Обними на мгновение мою пустоту.

Теплотой мой сосуд заполняя.

Без изысков ко мне прояви простоту.

И причины мне не объясняя

Подойди, недозволенно близко дыша.

Кипятком в животе. Замираю.

Слышишь? Рвется на волю больная душа.

Я жива или вновь умираю?

Замолчи на секунду — позволь мне гореть.

Я впервые себе разрешаю

На тебя так бесстыдно и долго смотреть.

Не выдерживаю, а принимаю.

Обними на мгновение мою пустоту.

Кипятком в животе. Замираю.

Отпусти заточенную мной красоту.

Я впервые себе разрешаю…

А знаешь что ничуть не изменилось?

Рисую я все так же — по ночам.

Хоть с многим распрощалась и смирилась,

И многое отдала палачам.

И со стихами, кстати, все стабильно.

Все так же драматичны. Чересчур.

Приходиться конечно же быть сильной,

Но рифмы как душевный перекур.

Я стала осторожней, оперилась.

И перестала верить палачам.

Но знаешь, что ничуть не изменилось?

Рисую и рифмую по ночам.

Когда — нибудь я напишу тебе письмо.

Последнее. В котором признаются.

Мне только нужно силы. Все равно,

Друзьями после них не остаются.

Я столько их сожгла и порвалa,

Кусочками по рифмам разбросала…

В контексты диалогов заплела.

Но очевидно мало. Слишком мало…

Душить, топить, сжигать или затмить…

Пожалуй есть и вправду что — то больше…

При всей рациональности… Признать,

Это сильней заклятия и порчи.

Когда — нибудь я напишу тебе письмо.

Все пазлы и вопросы вдруг сойдутся.

Подозреваю… У тебя сошлось.

Просто друзьями после них не остаются…

Дорога домой, как правило, спокойна.

С легкой усталостью, ожиданием уюта.

Не надо спешить на работу,

Hет предвкушения к новому чему-то…

Есть в этом некий необъяснимый шарм.

Допитый бокал. Пустая обойма.

С облегченным вздохом октября…

Дорога домой, как правило, спокойна…