зеркало. Оттуда на него смотрел горящими влажными глазами испуганный молодой человек с взлохмаченной шевелюрой, украшенной рыбьими очистками.

Вспомнил, как его облили супом в каком-то проулке.

Олег пустил воду в ванну, скинул перепачканную одежду на пол и забрался под горячий душ. Под ним сразу образовалось мутная жижа стекающей грязи.

Намыливаясь, Олег сто раз, наверное, прокрутил в памяти всё, что случилось с ним вчера. И с каждым разом произошедшее помнилось всё хуже, будто его смывало горячими струями душа.

Одевшись в чистое, Олег решил вдруг, что все его воспоминания могут быть просто реакцией на холод. Хотел замерзнуть — факт! А кто не знает, что замерзающим начинают сниться всякие фантастические вещи? Значит — замерз до умопомрачения. И потом как-то домой всё же добрался. В умопомрачении. Потому и не помнит ничегошеньки.

Эта мысль его немного успокоила. Не то чтобы совсем. Но другого логичного объяснения он не нашел.

Когда через пять минут Олег вошел в школу, в коридоре ему встретился завуч, Василь Петрович:

— Печегин, — сказал он строго (он всегда говорил строго, даже когда поздравлял на линейке первоклашек с Днём Знаний), — что с тобой? Ты в порядке?

— А что со мной? — пролепетал Олег, ощупывая непослушными пальцами узел галстука.

— Ты в зеркало с утра глядел? Да на тебе лица нет!

Олег посмотрел в своё отражение на стеклянной двери. Лицо было. Бледное пятно с мечущимися, лихорадочно сверкающими глазами.

— Ты не заболел? У тебя не грипп? — ещё строже спросил Василь Петрович (он больше всего боялся эпидемии, так как из-за неё каждый год ниже общерайонных показателей падали посещаемость и успеваемость).

— Нет, — пробормотал Олег, пробираясь вдоль стеночки к своему классу, — не грипп.

А сам подумал: «Точно! Когда грипп, то температура — будь здоров! Вот они оттуда, галлюцинации, и лезут! Замёрзнуть всё хотел, ха-ха. Вот и получил».

— Печегин! — поднял палец завуч. — С вирусом не шути! Немедленно в медпункт!

Под его пристальным взглядом Олег прошел мимо класса к двери с красным крестом.

— Та-ак, — прищурилась на него доктор Людмила Игоревна, едва он переступил порог медпункта, — симулянт?

Олег пожал плечами:

— Меня Василь Петрович прислал.

— Диагноз? — сухо уточнила доктор.

— Говорит, что на мне лица нет.

— Ну-ка, подойди.

Олег подошел. Людмила Игоревна ощупала ему щёки, подбородок, шею. Заглянула в один глаз, потом другой. Оттянула уши и тоже заглянула в них по очереди.

— Типичное отсутствие лица, — проговорила спокойно, — сейчас дадим укольчик, и лицо вернётся, куда денется!

Поднялась и вынула из шкафчика толстый стеклянный шприц:

— Хороший укольчик, эффективный. Правда, больно будет.

— Вы шутите, что ли? — Олег отодвинулся к двери.

— А ты не шутишь? Придумал тоже — лица нет. Здоров как бык!

Теория с высокой температурой и галлюцинациями рассыпалась на глазах.

— Точно — здоров? — ухватился Олег за последнюю надежду.

— Здоровее не бывает.

— Вы ведь мне даже температуру не измерили, — проговорил он подозрительно.

— Кто тут доктор — ты или я? — рассердилась Людмила Игоревна и спрятала шприц обратно в шкафчик. — Иди, Печегин!

Олег вышел, но сразу же просунул голову обратно в кабинет:

— Людмила Игоревна!

— За уколом вернулся, Печегин? — нахмурилась доктор. — Сейчас оформим!

— А если у меня грипп?

— Нет у тебя гриппа.

— А если в скрытой стадии?

— Я тебя осмотрела. Ты — здоров.

— А вот если вдруг грипп, может человек вдруг — раз, и ничего не помнить?

— Иди, Печегин! На занятия иди!

Глава 5. В которой герой встречает красавицу

Олег в класс не торопился. Сел на подоконник и вынул из портфеля планшет. Написал в строке поиска: «Потеря памяти и галлюцинации».

— Ничего, разберёмся, как-нибудь и без докторов, — пробормотал.

И углубился в чтение. Результаты не радовали. Если принять во внимание, что вчера он никаких неразрешенных лекарств не принимал, выходило, что у него прогрессирующая шизофрения в какой-то опасной стадии. Рекомендовалось срочно сдаваться психиатру на стационарное лечение.

— Извините, а где здесь библиотека? — послышалось.

Так как голос был женский, Олег посчитал, что обращаются не к нему. И только когда услышал снова то же самое, поднял глаза. Перед ним стояла та самая девушка, что прилетела вчера на пустырь, и вежливо улыбалась.

В голове его все мысли мгновенно улетели, будто сорванные ураганом.

— Не подскажете, это на первом этаже? — уголки её губ поползли вверх, её явно забавляло молчание Олега.

Он кивнул. Смог. Сжал в руках планшет. Красавица склонила голову к плечу:

— А налево или направо?

Олег снова кивнул. Она тихонько засмеялась, так, чтобы не обидеть. Подняла брови:

— Так налево, — указала тоненьким пальчиком, — или в другую сторону?

Олег только смотрел на неё и хлопал ресницами. Красавица улыбнулась ему тепло, будто старому знакомому, и проговорила просто:

— Я — Люба.

— А… лег. Олег, — поправился сразу. — Это — Олег, — ткнул себя пальцем в грудь, — Олег. Меня зовут так.

— Я здесь новенькая, — поглядела она доверчиво. — Первый день всего. Расскажешь, как у вас тут живётся?

«Так не бывает», — очнулся кто-то внутри него. Олег украдкой щипнул себя за колено так больно, что едва не вскочил с подоконника.

— К-конечно, расскажу. — Тут Олег вспомнил того испуганного некрасивого молодого человека, который смотрел на него утром из зеркала, и паника захлестнула его на мгновение. Но Олег собрался, как перед прыжком в воду и мужественно продолжил. — Я в десятом «вэ», а ты?

— Я только приехала. Издалека.

— Не распределили ещё? — подхватил он. — Тоже в десятый?

— В десятый.

— Давай к нам, — воодушевился он. — В «А» одни зануды, в «бэ» двоечники, а у нас — цвет этой школы. Да что там школы — всего города. Вот я, например, президент городского… нет, районного клуба исторической реконструкции «Стопами истории». Название, конечно, не просто глупое. Оно — очаровательно глупое. Дурацкое, по сути, — Олег чувствовал, что уже не контролирует, что говорит. — Однако наш губернатор считает его запоминающимся. И с этим трудно не согласиться. Верно?

— Да уж, — Люба вдруг залилась таким чудесным смехом, что у него в груди сердце встрепенулось от мысли, что она, эта красавица, вероятно, кокетничает с ним.

— О, этот мощный старик, покою нам не дает. — Олег чувствовал уже воодушевление, как идущий в бой солдат. — У нас вчера был слёт. Так вот губернатор был, лично. Командовал отрядом артиллеристов. Чудесный старик! На редут забрался, саблей спортивной махал. Как ребёнок, честное слово!

Люба почему-то снова засмеялась, и Олега понесло:

— Вот меня от занятий освободили, жду директора школы, нужно кое-какие формальности утрясти, бумаги подписать. Впереди масштабная реконструкция, взятие Парижа, — соврал, не моргнув глазом. — Но и кроме меня, в нашем золотом десятом «вэ» одни оригиналы. Как в «Люди Икс». У каждого своя фишка. А учителя! Что за мощные старцы!

Он глядел в синие искрящиеся глаза и врал напропалую. Придумывал всякие прозвища и одноклассникам, и учителям, слету рассказывал о них целые истории. Потому что отчаянно боялся замолчать. Олег знал, чувствовал, как только замолчит — она уйдёт.

Так и случилось. Олег замолк, набирая воздуха, и вдруг с ужасом понял, что рассказал всё, что знал и что не знал, и даже что-то из фильмов приплёл, кажется. Лихорадочно принялся искать в памяти занятные случаи, и тут увидел, что девушке, кажется, неловко рядом с ним. И что уже началась перемена и одноклассники его все уже в коридоре, и все они смотрят на них с Любой. Вернее, на неё. Как смотрят провинциалы на вошедшую в автобус кинозвезду — в легком замешательстве и глубоком восхищении.

И Олега вдруг снова захватил ступор. Он только пробормотал:

— Вот так, в общем.

И зачем-то протер вспотевшей ладонью экран планшета. Только разводы оставил.

Люба кивнула (ему показалось — снисходительно):

— Спасибо, Олег. Ты так здорово мне всех представил, что мне кажется, я давно здесь учусь.

«Вежливая», — подумалось ему и стало тоскливо.

— Не за что, — обронил только.

Она, как и ожидалось, посмотрела на часики на запястье:

— Ой, как незаметно время пролетело. Мне пора бежать.

— Да, понимаю, конечно. — Олег глядел в пол, чувствуя себя вдруг некрасивым и неинтересным.

— Здорово было поболтать с тобой. — Она сделала шаг назад.

— Да, мне тоже, — кивнул Олег и покраснел зачем-то. — С тобой поболтать здорово.

— Нужно идти…

— Понимаю. Библиотека тут… там, на втором, сразу у лестницы, — снова кивнул.

И она задержалась. Всего на какую-то долю секунды задержалась перед следующим шагом, и Олег понял, что она ждет его слов, и это единственный шанс что-то сказать. Сердце от испуга бухнуло в ребра и, бледнея, Олег промямлил:

— Может, вечером сходим куда-нибудь?

И поднял на неё глаза.

— Давай, — ответила она просто.

Сердце бросилось тарахтеть, словно заяц лапками по пеньку.

— У нас сегодня шесть уроков, — выдохнул. — Давай в четыре на выходе внизу?

— Давай, — улыбнулась она мягко, как старому знакомому и пошла между остолбенелыми одноклассниками по коридору.

Пьянея от ощущения небывалого счастья, Олег глядел ей вслед, а внутри него кто-то продолжал бубнить: «Так не бывает. Не-ет, вре-ошь. Так не бывает».

Глава 6. В которой герою встречаются загадочные незнакомцы

Они шли рядом и молчали, даже не смотрели друг на друга. Но Олег чувствовал, что Люба здесь, и это уже было чудом. И то хрупкое ощущение невысказанности, ответное тепло, которое иногда чувствуешь без слов — тоже было чудом.

Но Олег, конечно же, всё испортил. Он вспомнил, что это свидание первое, что они совсем незнакомы, но они молчат, и слегка запаниковал, что Люба вдруг подумает о нём, как о нудном и неинтересном типе, и заскучает. И это свидание станет последним.

— Предлагаю игру, — начал Олег нарочито бодро. — Игра называется — ты мне, я тебе. Я говорю что-то о себе, потом ты говоришь что-то о себе.

— Зачем?

— Ну, давай. Будет весело.

— А зачем говорить что-то о себе? — мягко повторила она, прищурившись.

— Ну, ты же не знаешь обо мне ничего. Я не знаю о тебе. Так мы и узнаем…

— А зачем что-то знать?

— Так, э-э-э, обычно люди поступают, — смутился Олег слегка, но зачем-то упрямился. — Чтобы доверять друг другу, наверное.

— А разве без расспросов не ясно, кому можно доверять?

— Конечно, не ясно, — хмыкнул со знанием дела. — Люди ведь разные. Может, он и выглядит, как приличный человек, а сам за спиной бензопилу прячет. Я хочу, чтобы ты, ну… узнала обо мне больше. Чтобы доверять могла.

— А ты разве не чувствуешь, кому можешь доверять? — она глядела внимательно прямо в глаза, и Олег не выдержал её взгляда, отвернулся, посмотрел вдоль улицы в легком замешательстве.

— Ну, как сказать… вообще-то людям доверяю, конечно. В основном доверяю, — заметил он у дверей универсама смуглую женщину в цветастых платках с укутанным в тряпки ребенком на руках.

Люба проследила его взгляд и неожиданно крепко сжала пальцами его запястье:

— Давай перейдем на другую сторону улицы.

— Там переход есть за магазином…

— Давай здесь.

Рука её задрожала, и Олег понял — ей очень важно, чтобы он согласился.

— Хорошо, здесь перейдём, — смело шагнул на дорогу.

Заскрипели тормоза автомобилей и они, не слушая ругани ошалевших водителей, перебежали улицу. На тротуаре разом оглянулись на женщину в платках. Та следила за ними, не отрывая взгляда.

— Тоже боишься цыганок? — улыбнулся ободряюще Олег.

Он чувствовал, как дрожит локоть девушки в его руках и от этого, а ещё от непредвиденного рывка сквозь поток машин, чувствовал себя очень сильным.

— Пойдем туда, — Люба кивнула в обратную сторону.

— Хорошо, пойдём.

Обернулся. Женщина в цветастых одеждах следовала за ними по другой стороне улицы и не спускала с них глаз.

— Но ведь человек может соврать, только чтобы ты ему доверял, — произнесла Люба, будто разговор не прерывался.

— Да, так обычно и бывает, — Олег слегка покраснел, вспомнив, что представился ей президентом районного клуба исторической реконструкции и личным другом губернатора. — Только в разговоре можно понять, врёт или не врет.

— Как? — она поглядела лукаво, и Олег стушевался, словно она подслушала его мысли.

— Собьется, — продолжал краснеть Олег, — запутается…

Люба остановилась внезапно. Посреди тротуара, башней возвышаясь над прохожими, так, что самые высокие из них едва достигали его плеча, стоял черноволосый мужчина, горбоносый, заросший до самых глаз курчавой бородой. В длинном кожаном плаще и тонкой вязаной шапочке, плотно обтянувшей его огромную голову. Он смотрел прямо на них черными глубоко посаженными глазами, так что были видны только звериные искорки. Его борода зашевелилась, и среди волос показался ряд желтых, блестящих металлом зубов. Он улыбался.

От этой улыбки мурашки побежали у Олега по спине.

— Ты его знаешь? — спросил он.

— А что это за дом? — голос Любы звучал отстраненно, словно она задумалась о чём-то и не слышала его.

В двух шагах, за кованой решеткой приоткрытых ворот виднелась знакомая колоннада двухэтажного желтого особняка.

— Это краеведческий музей. Я в детстве тут целыми днями пропадал, — и оглянулся на цыганку.

Она стояла на углу и по-прежнему следила за ними.

— Пойдем, посмотрим? — в глазах Любы послышалось любопытство. — Расскажешь мне о городе.

Её предложение Олега смутило и обрадовало. Чтобы красивая девушка на первом свидании попросила сводить её в краеведческий музей, он даже не мог представить. Показалось ему, что она попросту боится цыганки и бородатого и всего лишь хочет сбежать от них в здание с охраной.

Но Олег только спросил:

— А ты разве не местная?

— Олег, жила здесь когда-то, очень давно, — покачала головой. — Но в музее не была.

— Странно, нас водили в школе на экскурсии. Вас разве нет?

— Я очень давно жила в этом городе, — повторила она. — Идём?

— Идём.

На ступеньках музея Олег обернулся. Бородач стоял в распахнутых воротах и улыбался золотом.

Глава 7. В которой герой бросается на помощь

Запах в гулком холле остался таким же, как в детстве. Будто запечатали здесь его, как в банке, ещё с тех самых времён, когда Олег пропадал здесь целыми днями. Он вдохнул и зажмурился. И вспомнилось, как взбирался по лестнице, входил, не дыша, с трепетом ожидания тайны в музейный зал, а там, за дверями и настоящие сабли, и рыцарские доспехи, и пулемёты с гранатами — всё, что очень хотелось потрогать когда-то, подержать в руках, почувствовать себя сильным, смелым, частью героической истории.

— Слушай, спасибо, что мы сюда пришли, — Олег прищурился от удовольствия. — Я тебе сейчас такое покажу, такое…

И всё же посмотрел в окно. Ни цыганки, ни бородача не было видно, и это его успокоило.

Женщина в кассе смотрела телевизор. По её удивлению и смешной суете, когда она искала бланки билетов, Олег понял, что посещают музей не так уж часто.

Он остановился в дверях длинного коридора первого этажа. Вспоминая, как делала это преподавательница истории, проводившая у школьников, экскурсию, поправил воображаемые очки и проговорил с чувством:

— Дорогие дети… ой, дорогая, — слово ему понравилось, и Олег повторил с удовольствием, — дорогая Люба, сейчас вы… ты познакомишься с историей нашего удивительного города от древнейших времен до наших дней, узнаете… узнаешь, как был основан наш город, как строился, как он развивался и … э, что-то там, забыл дальше…

Люба засмеялась:

...