МОСКВА
2025

ПРОЛОГ

— Я ЖЕ СКАЗАЛ ТЕБЕ ЗА МНОЙ НЕ ХОДИТЬ!

— А мама сказала тебе за мной присматривать!

— Она нам не мама!

— Тебе, может, и не мама, а мне мама.

Макс вздохнул. Он хорошо знал это упрямое выражение на лице Хейке — спорить с ней теперь можно до утра.

— Ладно, пошли, — буркнул он. — Только веди себя тихо, поняла? Будешь болтать — никуда не пойдешь.

Схватив сестру за руку, он перебежал освещенный двор, потом — через темную подворотню, где фонарь не зажигался ни разу с тех пор, как они здесь поселились, быстро оглянулся — никого. Один за другим он швырнул несколько мелких камешков в окно первого этажа, и уже через минуту увидел, как Томаш перевалился через подоконник и спрыгнул на землю.

— Ты чего эту мелочь притащил? — спросил он вместо приветствия.

Хейке надулась.

— Да ничего, она не помешает, — уверенно сказал Макс. — Пошли, я еще вчера узнал, где у них там дыра в заборе.

Пришлось идти в обход, избегая хорошо освещенных улиц, до окраины города, потом — ждать, пока на шоссе не будет машин, вообще ни одной, — а потом уже бежать вперед, к высокому металлическому заграждению.

— Надо быстрее, — прошептал Томаш. — Мне папа вообще сказал с тобой не дружить. Узнает, что я с тобой сюда ходил, — такое будет… Надо успеть, пока он в баре.

— У меня тетка до утра на смене, — сказал Макс.

— Везет, — вздохнул Томаш. — Папа к часу вернется, если только тот полицейский к нему не придет.

Макс, все так же держа руку Хейке, подобрался к самому забору и с усилием потянул на себя одну из секций. Щель совсем маленькая — только ребенок и пролезет.

— Давай тогда вперед.

— А ты там был?

— Нет еще. Тебя ждал. Ну? Ты идешь или нет?

Но Томаш не двинулся с места.

— Знаешь что, — сказал он. — Твоя сестра поднимет визг, и мы попадемся. Давай в другой раз.

Макс посмотрел на него несколько секунд.

— Трус, — бросил он и принялся первым протискиваться в дыру. — Идем, Хейке.

Он прижался к забору спиной, подождал сестру — она пролезла все так же молча и устроилась рядом. На этой стороне он оказался впервые — раньше только издалека смотрел, как к воротам подъезжают большие крытые машины и как рабочие возводят забор секцию за секцией, скрывая временный лагерь. Тетка два часа будет орать, если узнает, что он тут был, да еще с Хейке…

Томаш все мялся по ту сторону забора.

— Если ты передумал, беги домой к мамочке, — сказал Макс в темноту.

— Вот еще. — Томаш наконец оказался рядом с ним. — Пойдем разведаем, что там.

Они оба посмотрели вперед, туда, где за вторым — сетчатым — забором виднелись жилые купола лагеря беженцев.

— Подожди, — остановил его Макс. — Сперва отсюда посмотрим. Тетка говорит, у них патрули.

Вообще-то ему лично она ничего не говорила. Он слышал, как она болтала с соседкой, той, которая помогла ей устроиться на фабрику. Соседка сказала, что в лагере живут беженцы, пострадавшие от химического оружия. А тетка спросила, зачем тогда патрули. А соседка ответила, что химическое оружие бывает такое, что и патрули не помешают, в войну, сказала, от него всякое мерещилось. А тетка тогда…

Макс не успел додумать эту мысль — темноту прорезал свет фар, и дети упали на землю, укрываясь в высокой траве.

— Смотри! — прошептал Томаш.

Грузовик остановился перед одним из куполов, борт откинулся, молча спрыгнули несколько человек, одетые в защитные костюмы. Дверь купола беззвучно открылась, впуская людей, и снова закрылась. Свет погас. В темноте вспыхивали синие искры, раздавалось потрескивание — мелкие ночные мотыльки натыкались на сетку.

— Что они там делают?

— Не знаю. Подождем еще.

Лежать неподвижно было просто невозможно, и Макс сорвал травинку и принялся крутить ее в пальцах.

У них в классе про этот лагерь много чего говорили, а вот они с Томашем сейчас возьмут и узнают, что там на самом деле!

— А если там… ну… Измененные?

Травинка, которую Макс крутил в руках, разорвалась пополам и упала на землю.

— Ерунда, — сказал он неуверенно. — Их же всех перебили давно.

— Ну а вдруг один остался? И они его там в куполе держат.

— Нет, — выдохнул с облегчением Макс. — Там же много людей. Просто они больные, вот и все. Их там заперли и лечат.

— А если они заразные и сейчас как выскочат?

Макс подумал секунду и решил, что такое вполне может случиться. И тогда надо будет быстрее удирать обратно к той дыре в заборе, и так, чтобы Хейке успела вылезти первой, не надо было все-таки ее с собой брать, теперь следить еще за ней… А кстати, где она вообще?

— Хейке. — Макс приподнялся на локтях, покрутил головой.

Сестры рядом не оказалось.

— Хейке! — позвал он шепотом. — Хейке, ты где?

Сердце сжалось. Ну не могла же она совсем потеряться! А если она попалась кому-то из патрульных? А если… если кому-то из беженцев? Соседка говорила, иногда людям мерещится всякое…

— Хейке!

— Вон она! — Томаш указал пальцем куда-то вправо.

Макс присмотрелся и у самой искрящейся сетки увидел маленькую фигурку, едва различимую в темноте.

Подскочив, он кинулся к ней. Только бы успеть, пока никто их не заметил!

— Ты что, совсем?! — прошипел он, оказавшись около сестры. — Тебе кто разрешал уходить?!

— Ты не сказал, что нельзя, — возмутилась она. — Ты сказал молчать! Я просто хотела посмотреть поближе.

Посмотреть?

Макс медленно повернулся, вглядываясь в темноту, и наконец понял, что Хейке тут не одна. За забором стоял человек.

Макс замер. Зараженный. Или сумасшедший. Или патрульный. В любом случае им конец. Макс попятился, крепко держа сестру за руку.

— Не бойся, — сказал вдруг человек, словно угадав, о чем он думает, и закашлялся.

Макс отступил еще дальше. Ну точно, заразный.

— Валим отсюда! — сказал за его спиной Томаш громким шепотом.

— Вы из города? — хрипло спросил человек. Он вытянул руку вперед, словно хотел остановить их, но тут же отдернул. — Из Чарны?

— Ага, — кивнула Хейке.

— Тихо ты! — оборвал ее Макс.

— Как там дела?

Макс и Томаш переглянулись. Что это за вопрос вообще?

— Нам ничего не рассказывают. — Человек снова принялся надсадно кашлять. Подбородок его окрасился темным. — А если рассказывают, то врут.

— Ты болеешь, да? — спросила Хейке жалостливо, и Макс толкнул ее в бок.

— Я же тебе велел молчать!

— Идите домой, ребята, — сдавленно сказал человек. — Я не заразный, но не приходите сюда больше. Не надо вам на это смотреть.

Макс кивнул, и в этот момент дверь купола снова отъехала в сторону.

Он упал на землю, потянув за собой Хейке, раньше, чем успел о чем-то подумать. Они лежали, уткнувшись носом в землю, и Макс не сразу решился поднять голову и посмотреть, что происходит, а когда решился — увидел, как люди в защитных костюмах закидывают в грузовик черные запаянные мешки.

Они работали четко и слаженно, будто специально тренировались. По двое брались за края мешка, раскачивали его — и он ложился в кузов.

Макс смотрел на это открыв рот — взяли, раскачали, бросили — и очнулся, лишь когда человек с темными потеками на лице хрипло произнес:

— Я следующий.

Макс перевел на него непонимающий взгляд.

— Я следующий, — повторил он. — Следующий окажусь в этом мешке.

Машина отъехала, снова стало темно.

— Идите домой.

Макс наконец выпрямился, сделал шаг назад, потом второй. Человек все стоял и смотрел на них.

— А вы, — решился вдруг Макс, — вы, случайно, не знаете — у вас там, в лагере беженцев, нет человека по имени Владимир Джехона?

Глупо было надеяться — так же глупо, как спросить тогда у тетки, не было ли от Джехоны новостей.

Человек покачал головой:

— Я такого не знаю. Но могу попробовать узнать. — Он криво усмехнулся и добавил: — Если раньше не сдохну.

***

Один раз грязь на одежде Макса еще могла быть случайностью. Три раза — вряд ли.

Желающих поменяться с ней сменами не нашлось, и Кристине пришлось соврать, что она заболела. Вечером она, как обычно, накинула куртку и, велев Максу присматривать за сестрой, вышла из дома — но на работу не пошла.

Вместо этого она час стояла, спрятавшись за каштаном напротив дома, смотрела поочередно то на подъезд, то на небо, ежилась, курила, а потом поняла, что улыбается — как будто ей снова пятнадцать, как будто не было войны, как будто она курит тайком от родителей, как будто у нее еще есть родители.

Потом она увидела Макса, который, озираясь, выскользнул из подъезда, и мысленно выругалась. Ей до последнего не хотелось верить, что мальчишка и правда сбегает из дома. Мало ей смен на фабрике, у бесконечной ленты конвейера, теперь еще следить, чтобы Макс по ночам спал? Его выходки обошлись ей в зарплату за целую смену…

Стараясь держаться в тени, она пошла за ним — и почти не удивилась, оказавшись в итоге напротив лагеря беженцев.

Все это время Кристина старательно делала вид, что его не существует. Что она тут вообще ни при чем. В конце концов, это еще неизвестно — откуда беженцы. Может, из Вессема, а может, и нет. Новости она почти не смотрела, но девчонки, работавшие рядом с ней на конвейере, говорили что-то про остатки армии Галаша и про химическое оружие, а у их группы химического оружия не было. И никуда бы они от одного взрыва так не побежали. Ну построили там для кого-то временную больницу, ну лечат — ничего, вылечат.

Это была хорошая, успокаивающая мысль.

Кристина затолкала воспоминания подальше, так далеко, что они вообще теперь не считались, и, подобравшись поближе, схватила Макса за плечо ровно в тот момент, когда он потянул на себя волнистый металлический лист забора.

— Прогулка окончена, — сказала она сквозь зубы и потащила Макса за собой в сторону шоссе.

Он не произнес ни звука, и это злило еще больше. Хоть бы что-то объяснил, начал просить прощения, спорить, да что угодно! Он со своей дурацкой собакой больше разговаривает, чем с ней.

Перебежав шоссе, Кристина тут же угодила в лужу на пустыре, а потом в другую, между домами, где не было фонарей, а потом в промокших насквозь кедах она наконец оказалась на нормальной улице и остановилась в луче света, который падал из открытой двери бара, пытаясь увидеть на лице Макса хоть какие-то следы раскаяния.

— Ты можешь мне объяснить, что ты там делал? — с раздражением спросила она.

Макс смотрел в сторону и молчал.

— Я тебе велела сидеть с сестрой, кто тебе вообще разрешал ночью выходить из дома?! На меня смотри!

Конечно, он не посмотрел.

— Ладно Хейке маленькая, но ты же взрослый уже, должен хоть немножко соображать! Что тебе там понадобилось?

Кровь шумела в ушах, а Макс сказал что-то так тихо, что она ни слова не разобрала.

— Что?

— Он обещал узнать, где Джехона.

Кристине показалось, что ее ударили. Ее рука, которой она вцепилась в плечо Макса, разжалась. Она наконец встретила его взгляд — мальчишка смотрел исподлобья, и его совершенно не трогало, что она на него злилась.

— Джехоны нет, — сказала она тихо и твердо. — Забудь о нем, понял? Он не вернется.

— Откуда ты знаешь?! — выкрикнул вдруг Макс.

— Уж поверь, знаю. А еще я знаю, что никаких ключей я тебе больше не оставлю, из дома вообще будешь только со мной за ручку выходить.

Макс фыркнул, но Кристина больше на него не смотрела. Потому что за его спиной она увидела знакомую фигуру.

— Норт, — пробормотала она, хотя на ум пришло сразу несколько других слов.

А рядом с Нортом стоял человек в полицейской форме.

***

Тетку пришлось ждать полчаса. Она велела ему идти домой, и на этот раз он пошел — сказал, конечно, для порядка, что она ему не мать, чтобы командовать, но она, кажется, даже не услышала. Стояла и смотрела на отца Томаша и на его друга.

Хейке спала, Луна устроилась у нее в ногах, и он примостился рядом, положив голову на теплый собачий бок. Конечно, тетка сказала ложиться спать, но тут уснешь, пожалуй. Сейчас придет — и такое устроит…

Надо было еще тогда от нее сбежать, когда она ни с того ни с сего решила ехать в Чарну. Нашел бы Джехону и остался с ним. Он бы точно не стал ругаться, если бы Макс пошел ночью в лагерь на разведку.

Можно было бы и сейчас сбежать — но не бросать же Хейке. Когда она только появилась, он пообещал маме, что всегда будет о ней заботиться.

Тетка наконец вернулась, но вопреки всем ожиданиям ругаться не стала. Приложила палец к губам и жестом позвала Макса на лестницу, в длинный коридор, куда выходил сразу десяток однотипных дверей.

— Что ты там видел? — спросила она шепотом, прикрыв дверь.

— Где?

— Не придуривайся. Что там, за забором?

— Еще один забор.

Тетка вздохнула, достала из кармана смятую пачку, и Макс поморщился. Их настоящая мама не курила.

— Макс, я тебя очень прошу. Расскажи, что ты там видел. Тот полицейский слышал, как мы разговаривали… Не все, конечно, так что я пока отбрехалась, но он же когда-нибудь протрезвеет… А я даже не понимаю, что происходит.

И он рассказал.

Тетка помолчала, приоткрыла дверь, заглянула внутрь квартиры. Макс тоже глянул — Хейке спит, нормально все. И чего, спрашивается, было так переживать. Он же Хейке не одну оставлял, а с Луной.

— Послушай. — Она затушила сигарету, огляделась и бросила окурок вниз, за перила. — Джехона не вернется. Он… Не думаю, что ты поймешь.

Макс фыркнул. Ну начинается…

Тетка вздохнула:

— Ладно, я не знаю, как тебе объяснить, но… Он и не собирался возвращаться. Он хотел… кое-кому отомстить и ради этого готов был пожертвовать собой. Он погиб.

— А вот и нет, — сказал Макс и зажмурился.

— Мне жаль. — Голос тетки звучал странно, когда она не злилась. — Мне его тоже не хватает.

Он так и сидел не открывая глаза, поэтому не видел, как она подсела ближе. Только почувствовал, что его кто-то обнимает, и уткнулся этому кому-то в плечо.

— Джехона не… не смог уйти из Вессема. Тот человек ничего бы тебе не рассказал.

— Я знаю, — сказал Макс. — Он вообще странный. Зато с ним можно было поговорить про…

Про Джехону. Про то, как он приходил в их подвал, и войны все равно что не было. Хотя он и путал слова и говорил иногда всякие непонятные вещи — про исследовательский центр, про то, что правительство все скрывает, что люди там, в лагере, умирают один за другим, — а он же знал, что это неправда: тех, кто вылечился, отправляли на юг.

Но зато этот странный человек не злился на Макса и не говорил заткнуться, когда он произносил фамилию Джехоны.

— Макс, ты ему еще что-нибудь рассказывал? Про… про подвал, про меня?

Макс отвернулся. Ну да, так он и сказал… Подумаешь, ну поделился он, что они с Хейке жили в подвале и что иногда к ним приходил Джехона. В войну много кто жил в подвале, и ничего…

— Макс… Ну я же тебя просила, ну ты же должен понимать…

Догадалась все-таки!

Но скандала не случилось. Кто-то поднимался по лестнице, и тетка замолчала, прислушиваясь, а потом вдруг оказалось, что поднимался к ним отец Томаша.

Макс напрягся. Он их с Хейке почему-то не любил, даже запрещал Томашу с ними дружить, а теперь вот сам пришел — наверняка узнал, что они вместе бегали в лагерь…

Но мужчина на него и внимания не обратил.

— Надо поговорить, — сказал он, глядя на тетку.

***

Кристина отправила Макса спать — черта с два он ляжет, конечно, но хоть не сбежит, — а сама вместе с Нортом вышла на улицу. От сигаретного дыма во рту скопилась горечь. В мокрых кедах было холодно.

— Тебя ищут, — сказал Норт без долгих предисловий.

Кристина кивнула. Она жила с этой мыслью — что ее ищут, — как с ножом, приставленным к горлу.

Надо было ехать дальше — гораздо дальше, чем велел Джехона, она и сама уже это поняла. Но для этого сначала найти работу, причем такую, чтобы давали жилье, и не просто жилье, а куда пустят с двумя детьми и собакой, потому что Макс с этой своей псиной расставаться отказывался, и нужны деньги на билеты и на первое время на новом месте, а еще лучше — придумать, как доехать без билетов, чтобы не светить лишний раз документы, и… И она убедила себя, что они уже достаточно далеко от Вессема, а в том бардаке, который тут творится, легко затеряться.

И еще — Джехона сказал ей ехать в Чарну.

Вдруг ему удалось выбраться? Вдруг он будет искать ее в Чарне, а она уедет?

— Они догадались, что кому-то из группы Джехоны удалось уйти.

— Это твой друг полицейский тебе сказал?

Норт сплюнул.

— Я этого… полицейского… каждый день должен поить до бесчувствия за свой счет. Лучше никакой полиции, чем такая. Слушай, официальная версия про химическое оружие — чушь полная, ты сама знаешь. Все, кто сейчас в лагере, пришли из Вессема.

Внутри все покрывалось льдом.

Норт продолжал говорить — про то, что в полиции знают, что кто-то пытался проникнуть в лагерь, и что у них на складе лежит какое-то неимоверное количество защитных костюмов и герметичных мешков, и что он недавно пытался поехать на северо-восток, а шоссе оказалось перекрыто, — но Кристина едва понимала, о чем речь.

Она же не знала! Она просто должна была открыть дверь, в той лаборатории жалеть было некого, и вообще, они же делали Измененных, лабораторию нужно было уничтожить, но она же этого всего не делала! Она же просто хотела, чтобы война закончилась и чтобы у нее был дом и семья, и все!

— Я не знаю, что там произошло, — прорвался голос Норта через шум в ушах, — но Джехона нас здорово подставил.

— Не смей про него так говорить!

Джехона точно этого не делал. Он не собирался причинять вред невиновным людям, она же его знает!..

— Да как хочешь. Это у меня друг в полиции. А у тебя двое детей.

«Бери детей и уезжай».

Снова. Может, этот приятель Норта ее и вовсе не вспомнит — пока она снова не попадется ему на глаза. Если Кристина сейчас исчезнет, о ней забудут.

— Что-то раньше тебя это не больно волновало, — пробормотала она.

Норт отвел глаза.

— Вот, держи. — Он что-то сунул ей в руку, и она с удивлением увидела ключи от машины. — Там немного налички в бардачке. Это не благотворительность, отдашь, когда сможешь.

Кристина смотрела на ключи не отрываясь. Не может быть.

— Просто не попадайся на глаза полиции. Я… я тут постараюсь все устроить, чтобы про тебя не вспомнили. Но если твоего племянника поймают возле лагеря, то извини, выпутывайся как хочешь.

Кристина кивнула и, больше не тратя времени на разговоры, кинулась вверх по лестнице.

— Макс, Хейке, — сказала она, и у нее даже голова закружилась. Как будто она снова в том подвале. — Просыпайтесь, мы уезжаем.

Хейке терла глаза, недовольная, что ее разбудили, собака соскочила с кровати и принялась крутиться в ногах.

Макс посмотрел на Кристину, не двигаясь с места:

— Почему?

Начинается. Сейчас опять придется на него орать, чтобы не спорил и шел, куда сказано, ну за что ей это все…

Она набрала воздуха — и остановилась. Она привыкла думать, что мальчишка похож на отца, но сейчас он был просто копией Анны. Светлые волосы растрепались, голубые глаза прищурены, пытается быть старшим братом, но ему же только-только девять исполнилось, почему она всегда об этом забывает?..

— Макс. — Кристина присела и заглянула ему в глаза. — Я прекрасно знаю, что я тебе не мать, чтобы командовать. Но ради сестры — давай пока решим, что мы семья и все тут друг за друга, ладно? Нам правда надо уезжать. Поможешь мне?

Макс серьезно кивнул, протягивая руку, и Кристина так же серьезно ее пожала.

ГЛАВА 1

— ХОРОШАЯ НОВОСТЬ, — сказал Ди, — заключается в том, что Галаш действительно создал оружие, с которым не смог справиться. Измененные в Караге и правда потеряли связь с операторами и остались без контроля.

Я посмотрела на него так, что он замолчал на полуслове.

Мы сидели на лестнице, которая поднималась к грязному двору с обратной стороны здания, и ждали, пока Кару закончит свой допрос, потому что потом он обещал сказать мне что-то важное. Лично я уже и так услышала больше, чем хотелось бы, и мне нужно было сперва переварить всю эту историю. Про человека, который так сильно ненавидел Измененных, что превратил свое тело в транслятор, чтобы убить их создательницу. Про женщину, которая так восхищалась своими созданиями, что превратила любимого человека в одно из них. А конец истории я знала и без рассказов Джехоны: пока его боевая группа взрывала лабораторию, Амелия Лукаш пыталась его спасти. Что ж, спасибо ей за это.

Кару расспрашивал капитана основательно. Его интересовали буквально все мелочи: сколько он видел людей в лаборатории, откуда доставляли баллоны с газом, куда увозили Измененных, что за таинственный полигон, на который их время от времени отправляли, и что они там делали…

Джехона добросовестно отвечал: народу в лаборатории было много, занимались они — кроме Измененных — еще какими-то разработками для военных, в частности, он видел экзоскелеты, а Лукаш упоминала в разговорах броню и специальную пропитку для защитных костюмов, а вот импланты привозили откуда-то еще, и сам он полагал, что компания, которая их делала, об Измененных ничего не знала, просто выполняла заказ, все грузы прибывали со стороны Чарны по тоннелю, полигон тоже где-то там — сам он до него так и не дошел, а может, и дошел, только не помнит этого, но, по его сведениям, на полигоне проверяли реакции и работу имплантов, и кстати, в лаборатории были и операторы, и операторов было хорошо видно — поведением они сильно отличались от остальных, а из тоннеля есть несколько выходов на поверхность, в том числе и те, что не значатся на планах, — через старые шахты, и вот именно так они в тоннель и попали — через неохраняемые выходы, а двери в основной комплекс он открыл — по крайней мере, так он считает, последнее его воспоминание, — когда он пришел в лабораторию с уже вшитым в гортань передатчиком, но активировать его не успел, хотел дождаться ночи, когда в лаборатории будет поменьше людей, а Амелия Лукаш усадила его в кресло установки «Голос» и что-то вколола — он понятия не имел, что его должны отключить, но раз лаборатория уничтожена…

Я быстро устала и, поверив Нико, что Джехона ничего не поломает, забрала свой комм и позвала Ди на улицу — перекурить и проветрить голову. От рассказов Джехоны у меня внутри все сводило. Особенно когда он начал рассказывать о своей группе. Десять человек, подумала я. Четверо его бывших сослуживцев — тех, кто уцелел в войну, еще двое — тех, кто прибились позже, врач — наверное, такой же, как Ворон, двое связных. И он сам — капитан Владимир Джехона, позывной Джин-тоник, который так никогда по-настоящему и не вернулся с того боя под Карагой. Все они готовы были умереть ради того, чтобы Измененных больше не было, и все, надо думать, и умерли — кроме одной девчонки, которую он зачем-то отправил в Чарну.

— А он ведь не знает, — вдруг поняла я.

Ди повернулся ко мне.

— Джехона, — пояснила я. — Он не знает, что уничтожил не только лабораторию, но и весь город заодно. Не будем ему говорить, ладно?

— Жалеешь?

— Вот еще. Просто ему, кажется, и так хватило. Только бы Кару не проболтался.

Ди помолчал, затушил сигарету о ступеньку. В полумраке разлетелись искры.

— Ты же понимаешь, что этот Джехона в своем нынешнем состоянии не испытывает эмоций, правда?

— С чего ты взял?

— Потому что эмоции — это гормоны, биохимия, всякие процессы в мозге. А у него нет ни единого органа, который мог бы быть в этом задействован.

— А давно ты стал таким специалистом по этим скопированным личностям? — возмутилась я.

— Даже сам Джехона сказал, что это имитация мыслительной деятельности, — продолжил Ди, не замечая, что я готова взорваться. — А он точно понимает в этом больше, чем любой из нас, даже Кару.

— Ни хрена подобного, — сказала я зло. — Вообще это не похоже на имитацию.

— Ругаетесь? — перебила меня непонятно откуда появившаяся Эме.

Я отвернулась.

Подруга села рядом с нами на ступеньки:

— А я там такого наслушалась! Этот хрен, которого вы притащили, он вообще больной.

— Который из них? — уточнил Ди.

— Живой, — пояснила Эме. — Он этому, дохлому, сейчас втирает, что где-то до сих пор делают этих сраных киборгов, что, мол, план его со взрывом был говно.

— Борген Кару говорит капитану Джехоне, что где-то делают Измененных? — поразилась я. — А откуда он это взял?

— Ну я же говорю — больной, — кивнула Эме.

— Не такой уж и больной, — покачала я головой.

— А ты ему говорила про наши предположения? — спросил Ди.

— Нет. Может, Теодор проболтался. А может, он и правда что-то знает.

— А может, вы и мне что-нибудь расскажете? — разозлилась Эме.

— Извини. В общем, в Вессеме кто-то побывал уже после всего и, похоже, снял оборудование, которое там было. Мы подумали, что это мог быть кто-то, кто собирается продолжить… ну, вот это все.

— А вы не предположили, что это Нико или еще кто-то пришел и все там свинтил? — насмешливо спросила Эме.

Я почувствовала себя глупо.

— Нет, — ответила я. — Этого мы, к сожалению, не предположили.

— Ну и зря. Ты думаешь, что, когда там все взорвалось, люди только к нам помаршировали стройными колоннами? Они как тараканы разбежались во все стороны. Там на северо-востоке Озерувиц, а если правее взять, будет Селиполь, дальше Нова-Ветка, потом там еще что-то есть. Думаешь, там никто ничего не знает про Вессем? Так что поверь, есть кому там полазать, бредит ваш Кару.

Я почувствовала, как внутри разжимается пружина. Даже злость на Ди — что это вообще за теория, будто скопированные личности совсем даже и не личности? — поутихла.

— Может, вернемся? — предложила я, наблюдая, как Эме в две затяжки скуривает сигарету и столбик пепла рассыпается, сливаясь с бетоном. — Холодно становится.

— А может, потом накатим? — с энтузиазмом предложила Эме.

— Джин-тоник, — пробормотала я, поднимаясь со ступенек.

— Можно, — кивнула она. — Крутой у него позывной. Я бы себе тогда взяла «Кровавая Мэри».

— Я думаю, это потому, что Джин-тоник звучит похоже на фамилию Джехона, — заметил Ди.

— И что, это должно мне помешать взять позывной Кровавая Мэри? — раздраженно ответила Эме и дернула дверь на себя.

Мы гуськом двинулись к кабинету Ворона.

— Кровавая Эме, — усмехнулся Ди.

— Слушай, умник, ты себе-то придумай крутой позывной!

— Можно только коктейли?

— Нет, — великодушно разрешила Эме. — Любой алкоголь.

— Виски, — сказал он.

— Банально, — фыркнула Эме.

— Тогда Стингер.

— Стингер? Заедать водку мятной карамелькой — это не Стингер.

— Я буду звать тебя Кровавой Эме до конца твоих дней, — пообещал Ди. — Рета, а твой позывной?

— Джин-тоник занят, — пожала я плечами. — Так что не знаю.

Мы завалились к Ворону и уселись прежним порядком на его операционный стол.

— Шанхай, — предложила Эме. — Георге так называет свой самогон из водорослей — помнишь, мы пили, когда ты из тюрьмы вышла?

Кару повернулся и уставился на нас, забыв, чем занимался.

— Предпочла бы не вспоминать, — ответила я.

— Ирландская автомобильная бомба, — выдал Ди свой вариант.

— Чего во мне ирландского? — помотала я головой. — К тому же это слишком длинно. Обойдусь пока без позывного. Борген, вы тут закончили или нет?

— Да, почти, — кивнул он и снова повернулся к экрану, на котором с безумной скоростью появлялся какой-то текст.

Кару достал комм и принялся не то фотографировать, не то на видео записывать то, что показывал ему Джехона.

— Ворон, выбери себе позывной, — сказала Эме. — Условие — это должно быть название коктейля.

— Степная устрица, — ответил Ворон, не раздумывая ни секунды.

— Чего? — опешил Ди.

— А чего? С похмелья просто из мертвых подымает, — пожал плечами доктор.

— Нет, так нельзя, — возразила Эме. — Нужен алкогольный.

— Кто это сказал? Я врач, мне все можно. Ты, — он толкнул Кару в плечо так, что тот едва удержался на ногах, — закончил или нет?

— Да.

Кару убрал свой комм в карман.

— Ну и славно. — Ворон потянулся. — Так, этому — мешок на голову и выводите. А ты, птичка, останешься, у тебя должок.

Я обреченно кивнула.

— В каком это смысле? — обеспокоенно спросил Кару, оттолкнув Ди, который уже потянулся к нему, чтобы снова завязать глаза.

— Не в том, в котором ты подумал! — рявкнул Ворон. — Давай проваливай, пока отпускают. Рета, вперед, подключай своего дружка.

Я снова кивнула и достала комм. Свои требования Ворон изложил мне еще вчера. Нико должен был влезть в базу этого приложения, которое запоминало лица, и заменить там в чьем-то аккаунте одно лицо на другое. Я не спрашивала, кто эти люди и зачем Ворону это понадобилось — все равно он бы не сказал, только уточнила у Нико, сможет ли он это сделать. Когда Нико уверил, что сможет, Ворон разрешил подключать к его машине Джехону. Все просто — маленькое нарушение закона в обмен на жизни нескольких человек.

— Нико, — сказала я, — ты же помнишь, о чем мы говорили? Что я просила тебя сделать для Ворона?

— Я помню, Рета, — ответил Нико.

— Хорошо. — Я откашлялась. — Тогда… Я сейчас подключу тебя обратно и… В общем, ты дальше сам разберешься, да?

— Конечно, Рета.

— Так, я что сказал? — Ворон снова грозно посмотрел на Кару, но тот, как ни странно, вообще не боялся. — Я сказал — мешок на голову и проваливай.

Кару покачал головой:

— У меня есть разговор к Рите.

— Она отсюда не уйдет, пока не закончит. Ты при этом не присутствуешь. Все.

— А может, мешок на голову и пусть сидит? — предложил Ди. — Пока скажет, что он там хотел. А то, знаешь, неохота его два часа сторожить, пока ты Рету не отпустишь.

— А может, — сказал Кару с впервые прорвавшимся раздражением, — я просто поговорю с Ритой, пока вы работаете?

— Ну да, — усмехнулся Ворон, — а потом выйдешь и помчишься в Сити писать донос. Мешок на голову.

— Мне нет дела до того, чем вы тут заняты, — сказал Кару уверенно, когда Ди протянул ему черную тряпку. — Даже если я что-то увижу — меня это не касается.

— Знаете, лучше наденьте, — сказала я, внезапно вспомнив, кто именно впервые рассказал мне о приложении для распознавания лиц.

Кару покачал головой, но мешок взял, посмотрев на меня как на предательницу.

Я подошла к компьютеру и принялась подключать свой комм. Экран мигнул, появилось лицо Нико, потом возник незнакомый мне интерфейс и побежали строчки кода. Повернувшись, я успела уловить выражение грусти на лице Ворона.

Я подошла к операционному столу и села рядом с Кару.

— Ну, выкладывайте, — сказала я ему. — Можете даже не торопиться, времени вагон.

Кару вздохнул.

— Знаете, честное слово, это лишнее, — сказал он. Голос его из-под ткани звучал глухо. — Если бы это не было действительно важно…

— Но раз это важно, может, начнешь уже? — поторопил его Ворон.

— Это насчет вашего брата, — вздохнул Кару, и мы все замерли.

Я непроизвольно схватила его за руку.

— Насчет Коди? — сдавленно переспросила я.

— Да. Я навел справки, как обещал. Мой коллега Мартин — может быть, вы его помните?.. — Я смутно вспомнила мужчину, с которым познакомилась на вечеринке в «НейроКортИнт». Этот Мартин? — Его отдел занимается кое-чем для военных… И я боюсь, что у меня… не очень хорошие новости.

— Бросьте, — перебила я. Меня накрыло эйфорией. Он что-то узнал! По-настоящему что-то узнал о том, как вытащить Коди! — Плохой новостью было, что мой брат не вернулся из Вессема. Плохая новость — что мне осталось жить полгода. Вот плохие новости. Что бы вы ни узнали, это будет… ну, средняя новость. Если только Коди не превратился в Измененного.

Я рассмеялась, но Кару почему-то не засмеялся вслед за мной.

Пауза затягивалась, и я, не выдержав, сдернула чертов мешок с его головы:

— Вы что молчите?!

— Рита… — Лицо Кару было серьезным. Таким серьезным, что мне захотелось вернуть мешок на место. — Насколько я понял, эксперименты возобновились несколько лет назад. С этого времени группа Мартина выполняет некоторые заказы… Это секретные разработки, и полного доступа у него, конечно, нет. Но сейчас на этой военной базе находятся пять человек с разной степенью… модификаций.

Эме шепотом выругалась.

— Модификаций, — повторила я. — Мо-ди-фи-ка-ций.

Слово не имело смысла. Ничего не имело смысла.

— Ваш брат был последним. Мне удалось выяснить не очень много. Они используют какой-то нейрокорректив — видимо, аналог вещества эф-икс сто шестнадцать. И работают со связками типа оператор-измененный. Это все, что мне известно.

Я обнаружила, что стою, вцепившись в руку Ди.

— Как мне туда попасть? — спросила я шепотом. — Узнайте еще хоть что-нибудь, ну пожалуйста! Я что угодно достану, любое оружие, проползу по этим тоннелям, я свою армию соберу! Я должна вытащить оттуда Коди, пока… пока он еще человек. Я не могу еще раз его потерять!

Я зажмурилась и почувствовала, как Эме обняла меня и принялась поглаживать мою руку. Против воли из глаз потекли слезы, и я потерлась щекой о плечо. Перед глазами пронеслись картинки — фотографии, которые я видела в кабинете Амелии Лукаш, вскрытый череп Владимира Джехоны, трупы Измененных, искаженные, обгоревшие, и у каждого было лицо Коди.

— Спросите этого своего Мартина, он же наверняка что-то знает! Что он вам еще сказал?

— Он мне ничего не говорил, — покачал головой Кару. — Я получил сведения… незаконно.

— Слушай, дядя, — вмешалась Эме, — а что ты вообще знаешь? Ты что, этих Измененных своими глазами видел? Мало ли что они там делают! Ну вшили кому-то пару-тройку имплантов, что с того?!

— К сожалению, я видел достаточно, — сухо произнес Кару. — Даже в тех файлах, что не зашифрованы. Это, как сказал бы ваш друг, — он кивнул в сторону моего комма, — косвенные данные. Но ему косвенные данные помогли найти Вессем. А мне их хватило, чтобы понять, что именно происходит.

— Если там и правда Измененные, — сказал вдруг Ворон, — забудьте о том, чтобы туда попасть.

Он стоял возле вытяжки, под ногами его все было серым от сигаретного пепла. Я вдруг заметила, что уголок его глаза дергается.

— Этому парню, этому вашему Джехоне, пришлось трахнуть главного конструктора и самому стать Измененным, чтобы пробраться в лабораторию. И то у него была еще целая толпа, которая ему помогала. Девочка, тут без шансов. Поплачь и живи дальше.

Я помотала головой. Отчаяние уходило, уступая место решимости.

— Там мой брат. Мне есть за что бороться.

Ди обеспокоенно посмотрел на меня:

— Рета…

— Они не собирались брать туда Коди, так? — перебила я его. — Он случайно попался, уже надышавшись этого, как вы сказали, нейро-чего-то-там, и его решили модифицировать.

Я по очереди обвела всех взглядом.

— Рета, пожалуйста, не надо, — тихо сказал Ди.

Я повернулась к Боргену.

— Скажите этому своему Мартину, что я тоже. Что я тоже уже надышалась. Пусть они возьмут меня на базу. Скажите им, — добавила я решительно, — что я тоже хочу стать Измененной.

Кару покачал головой.

— Я понимаю, о чем вы думаете, что хотите повторить, но это не одно и то же, — сказал он. — Капитан Джехона был военным. И он с самого начала не собирался возвращаться оттуда.

— Сдурела, плесень? — добавила Эме. — Тебе жить осталось — два раза поссать, а ты хочешь сдохнуть еще быстрее? Да они тебя даже слушать не станут, пристрелят к хренам собачьим, чтоб не болтала, да и все!

Ди взял меня за плечи и развернул к себе.

— Рета, не надо, — сказал он снова. — Ты не Джехона, ты не солдат. У тебя не будет взрывчатки, передатчика, группы боевиков. Не будет ничего.

— Знаю, — ответила я. — Зато у меня будет Коди.

***

Ди позвонил мне ночью, когда Эме уже спала, а я лежала и смотрела в темноту, которая осела в углах, будто пыль на полках, и чем больше я думала о словах Кару и обо всем, что произошло, тем меньше понимала. В конце концов мне начало казаться, что я плаваю в информации, как в первичном бульоне, ничего не понимаю и только шевелю ложноножками, и тут раздался звонок. Я натянула шорты и выскочила на лестницу, чтобы ответить.

— Я знаю, что нужно сделать, — сказал Ди вместо приветствия.

Я уселась на широкий подоконник и свесила ноги на улицу. Было прохладно, по телу побежали мурашки.

— Что?

— То же, что Джехона.

— Джехона готовился к операции год. За это время он смог собрать целую команду. У меня нет столько времени.

Я, конечно, имела в виду, что у Коди нет столько времени. Я не знала, сколько от него осталось, но каждый день мог стать точкой невозврата.

— Тебе и не нужно. Тебе нужно только взять с собой того, кто сможет помочь тебе на месте. Твоего друга Нико.

— Ди, спасибо, конечно… Но мне кажется, я не смогу протащить с собой комм.

Я подозревала, что я даже запасные трусы не смогу с собой протащить — отберут на входе.

— Я тоже об этом подумал. Но Нико — это не комм. Это тонкая пластинка «Голоса», которая поместится в твое тело. А чтобы никто ничего не заподозрил, мы вставим поверх медицинский чип. На базе ты выберешь удобный момент и подключишь Нико. А он уже поможет тебе выбраться.

Я ошарашенно молчала. Это была безумная идея, совершенно невменяемая, но… она могла сработать.

— Это будет больно, — сказал Ди, не дождавшись моего ответа. — Тебе придется самой вырезать чип из руки, но, знаешь, я думаю — это единственный шанс. Я не верю, что они так просто вас выпустят. А взломать их внутреннюю сеть ты не сможешь. Не обижайся, я бы тоже не смог. Для этого надо быть гением.

— Как Нико, — прошептала я.

— Точно, — согласился Ди после паузы.

— Я не знаю, смогу ли это сделать, — призналась я.

— Сможешь. — В голосе Ди слышалась такая уверенность, такая вера в меня, что я впервые почувствовала, что, может быть, иду не просто умирать ради призрачного шанса спасти брата. Может быть, у нас получится выбраться. — Я видел, как ты умеешь переносить боль, как ты справляешься со страхом, и ты умеешь действовать. Ты сможешь вскрыть себе руку и сунуть туда провода, если от этого будет зависеть твоя жизнь.

— Насчет этого я не волнуюсь, — вздохнула я. — Разрезать руку — полбеды. Но вот подключить «Голос»… Кару и его жена не смогли, а я…

— Они не смогли перекодировать, — возразил Ди. — Не смогли сделать так, чтобы можно было общаться с Джехоной. Тебе это и не нужно, Нико сам все сделал. Поговори с ним, пусть нарисует схему. А я помогу тебе с ней разобраться.

ГЛАВА 2

МЫ СНОВА СИДЕЛИ В ПОДВАЛЕ У ВОРОНА, и я перерисовывала схему подключения раз за разом. После пятого — самого точного — рисунка Ди выключил экран, на который была выведена картинка, и заставил меня рисовать по памяти. Я протестующе заворчала.

— Если ты решила влезть в это, — не допускающим возражений тоном сказал Ди, — то я должен быть уверен, что сделал все, чтобы ты смогла вернуться. Рисуй.

Я вздохнула и больше не спорила. Вчера я занималась этим весь день — сидела в подвале, в соседней с операционной комнате, в компании древнего планшета, энергетических батончиков и бутылки воды, и рисовала. Ди иногда заходил, стоял рядом и комментировал: что как называется, что зачем нужно, как все это будет работать.

Ночью мне снилась схема. Она была огромная, как лабиринт, а я была маленькая, как электрон, и в центре лабиринта меня ждал другой очень важный электрон, и я бежала и бежала, а потом вдруг очутилась в Вессеме. Земля под ногами скалилась трещинами, и из них выползал туман и закручивался вокруг моих ног. Я подняла глаза — впереди, на другом конце улицы, стоял Коди. Я позвала его и, как обычно, не услышала свой голос. А потом увидела, как он говорит мне: «Беги!» — и снова превратилась в ток, в волну, в импульс.

«Я больше тебя не брошу, — мысленно обратилась я к Коди и с силой провела линию, обозначающую границу платы „Голоса”. — Ты не один, я вернусь за тобой, только, пожалуйста, не дай им превратить себя в чудовище, дождись меня, я уже иду, Коди, я уже совсем рядом. Если они успели что-то с тобой сделать — мы это исправим, все вместе — я, Нико, Ди, Ворон, Борген, а если надо — я и Мартина заставлю… Все можно исправить, только, пожалуйста, верь, что я тебя не бросила».

— Вот, — протянула я Ди готовую схему. — Пойдет?

— Нет, — сказал Ди. — Ты перепутала коннекторы на вход и выход. Давай сначала. А я пока тебе экран поменяю.

— А ты сможешь?

— Я могу поменять тебе глаз. С экраном комма как-нибудь справлюсь, — делано обиделся он. — Работай.

Я перевернула страницу и снова принялась воспроизводить по памяти схему. Вот этот прямоугольник у нас будет золотистой пластинкой, вот так по ней идут эти прожилки, их сорок восемь, и путать их нельзя. Сюда будет подаваться питание. Вот так информация поступает, вот так — выходит. Или наоборот? Нет, вроде так. Ди, конечно же, прав. Я должна нарисовать эту схему сто пятнадцать раз подряд, я должна собирать ее в темноте, с закрытыми глазами, пьяной, обкуренной, больной, уставшей, на скорость, на счет, задом наперед и вверх ногами, потому что я не знаю, что будет на военной базе, и не знаю, что успеют сделать со мной, прежде чем подвернется случай вклиниться в их сеть и перехватить контроль, как я себя буду чувствовать и каким будет мне видеться мир. Одно неосторожное движение — я сломаю тонкую плату, на которой хранится память Нико, и он умрет — окончательно, а следом умрем мы с Коди, потому что никто, конечно же, не пойдет нас спасать. Или не умрем, но есть вещи похуже смерти, и я их видела — в Вессеме, в подвале под лабораторией. «Ничего, держись, Коди, мы уже идем. Мы с Нико тебя оттуда вытащим».

Нико отнесся к предстоящей миссии спокойно. Когда я спросила его, возможно ли сделать то, что предложил Ди, он сразу же ответил:

— Да, Рета. Это возможно.

— А ты… Тебе не будет плохо? Неприятно? Я имею в виду — если эту пластинку вставить мне в руку и потом достать и еще куда-то подключить? Это… не больно? Тебе не будет больно?

— Нет, Рета. Ты можешь это сделать.

— А что, если я случайно тебя сломаю?

— Ты не сломаешь, Рета. Эта плата очень прочная. Ее даже поцарапать нелегко.

И у меня не осталось причин, чтобы отказаться.

Я закончила рисунок и подняла взгляд на Ди. Он пинцетом убирал темные осколки, новый экран лежал рядом. Я смотрела, как двигаются его пальцы — быстро и уверенно, смотрела на ссадины на костяшках, смотрела, как он сдувает прядь волос, а она все равно все время падает ему на глаза, и тень пересекает его щеку, а потом снова возвращалась взглядом к его пальцам и смотрела на ссадины, и на инструменты, и как осторожно он снимает остатки разбитого экрана. У него красивые руки, подумала я, а следом вспомнила ощущение, когда его пальцы гладили мою ладонь — в тоннеле под Вессемом, когда он лечил мою раненую руку, и потом, уже в Чарне, когда я сказала, что мы не можем…

— Ты закончила? — спросил вдруг Ди, и я вздрогнула, поняв, что он уже какое-то время наблюдает за мной.

Я встретилась с ним глазами и тут же отвела взгляд, будто он мог прочитать по нему, о чем я сейчас думала.

— Да, — сказала я хрипло. — Вот.

Ди проверил мой рисунок.

— Правильно, — сказал он. — Ты молодец. Отдохни, если хочешь. Я закончу и принесу детали, попробуешь собрать модель.

Ди снова занялся моим коммом.

— Я тебя попрошу кое-что сделать, — сказала я, чиркая карандашом по бумаге. Я не планировала рисовать ничего конкретного, но сама собой на листе снова появлялась схема. — Дам тебе номер одной девчонки, ее зовут Илена. Вот, я здесь напишу. Расскажешь ей, что было в Вессеме, ладно? Ну, что сочтешь нужным. Я ей вроде как обещала, но мне сейчас вообще не до нее.

Ди кивнул, не поднимая головы.

— И вот еще. Надо будет ей отдать. — Я выложила на стол сканер местности.

Ди снова кивнул.

Некоторое время я молчала, но потом не выдержала и поделилась своим беспокойством:

— Борген Кару звонил мне. Он сказал, Мартин Винценц — ну, тот тип, в общем, он сможет протащить меня к военным.

Ди отложил в сторону инструменты и посмотрел на меня.

— Так, — сказал он.

Я вздохнула:

— Я его помню, видела, когда приезжала к Кару в лабораторию. Он… неприятный тип, вообще-то. И Кару его не очень любит, как я поняла. Я не представляю, как он на него надавил, как вообще заставил что-то делать.

— Ты ему не доверяешь?

— Кому, Боргену?

— Этому Мартину.

— Я его едва знаю. Но интуиция мне говорит, что он какой-то мутный. Я бы с ним не связывалась. Но если другого выхода нет…

— А что говорит Кару на его счет?

Я пожала плечами.

 

…Борген позвонил с утра на комм Эме, выдернув меня из кошмара, где я была волной и частицей. Лицо у него было такое, будто он всю ночь не спал.

«Рита, — сказал он, — ответьте мне на вопрос. Ваш брат не пытался с вами связаться?»

«Коди? — удивилась я. — Нет, как бы он это сделал?»

Кару покачал головой: «Все это странно. Военные знают о том, что ваш брат был там не один. Насколько мне известно, вас никто не ищет, но, как я понял, и отказываться от добровольца они не будут. Рита, это ваш последний шанс передумать. Когда я назову Мартину ваше имя, будет поздно».

«Называйте».

Борген помолчал, потом кивнул: «Хорошо. Я свяжусь с Мартином и… будьте готовы».

«А это точно? Этот Мартин — он правда сможет меня туда отправить?»

«Правда сможет, — ответил Кару и потер висок, будто у него болела голова. — У меня вчера состоялся довольно неприятный разговор с ним и некоторыми его… коллегами, но уверяю вас, — внезапно в его голосе прорезалось раздражение, — они правда отправят вас на эту чертову военную базу и превратят в модифицированного солдата, и едва ли у вас получится оттуда выбраться, потому что вы одна, а там — сотня человек и другие модификанты, которые с радостью бросятся вас ловить».

«Ерунда. — Я махнула рукой. — Их всего пятеро. И один из них — мой брат. И я буду не одна, со мной Нико. Все получится».

Я говорила это в основном для себя, потому что Борген Кару озвучил то, о чем я едва ли осмеливалась думать — как мы с Коди выберемся с военной базы, если в нас будет стрелять каждый, кто нас увидит?

— Вообще-то ничего, — сказала я и посмотрела на Ди. — Он только сказал, что все устроил и меня заберут.

— Когда?

Я сглотнула. Вот то, о чем я на самом деле хотела поговорить.

— Через неделю.

— Так, — снова сказал Ди. — Будем считать, что со схемой ты разобралась. Сейчас попробуем достать пластинку «Голоса», и ты подключишь ее к моему компу.

— А ты сможешь потом подключить все обратно?

Ди покачал головой:

— Это не понадобится. Потом мы пойдем к Ворону и вставим чип тебе в руку.

— Ди, стой, послушай, я не хочу делать это сейчас, у меня еще целая неделя!

И за эту неделю я рассчитывала наговориться с Нико на несколько месяцев вперед.

— Неделя — это ни о чем, — сказал он и протянул мне комм с уже целым экраном. — Как ты думаешь, ни у кого не вызовет подозрений свежий шрам на твоем плече? Никто не захочет вскрыть тебе руку и проверить, что ты туда вшила перед самым отъездом на базу? Если они что-то заподозрят… Я не могу… Ты не можешь попасться. Вставим сейчас, у Ворона есть заживляющий гель, я видел — он сто́ит как крыло самолета, но немножко выпросить я смогу. Затянется все быстро, следов не останется, а через пару дней попроси Эме, пусть набьет что-нибудь поверх. Так меньше шансов, что заметят.

— Ладно, — кивнула я. — Хорошо. Как скажешь.

Меня слегка потряхивало. Я только сейчас начала осознавать, что все это взаправду, что я действительно иду за Коди на военную базу с крошечным шансом выйти обратно.

— Эй, — улыбнулся Ди, заметив мое состояние. — Не бойся. Мы все сделаем, да? Ты вернешься, вытащишь Коди, Кару с Теодором тем временем найдут для тебя лекарство. У нас все получится.

Он наклонился, заглядывая мне в лицо, и его пальцы почти коснулись моих. Мне нужно было только чуть-чуть подвинуть руку. Совсем немного. Наклониться, податься вперед, дотронуться до него, и плевать, что я говорила раньше.

Я сидела как каменная, боясь шевельнуться.

— Если мы делаем все сейчас, — сказала я наконец, — мне… надо поговорить с Нико. Спросить кое-что. — Я вскочила. — Я поговорю… на улице.

И выбежала, пока Ди не успел ничего сказать.

***

— Привет, Нико, — пробормотала я, уткнувшись в колени. — Привет, блин, Нико.

Я сидела на ступеньках у выхода из подвала, и солнце, почти скрывшееся за глухие стены без окон, грело мне спину.

— Привет, Рета, нужна помощь?

— Я не знаю, что мне нужно. Чтобы мы пошли туда вместе. Чтобы ты давал мне советы. Чтобы помог спасти Коди. Чтобы ты просто был со мной, или не со мной, плевать, но чтобы ты вообще хоть где-то был. Чтобы ты не умирал, черт возьми, Нико, как ты мог умереть?!

— Мне жаль, Рета. Хотел бы я сейчас быть рядом.

Я уже слышала это. Я уже сто раз это слышала — и все равно надеялась, что в этот раз Нико ответит иначе.

— Но ты не рядом, — вздохнула я. — Уже два года, а я все еще не понимаю, как это — когда тебя нет. Мне страшно, Нико.

— У меня недостаточно информации, чтобы помочь тебе, Рета.

— У меня тоже недостаточно информации, — я рассмеялась, и тут же мир расплылся перед глазами. — Все тут помогают мне как могут, но в конечном счете я все равно останусь одна. Я же не особенно умная, Нико, я же не ты. А мне надо будет там столько всего сделать… Найти что-то острое, обойти камеры и системы защиты, вообще оказаться в такой ситуации, чтобы у меня была свобода передвижения. Вдруг они сразу пристегнут меня к такому же креслу, как Измененных в Вессеме? И даже если нет… Даже если все получится… Я все равно буду там одна. Коди у них уже столько времени, а Кару сказал — они работают в связках с операторами. Вдруг он вообще уже… Знаешь, как те Измененные в Караге? Вдруг он самостоятельно уже ничего не способен сделать? Может, — я наконец озвучила свой главный страх, — я даже поговорить с ним не смогу. Может быть, он вообще меня не узнает. И не захочет со мной идти. А я не смогу вытащить его на себе, как Теодора. До Чарны точно не донесу, — у меня снова вырвался нервный смешок. — Скажи что-нибудь, Нико. Только по-честному — что ты об этом думаешь? Если все пойдет по самому худшему сценарию — я смогу сделать все это одна? У меня вообще есть шанс выбраться оттуда живой и в своем уме?

Нико помолчал немного.

— В этом случае твои шансы выбраться оттуда составляют около двадцати процентов. С Коди — не более пятнадцати.

— Сколько?!

Я рассмеялась, хотя смешного было мало. Пятнадцать процентов!

— Пятнадцать, — повторила я. — Я надеялась хотя бы на пятьдесят.

Зря я спросила, только расстроилась. Я бы все равно не отказалась от своей затеи, даже если бы Нико сказал пять. Даже если пять десятых. Я там Коди одного не брошу. Я проберусь туда, буду драться и умру, если понадобится, но я сделаю все, чтобы быть рядом с ним.

— Твои шансы повысит внешняя поддержка, — сказал Нико.

— Вот спасибо за совет, — буркнула я, уткнувшись лицом в колени. — Надо будет взять с собой комм — звякну оттуда Ди, чтобы приходил и забирал меня. Как я, по-твоему, должна попросить этой поддержки?

— Когда ты подключишь меня к внутренней сети военной базы, с большой долей вероятности я смогу установить связь со своим коммом.

— Что?! — Я вскинула голову.

— Когда ты подключишь меня к внутренней сети военной базы, с большой долей вероятности я смогу установить связь со своим коммом, — повторил он.

— Нет, это я слышала. Как это возможно?

— Ты нашла мой комм в Вессеме. Когда-то я довольно сильно поработал с его содержимым. Если он все еще работает — есть вероятность, что его можно использовать для установления канала связи. Канал будет не очень надежный, но другого в условиях ограниченного времени я предложить не могу.

Я потерла глаза:

— Почему ты не гово… Ах да. Я не спрашивала. Что для этого нужно?

— Просто включи его. Пароль — девять, пять, пять, семь.

— Это твой пароль на комм? — поразилась я. — Не отпечаток пальца, даже не лицо — просто цифры?

— Это довольно удачный расклад, верно?

— Да уж. — Я покачала головой. — Нико, мне надо возвращаться. Ди сказал, я должна попробовать подключить чип к компу, а потом уже сразу вшивать его в руку. Так что… вообще-то… это наш последний разговор. Может быть, вообще последний, в жизни. Понимаешь? Ты мне… ничего сказать не хочешь?

Не отрываясь я смотрела на лицо Нико на своем экране. Светлые отросшие волосы, очки, легкая улыбка. Таким я его помню. Таким я хочу его помнить — без «паутинок» на шее и руках, без широких зрачков, без кривой ухмылки и суетливых, дерганых движений.

— Удачи, Рета, — ответил с экрана Нико.

Удачи. Не совсем то, на что я надеялась. Но удача мне понадобится.

***

Эме старательно изобразила на моей руке полосы, ломаные линии, точки и прямоугольники, и, когда она закончила, я с удивлением увидела, что мое плечо превратилось в микросхему. Линии уходили назад, на спину, и заканчивались прямо на том месте, откуда мне когда-то — в прошлой жизни, не иначе — вырезали полицейский трекер.

— Красиво, — оценил Ди, когда я зашла к нему вечером, перед тем как Борген Кару должен был забрать меня и передать военным. — Эме талантливая.

— Ворон предложил ей работать у него, — сказала я. — Не в операционной, конечно. А в тату-салоне.

— Она согласилась?

— Не знаю. Если они расстанутся, ситуация будет — хуже некуда. С другой стороны — сколько можно у Георге пиво наливать.

Вообще-то Эме была у Георге прямо сейчас. Мы попрощались пару часов назад, когда она уходила на смену. Обнялись и молча стояли в комнате.

— Жду тебя обратно вместе с Коди, плесень, — сказала она наконец. — Хотя втроем тут будет капец как тесно, конечно.

Мы обе понимали, что, если все получится, мы с Коди едва ли будем жить у нее — скорее всего, нам придется уехать подальше, и я уже спрашивала Ди, где можно быстро достать фальшивые документы. Но мне нравилось делать вид, что самая большая проблема, которая нас ждет, — где положить еще один матрас.

А сейчас мне нравилось обсуждать с Ди ее работу, как будто ничего страшного не происходит. Сидеть рядом с ним на полу, потому что кровать завалена непонятно чем, показывать татуировку, болтать как приятели.

Я вздохнула. Я здесь не просто так.

— У меня не очень много времени, Кару уже едет за мной. Я хотела отдать тебе кое-что, — сказала я ему. — Вот.

— Это тот комм, что мы нашли в тоннеле? — нахмурился Ди. — Зачем?

— Пароль — девять, пять, пять, семь. Просто держи его включенным, ладно?

За неделю я успела бы изучить комм Нико вдоль и поперек — но делать этого не стала. Не смогла переступить через себя и прочитать его сообщения, письма, посмотреть его фото, послушать его музыку. Это была его жизнь, и если он не хотел пускать меня в нее — значит, так тому и быть. И теперь надо было отдать его комм Ди.

— Я не очень понимаю…

— Может быть, я смогу установить связь… Вряд ли, конечно. Не важно. В общем, не выключай, и все.

— Не выключу, — улыбнулся Ди.

— Может, я попрошу помощи. Или попрощаюсь. Или вообще ничего. Это просто на всякий случай, — уточнила я. — Просто, знаешь, вдруг сложится.

— Конечно. — Он снова улыбнулся.

— Мне уже надо идти. — Я поднялась, посмотрев на часы. — Кару меня ждет.

Ди тоже встал, и мы замерли посреди комнаты, глядя друг на друга. Он все еще улыбался, но за улыбкой была тревога.

— Может быть, у меня не получится, — прошептала я, глядя ему в глаза.

— Получится, — сказал он тихо. — Ты сможешь. Я в тебя верю.

— Я просто хотела, — сказала я, — знаешь… На случай, если я не вернусь…

Он вопросительно поднял одну бровь, но сказать ничего не успел. Я шагнула вперед и поцеловала его.

На секунду Ди замер, когда мои руки легли ему на плечи, и я испугалась — вдруг сейчас он оттолкнет меня? Но в следующий момент он притянул меня к себе, и мне показалось, что через мое тело прошел электрический разряд. Я прижалась к нему, вцепилась в его футболку, и там, где его руки касались моего тела — спины, плеч, шеи, затылка, — словно пробегали искры. Я ничего не слышала, кроме стука моего сердца, отдававшегося в ушах. Время перестало иметь значение, оно вообще остановилось, пока мы не оторвались друг от друга, тяжело дыша, будто только что оба пробежали стометровку. Наши губы разделяло несколько миллиметров, и мне казалось — если сейчас мы снова коснемся друг друга, мир вокруг вспыхнет и взорвется сверхновой.

Мы молчали — слов, которые стоило бы сейчас сказать друг другу, не существовало ни в одном языке. Мы и так оба знали, что прощаемся.

ГЛАВА 3

КОРИДОР, ПО КОТОРОМУ Я ШЛА, был полностью серый — и пол, и стены, аркой сходящиеся над моей головой, и двери в обоих его концах. Наверное, мои шаги и шаги моих сопровождающих отдавались эхом от сводов, но я все еще была почти глухая после шума вертолета, и мне казалось, что я иду в полной тишине. Двое военных, совершенно одинаковых с лица, шли на два шага позади меня. Иногда я чувствовала их взгляд между лопатками и их готовность стрелять, но в основном у меня было ощущение, что я тут одна, в этом коридоре с его моргающими лампочками и желтоватым рассеянным светом.

Всю дорогу я молчала. Сначала потому, что мысленно все еще была с Ди в его квартире, потом — потому, что Борген Кару решил дать мне последние наставления (они сводились в основном к тому, что я должна прикинуться тупой и болтать как можно меньше), потом говорить стало слишком опасно — мы встретились с каким-то типом («Я от Винценца», — сказал он), и он повез нас за город на вертолетную площадку.

Там меня передали из рук в руки другому типу в военной форме без знаков различия, который завел меня в комнату без окон и принялся задавать вопросы. Сначала — обо мне («Реталин Корто, восемнадцать лет, скоро девятнадцать, живу в Гетто, ой, ну, короче, вы поняли, не-а, сейчас нигде не работаю»), потом — о моем состоянии («Да вроде ничего, хотя голова иногда сильно болит и вот это, как вы сказали — повторяющиеся кошмары, ага») и наконец спросил, почему я хочу попасть в экспериментальный центр.

Я ответила так, как учил Кару:

— А чего мне в Гетто делать? Работы нет, денег нет, а там, мне этот доктор сказал, нормально будет, и у армии всегда деньги есть, я знаю.

Тип некоторое время сверлил меня взглядом.

— Мартин Винценц сказал, что вы были в заброшенном городе и испытали там приступ паники. Это так?

— А, это… — протянула я, надеясь, что моих скудных актерских данных хватит. — Ну да, мы там с братом полазали, хотели вынести чего-нибудь. А потом, короче, это… Не знаю, в общем, что там было. И брат так и не вернулся. Так а что, в этом вашем экскрементальном центре правда хорошо заплатят?

Тип снова уставился на меня, и я испугалась, что перегнула палку.

— Вы понимаете суть того, что вам предлагают? — спросил он.

— Ну да, — уверенно кивнула я. — Мне этот доктор сказал, что у меня что-то с мозгами, но если вшить пару железок, то будет нормально. А приказы я хорошо понимаю, вы не думайте, я умная. И я и сама в армию хотела.

— Ладно, посмотрим, — сказал мужчина. — Подпишите это.

Он сунул мне планшет, и я пробежала глазами текст. Там было примерно то же, что в свое время сказал мне Ворон: «Если решишь где-нибудь открыть рот не по делу…» — только сформулировано иначе.

Я приложила палец к экрану. Какая разница, что там написано, — я все равно не собираюсь у них задерживаться.

Вопросы у него все не кончались, и скоро я заметила, что он повторяется, говорит одно и то же, только разными словами. Об этом Кару меня предупреждал — что меня будут пытаться поймать на лжи. Но свою легенду я выучила как следует и старалась от нее не отклоняться: я обратилась в больницу по поводу головных болей, а потом на меня вышел доктор Кару и предложил пойти в какую-то программу, где меня вылечат, но надо будет за это работать на армию, что меня, конечно, обрадовало — бесплатное лечение, да еще и постоянная работа, кто ж от такого откажется? На вопрос, как Кару вообще обо мне узнал, я хлопала глазами и отвечала, что не знаю. Об этой части нашего вранья он должен был позаботиться сам.

В следующей комнате у меня отобрали рюкзак и куда-то унесли. Я догадывалась, что своих вещей больше не увижу, и там лежало только то, с чем не жаль было расстаться: одежда, вычищенный от всего лишнего комм, пачка сигарет, зубная щетка, на дне, в потайном кармане — косяк травки. У тех, кто будет все это перетряхивать, должно сложиться впечатление, что я понятия не имела, что меня будут обыскивать, и немного наркоты — это все мои секреты. Эме предлагала закинуть туда флойт — так получится гораздо достовернее, а Кару говорил, что это вообще лишнее, но я настояла на своем: флойтовую могут не взять, а в чистую девочку из Гетто никто попросту не поверит.

Потом обыскали меня. Женщина в форме смерила меня недовольным взглядом и коротко бросила:

— Раздевайся.

Я послушно сняла одежду под ее пристальным взглядом. После тюрьмы меня сложно было смутить.

В руках она держала сканер, и я старалась не смотреть на него и дышать ровно.

Все будет нормально. Медицинский чип — массивный, с противозачаточными, рука после его установки два дня болела — надежно прикрывает золотистую пластину, переживать не о чем, все получится. Вообще ничего лишнего во мне нет. Мне не о чем волноваться.

Женщина молча просканировала меня с головы до ног, задержавшись на руке с татуировкой.

— Что за чип? — спросила она.

Я назвала модель, и она проверила еще раз. Я смотрела перед собой, дышала на счет — вдох на четыре, выдох на три, — сосредоточившись на том, чтобы не отковыривать куски кожи вокруг ногтей. Наконец она велела одеваться, но, стоило мне потянуться к своей одежде, кучей сваленной на стуле, она остановила меня:

— Не это.

Она указала на запечатанный пакет, лежащий на столе, и я, поджимая босые пальцы, шагнула к нему и открыла.

Там было все, в том числе нижнее белье — я была права, когда думала, что мне даже трусы собственные не оставят. И все серого цвета.

— А моя одежда? — спросила я, посчитав, что будет странно никак это не прокомментировать. — И мой рюкзак?

— Привезут потом, — соврала женщина.

Я успокоенно кивнула и принялась одеваться — белье, комбинезон, носки, ботинки, респиратор. Женщина не сводила с меня глаз.

Ботинки оказались великоваты, а комбинезон был вполне удобным. Справа на груди я заметила более светлый прямоугольник — то ли там должно было быть мое имя, то ли порядковый номер.

Прежде чем мы вышли на улицу, меня просканировали еще трижды — два раза ручным сканером и один раз прогнали через рамку.

Вдох на четыре, выдох на три. Расслабить руки. Ну все, вот и прошла.

В вертолете я оказалась зажата между двумя здоровенными парнями, неопознанный тип сел напротив меня.

— Мы на вертолете полетим? — радостно спросила я, придерживаясь программы «прикинься тупой».

Мне никто не ответил, а потом я оглохла.

Летели долго, мне даже показалось, что мы сделали пару лишних кругов. Когда мы наконец приземлились, осмотреться мне не дали — вытащили по

...