— Аля, ну где ты? Мы так никогда не попадем на концерт! Это же мой первый концерт! Ты помнишь? Ну, Аля-я-я!

Я сидела в комнате, судорожно пытаясь стереть помаду. И угораздило же меня нарисовать губы разными оттенками! Такое ощущение, что кто-то специально подсунул мне Дарьину сиреневую перламутровую помаду в тот момент, когда я красила нижнюю губу. Верхнюю я, конечно, покрасила своей персиковой, матовой. Хорошо, что хоть увидела вовремя, а то была бы законодательницей новой моды в городе. Ну, ногти на руках ведь можно рисовать разными цветами! Но, скорее всего, я бы просто сгорела от стыда…

— Аля, ну что ты так долго? — Машуня уже стояла у меня за спиной и обозревала всю мою процедуру уничтожения губной помады вместе с губами. Когда я окончательно стерла остатки, мои губы раздулись почти в два раза и приобрели новый ярко-бордовый оттенок. Я расстроилась окончательно.

— Машенька, а может, ты сама… с Дарьей сходишь, а? — печальным голосом спросила я. — А на концерт придут уже все наши…

Машуня плюхнулась на диван возле меня и посмотрела мне в глаза.

— Не вариант, — быстро сказала она, — не хочешь — не пойдем, я могу тебе и тут станцевать. В конце концов, я и сама очень боюсь, а от страха у меня сковывает тело и я двигаюсь, как робот. Все, решено: не идем!

Маша чмокнула меня в щеку и пошла к дверям, на ходу снимая плащ, который уже успела надеть.

В комнату вошла уже почти одетая Дарья.

— Леночка, что случилось?

Я вздохнула.

— Да, Ленка! Ту ты даешь! Я неделю уговаривала Машуню не бояться, проводила с ней тренинги и беседы про то, как вести себя с публикой, как свободно держаться на людях — и тут…

— Маша, стой! — я так крикнула, что Дарья вздрогнула возле дверей и взялась за сердце. — Я просто тебя проверяла. Конечно, я иду. Мы все идем. Я не хочу пропустить бенефис моей безумно талантливой девочки. Если хочешь, я буду стоять за портьерами на сцене, но ты выступишь. Ты так этого хотела! Неужели минута слабости может отменить твою мечту?

Машина голова возникла из кухни, и я увидела ее удивленные глаза. Через секунду появилась и вся Маша.

— Аля, ты уверена?

— Я уверена! У тебя все получится, это точно!

— Нет, ты уверена, что можешь идти в таком виде?

Машуня взяла меня за руку и подвела к зеркалу. Я глянула и… Господи, это кто?

Из зеркала на меня смотрело нечто с моими волосами, глазами и… утиными губами. Они, эти губы, как будто жили своей жизнью независимо от меня и хотели выделиться на фоне меня самой. Если коротко, на моем лице были одни губы. Чем же я вытирала помаду?

Я погнала назад в комнату и схватила пузырек со смывалкой. Я так и знала. Вместо жидкости для снятия косметики я стирала помаду… ополаскивателем для рта. Но он-то как очутился тут, в комнате?

— Аль, ты так не переживай, — улыбаясь, сказала Машуня, — сейчас так модно. Знаешь, сколько стоит накачать губы гелем? А у тебя просто так вышло. Кстати, а как ты это сделала?

Я растерянно посмотрела на Машу.

— Ребенок, откуда ты знаешь про гель? И как я так пойду?! — едва шевеля вздувшимися губами, с трудом проговорила я. — Честно говоря, никогда не думала, что у меня может быть на что-либо аллергия…

— Да уж, — еле сдерживая улыбку, изо всех сил стараясь быть спокойной, подключилась к разговору Дарья, — не боись, девочка. Сейчас что-нибудь придумаем. На пока, — протянув мне мокрое полотенце, Дарья пошла открывать двери, которые просто тряслись от разрывающегося звонка.

Я приложила полотенце с холодной водой к лицу.

 

— Ну что это такое? Сколько я должен сигналить? Я уже наших завез в гимназию, за вами приехал, а вы все никак не выходите. Они что, там сами на себя будут смотреть?

Борька сразу заполонил собой всю комнату. Позади него стоял и улыбался Жека.

Наверное, нужно рассказать, кто все эти люди. Они — мои родные, моя семья. И по совместительству мои лучшие друзья. Ладно, все по порядку.

Я Елена Куликова, педагог по образованию и музыкант по призванию. Машенька — моя названая дочь. Была целая история опеки над этой самой лучшей в мире девочкой, без которой я просто не могу представить свою жизнь… Уже прошло почти четыре года после удивительных событий, в результате которых в моей жизни появились Маша и Дарья с Никитой.

Дарья и Никита — милые и любимые старики, которые живут в поселке Осиново. Вернее, живет там постоянно только Никита, а Дарья, решив, что без нее нам с Машуней никак не справиться, катается туда-сюда: месяц она — у нас, две-три недели — в поселке. И так уже почти четыре года. Ну, не считая тех дней, когда мы все на лето едем в Осиново — проводить свои отпуска и каникулы. Я сначала убеждала Дарью оставаться с Никитой — ему тоже скучно одному в поселке, но Дарью не переубедить. Она так решила и точка. Хотя не буду лукавить — когда Дарьи нет дома, то нам с Машуней как-то не по себе.

Бедный Никита! Мы столько раз говорили ему, чтобы и он к нам переезжал, но он несговорчивый.

— А кто за хозяйством будет смотреть? — кряхтел он. — Небось зимой все у вас свежее, картошечка домашняя, огурчики сам консервирую, помидорчики. Мяско свое — Машуньке расти надо, вон какая девица вымахала на всем домашнем. А вы говорите, город… Что я забыл в вашем городе?

Правда, иногда нам все-таки удавалось затащить Никиту к нам, когда Дарья ехала смотреть за хозяйством, но это ненадолго. Уже через три дня он не мог усидеть на месте — десятый раз переделывал и нам, и Изиде дома все розетки, подкручивал двери, проверял всю сантехнику, краны и… удирал в Осиново. А как он радовался, когда мы все приезжали летом или зимой на Новый год! Прошло уже почти два года, как он, наконец, продал знаменитого козла Мефодия. Вот это был козел! Сколько разных приключений было с ним, но за ним нужен глаз да глаз — а Никита уже не в том возрасте, ну не может он стучать копытами быстрее, чем Мефодий! Да, тяжело переживал старик ту сделку, пока… пока мы не подарили ему собаку. Теперь Петрович (так величают нашего пса — гордого, породистого, голубоглазого и невероятно умного хаски) стал и охраной, и опорой, и лучшим другом Никиты. Старик даже научил Петровича следить за утками и загонять их в сарай. А еще Петрович сам в магазин бегает, за хлебом. Авоську с деньгами в пасть — и потрусил. В поселке с Петровичем все здороваются, а кто-то даже шляпу снимает. Петрович в долгу не остается — кому лапу даст, кого голосом поприветствует. Вот так.

Изида, моя вторая мама и реальная мама моей наилучшей подруги, можно сказать сестры, Лерки. Начинали историю мы втроем — я, Валерия и Изида. Потом появился муж Лерки — Борис. Потом и сама Изида вышла замуж за своего соседа, профессора Александра Ивановича. Кстати, все началось именно с дяди Саши, когда он, разыскивая свою сестру, втянул нас всех в незабываемые приключения. Как бы то ни было, но их итогом стали новые друзья и крепкие отношения.

Дядя Саша с Изидой живут полгода в Осиново, полгода в городе. Сейчас эта интеллигентная семейная пара развила очень бурную деятельность: дядя Саша поклялся в честь памяти о своей сестре Нике (очень яркая личность, которая сыграла большущую роль в нашей жизни) возродить поселковый храм — церковь св. Духа, разрушенную еще в тридцатых годах ХХ века. Церковь эта не простая, окутанная множеством легенд и мифов. Самое интересное, что дядя Саша в районном историческом музее даже нашел образ из этой церкви и сейчас добивается, чтобы после реставрации и возрождения храма его вернули на святое место. Вообще, дядя Саша с Изидой провели огромную работу. Во-первых, они нашли план церкви, так что теперь можно будет вести строительные работы четко по плану. Во-вторых, они обнаружили эскизы внутреннего помещения — алтарь, притвор, средняя часть и настенные фрески. Кстати, стены и купол здания церкви сохранились, и на них еще можно увидеть настенную живопись. Но какое же было удивление, когда под старой краской обнаружили старинные фрески неизвестного художника! Кстати, реставрационные роботы будут вести профессионалы-реставраторы, а вот оформлять настенную живопись (ну, кроме икон, конечно) будут художники-студенты, и самое главное, к этому делу подключится группа художников-юниоров под руководством… Маши!

Да, Маши! Надо сказать, что моя Машуня за эти почти четыре года превратилась в прекрасную девушку-подростка. Какая же она красавица! Высокая, стройная, с огромными глазами и длинными светлыми волосами, изысканными манерами и правильной речью. Она — мой ангел-хранитель, и мне реально кажется, что именно она меня удочерила. Ее опека, ее желание быть мне полезной и защищать меня от всего на свете приводит меня в замешательство… Я ее очень люблю. Я ее больше, чем люблю, она — моя жизнь…

А еще Машенька — талантливый художник. Это сразу заметили ее экзаменаторы, которые и приняли ее без экзаменов в престижную городскую гимназию с эстетическим уклоном, где она сразу стала фавориткой. За эти три года мы участвовали во многих конкурсах, выставках, ездили на фестивали, результатами которых были бесконечные дипломы, грамоты. Уже сейчас, будучи ученицей 4-го класса гимназии (что соответствует 8-му классу школы), она получила приглашение в три высших учебных заведения — Художественный институт, Институт искусств художественного моделирования и дизайна и Институт бизнеса и культуры. Нужно сказать, что даже при всех достижениях Машу очень любили одноклассники-гимназисты, она как-то сумела со всеми найти общий язык. Не зря, когда Маша «кинула клич» создать группу волонтеров-художников для помощи в возрождении церкви в Осиново, записался почти весь класс. Лерка, ну то есть Валерия, еще тогда очень распереживалась: где мы их всех поселим? На что Борька тут же ответил, что купит огромный цыганский шатер и там поселит молодежь вместе с собой.

Лерка… Моя дорогая Лерка… С ней мы почти не расставались. Не было и дня, чтобы она не заехала (Борис презентовал своей дражайшей новый белый мерс, на котором она уже благополучно два раза въехала в дерево, теперь ездит только с водителем) и не спросила:

— Как тут малыш? (Это про Машу, если что.) Как ела? Как спала? Ленка, ну во что ты ее вырядила, ну как так можно ходить? Что это за прическа? Срочно к моему парикмахеру! У нее бледный вид… Она похудела/поправилась, что-то не так, неспокойно на душе, где так поздно ходит? Почему рано пришла? Где была? Куда идет?

Короче, даже я раз не выдержала и посоветовала Борику уже, в конце концов, завести ребенка. Борис печально вздохнул и ответил:

— Видимо, сначала придется выдать замуж тебя, потом Машу, потом дождаться внуков, потом их вырастить, а уж потом, возможно, думать про наших детей… Извини, Ленка, тут я бессилен, у нас у всех — Маша…

— Ты бы хоть попытался, — скрипела я, — ну, сделай так, чтобы она не знала…

Борис с удивлением посмотрел на меня и громко рассмеялся:

— Ну, прям как моя теща! Изида тоже говорит, чтобы я был понастойчивей, а то внуков ей не видать. Это как? И вообще, девочки, я ж не против. Не лучше ли вам обеим поговорить на эту тему с Валерией, а?

«Да уж, — подумала я, — поговорить. Как же. Она сразу обижается и заявляет, что мы хотим от нее отделаться. Мы просто мечтаем все, чтобы у нее было 10 (?) детей и она сидела между ними и никуда не ходила… Это же сколько времени нужно, чтобы их всех покормить, обстирать, обгладить, научить, поиграть с ними!».

То, что у нее одной две горничные и экономка, — про это история умалчивает. И то, что Борик ей в помощь сразу предоставит лучших нянек города, тоже не в счет. Изида злится, говорит, что разбаловала свою дочь. Если бы она жила сейчас сама и не занималась вместе с Александром Ивановичем их церковным проектом, она бы поставила неблагодарную на путь истинный, а так…

— Все в руках Божьих! — один раз, услышав наш разговор, вмешался Жека. — Не давите на нее, мне кажется, она просто боится. Вот увидите, все будет хорошо.

Жека… Женечка… Когда я пишу о нем, меня охватывает странное чувство… Я боюсь обозначить это чувство как-то по-другому, называю дружбой… Но это точно не так…

 

Я борюсь с собой все время, как его узнала. Он обалденный парень, очень сильный внутренне и спортивный внешне. Он всегда рядом, когда мне плохо. Он всегда рядом, когда он нужен. Он спас мне жизнь, в конце концов (была такая история, когда я попала к бандитам, а Жека меня оттуда вытащил, а потом еще и полез под пулю, закрывая меня собой). Его родные, я знаю, уже давно считают нас парой. Мои, кстати, включая Машу, тоже. Но… но я не могу. Еще не зажила рана от моего общения с женатым мужчиной (в мое оправдание скажу, что я не знала, что он женат. Для меня это было большим сюрпризом и очень горьким разочарованием в таких отношениях вообще). И еще — Женька намного младше меня, почти на десять лет. Честно говоря, я этой разницы вообще не ощущаю, иногда мне даже кажется, что Женя, наоборот, намного меня старше, если судить по его словам, размышлениям, поступкам. Но в паспорте дату не поменяешь, и если сейчас эта разница и не так уж заметна, то что будет потом? Нет, я не могу, он мне нужен как друг. Я убеждаю себя, что я просто к нему очень привыкла. Вот найдет он себе девушку — и тогда все встанет на свои места. Хотя при этих мыслях мне очень-очень плохо.

Да, Женька. Он сейчас живет в квартире дяди Саши, которую профессор завещал Маше. Он практически никогда не бывает один, с ним постоянно находится его бабушка Аня, которая стала закадычной подругой нашей Дарьи; иногда приезжают погостить его родители и сестра с мужем. Наши дома расположены недалеко друг от друга, между ними пролегает небольшой парк, в котором мы и бегаем по утрам — я, Жека и Машуня. Женька в этом году оканчивает юрфак в университете, но уже полтора года этот юный мужчина занимает должность коммерческого директора в фирме нашего лучшего друга Бориса. Борька как-то сказал мне:

— Знаешь, Ленка, я готов простить тебе что угодно и сделать что угодно за двоих людей — Лерика и Жеку. Это лучшее, что есть у меня в жизни.

Правда, потом добавил:

— Ну и вы с Машей и Изидой тоже…

Потом еще подумал:

— Ну и Иваныч с Никитой и Дарьей и…

И дальше шел список всех наших знакомых. Но мы-то знаем, если Лера и Жека стоят на первом месте — они много для него значат, это факт.

Не знаю, каким бы был Женька военным (да, он сначала учился в пожарном институте), но из него вышел прекрасный юрист и экономист. Теперь он правая рука Бориса в бизнесе, Женька присутствует на всех совещаниях, переговорах или выставках. Благодаря ему бизнес Бориса вышел на новый уровень.

И вот сейчас этот талантливый молодой человек стоит за спиной Борьки и с ухмылкой смотрит на мои попытки прикрыть распухшие губы полотенцем.

 

— Вообще-то, если вы, Елена Скрытная, хотите выделиться в обществе и надеть паранджу, то хиджаб должен быть из шелка, ну, или там муслина, а не кухонного вафельного полотенца, — проговорил Жека, обходя Бориса и подходя ко мне. Я вскрикнула и, накрыв полотенцем всю голову, рванула в ванную — надо было что-то срочно предпринимать, времени практически не осталось. По дороге я наткнулась на Бориса, наступив ему на ногу, шарахнулась об стол — тут же что-то упало и разбилось (по-моему, красивая вазочка — Женькин подарок, кстати), не вписалась в поворот и чуть не упала, но меня подхватили чьи-то сильные руки.

— Так, красавица, не бегай, как антилопа гну по малогабаритной квартире, — Женькин голос опять заставил меня волноваться, — лучше скажи, что случилось и чем помочь.

Я почувствовала, что полотенце сползает у меня с головы. Схватив его за край, я снова закрыла губы и уставилась на Женьку.

— Эй, ну долго вас ждать еще? Маш, скажи своей Елене, что еще пару минут — и танцевать будет уже она по квартире перед благодарными зрителями, которые очень волнуются в одиночестве в гимназии. Что ж она гоняет-то так? У вас что, такая традиция — оббежать все комнаты перед важным событием?

— Дядя Боря, не торопите ее. У нас форс-мажор! А не успеем — ну и пусть, я в другой раз для вас станцую.

 

— Ленка, да что случилось? — Женька уже не улыбался и встревоженно смотрел на меня. — Ты порезалась, что ли?

В ответ я отрицательно покрутила головой. Еще не хватало, чтобы он увидел меня такую распрекрасную. Вот разговоров-то будет!

— Идем со мной, — я почувствовала, что кто-то обнял меня за плечи. Это была Дарья, которая и спасла меня, отведя в ванную. Женька хотел было идти за нами, но Дарья остановила его рукой:

— Идите, собирайтесь. Мы через минуту будем готовы.

Когда я посмотрела на себя в зеркало, картина была уже не такой страшной. Дарья вытянула какой-то пузырек, налила на вату жидкость и начала протирать мои многострадальные губы. Я почувствовала холод, как будто поцеловала ледник.

— Ну вот, почти как в первоначальном виде, — удовлетворенно кивнула Дарья и поставила пузырек на полку.

— Что… что это? — спросила я, не веря своим глазам. Губы стали прежних размеров, только немного ярче, чем обычно.

— Это — народная мудрость и никакой химии, — улыбнулась Дарья, — не мажь сегодня уже губы, они у тебя и так как после косметики.

Я улыбнулась и обняла Дарью.

— Тетя Даша… вы меня просто спасли… И… извините меня за мои капризы. Мне самой стыдно.

— Ох, девчонки, девчонки. За что же извинять? Мы по натуре такие — перемены настроения происходят независимо от нас. Вот только управлять ими могут единицы. Научишься!

Я опять обняла Дарью и распахнула дверь, тут же раздался какой-то треск и удар. Я заглянула за дверь и увидела удивительную картину — на тумбе для обуви сидел Женька и сильно растирал свой лоб.

— Ну все, убили, — сказал он.

— Подслушивал? — спросила я, убирая его руку от головы.

— Вот еще, — ответил мой друг, — сами сказали — одевайтесь. Вот только за обувью наклонился — и ты меня прибила.

— Ну-ка, дай посмотреть, — Дарья подошла поближе и убрала волосы в сторону. Чуть выше лба с правой стороны торчала огромная шишка. В коридор прибежали Маша с Борисом.

— Да что ж это такое, — заохала Дарья, — на вас всех что сегодня — порчу навели? Ох ты, горе, идем за мной.

Дарья взяла Женю за руку и повела в ванную.

— Двери только не закрывайте, — Маша посмотрела на меня и утвердительно кивнула, как бы говоря: все ок, — а то сегодня у нас тут травмоопасный день.

Я улыбнулась, глядя на то, как Дарья мажет Женьку своим нехимическим эликсиром, и побежала, наконец, одеваться.

 

Мы сидели в третьем ряду прямо посередине ряда, это Машуня постаралась определить нас на самые лучшие места. Концерт еще не начался, удивительно, но мы даже приехали немного раньше. Борис с Жекой обсуждали очередную сделку, при этом так эмоционально жестикулировали и громко говорили, что мы все по очереди шикали на них. Дарья, как всегда, села рядом с Анной — бабушкой Евгения. За эти годы они превратились в душевных подружек, и у них всегда было о чем поговорить. Милые беседы, хождение друг к другу в гости, посиделки на лавочке то возле нашего подъезда, то возле дома Изиды (как я уже говорила, Анна жила с Женькой в квартире профессора Александра Ивановича, которую он завещал Машуне; а на первом этаже находилась квартира Изиды) сделали из этих милых дам ходячую энциклопедию в двух томах: они знали все, что касается цен на рынках и магазинах, жизни всех соседей (я и соседей-то своих толком не знала, а бабульки уже составили их родословные до седьмого колена), коммунальных услуг, пенсионной реформы и… сантехника Леньки. Причем для Леонида они были грозными судьями: увидев подружек, он делал ноги со скоростью, не присущей уже немолодому сантехнику, который вечно подшофе.

— Ленка, ну ты что, не слышишь, что ли? — я оторвалась от своих мыслей, почувствовав, что кто-то усиленно трясет мою руку. Этим «кто-то», естественно, была моя Лерка.

— Извини, задумалась. Что?

— Не, ну вы слышали! Я тут распинаюсь целый час, а она — что!

— Целый час ты не можешь распинаться — мы только десять минут назад как приехали. Или ты начала распинаться еще до этого?

— Будешь меня нервировать — станешь опять Болонкой!

— Вот уж не думала, что тебя могут нервировать такие чудные существа (к слову сказать, Болонка — мое школьное прозвище, которое я получила из-за моей большущей челки. Лера часто меня так называла к большому неудовольствию Изиды, которая считала, что каждый интеллигентный человек должен откликаться только на имя, а прозвища — недостойно для воспитанных людей). Ладно, говори: что опять случилось?

— Ну почему сразу что-то должно случиться? — Лерка прислонилась ко мне и начала говорить мне на ухо: — Вот ты смеешься, а я хотела открыть тебе большую тайну!

— О, это очень интересно! Какие такие у нас опять тайны? С некоторых пор меня начинают настораживать всякие таинственные элементы.

— Да ну тебя! — Лера села ровно и надула губы. — Между прочим, я сегодня слышала, как Борька с Женькой обсуждали твою кандидатуру… — Лерка посмотрела на Бориса, который что-то доказывал Женьке, вздохнула и продолжила: — На должность заведующей сектором по рекламе. Вот. Там работа — как раз для тебя. Можно не сидеть постоянно в офисе, ты у нас человек творческий, вот и проявляй свое творчество дома. И на Машуню время будет, и зарплата неплохая.

— Да уж. Это ты хорошо, так сказать, подслушала со всеми подробностями, — я рассмеялась и тоже посмотрела на Борьку с Жекой — они почему-то срочно замолчали, — ладно, колись. Это они тебя попросили предложить мне работу, да?

Лера опять надулась и опустила голову. Все ясно, значит, они.

Надо сказать, что я сейчас действительно не имела постоянной работы. Когда-то я работала в детском садике, потом — начала писать диссертацию, но после некоторых событий, когда я попала в больницу, я забросила диссертацию и ушла с работы. Правда, материально я была независима, обучала детей игре на фортепиано. Сначала было как-то не по себе — вроде как без постоянной работы, но потом я привыкла и мне даже начало это нравится. Я практически всегда дома — если не хожу к ученикам домой, да и с Машей всегда вместе — чего еще хотеть. Конечно, я задумывалась, что так нельзя, что еще молодая и нужно что-то «продвигать» в своей жизни. Но… потом как вспоминала, что три месяца отпуска летом, которые мы проводим в Осиново все вместе, и почти месяц зимой — этого мне не позволит ни одна компания.

А недавно, по-моему, три или четыре недели тому назад, я помогла Борьке и написала рекламный слоган для его магазинов, и… это прошло! Рекламу крутят по трем каналам ТВ. Потом был еще один творческий взнос в Борькино предприятие — и снова получилось! Женька говорит, что я должна заниматься рекламой, это у меня здорово получается. И вот, видимо, они оба придумали, как меня «пристроить».

— Ну, они просто хотели «прощупать почву», — Лера эмоционально продолжила свой спич, — а я полностью согласна с ними. Маша — уже большая девочка, пеленки за ней стирать не надо. Да и Дарья постоянно с вами, а тебе надо устраивать свою жизнь.

— Да что вы говорите? А не ты ли всегда прилетаешь с вопросами, все ли у Машеньки в порядке? Не заморила ли я ее голодом и не выгнала ли ее раздетую на улицу? Лерка, сейчас пеленки никто не стирает — есть памперсы! Если ты этого не знала, то я теперь понимаю, почему ты так боишься завести своего ребенка!

— Так что сказать ребятам? — как будто не услышав моего горячего выступления, невозмутимо спросила моя подруга.

— Давай дома, скоро концерт начнется и…

Не успела я закончить фразу, как зазвонила Леркина сумочка. Подруга, недолго поводив в ней рукой, вытянула оттуда телефон.

— Да, маман, привет! Да… да… Еще не начался… хорошо… Нет… ну мама… да… здесь… ладно, даю!

С этими словами она сунула телефон прямо к моему уху.

— Да? Здравствуйте, тетя Изида! Да, мы уже тут! Обязательно передам! Что? Что спросить? Хорошо. Я обязательно перезвоню вечером Александру Ивановичу.

Отдав трубку подруге, я вопросительно посмотрела на нее.

— Ну ладно, не смотри. Ну, подумаешь, забыла выполнить мамину просьбу найти какого-то мужика. Ну и что?

— Лер, Изида говорит, что это очень важно. Расскажешь?

— Да я и сама толком не поняла. У нас в городе живет какой-то мужик, который маме и Иванычу очень нужен. Что-то там с церковью связано. Я все забыла. Мама сама хотела ехать, но я пообещала.

Тут раздались фанфары, а в зале погас свет. Начался концерт, и мы все приготовились смотреть представление, которое подготовили для родителей и гостей гимназии сами гимназисты.

 

Я очередной раз открыла для себя свою девочку. Когда мы записывались в студию бального танца при гимназии, я не была уверена, что у Маши получится. Все-таки дети начинают заниматься танцами с малых лет, а Машуне тогда было уже почти тринадцать. Но Маша очень хотела — даже партнера с собой привела (в бальных танцах почему-то всегда туго с партнерами, хотя я не могу понять, почему, ведь это так красиво!). Андрей Катченко, одноклассник Маши, стал ее партнером после многочисленных испытаний, ведь танцевать с ней хотели мальчики как с ее класса, так и постарше. И если не считать, что сам Андрей давно и с успехом занимается карате, было фантастикой, что парень за год научился так плавно двигаться. Я присутствовала на некоторых занятиях Маши, но меня это быстро утомляло: постоянные остановки, непонятные мне слова, отработка телодвижений — я не могла это выдержать, мне хотелось срочно увидеть все до конца. И вот я вижу результат этих тренировок, который превысил все мои ожидания. Возможно, Машуня никогда не будет победителем каких-то танцевальных соревнований (хотя не факт), но девочка просто изменилась сейчас на сцене. Ее движения, постановка корпуса, взгляд — это нечто. Я поняла, что сижу с открытым ртом, и срочно его закрыла. Вот и еще одна цель достигнута — Машуня прекрасно танцует, зал в восхищении не может оторвать глаз от прекрасной пары. Ей все-таки удалось перебороть страх, ура! Да, Машуня не я… Помню, на четвертом курсе музыкального училища, которое я окончила перед поступлением в педагогический институт, у меня был случай, который поставил жирную точку в моей музыкальной карьере…

* * *

В училище у меня была однокурсница Людочка. Она чем-то похожа на Машуню — всегда приветливая и улыбчивая, всегда готова прийти на помощь. Мы с ней сдружились со второго курса, после одного незабываемого экзамена, про который и по сей час вспоминают преподаватели данного заведения.

Все, кто когда-либо оканчивал подобные учебные заведения, знают, что помимо главного инструмента, на котором ты играешь (я училась по классу фортепиано), обязательно нужно выбрать второй инструмент — дополнительный. А так как выбора почти не было — баян или аккордеон, то, конечно, все пианисты выбирали аккордеон, так как там тоже есть клавиши. Надо сказать, что преподавание игры на втором дополнительном инструменте было не таким строгим, и учителя всегда шли нам навстречу. Помню, как мой преподаватель игры на аккордеоне постоянно вздыхал, слушая мои истерические попытки сыграть простейшую пьеску двумя руками. Там, где на инструменте располагались клавиши, я еще более-менее могла что-то изобразить, но вот подключить левую руку — это было выше моих сил.

— Куликова, — говорил мой учитель, — подключай вторую руку. Еще не придумали инструмент, на котором ты бы могла играть только одной рукой, а вторая его часть как-то сама подстраивалась под тебя. Пожалей меня вместе с этим инструментом!

Заканчивались эти уроки почти всегда одинаково — я играла правой рукой, преподаватель садился возле меня и выполнял партию левой. Но экзамен на втором курсе мы должны были сдать! Кстати, именно на этом экзамене произошла та занимательная и веселая история.

 

Конец второго курса. Сессия. Случилось то, чего мы так боялись, — экзамен по дополнительному инструменту. Мы стояли возле дверей концертного зала и прислушивались, что там происходит.

— Боже, как я боюсь! — сказала Людмила, постоянно потирая руки. — А ты?

Я с удивлением посмотрела на нее: с чего бы это она решила ко мне обратиться? Подругами мы не были, хотя и учились на одном курсе в параллельных группах. И вот теперь мы оказались студентками одного преподавателя по «горе-предмету», как мы его называли.

— Честно говоря, я тоже боюсь, — ответила я, — может, не будет так страшно — инструмент-то не основной!

— Вот именно! — продолжила Люда. — Поэтому-то и страшно! Леночка, зайди со мной — хоть кто-то меня там поддержит, ну пожалуйста!

Экзамен был закрытый, только комиссия, преподаватель и студенты-исполнители.

— Так не пустят, — возразила я.

— Они не увидят, — взволнованно ответила Людочка, — они же возле сцены сидят, а ты в конце зала сядешь. Ну пожалуйста!!

— Ладно, если тебе это так важно, — пожала плечами я.

Странная просьба. Я вот наоборот не хотела, чтобы еще кто-нибудь присутствовал. Комиссия поймет, две минуты позора — и зачет. А вот если на такое мероприятие попадает кто-то из студентов — особенно старшекурсников или тех, для кого этот инструмент основной, — тогда от разных подколок и веселой молвы по колледжу не уберечься.

Свою программу я с горем пополам отыграла, иногда поглядывая на своего преподавателя, который постоянно опускал глаза и обмахивался газеткой. Комиссия, правда, была невозмутимой — видимо, и не такое слышали… Хорошо еще, что в зачетку не ставили оценку, а только зачет — незачет. А то бы я фиг получила свой красный диплом.

Когда я спускалась со сцены, как раз просили зайти следующего студента. Мне навстречу шла Людочка и кивком головы показала на задний ряд стульев в концертном зале. Я кивнула и тихонечко уселась на стул, который был почти рядом с дверью. Ну, если что — можно быстро выскочить.

Людмила с гордо поднятой головой (и где ее страх?) поднялась на сцену, подошла к боковому столу, взяла один из аккордеонов и начала устраиваться на стуле. Потом торжественно объявила название первого произведения (надо сказать, что мы играли пьески на уровне второго класса музыкальной школы) и начала играть.

Уже при первых звуках аккордеона я поняла, что что-то не так. Лицо Люды сначала посинело, потом стало красно-бурого оттенка.

«Она так старается или ей плохо? — подумала я, — только бы не упала в обморок…»

За столом экзаменаторов ощущалось оживление — они начали перешептываться друг с другом, то и дело указывая какими-то предметами (ручкой, карандашом, каким-то обрывком листа) на пыхтевшую Людочку. Я начала прислушиваться. За надрывающимися звуками плачущего инструмента я старалась уловить хоть что-то, о чем говорит комиссия. Вдруг игра прервалась — оказывается, первое произведение закончено.

Людочка подняла глаза и жалобно, как котенок, посмотрела на меня. Кое-кто из преподавателей начал поворачиваться назад, проследив за взглядом девушки. Я быстро слезла с кресла и присела почти на пол. Раздались звуки новой пьесы — моя новая подруга решила во что бы то ни стало завершить выступление. Я потихоньку начала подниматься, на меня никто не обращал внимания, все были заняты одним — ставками! Представляете? Они спорили на то, доиграет она или нет. Ну, это уже верх кощунства! Я еле себя сдерживала, чтобы не пойти и не высказать свое фе: как же так! Девушке плохо, она даже покраснела от переживаний. Ну и что, что ее игру идеальной никак не назовешь, зато она хорошая пианистка и учится на отлично. Как так можно? А если ей плохо?

Наш преподаватель был почти такого же цвета, как и Люда. Пару раз он вставал, видимо, с хорошими намерениями, узнать, все ли хорошо у его ученицы, но все дружно его «садили» на место.

Я уже было собралась подойти к сцене, как звуки инструмента снова неожиданно затихли. Я быстренько уселась на стул, готовая по первой просьбе идти спасать Людочку.

— Ну спасибо, Людмила, — еле проговорил глава комиссии, наш завотделением народных инструментов Игорь Валерьевич, — вы нам доставили огромное удовольствие своей игрой.

На Люду было страшно смотреть. Она встала со стула, аккордеон висел у нее на плечах — девушка как будто совершенно не понимала, что происходит.

И я не поняла, какое удовольствие может доставить такая игра.

— Расскажите лучше нам, вам понравилось ваше исполнение? — завотделением продолжил с улыбкой спрашивать Людмилу. Она же только покачала головой.

— Так что же вам мешало сыграть лучше? — продолжал опрос Игорь Валерьевич, все больше веселясь.

Люда пожала плечами вместе с аккордеоном и громко вздохнула.

— Ну, не расстраивайтесь вы так, — это уже продолжила преподаватель гармонии, — вы даже сами не представляете, какая вы молодец! Если бы мы ставили оценки — вы бы заработали твердую пятерку!

— Вот ваша зачетка, — протянул книжечку Игорь Валерьевич, — но у меня к вам маленькое напутствие. В следующий раз, когда будете играть на аккордеоне, отстегните кнопочку снизу. А то вы сверху мех отстегнули, а внизу нет. Руки-то не болят?

Я обомлела. Людка играла на застегнутом внизу аккордеоне! Вот почему она покраснела — от усилий, которые она прилагала, чтобы растянуть нерастягивающийся мех инструмента!

Да уж. Этот случай ходил по колледжу до того времени, пока мы его не окончили. Как мы тогда смеялись! И хотя я дала клятву Людмиле, что никому ничего не расскажу, но не удержалась и нашептала одной из своих однокурсниц — уж больно неординарное событие в альма-матер!

А я… Я была одной из лучших студенток курса, но у меня был один недостаток — я очень боялась публики. На закрытых экзаменах я играла отлично, но стоило мне сказать — концерт! — у меня сразу дубели руки и шумело в голове. До четвертого курса мне разрешали играть только при комиссии — все-таки не последняя ученица, активистка. Но… выпускной экзамен мне надо было уже играть при публике. Как сейчас помню мое фиаско — вышла, села возле рояля, посмотрела на него и… встала и ушла. Не знаю, что творилось в моей голове, но тогда я забыла не только ноты, я забыла вообще, что такое рояль… Экзамен я, конечно, сдала, но снова в камерной обстановке, и так вот закончилась моя концертная деятельность.

* * *

— Леночка, передайте мне, пожалуйста, вон тут тарелку с печеньем, — Анна протянула руку, показывая на вазочку с новым произведением искусства от Дарьи, — выглядят ну очень аппетитно.

Я протянула руку и передала тарелку Анне. За столом было шумно и весело и вместе с тем тесно, но уютно.

После Машиного выступления мы, как положено, досмотрели концерт до конца, потом для нас провели экскурсию по гимназии: мы походили по кабинетам, художественным мастерским, зашли даже в просторную столовую и спортзал — все было на высоте. Директору учебного заведения надо было отдать должное — как всякий хороший хозяйственник, она была прекрасной бизнесвумен, умела заработать и тем самым обеспечить достойное функционирование гимназии. Недаром гимназия была одним из лучших учебных заведений города, причем гимназисты славились не только творческими успехами, многие из них были победителями разных учебных олимпиад и детских конкурсов. После этих мероприятий Борис пытался нас всех затащить в ресторан — нужно же отметить успех Машуни! — но нет. Мы все были против, особенно Дарья, которая, как всегда, серьезно подготовилась: испекла пирог и печенье. Еще сделала отменное весеннее рагу из первых овощей. В общем, мы все, прихватив с собой и Андрюху — одноклассника Маши (который очень упирался, кстати), — поехали к нам домой на ужин.

Мы сидели с Леркой вместе, возле меня Жека, Борис возле Леры с другой стороны. Дарья и Анна сидели вместе тоже, вернее, Дарья практически не садилась, все что-то носила. Мне пришлось встать и пойти на кухню, чтобы забрать все кухонные принадлежности в большую комнату, «приемную для гостей», как называла ее Дарья. Андрей и Машуня сидели как раз напротив нас с Лерой. Андрюха осторожно обводил всех нас взглядом, как бы оценивая нас всех. Но когда его взгляд останавливался на Маше, он полностью менялся: в его глазах чувствовалось восхищение и… что-то большее. Меня этот взгляд насторожил, и я посмотрела на Лерку. Она тоже все поняла и просто улыбнулась.

— Да, Андрюха, — говорил Борис, — художник и каратист — это уже полярные виды деятельности. Но к этому всему еще и добавить танцора-бальника — нонсенс. Как тебе это удается?

Андрей покраснел, а Анна тут же вступилась за парня.

— Борис, ты чего это разошелся, а? Ты же только что с концерта — не видел, как удалось? Между прочим, очень красиво, просто… фейерверк!

— Да-а… Чего не сделаешь ради прекрасной молодой леди, — продолжил Женька. Теперь покраснела уже Маша.

— А тебе слабо? — сказала Лера, посмотрев на Борьку. — Самому слабо так научиться танцевать?

— Лер, ну какой из меня танцор, — пробормотал Борис, — мне моя комплекция не позволяет исполнять виртуозные па…

Я улыбнулась. Ну как это Лерке так удается приструнить этого громадного мужика. На работе все сотрудники, хоть и уважают, но немного даже побаиваются своего работодателя, уж больно вид у него устрашающий. Борька высокий, не могу сказать, что толстый, но… массивный, что ли, и полностью лысый. Свою «прическу» он называет «экологический десант», но мне он напоминает бандита из какого-то сериала. И действительно, тот, кто не знаком с добрым и искренним Борисом, может подумать, что встретил авторитета.

— Так, все решено, — голосом, не терпящим возражений, проговорила Лерка, — записываемся на уроки танца. Сначала выучим вальс, а то неудобно с тобой в гости ходить — все танцуют, а мы сидим, как два идиота, и смотрим вокруг. Потом, если пойдет, можно и танго…

— Танго? — Борис аж вспотел. — Валерик, ну зачем танго… Я ж тебе не запрещаю танцевать на раутах.

Я опять улыбнулась. Ну да, не запрещаешь! Один твой выразительный взгляд, какой ты бросаешь на всех особей мужского пола, которые только подумают пригласить твою дражайшую половину на танец, отбивает всю охоту насладиться танцевальными моментами с прекрасной партнершей. А Лерка так и не может понять, почему ее никто не приглашает танцевать.

— А знаете что, — начала говорить Машуня, — я очень благодарна вам всем за то, что все это время поддерживали меня, что я осуществила еще одну мою мечту — в красивейшем платье выйти на сцену и станцевать вальс… Я вас очень люблю. Аля, я тебя люблю! — у меня на глазах выступили слезы. — Но… но я решила бросить бальные танцы.

В гостиной сразу стало тихо.

— Что? — переспросила я. — Ты о чем?

— Ну что вы все… — взволнованно проговорила Маша, — просто… просто я теперь хочу перейти на современные танцы, фитнес или спорт какой-либо, типа плаванья, и Андрюху больше не буду мучить. Ведь мы переходим в девятый класс, а это экзамены. Вы забыли? Да и платье мне уже маловато…

— Маш, ну в чем вопрос! — Борис посмотрел на Валерию. — Лера тебе обязательно что-то подберет, ты же знаешь.

— Знаю, — ответила Маша, — знаю. Вы все у меня — самые лучшие. Относитесь к моим словам так, что я просто хочу попробовать что-то новое. Еще нас ждет проект дедушки Саши. Забыли?

— Ой, точно забыли! — спохватилась я, взяла телефон и пошла с ним на кухню.

— Леночка, спасибо, что перезвонила. Как концерт? — Изида сразу же ответила на звонок.

— Все просто замечательно, жалко, что вас с дядей Сашей не было!

— Огромные поздравления Машеньке! Передай, что мы гордимся ею! Или завтра я ей сама позвоню.

— Или она вас наберет. Кстати, только что Маша вспомнила про церковь. Как там дела?

— Все нормально, очень многие люди здесь, в Осиново, нам помогают. Ладно, даю Александра Ивановича.

После общепринятых приветствий и разговоров о погоде дядя Саша начал свой рассказ.

— Понимаешь, Леночка, мы уже весь каркас церковный поставили — спасибо музею, где нашлись давние чертежи… Да и церковный приход нам очень помогает — уже подключился к работе и священник, который будет служить в нашей церкви. Хотелось бы еще знать, как все было в середине, — у нас есть пару набросок, но… Недавно мы нашли одну интересную вещь. В 1921 году при церкви служил пономарем некий Захарий Петровский. Благочестивый был человек, его и избрали из числа мирян помогать священнодействию в алтаре. Так этот Захарий сколько людей спас после революции! Двадцатые годы известны сильными гонениями на церковь, которые приняли массовый и ужесточенный характер уже после 1917 года, к власти пришли безбожники. В некоторые периоды власти преследовали цель арестовать как можно больше священнослужителей и мирян, аресты тогда исчислялись десятками и сотнями тысяч и для многих окончились мученической кончиной. Но люди не переставали верить, церковь в то время была оплотом защиты и веры. Отец Никон, который служил тогда в нашем приходе, многих людей, за которыми пришли большевики, укрывал в церкви. И вот что странно, как новая власть не обыскивала весь храм, найти беглецов так и не могли, те как сквозь землю проваливались. В общем, в один из дней нагрянула братия большевиков в храм — валили все, что попадало под руку. Все, что представляло ценность, вывезли на грузовике неизвестно куда. Как Никон и Захарий ни пытались препятствовать произволу — ничего у них не вышло. Когда со стены пошли сдирать старинную икону — святую, вымоленную слезами, как говорили осиновцы, чудотворную — Никон закрыл ее собой. Там его и расстреляли… Церковь подожгли — слава Богу, люди не дали сгореть храму. Как только большевики ушли, потушили огонь и похоронили отца Никона на кладбище, возле церкви. Мы совсем недавно привели его могилку в порядок, хотя люди все это время за ней смотрели. Память — сильная штука, а о хорошем человеке память всегда будет жива. А местные люди все время молились и крестились, проходя мимо храма.

Но я не об этом. Захарий этот в тот же день и исчез — в доме, где он проживал с семьей, ни его самого, ни жену его с двумя мальчишками больше не видели. Вместе с ним пропали и все приходские документы, а там, говорят, было очень много всего интересного — про храм, историю, почему его построили именно на этом месте, но и не только… Оказывается, там могут быть ведомости о том, где хранятся храмовые артефакты. Захарий, по словам людей, обладал способностью предвидеть некоторые события. Ну, или у него была очень развита интуиция. Так вот. За два дня до нашествия орды большевиков самые ценные вещи они с Никоном успели спрятать, только икону оставили. Большевики этот «клад» потом десятилетия искали, перерыли все в руинах церкви, даже кладбище не побоялись перекопать. Говорят, в могилы залазили, ироды. Но никаких следов не нашли. Про эту историю все забыли, пока… — дядя Саша замолчал.

— Как вы об этом узнали? — я, не перебивая, слушала рассказ дяди Саши, пока он говорил. Мне очень хотелось услышать продолжение.

— Про основной мой источник я расскажу тебе при встрече — это уж очень… неправдоподобно, но… Но мы вышли на одну газетную статью, по-моему, 1987 года, где рассказывается про прекрасного мастера резьбы по дереву, который, несмотря на преклонный возраст, продолжает учить молодое поколение этому забытому уже мастерству. Все бы ничего, да вот зовут этого мастера золотые руки Сергей Захарович Петровский! Понимаешь? А статью написал его сын, журналист Захар Сергеевич. Ну как тебе?

— Но… это еще может ничего не значить, — проговорила я, — если семья Захария пропала в 1921 году, то его сыновьям…

— Одному было три года, второму — 7 лет. И тот и другой могут быть этим мастером.

— Не факт.

— Да, не факт. Но проверить надо. Полное совпадение — отчество, фамилия.

— Ладно, даже если это и они. Дядя Саша, ты думаешь, что они согласятся отдать все эти… богатства? Какой бы человек ни был Захарий, слишком много времени прошло. Дети и внуки могут быть совсем другими.

— Согласен. Меня не так артефакты интересуют, хотя и они тоже. Но дороже всего история храма. Все-таки проверить надо. Тем более что мы сейчас немного не при деле…

— Это как?

— Да неприятность у нас тут. Понимаешь, один из наших работников пропал. Третий день ищут, найти не могут.

— Господи, опять эти пропажи!! Началось…

— Он выпить любил, очень. Никто не видел, пришел он в тот день на работу или не пришел. Жена его на вторые сутки хватилась — была уверена, что на стройке у нас ночует, в строительном домике. А рабочие, с кем он работал, думали, что в запой ушел, часто это было. Вот такие дела. Тарасович, наш участковый (ну, знаешь его), бурную деятельность тут развел: все по церкви бегает и орет, чтобы мы туда ни ногой, пока он не найдет зацепки.

— И что, нашел?

— Нашел ручку, с которой Виктор, так зовут пропавшего, постоянно ходил. С ручкой и блокнотом, все записывал, что за чем. Так эту ручку нашли в церкви.

— Но ведь он мог ее и раньше потерять?

— Мог… но это пока все, что у Тарасовича есть. Так что, Елена, справишься сама или ехать нам?

— Попробуем найти наших Захаровичей, — ответила я, — и сразу собираемся к вам. Маша рвется в Осиново, я, кстати, тоже.

Утро было просто великолепное. Первый день лета порадовал нас прекрасной солнечной погодой. На утренней пробежке мы с Машуней договорились съездить по адресу, который дал вчера дядя Саша, чтобы не откладывать в долгий ящик. У моей девочки было прекрасное настроение, ведь начались каникулы плюс все мы начали активно готовиться к поездке в Осиново — в лучшее место во всем мире для летнего отпуска. Ее приподнятое настроение передалось и нам с Жекой — целое утро мы постоянно смеялись, при этом останавливаясь на каждом шагу. Пробежки у нас практически не получилось.

— Как жалко, что я не могу с вами поехать, — сказал Женька, когда мы плюхнулись на скамейку в тенечек. Было всего половина восьмого утра, но солнце уже начало активно припекать, и на наших лицах проступил ярко-красный румянец. — Я вам не доверяю.

— Это почему? — спросила Маша.

— Как почему? Как только начинаются какие-то тайны, вы сразу попадаете в переплет… особенно наша Елена. Ее каким-то шестым чувством тянет на всякие подвиги.

— А вот и нет, — начала защищаться я, — просто тогда так сложились обстоятельства. Никому не хочется по своей воле попадать в неприятности. А если ты беспокоишься о сегодняшнем дне, то, по твоему, съездить по адресу и поговорить с человеком — это опасно?

— Ну, не знаю. Телефон хоть не забудьте. Валерия с вами едет?

— Нет. Мы сразу после пробежки будем собираться, она в это время еще спит.

— Да, чем скорее мы поедем, тем лучше, — продолжила Маша.

— Это почему? — мы с Женькой сказали эту фразу вместе, посмотрели друг на друга и рассмеялись.

— Ну… это…

— Маша, что случилось? — заволновалась я. — Что не так?

— Да все нормально. Аль, понимаешь… Андрюха послезавтра уезжает в какой-то спортивный лагерь, и мы договорились с ним пойти сегодня на выставку современного искусства в картинную галерею на 16:00. Ты меня отпустишь?

Я только хотела сказать, что нет, как Женька ответил:

— Ну конечно отпустит, в чем вопрос! Парень столько настрадался ради тебя — танцы и все такое. Только я не перестаю вам удивляться, я в вашем возрасте на дискотеки ходил, ну, в киношку там. А вы — выставка. Не скучно?

— Женечка, ну ты что! — взволнованно сказала Маша. — Там выставляют работы наших художников-эмигрантов. А они, между прочим, многого добились за границей. Там будет очень интересно! Андрей еле-еле достал пригласительные.

— Поняла? — Жека весело посмотрел на меня. — Пригласительные! Это значит, что Елена прекрасная туда не попадает. Ну, если не заделается какой-нибудь суперсовременной скульптурой в галерее, например, с веником на макушке…

Маша хихикнула, а я зло глянула на него.

— Тебе смешно? А я вот уже начинаю волноваться — я еще ни разу никуда не пускала девочку одну!

— Девочка-то выросла! — Женька встал и поднял Машуню за руки с лавки. — Вот, полюбуйся! Скоро замуж!

С этими словами Жека покрутил Машуню за руку, потом обнял ее за плечи и уставился на меня.

— А еще мне всегда казалось, что это Маша контролирует тебя больше, и мне всегда было спокойнее, когда она с тобой.

Я встала, оторвала его руки с Машиных плеч и сказала:

— Я просто всегда очень волнуюсь за тебя! И что бы ни говорил этот улыбающийся молодой человек, ты для меня всегда будешь ребенком! — с этими словами я чмокнула Машуню в щеку, Жека тут же демонстративно поцеловал ее в другую, и мы, взявшись за руки, побежали домой.

 

— Маша, ну ты долго еще?

Теперь уже я стояла в прихожей и не могла понять, куда запропастилась девочка.

— Да по телефону она говорит, — Дарья тихонько прикрыла двери в большую комнату, откуда слышался веселый голос Маши, — Андрей позвонил, вот и общаются. Леночка, вы надолго?

— Да нет, тетя Даша, съездим по адресу, что дядя Саша дал, ну, я вчера рассказывала. Мы хотим побыстрее все выяснить, потом я собираюсь на рынок, купальники надо купить новые, наши с Машуней уже устарели. Потом… Потом Машуня пойдет в галерею, а я, наверное, тоже туда пойду, но только так, чтобы она не знала.

— Почему — не знала?

— Ну, она же с Андреем туда пойдет.

— Ах вот оно что! Тогда, извини, девочка, но не иди ты туда. Андрей очень галантный молодой человек, поверь, ничего с ними не случится. А вот если они тебя увидят — какой-то элемент доверия пропадет.

— Тетя Даша, ну как же… ведь она еще не взрослая… да и я…

— Леночка, перестань, — Дарья улыбнулась и обняла меня, — ты себя вспомни. Вот было бы тебе приятно, если бы мама ходила с тобой на свидания?

— Боже, какие свидания в восьмом классе?

— Уже почти в девятом. Ну, не свидание, хотя ничего страшного в этом не вижу. Лена, ребята идут на выставку, которая начнется в четыре часа! Не в восемь, не в десять вечера, а в четыре!

— Ну ладно… Я все равно буду переживать.

— А ты как хотела? Это всегда так, во всех семьях. Это и называется — любовь…

Я кивнула.

— Ладно, теть Даша, скажите Маше, я ее на улице подожду, погода просто супер!

Дарья кивнула головой и нежно мне улыбнулась, закрывая за мной двери. Уже спускаясь по лестнице, я услышала:

— И хватит меня тетей называть. Какая я тетя… Дарья я и все…

Посидев минут пять на лавке возле подъезда — той самой, на которой собирается весь домсовет в составе всех местных бабулек, в том числе и наших Дарьи с Анной (сейчас там никого нет — рано еще), я перегрелась под июньским солнышком, потому встала и пошла искать тенек.

Недалеко от нашего подъезда, возле самой детской площадки, рос огромный тополь. Сколько себя помню, он постоянно был там — большущее дерево с пышной зеленой листвой. Крона дерева, да и вся листва была настолько плотной, что под деревом можно было спокойно спрятаться от дождя, что и делали периодически мамы с малышами, которые не успевали добежать домой, когда начинался ливень. Посмотрев туда, я увидела, что наш знаменитый тополь не пропускает и лучи солнца тоже, и пошла в его сторону. По дороге я думала, чем мне сегодня заняться таким, чтобы не думать о Машуне и ее посещении галереи. Я понимала, что девочка должна становиться самостоятельной, но дело в том, что Маша сама никогда не хотела оставлять меня, а тут… Так, Ленка, успокойся, все будет хорошо.

Когда я уже стояла под деревом, а меня так классно обвевал ветерок, подбежала Маша.

— Алечка, ты не обижаешься на меня?

— За что, солнце?

— Ну, понимаешь, я попросила Андрюху, чтобы он достал еще одно приглашение — для тебя, но он не смог. Он говорит, чтобы я шла с тобой.

Мне стало стыдно.

— Нет уж. Пойдете вдвоем. При чем тут я? У меня дела, между прочим.

— Да? Тогда все в порядке?

— Ну конечно! Передавай привет мальчику, он нам понравился.

— Извините… — откуда-то сверху послышался голос.

— Ой, господи, — вздрогнули мы с Машуней.

— Маша, ты это слышишь? — прошептала я, подняв голову наверх, вглядываясь в плотный занавес из листьев.

— Господи! — еще раз проговорила Маша, показывая на неизвестно откуда показавшееся лицо.

— Я не господи, — тихо проговорило лицо, — я Эдик.

— Боже мой, мужчина, не надо так пугать людей, — сердито проговорила я, — не маленький же. Зачем на дерево залезли?

— Извините, — снова тихо проговорил Эдик. — Я просто хотел вас попросить.

Откуда ни возьмись налетел легкий ветерок, нижние ветки дерева немного повело в сторону и мы увидели прекрасную картину. Эдуардом оказался дородный мужчина неизвестного возраста. Почему неизвестного? Да ему можно было дать как 25, так и 40 лет. А причиной была его полнота — это был экземпляр мужской особи килограммов так под сто, а то и больше. Но самое интересное было даже не это. Интересным было положение, в котором он находился. Эдик лежал на толстом суку дерева. Именно лежал — животом вниз, спустив руки и ноги, которые качались под стать веткам. Устойчивость такому странному положению тела придавал именно живот, который обтекал ветку с двух сторон. Как же эта ветвь удерживает такие килограммы?

— Понимаете, — сбивчиво начал говорить Эдуард, стараясь осторожно развести нижние ветки дерева, чтобы видеть нас, — это все Филимон.

— Так вас там двое? — спросила Маша.

— Понимаете, — снова начал говорить наш новый знакомый, — он убежал… Он первый раз сегодня попал на улицу.

— Какой ужас! — ответила Маша. — Как это первый раз?

— Ну так… Он выбежал — я не успел его догнать. А еще этот мужик…

— Какой мужик? — я была совершенно сбита с толку.

— Ну тот, что из подъезда вышел.

— Да, из подъездов иногда выходят мужики, — весело проговорила Маша.

— Да, так вот. Он и напугал Филимона — тот со страху и залез на дерево!

— Очень интересно, — я начала переживать, может, скорую вызвать? Мало чего…

— Девочки… помогите нам… мне! — сказал наш знакомый. — Чувствую, что не выдержит меня это дерево — свалюсь!

— Так что ж вам ваш Филимон не поможет? А? — Маша начала вглядываться вверх, пытаясь увидеть странного сидящего на дереве впервые вышедшего на улицу Филимона.

— Он не может, — проговорил Эдик.

— Это почему же? Боится?

— Он, как это сказать… кот.

— Кот? Филимон — это кот? — до меня начал доходить смысл происходящего. У Эдика удрапал кот! А я-то подумала…

— Девочки, сделайте что-нибудь… я скоро упаду. И кота жалко.

Как бы в доказательство того, что кот действительно существует, сверху раздалось жалобное мяуканье.

— Бедненький. Аля, я полезла, — Маша быстро подпрыгнула и ухватилась руками за нижнюю ветку, собираясь вскарабкаться на нее.

— Стоять! — я схватила Машу за талию и стащила вниз. — Еще чего, я в детстве много раз лазила по деревьям, так что мне легче. А ты иди за помощью — там, в нашем подъезде на первом этаже, живет дядя Толик, у него лестница есть. Иди за Дарьей, пусть с тобой подойдет к нему, а я за котом полезла.

Маша махнула головой и… осталась стоять на месте, я же начала лезть на дерево.

Да, легко сказать. Помню, мы с мальчишками всегда играли в игру, кто первый залезет сюда. Я всегда выигрывала, цеплялась, как кошка. Лерка не могла понять, как мне это удавалось, ведь нижние ветки были высоко от земли и приходилось карабкаться по стволу дерева. Но у меня это получалось легко, не то что сейчас: руки дрожали от напряжения, ноги не хотели слушаться. В голове не раз промелькнула мысль: какая идиотка! На фига я вообще сюда полезла, что я буду делать с этим Эдиком да еще в новых белых джинсах? Но тут же приходила новая мысль: надо во что бы то ни стало показать Маше, что я все смогу! В случае чего буду спасать кота.

Кое-как влезла на нижнюю ветку, после чего подниматься вверх стало намного легче, я передвигалась по ветках на стволе дерева, как по лестнице. Вскоре я уже сидела на ветке недалеко от Эдика.

— Ну, и как будем слезать? — я вопросительно посмотрела на парня-мужчину.

— Может, вы мне руку подайте, э-э-э…

— Лена. Меня Лена зовут, — я постаралась приблизиться к нему и подать руку, как вдруг поняла, что зацепилась штанами за что-то. Выпрямившись, я попробовала подняться на руках — если это сучок, должен отпустить. Не тут то было, что-то держало меня, и я не могла ни повернуться, ни развернуться. Тогда я попробовала закинуть ногу с другой стороны ветки и… услышала треск своих собственных джинсов. Аут.

— Лен, ну что там? — Маша отошла немного в сторону и теперь видела нас во всей красе.

— Маш, ты будешь смеяться, но я застряла, — растерянно сказала я, — меня что-то держит, не знаю, что.

— Может, это Филимон? — Маша начала подходить к дереву и тут:

— Машенька, что ты тут делаешь? — сквозь ветки я увидела Дарью.

— На дерево лезу, — как ни в чем не бывало, ответила Маша.

— Зачем? — остолбенело спросила Дарья и подняла голову. Просто не описать ее удивления, когда она увидела там меня.

— Леночка, а ты чего туда влезла? И что это за мужик свисает возле тебя?

— Здрасьте, — вежливо поздоровался мой сосед по ветке, — я не какой-то мужик. Я Эдик.

— Молодой человек, то, что вы Эдик, совершенно не мешает вам быть мужчиной, — поучительно сказала Дарья. — Леночка, так зачем вы там собрались? Поговорить можно и на лавочке, сейчас там никого нет!

— Баба Даша, они Филимона спасают, — Маша после нескольких попыток допрыгнуть до нижней ветки все-таки осталась внизу.

— Филимона? Молодые люди, ветка вас троих не выдержит, это точно. Спускайтесь!

— Не можем, — вздохнула я, — меня что-то держит, а Эдик просто не может — завис.

— Господи, да что же вы так… А где ваш Филимон?

— Да вон, на ветке над нами, мяукает.

— Я б сама замяукала от страха, — проговорила Дарья. — Маша, будь тут, а я пошла за помощью. Может, Толика позову и попрошу, чтоб лестницу взял. Вот беда…

Дарья исчезла из просвета, а мой сосед тяжело вздохнул.

— Понимаете… — опять начал он с этого слова, — Зоя Михайловна уехала в Америку устраивать меня на работу, а кота мне оставила. А я совсем не знаю, как с ним себя вести.

— Зоя Михайловна?

— Ну да. Это моя мама. Понимаете (ну вот, снова!) я ведь, по сути, ученый… В своем институте выиграл гранд на работу в лаборатории в Штатах, вот Зоя Михайловна и поехала туда обустраиваться. А на кота еще документы не сделали, вот мы тут и ждем маму…

— Да уж… ждете… на дереве… И я с вами, — раздраженно сказала я.

— И это очень здорово! — Эдика невозможно было обидеть, это сплошной стокилограммовый позитив. Я улыбнулась — Эдик мне начинал нравиться.

— Понимаете, я, как и Филимон, не очень часто выхожу на улицу.

— Чего ж так? Мама не пускает?

— Да что вы! Зоя Михайловна, наоборот, меня выгоняет, а я не очень люблю прогулки. Для меня моя жизнь проходит в лаборатории. Я микробиолог, изучаю разные микроорганизмы. Как же это интересно!

— Ну, не знаю, — ответила я, — вирусы там всякие, бактерии, бр-р.

— Вы что, Леночка! Это же нонсенс — как можно не любить окружающую тебя природу!

— Природу я как раз и люблю, вон сижу даже на ней.

— Нет, вы не понимаете (ну вот, опять!). Крона дерева, на котором мы сидим, напоминает зеркальное отражение корневой системы. Корни играют важнейшую роль в жизни растения, через них растению поступают из почвы необходимые вещества. Опавшая листва разлагается бактериями и снова используется для питания растений. Так осуществляется круговорот веществ в природе. Бактерии и микробы — это не зло, как вы думаете. Без микроорганизмов невозможно питание растений, они защищают их от болезней и способствуют сохранению их здоровья.

— Ну да, я слышала про полезные бактерии, которые восстанавливают микрофлору кишечника. Но мне как-то не хочется знать, как они выглядят.

— Совершенно ничего страшного! Похожи на маленькие палочки — а сколько пользы!

— Да, но вредные тоже есть.

— Есть и очень опасные вирусы. Биологи говорят, что вирусы правят миром. Многих из них удалось изучить и победить, некоторыми научились управлять. В воздухе находятся миллионы вирусных частиц.

Я тут же представила, что вокруг меня летают какие-то частицы, которые намереваются влезть мне в нос, рот… и громко чихнула. Ветка под нами начала покачиваться, Эдик наклонился в сторону и начал съезжать вниз, еле успев схватиться за дерево. Теперь он просто висел, держась за ветку руками.

— Ну вот, — совершенно без сожаления сказал он, — я так долго не выдержу. Мои руки не рассчитаны на противодействие такой массе тела. Я скоро упаду…

— Так, спокойно, — я начала нервничать. Еще бы! Если Эдик упадет — переломов ему не избежать! — Держитесь, Эдик. Помощь скоро прибудет!

Я посмотрела вниз.

— Маш, что там — Дарью не видно?

— Идут! — крикнула Маша. — С дядей Толиком и лестницей.

Не прошло и минуты, как лестницу уже приставляли к дереву.

— Как вы там? — Дарья взволнованно смотрела вверх. — Висите?

— Я уже почти падаю! — ответил Эдик.

— Женя уже близко! — я не поверила своим ушам.

— Женя? Ты позвонила Женьке?

— Ну да. Он сам сказал — если что, если экстренная ситуация — звоните.

Я застонала. Только не это! Представляю эту картину… Может, не приедет?

Но как доказательство обратного я увидела подъезжающий Борькин джип, из которого вылетел Жека и прямиком направился к нам. Все, мне конец!

— Так, девочки, и что вы опять натворили?

— Мы — ничего. Мы хотели сделать доброе дело, — быстро ответила Маша.

— Сделали?

— Ну, да… почти.

— Ясно. Где наше солнце?

— Висит.

— Что?

— Да на дереве.

Женька поднял голову вверх, я зажмурила глаза. Через несколько секунд я уже чувствовала его дыхание у себя возле уха.

— Хорошо сидим? — как всегда, с улыбочкой спросил Жека. — Давно по деревьям не лазила?

— Давно, — огрызнулась я. — Не будь таким умным, лучше помоги. Я не могу повернуться — меня что-то держит.

— Вот и хорошо, — так же улыбаясь, сказал Жека, — хоть что-то тебя держит.

— Извините, — мы обернулись на голос, — не хочу вам мешать, но я, по-моему, падаю.

— Женька, помоги ему, он же свалится! — я дернулась — треск моих штанов тут же дал понять, что дырка увеличивается.

Женька как-то ухитрился перелезть через меня и только начал подбираться к висящему Эдику, как ветка треснула и Эдик со скоростью падающего слона полетел вниз, зацепился за нижнюю ветку и повис уже на ней. Наша же оставшаяся «в живых» ветка, почувствовав невероятное облегчение, взвилась вверх, и мы с Жекой очутились приплюснутыми к стволу дерева. Ветка же продолжила свое движение вверх, со всей силы хлестнула мирно лежавшего Филимона, который, в свою очередь, тоже полетел вниз и очутился прямо на голове у своего хозяина.

— Мама! — закричал тот.

— Мяу… — завопил кот, потихоньку съезжая по хозяйской футболке. И когда кот приблизился к шортам, съезжать он начал уже вместе с шортами, которые, как оказалось, были немного великоваты Эдику. На обозрение всем присутствующим и снизу, и нам с Жекой открылись очаровательные семейные трусы с мишками, которые держат сердечки.

Маша подбежала к несчастному ученому и схватила кота, так как нижняя ветка наклонилась и Филимон вместе с хозяином очутились близко к земле. Дарья и Толик же пытались уговорить Эдика разжать руки. Тот долго не мог поверить, что земля — рядом.

Я так засмотрелась на происходящее внизу, что не сразу поняла, что уже не сижу, а стою на ветке вместе с Женькой, который как раз рассматривает мой, простите, зад.

— Да… — снова улыбнулся Жека, — хорошие джинсы… были.

Я покраснела.

— Нечего таращится на мой… В общем, отвернись.

— Не переживай ты так, белье, кстати, в порядке — его совсем нет.

Я опять покраснела.

— Ты про стринги вообще слышал?

— Да… Но всегда думал, что это название нижнего белья.

Я не стала объяснять ему что к чему и начала спускаться вниз. Ясно, что Жека это сделал первым и просто снял меня с прогнувшейся нижней ветки.

Внизу уже начали собираться проснувшиеся люди. Эдик поочередно всех то благодарил за спасение, то извинялся за неглиже, которое по вине кота мы могли обозревать. На его белой футболке кое-где начали появляться красные пятнышки — от когтей Филимона. Дарья побежала за зеленкой, чтобы обработать раны. Маша гладила невозмутимого кота, который щурился и мурчал.

— Мне нужно как-то пройти к подъезду, — сказала я, обращаясь к Женьке, — прикрой меня. Пойду переоденусь.

— Не, не буду. Вид просто потрясающий!

Я провела рукой по брюкам сзади, нащупав разорванную ткань прямо на попе.

— Ну и не надо, подумаешь! — буркнула я и уже собралась идти переодеваться, как подошел Эдик, которого мазала зеленкой Дарья. Эдик совершенно не стеснялся, когда она поднимала ему футболку, и искренне улыбался.

— Понимаете (!), вы не обидитесь, если я вас приглашу сегодня на чай? Ну, в честь спасения друга.

Я посмотрела на Жеку и ответила:

— А почему бы и нет? Машуня идет на выставку, я в четыре свободна.

— Машуня — это ваша сестра? Та, которая так нам помогла?

Я улыбнулась.

— Да, это Машенька.

— Я хотел и ее пригласить, но раз так… А эта милая женщина, — показал Эдик на удаляющуюся в подъезд с дядей Толиком Дарью, — которая мастерски обмазала меня зеленкой, — ваша мама?

— Почти, — улыбнулась я.

— Не будет ли вам накладно пригласить ее тоже?

— Мы придем, — Женька подал Эдику руку, — торт за нами. Кота помочь занести домой?

— Да, если вам не трудно, — Эдик с благодарностью посмотрел на Женьку. — Я просто боюсь, чтобы он опять не убежал.

— Что значит — мы? — тихо спросила я у Женьки.

— Ты что, не слышала? Нас пригласили на чай. Иди переодевайся. Да, в половину четвертого зайду за тобой, будь готова.

Как ни в чем не бывало, Жека взял у Маши кота и, мило разговаривая, пошел с Эдиком к нему домой. Я вздохнула.

— Аля, идем домой, я тебя прикрою, — тихо сказала подошедшая Маша.

— Идем. Ты — настоящий друг!

 

Добрались мы с Машей очень быстро. Как оказалось, улица, которую назвал дядя Саша, находилась в нашем районе — мы проехали на троллейбусе три остановки и практически сразу нашли дом. Это была типичная многоэтажка, которые строили десятками в восьмидесятые годы. Поднявшись на лифте на шестой этаж, мы позвонили в квартиру. Двери нам открыл очень симпатичный мальчуган лет четырех, который приветливо улыбнулся и торжественно сообщил, что к нему сегодня приедет папа. Мы с Машей от души порадовались за мальчика.

— Как тебя зовут? — спросила Маша, присев перед малышом. — Я Маша, а ты?

— Я Фаса, и я узе больфой!

— Саша, а мама или бабушка дома?

— Саша, с кем ты там разговариваешь? — к дверям подошла женщина лет пятидесяти, видимо, бабушка Саши.

— Здравствуйте! — поздоровались мы с Машей.

— Саша, ты опять двери открыл? — воскликнула женщина. — Понимаете, у нас звонок не работает, вот Сашенька и открывает периодически двери, отца ждет. Тот сегодня из командировки возвращается — дочь моя за ним в аэропорт поехала, встречать, а я вот с внуком… Зайдите, чего в коридоре стоите. А, может, вы не к нам?

— Нет, как раз к вам, — Маша зашла первой и опять присела перед мальчиком. Малыш тут же приволок ей машинку и начал что-то объяснять.

— Мы по такому вопросу, — я посмотрела на женщину и представилась: — меня зовут Лена, и я ищу…

Открыв сумочку, я вытащила оттуда лист блокнота, где записала адрес.

— Мне нужен Сергей Захарович Петровский. Тут есть такой?

Женщина посмотрела на меня и спросила:

— А вы кем ему приходитесь? Родственники?

— Да нет, не родственники.

— Тогда извините, информацию про Сергея Захаровича дать не могу.

— Понимаете, его ищут. В общем, это долгая история.

— Я готова выслушать. Пройдемте-ка в комнату.

Женщина взяла Сашу за руку (он тут же начал сопротивляться — Маша ему что-то интересное рассказывала), но Машуня тут же взяла его за другую руку, и мы все пошли в комнату.

— Елизавета Павловна, — представилась женщина, — ну так я вас слушаю.

Я начала рассказывать историю, которую мне поведал дядя Саша, правда, про драгоценности и артефакты я, конечно, умолчала. Так спокойнее будет.

Елизавета Павловна, внимательно выслушав мой рассказ, а потом так же внимательно посмотрев на меня, встала и подошла к серванту. Когда она снова села на диван возле меня, в руках у нее был маленький ключик.

— Да… не знала, что у Сергея Захаровича такой отец. Недаром он своего сына Захаром назвал, недаром… — женщина помолчала, а потом снова заговорила: — Вы говорите, что прочитали статью про старика, так?

— Так, но только не я.

— Ну да… И писал Захар?

— Как мне сказали, автором статьи был Захар Сергеевич Петровский. Это его сын? Где я могу его разыскать?

— Да, сын, только вы его уже не найдете…

— Это почему?

— Погиб он, уже почти три года прошло, как его машина сбила. Долго милиция разбиралась — то ли несчастный случай, то ли месть… Что-то с его журналистскими расследованиями связано. Но ничего не нашли. Мы тогда думали, что старика инфаркт разобьет, долго ему ничего не говорили. А он сам все знал — не знаю, как… Видимо, отцовское сердце почувствовало…

— А его жена? Где она?

— Жены его я не видела еще со времен поселения в этот дом, Сергей Захарович всегда только с Захаром и дочерью Софией тут жил, которая тоже умерла. Правда, смерть ее настигла совсем в другом месте, Сергей Захарович сам похоронил ее где-то. Ужасная судьба… Мы ведь соседями были. Видели квартиру напротив? Так вот это моя квартира. А когда старик квартиру свою продавать решил, мы ее и купили. Теперь живем с дочкой, зятем и внуком на одной лестничной площадке.

— Так он продал эту квартиру? Куда же он поехал, ведь он старый очень! Родственники у него есть какие? Дядя Саша говорил, что было два брата.

— Про родственников ничего не знаю. Все заботы по купле-продаже квартиры взяли на себя мы. Кстати, мы помогли Сергею Захаровичу купить себе квартиру в городе, куда он так стремился.

— Вы знаете, куда он уехал?

Женщина вздохнула.

— Сергей Захарович попросил нас об услуге: если кто-нибудь из его родственников будет его искать, передать ему его новый адрес. Я сейчас беру на себя огромную ответственность, потому что я намереваюсь отдать этот адрес вам. Мне почему-то кажется, что вы хорошие люди, — с этими словами Елизавета Павловна повернулась к Сашеньке, который громко смеялся над Машуней, нацепившей какие-то уши и корчившей рожицы. Подойдя к столу и открыв верхний ящик маленьким ключом, она передала мне листок, вырванный из ученической тетрадки в клетку.

Я развернула листок и уставилась на адрес.

— Маш, — позвала я девочку, — подойди-ка сюда!

Маша, взяв малыша на руки, подошла и посмотрела на листок.

— Так это же..!

— Да, он.

— Что, кто? — Елизавета Павловна тоже подошла и заглянула в листок. — Кто он?

— Город. Это город, который находится недалеко от Осиново, откуда я родом, — Маша поставила мальчика на пол и взяла листок. — Мы всегда сначала едем в этот город на поезде, а потом оттуда добираемся в поселок на автобусе.

— Ясно, — заключила я, обращаясь к Маше, — все дороги ведут в Осиново.

 

Я посмотрела на часы — ну ничего себе! Почти восемь вечера! Как быстро время летит в гостях! Никогда не могла бы подумать, что вечер у нашего нового знакомого Эдика окажется таким веселым и интересным.

Женька, как и обещал, около четырех зашел за нами, но я, конечно, не успевала. Во-первых, я постоянно брала в руки телефон, намереваясь позвонить Маше. Мои мысли при этом дико боролись друг с другом: с одной стороны, мне не хотелось приставать к девочке, она ведь может подумать, что я ей не доверяю, но с другой стороны, волнение никуда не девалось, сердце ходило ходуном и я постоянно представляла себе все более нелицеприятные картины… За этим занятием меня застала Дарья, которая с очень выразительным взглядом конфисковала у меня гаджет. Только тогда я пошла одеваться, и как раз в это время пришел Жека.

Да уж, чего я только не наслушалась.

— Ленка, ну что так долго? У тебя там что — сорок юбок? Смотри, если будешь мерять все — в гости придем завтра к утру…

— Принцесса, честно говоря, я уже голодный. До сегодняшнего дня я совершенно не чувствовал свой внутренний орган под названием желудок. Никогда не думал, что он может возмущаться!

— Если ты сейчас не выйдешь, я забираю Дарью вместе со всем, что она там наготовила, и ухожу с ней к Варфоломею!

— Филимону, — я открыла дверь и увидела сидящую Дарью и стоящего у самых дверей Женьку.

— Что? — переспросил мой друг.

— Я говорю, что кот — Филимон, а парня зовут Эдик. Некрасиво идти в гости неизвестно к кому.

— Ты классно выглядишь, мадемуазель, — Женька хотел было меня поцеловать, но я тут же увернулась и подошла к Дарье.

— Извини, пожалуйста, — я обняла женщину, которая стала мне почти как мама, как Изида, — я не знаю, что на меня нашло… Просто Маша…

— Все в порядке, Леночка, — Дарья тоже обняла меня. — Вот я так хорохорюсь, а ведь тоже переживаю.

— Ладно, идемте. Может, помочь что-то запаковать?

Надо сказать, что Дарья, когда услышала о приглашении, очень долго отказывалась, мол, вы молодые, вам есть о чем поговорить, ну и все такое… Когда мы все-таки настояли — нехорошо отказывать человеку, он же приглашал от всей души, — Дарья тут же пошла куховарить. Ну как, мы же не пойдем с пустыми руками к такому очаровательному мужчине! Пока мы с Машей ездили, Дарья успела испечь пирог и сделать ее фирменный гуляш с грибами.

И вот сейчас Дарья раздала нам кульки со всякими вкусностями, и мы пошли к нашему новому знакомому.

Стоило нам только подойти к квартире, как двери распахнулись настежь — видимо, Эдик нас ждал прямо в прихожей.

— Понимаете, — начал Эдик, — я же совсем не знаю, где вы живете, и даже не спросил ваш номер телефона, — он говорил так взволнованно, что начал заикаться, — а я тут жду-жду, а вас все нет.

Женька тут же в упор посмотрел на меня, я покраснела.

— Извини, Эдик, — я подошла к нему и протянула ему кульки, — это я виновата…

— Понимаете, я уже на стол собрал, готовился.

Я посмотрела на толстяка, он выглядел как несчастный ученик, который только что получил двойку. Я улыбнулась.

— Эдик, ну ладно, покажи лучше, куда нам идти.

С этими словами я взяла парня под руку.

— Ой, да — простите! Идемте же! Конечно!

Из маленькой прихожей мы попали… в большущий коридор! Интересно, откуда этот коридор? Вроде дома на нашей улице все абсолютно одинаковые и планировки тоже. А по-моему, одной стены не хватает. Точно — тут все переделано. Коридор выглядел, как выставочный зал: картины, панно, несколько статуй и красивейшая напольная ваза. Я не очень разбираюсь в фарфоре, но, по-моему, ваза из дорогущих китайских. Может, я и ошибаюсь.

Мы шли, крутя головами: чего там только не было! В основном портреты, а на пейзажах — красивейшая природа сельской местности. Причем, как мне показалось, изображения были разных планов одного места… Посреди коридора висело огромное зеркало в красивейшей раме — бронзовый оттенок придавал ей роскоши и уникальности, а маленькие вырезанные амурчики усиливали ощущение старины. Я остановилась возле зеркала, Эдик тоже — мы посмотрели на свое отражение. Эдик помахал головой, как бы говоря, все в порядке, я улыбнулась, и тут же у меня появились рожки.

— Женька, перестань, — я оглянулась и посмотрела на улыбающегося друга, — неси лучше сумки.

— А я и несу, — ответил Женька, — только вот тяжеловато стоять, пока вы, ненаглядная наша, созерцаете свою красоту в зеркале.

— Эдуард, может, вы нам кухню свою покажете? — Дарья подошла к Эдику и взяла под руку с другой стороны. Кулек, который парень нес в руке, тут же передали Женьке, который и так нес все наши сумки.

— Ну зачем же на кухню? Понимаете, там не прибрано, — Эдик так засмущался, что нам стало неудобно, — лучше в комнату, там уже все готово.

Через пару секунд мы стояли в комнате. Сказать, что мы были удивлены, ничего не сказать. Оказывается, коридор был просто прелюдией к тому, что нам предстояло увидеть.

Бархатные стены, мебель в стиле барокко с маленькими выгнутыми ножками — комод, диван, стулья… Люстра, которая занимала чуть ли не половину комнаты, наверное, хрусталь. Тяжелые темно-красные шторы, вышитые золотой ниткой, украшали комнатное окно и выход на балкон. Посередине стоял большой круглый стол из мощного дерева — я не очень-то разбираюсь, но похоже на дуб, с красивым рисунком на столешнице, покрытой лаком. На стульях, как и на диване, лежали бархатные подушки с золотыми кисточками, а всю комнату покрывал огромный и очень красивый ковер, на котором развалился во все красе Филимон.

Мы остолбенело смотрели вокруг. Не знаю, что нас поразило больше всего — вся эта красота или… сервировка стола. На столе стояли белоснежные тарелки, возле тарелок на салфетках лежали вилка и нож. Но самое интересное было посреди стола, где находились открытые банки консервированных огурцов и помидоров, открытые шпроты, нарезанный и положенный на салфетку хлеб, сваренные сосиски, которые лежали по соседству с печеньем в одной большой тарелке.

Минуту молчания нарушил Жека, который поставил кульки на пол и начал снимать обувь. Ой! Мы же вошли обутые!

Когда все уже были обуты в разносортные домашние тапочки (Эдику пришлось залезть в какой-то невидимый шкаф в коридоре, откуда он доставал домашнюю обувь), Дарья опять сказала Эдику:

— Вот что, молодой человек, вы все-таки покажите нам кухню.

Я посмотрела на Дарью, и через секунду мы пошли вместе с Эдиком туда исправлять положение…

На кухне было очень жарко, и я подумала, что, видимо, Эдик готовил что-то горячее и не проветрил помещение. Первым делом я открыла окно — и, хотя на улице было очень тепло, кухня стала наполняться свежим воздухом. Дарья выложила все продукты на стол, и вскоре вся эта кулинарная гора стала превращаться в праздничные блюда.

— Эдик, а где у вас тарелки? — Дарья прокричала в коридор, и тут же там появился наш новый друг.

— А я и не знаю… — виновато проговорил он, — понимаете, я их не нашел, потому мне пришлось брать тарелки из серванта… Хорошо еще, что Зоя Михайловна это не видит, а то бы обиделась.

— Господи, на что? — Дарья удивленно смотрела на парня. — Что плохого, что вы взяли тарелки?

— Понимаете, эти тарелки из какого-то дорогущего сервиза, а еще это подарок папы. Ой, нет!

Эдик почему-то вскрикнул, подбежал к окну и начал быстро его закрывать. При этом он подпрыгивал и постоянно оглядывался. Мы с удивлением смотрели на его манипуляции.

Закрыв окно, Эдик повернулся и, увидев наши удивленные взгляды, пояснил:

— Сегодня утром я тоже решил проветрить кухню. Никогда не думал, что Филимон может прыгнуть с такой высоты. А он прыгнул, ну, дальше вы знаете.

— Ясно, — улыбнулась я, подходя к парню, — значит, мы все должны поблагодарить Филимона за прекрасное знакомство.

Эдик улыбнулся и почему-то вздохнул.

— Ну ладно, — Дарья схватила салат, приготовленный нами, прямо в пластиковой миске, — обойдемся и без тарелок. У нас своя тара. Берите все и идемте в комнату.

Вскоре мы все сидели за столом. На некоторое время в комнате стало тихо, все усиленно жевали. Женька, доедая салат, с сожалением смотрел на Эдика, который уминал уже третью порцию Дарьиного гуляша и, видимо, опасался, что ему не достанется.

Я осмотрелась вокруг. Как оказалось, не все было таким роскошным, как показалось на первый взгляд: диван и кресла были «не первой свежести», кое-где проступали нитки, на креслах стерлись поручни, на бархате выступали пробелы, были видны небольшие дырки. А из шикарного, дорогого когда-то ковра во многих местах торчала бахрома вырванных прядей — однозначно работа Филимона. И только старинная посуда, вазы в серванте, серебряные столовые приборы и шикарная люстра могли поведать о былой роскоши хозяев.

— Дарья… э-э-э-э, — начал было Эдик.

— Просто Дарья, — продолжила Дарья.

— Ну да. Дарья, а можно мне еще порцию — я не ел такой вкуснятины очень давно, наверное, со времен моей бабушки.

— Конечно, дорогой, — Дарья взяла тарелку из рук Эдика и положила туда очередную порцию под тревожный взгляд Женьки, — я очень рада, что вам понравилось.

Усмехнувшись, я взяла пустую Женькину тарелку и положила все, что оставалось, в тарелку друга. Он взглянул на меня с благодарностью.

— Я совершенно не рассчитала порции, — Дарья с сожалением посмотрела на меня, — Леночке совсем не досталось.

Я улыбнулась.

— Ну, ничего себе не досталось! На столе еще столько всего! А я уже наелась. Да, Эдик, а что означает выражение «не ел со времен бабушки»?

— Вы, наверное, глядя на меня, думаете, что я обманываю. Понимаете, Зоя Михайловна совершенно не умеет готовить. Бабушка говорила, что это все папа виноват. Когда отец был жив, он не разрешал маме заниматься уборкой и готовить. Говорил, не дворянское это дело. Нам готовила домработница. А когда папа умер, мама так и не научилась стоять у плиты. Моим рационом стали субпродукты из магазина: пельмени, макароны, сосиски… И только на каникулах, когда мы приезжали к бабушке, маминой маме, я ел домашние вареники, борщ, пироги, оладьи и всякие там вкусности.

— А кем же был твой отец? Судя по твоим словам, граф какой-то… — Женька с интересом смотрел на Эдуарда, а я посмотрела на Женькину пустую тарелку — это что, он за пару секунд управился с гуляшем? Невероятно.

— Отец? Понимаете, мне с детства внушали, что я… как бы сказать, немного отличаюсь от других. Я учился в лучших школах, и при этом со мной всегда занимались учителя индивидуально. Помню, в седьмом классе, по-моему, я единственный раз взбунтовался — мальчишки все на улице, а я учу какой-то этикет. Да на фига он сдался, этот этикет! Мало мне музыки, танцев, тенниса, английского языка — и еще этот этикет! Мама со мной после этого неделю не разговаривала, и только отец, позвав меня в свой кабинет, тогда сказал:

— Эдуард! Ты уже достаточно взрослый, чтобы понимать, что родителей нужно слушать. Только родители желают добра своим детям, как и мы с мамой тебе. Мы все делаем для того, чтобы ты вырос достойным человеком. Но ты еще недостаточно взрослый, чтобы я смог объяснить тебе, чем ты отличаешься от своих сверстников. Поверь мне, мой мальчик, наш род — один из самый старых и почитаемых. Когда-то придет время — и ты узнаешь всю правду. И когда-то ты поймешь, как был не прав сегодня.

— И что, узнал? — мне стало интересно.

— Да нет. Я тогда у матери спросил, когда же я узнаю нашу семейную тайну, а она ответила: когда придет время.

— Ну хорошо. Я так поняла, что мама не работала?

Эдик кивнул в знак согласия.

— Так на что вы жили? Эдик, прости, но твоя квартира, домработница, индивидуальные уроки и все такое… это требует немалых денег.

— Елена! — Дарья с осуждением посмотрела на меня.

— Да ничего, все нормально, — Эдик потер нос, — отец был… Идемте.

С этими словами он встал и направился к выходу из комнаты, мы пошли следом.

В коридоре Эдик остановился перед одной из картин. Это был портрет женщины Средних веков в миленькой шляпке-котелке и симпатичном сереньком платье с белым кружевным воротником. Не знаю, почему я решила, что она одета именно в платье, ведь изображение женщины было до пояса. Она смотрела куда-то вбок, но, как бы это сказать, от ее позы, взгляда, от сложенных рук в белых прозрачных перчатках веяло таким… аристократизмом, что ли, что мне показалось, будто она сейчас встанет и обязательно сделает мне замечание, чтобы я выровняла спину.

— Вам нравится этот портрет? — Эдик с интересом посмотрел на нас.

— Очень натурально и красиво! — ответила Дарья.

— А еще… очень живо… Ну, то есть я не разбираюсь в живописи, но мне кажется, портрет написан очень талантливым художником.

— Это работа моего отца, — с гордостью сказал Эдик, — он и есть очень талантливый художник. Конечно, современники не причисляли его к гениям искусства, но спросом его творчество пользовалось всегда. Идемте.

Мы снова пошли за Эдиком. На этот раз он открыл двери в боковую комнату, ту, что находилась сразу возле входной двери. Когда мы вошли, я снова не сдержала эмоций.

— Вот это да!

Это была не просто комната, это какая-то комната-музей. Стены обтянуты тканью, похожей на лен, посреди стоял огромный письменный стол, рядом красовались стол-бюро в стиле рококо и красивый кожаный диван. Много напольных ваз с цветами: драцена, рододендроны, еще какое-то растение, похожее на папоротник. Но главное не это. Главное — вся комната была увешана портретами! Кого там только не было!

Вот на меня смотрит улыбчивый мужчина с огромными усами. Я сразу провела параллель с Филимоном — у того тоже были огромные усы, правда, не черные, как у мужчины. Я такие только в мультиках видела. Неужели кто-то ходил с такими усами на самом деле? Только потом я обратила внимание на его костюм — светло-бежевый, старомодный. Под цвет костюма была и шляпа, похожая на соломенную, с черным ободком.

Возле портрета мужчины висел портрет двух девушек в светлых платьях: одна в голубом, вторая в нежно-зеленом. Они стояли, взявшись за руки, и смотрели на пушистого белого кролика, который сидел на полу возле красивого маленького коврика. На девушках тоже были почти одинаковые шляпки, только цветы на них отличались. Мне почему-то сразу передалось их настроение — нежность этого портрета просто зашкаливала. Я улыбнулась.

А вот строгая женщина с осуждающим взглядом, в котором так и читалось: «Ну, я же говорила!» Волосы у данной особы были закручены в высокую прическу, кажется, это называется бабетта. Она сидела, облокотившись о маленький круглый столик, на котором лежала открытая книга. «Точно учительница», — подумала я.

Молодые люди на конях, женщины разных возрастов, мужчина и один ребенок — все это создавало атмосферу какой-то старины, ну точно как в музее.

— Отец был хорошим портретистом, — начал говорить Эдик. Было видно, что ему доставляют удовольствие наши восторженные взгляды. — Он писал портреты на заказ, поэтому мы всегда жили в достатке.

— Но… как же… Ты говоришь, на заказ, а тут портреты совсем не нашей эпохи… — до меня только сейчас дошло, что тут совсем нет современных портретов.

— Да, Леночка, вы правы, — Эдик снова почесал нос, — у папы была своя фишка — он рисовал всех в образе людей, которые жили в XIX — начале XX века. Людям нравился его стиль. Но его любимым был портрет, который вы видели в прихожей, это портрет моей прабабушки, папиной бабушки. Отец рисовал его с фотографии, и прабабушке эта картина очень нравилась… Папа очень любил Анастасию — так ее звали. А еще именно моя прабабушка учила отца никогда не забывать наше прошлое…

Мы все вышли в коридор. Я опять посмотрела на портрет Анастасии, как теперь выяснилось, прабабушки Эдика.

— А ты… Вы… Ты ее помнишь? — мне сразу вспомнился этикет. Эдик ко мне обращается на Вы, а я…

— Нет, к сожалению, — Эдик опустил голову, — но я так много про нее слышал, что мне кажется, что я вырос с ней.

— Эдик, ты сказал, что отец был хорошим портретистом, так? — мы повернулись на голос Жени, который стоял и смотрел на стену. — Тогда чьи это картины? Насколько я понимаю, это же пейзажи?

Я подошла к Женьке, Дарья и Эдик тоже. Я уже обратила внимание на эти работы, когда только зашла в квартиру. Очень красивые пейзажи: голубая речка, которая, извиваясь, исчезает за поворотом, красивый берег со множеством стройных берез, которые наклоняются к воде, как бы желая увидеть свое отражение… Контрастом к ним выступает темный густой лес — сразу становится как-то неспокойно: как найти выход отсюда? В какую сторону идти? Но вот вдалеке над кронами деревьев возвышаются купола с крестами — эта небольшая церквушка вселяет надежду, что все нормально. Тут есть люди, никто не заблудится, тебя встретят и все будет в порядке. Надежда… Тепло…

Я внимательно присмотрелась к пейзажам — это действительно были аналогичные изображения одного и того же места, только разные сезоны и разное эмоциональное содержание. Осенний пейзаж, яркий и красочный, с насыщенными цветами, показывал ветреную погоду: небо покрыто серо-белыми облаками с просветом, все деревья наклонены в порывах ветра. Ветер сильный, видно, что листья не выдерживают напор и, отрываясь от веток, быстро летят по направлению ветра. Совсем противоположным был летний вариант: яркое солнце просто испепеляет землю, речка обмелела и видно, как на берегу лежат уже высохшие речные водоросли…

Зимний пейзаж не отличался от новогодних сказочных рассказов: глубокий пушистый снег, который блестит на солнце, сияющий лед на речке, голубейшее зимнее небо и прозрачный холодный воздух — все это отчетливо чувствовалось в картине…

Я посмотрела дальше, чтобы увидеть весенний пейзаж, но… не нашла его. Картины с весной не было.

— Понимаете, а я ведь до сих пор не знаю, рисовал эти пейзажи мой отец или нет. После его смерти его друзья-художники не могли дать ответа. Одни говорили, что это раннее творчество отца, другие — что это не его стиль. Как бы там ни было, есть что-то странное в этих картинах.

— Что? — мы с Женькой спросили вместе.

— Когда отец умер и закончились все деньги, мама начала продавать его картины. У нас никогда не было проблем с продажей и всегда находились те, кто покупал портреты, и недешево. Но потом все остановилось — мама сказала, что больше продавать ничего не будет. К нам переехала жить бабушка (мамина мама), мы начали сдавать ее квартиру. Так и жили.

Шесть лет тому назад, когда я еще совсем ничего не зарабатывал, а только учился в аспирантуре, бабуля очень сильно заболела, и мама первый раз за всю свою жизнь устроилась на роботу. Да еще кем — посудомойкой! Я просто не представляю, как ей удалось переступить через себя саму… Она много раз, когда бабушка не слышала, говорила, что отец, наверное, переворачивается в гробу. Тогда я решил продать картину — ну, а что здесь такого? Картин осталось еще много, а бабушку надо было спасать. Нашелся даже покупатель — один доцент у меня в институте. Я пригласил его домой, когда Зои Михайловны не было дома, и ему очень понравились именно пейзажи. Помню, как я тогда гордился собой! Еще бы, помогаю матери! Слава богу, что не успел. Договорились с деканом, что тот пойдет за деньгами, и… пришла мама… Господи, как же тогда Зоя Михайловна кричала! Никогда не забуду. Я испугался тогда за маму: покраснела вся, бабушка больная прибежала… в общем… в общем, Зоя Михайловна, когда успокоилась, извинилась. Это тоже было для меня открытием — никогда еще такого не случалось. А потом… Потом она мне рассказала, что отец, умирая, строго-настрого запретил продавать портрет Анастасии и эти самые пейзажи.

— Понимаешь, Эдик, — взволнованно говорила мать, — отец хотел мне рассказать какой-то секрет, но не успел. Еще когда все было нормально, твой папа часто повторял, что если с ним что-то случится, мы с голоду не умрем, что я могу продавать его картины, но только не эти три пейзажа. Еще всегда уточнял, мол, Зоя, помни — пейзажи трогать нельзя! Ну, еще прибавлял, что прабабушку твою тоже — это память наша. А тогда, при смерти, он хотел что-то рассказать. Смотрит на меня, слезы катятся, а сказать не может. Так и умер… Что-то есть в этих картинах. Правда, не знаю, что. Уж я-то пересмотрела их, простукала даже… ничего. Но продавать их не будем — это последнее желание твоего отца. Может, ты когда-то и узнаешь правду.

— Вот такая история, — Эдик вытер глаза и быстро отвернулся… не хотел, чтобы мы увидели слезы.

— А ты не пытался что-нибудь узнать? — спросил Женька, не отрывая взгляда от осеннего пейзажа.

— Нет. Да и времени не было. Я интересовался биологией, окончил аспирантуру, защитил кандидатскую, выиграл грант… все как-то быстро полетело, закрутилось…

— Как интересно! — я подошла к нашему новому другу. — Если хочешь, мы можем тебе.

— Ну нет уж! — резко перебил меня Женька. — Никаких тайн и загадок. Ты вообще в село собираешься, не забыла?

Я надулась.

— Некрасиво как-то перебивать, — прошипела я, — и вообще, это мое дело, что и кому…

— Слушайте, а вам не кажется, что где-то что-то горит? — взволнованный голос Дарьи заставил меня прервать свои гневные высказывания в сторону Жеки. Вдохнув, я четко ощутила запах паленого чего-то… Как бы в доказательство всего сказанного коридор начал наполнять едкий дым.

— Кухня! — заорал Женька и побежал.

— Курица! — крикнул Эдик и тоже побежал.

Дарья закрыла рот руками, и тут раздался звонок в дверь. Я побежала открывать.

— Я так и знала, — констатировала входящая Маша, — стоит только мне оставить тебя одну…

— Пожар! — это уже орали на улице.

— А она точно так говорила, — это уже сказал входящий за Машей Андрюха.

Я махнула рукой и погнала на кухню, чуть не сбив с ног стоящую посреди коридора Дарью.

На кухне стоял дым столбом, но окно уже было распахнуто настежь — Жека и Эдик размахивали полотенцем и семейными трусами (откуда они взяли эти трусы?), «выгоняя» черный дым в окно.

— Ну и что тут у вас? — Маша схватила лежащий на табурете фартук и тоже начала махать им по направлению к окну.

— Понимаете, — усиленно размахивая трусами, проговорил Эдик, — я хотел вам приготовить курицу… запечь, то есть…

— Господи! — вошедшая Дарья быстро подбежала к газовой плите и выключила духовку. Затем быстро ее открыла — оттуда повалил еще более черный дым. В кухне стало просто невозможно находиться.

— Полундра! — заорал Жека и начал всех выставлять из кухни. — Брысь отсюда, а то еще задохнемся.

Мы выскочили в коридор и закрыли за собой двери.

Отдышавшись, мы посмотрели друг на друга.

— Ничего, — уже спокойно сказал Женька, — сейчас выветрится.

— Ну вы и умники, дым валит из духовки, а они ее выключить не могут! — я посмотрела на Женьку.

— Ага. Просто не успели, — спокойно ответил Жека, — пока окно открыли, пока народ успокоили, что все в порядке. А то бы сейчас бравых пожарников встречали.

— Молодцы! — прокомментировала я. — Вот так сейчас пожары тушат, главное — народ успокоить.

Я хотела было продолжить свою блистательную речь, но, посмотрев на всех, не смогла сдержать улыбки: все стояли такие чумазые! Рисунки на лицах отличались лишь степенью размазывания копоти пальцами и направлением их движения. Все выглядели, как индейцы племени могикан.

— Ну вот, — весело сказала Маша, обращаясь к Андрею, — а ты говорил, что экспрессивная абстракция у нас отсутствует. Обрати внимание на экспонаты.

— Беру свои слова обратно, — проговорил Андрюха, шмыгнув носом.

— Понимаете, — тихо сказал Эдик, — я так хотел вас угостить чем-то вкусненьким… рецепт нашел… у Зои Михайловны… печеная курица с яблоками… она должна была хорошо пропечься…

«Вот почему на кухне было так жарко, — подумала я, — духовка была включена, а мы и не заметили…»

— Ну, скажем так, — мы услышали голос Женьки, вошедшего в кухню, и пошли за ним. Воздух стал намного чище, уже не так воняло горелым, — твое желание полностью исполнилось. Курица действительно о-о-очень пропеклась, — закончил Жека, доставая угли из духовки.

Наверное, каждый из нас периодически задумывается, как же быстро летит время. Самое интересное, что эти мысли приходят в голову тогда, когда встречаешь повзрослевшего сына знакомой, которую не видела много лет, когда бежишь за деньгами на похороны соседки, с которой много лет здоровались в подъезде, и ты никак не можешь поверить, что ей было уже почти восемьдесят восемь… В детстве мне казалось, что мир никогда не постареет. Ну и я, конечно, тоже. Такого просто не может быть! Тридцатилетние девушки для меня были невероятно древними, мне тогда казалось, что после тридцати совершенно неинтересно в этом мире. Почему? Ну как же можно ходить на дискотеки в таком возрасте? А лазить по деревьям? Бегать по лужам, залазить на крыши, ходить босиком, кататься на качелях, да и просто весело смеяться, не обращая внимания на осуждающие взгляды взрослых.

И вот мне за тридцать… Когда это случилось? Почему я не заметила этого перехода в другую, взрослую реальность? Может быть, потому, что все так же бегаю по лужам и лазаю по деревьям? Эти мысли начали приходить мне в голову, когда мы уже почти подъезжали к Осиново. Вот где ничего не меняется! Огромный сказочный лес, который мы проезжали, так и зовет вглубь, на опушку, где собираются разные зверюшки и лесные персонажи. Неожиданно появилось засеянное какой-то культурой поле. Возможно, это овес. После лесных зарослей от вида поля я ощутила жжение в глазах и начала щуриться. Пока я хлопала ресницами, поле исчезло, соединившись с небесами. И снова лес, потом снова поле. И вот я уже узнаю родные просторы — вдалеке, на раннем солнышке, искрится наша речка Нивка. Все, еще немного — и мы на месте.

Я смотрела в окно Борькиного джипа, когда все вокруг меня спали мертвым сном. За рулем сидел Жека — они с Борисом ехали всю ночь и периодически менялись местами. И сейчас Женька то и дело посматривал в зеркало заднего вида и все подмигивал мне.

— Женька, будешь так водить глазами, окосеешь, — буркнула я.

— Ну вот еще. Про гимнастику для глаз слышала? — громко ответил он.

— Не кричи, разбудишь всех.

— Так уже и надо всех будить. Приехали почти. Вон за нами никто не спит!

Я посмотрела назад. Действительно, за нами ехала машина из фирмы Бориса, и сидевшие в ней Дарья, Анна и Эдик помахали мне руками.

«Эдик, — вздохнула я, — вот уж не думала, что мы поедем в наше Осиново, прихватив с собой нового друга».

Я посмотрела на спящую Машуню, которая держала в руках тоже спящего Филимона. Да уж, для кота, который впервые в жизни отправился в такую далекую поездку, он был на удивление очень спокоен.

Я опять посмотрела в окно и прокрутила в голове весь этот период сборов в наше самое любимое место…

* * *

— Лен, ну где ты там? — стоящий на кухонном столе Женька активно двигал валиком по потолку.

— Уже тут, — я подала ему ведерко с краской и подошла к окну, которое усиленно мыла Маша.

— Маш, отойди, дай я домою. Еще вывалишься из окна, — я начала тянуть за руку девочку.

— Аля, ну ты чего! Я что — маленькая?! Да мне Андрюха помогает. (Весь испачканный белой краской Андрей кивнул головой в знак согласия.) Лучше бабе Даше помоги!

— Не надо мне помогать, — тут же отозвалась Дарья, — да и справилась я уже. Осталось только решетку вымыть.

Я посмотрела на газовую плиту, которую чистила Дарья. Да, от вчерашнего «безобразия», как она говорила, не осталось и следа.

— Понимаете, — я оглянулась назад, в дверях стоял Эдик с грязной тряпкой в одной руке и тазиком в другой, — мне так неудобно, что вы тут работаете у меня, как какие-то… холопы…

При этом он поднес тряпку к лицу и начал вытирать стекающий капельками со лба пот.

Я подошла к нему и забрала тряпку.

— Ага, спасибо за холопов, — Женька опустил валик в ведро, — я-то думал, мы по-дружески.

— Господи, да что же я, — быстро проговорил Эдик, — я всегда так, не умею правильно сказать… Я безмерно вам благодарен. Просто не знаю, как бы я объяснил сей казус, который случился вчера, Зое Михайловне….

— Казус? — рассмеялся Женька. — Да мы вчера, к вашему сведению, чуть не сгорели!

Эдик опустил глаза и тяжело вздохнул.

— Знаешь что, юморист, — повернулась я к Женьке, — меньше говори, а лучше работай. Вон черное пятно оставил. А ты, — обратилась я к Эдику, погладив его по руке, — не расстраивайся. С каждым может такое случиться. Да и не было пожара вовсе, просто копоти много.

Мы все, кто присутствовал в гостях у нашего нового друга, еще за ужином договорились, что обязательно придем и поможем. Вчера все казалось катастрофическим, мы думали, что надо будет полностью делать ремонт. В результате мы просто отмыли кухню (хорошо, что стены были покрыты кафелем), побелили потолок, вымыли и покрасили окно. Дарья начисто отдраила плиту.

— Наверное, я не могу жить один, — снова проговорил Эдик. — Понимаете, меня никогда не оставляли одного, честно. Зоя Михайловна всегда была рядом, я никогда не думал, что рубашки надо стирать и гладить: они просто появлялись у меня на стуле, а еда всегда была на кухне… А еще уборка, за котом вон надо лоток мыть.

— Да уж, — Женька слез со стола, — а еще иногда надо посуду помыть и зубы почистить, коту, кстати, тоже. А еще, при возможности, Филимона иногда покормить можно.

— Я не то чтобы ничего не умею, просто все у нас было под руководством Зои Михайловны.

— Ты уже большой мальчик, — Дарья подошла к Эдуарду и взяла его за руку, — ну как можно быть таким… неприспособленным к жизни? Надо бы тебя к нам в село, уж я бы тебя погоняла…

— Я однажды ездил в село, когда мне было лет шесть-семь… До сих пор помню, как там было здорово! Лес, речка, коровы, кони. Я даже купался тогда в речке сам. Мы ездили с отцом — это было, наверное, один раз в жизни без Зои Михайловны.

— А что, с мамой ты никуда не ездил? И почему ты ее так странно называешь, по имени-отчеству? — спросила Маша.

— С мамой… Зоей Николаевной мы, в основном, по морях катались. Только мне в деревне больше понравилось. Там… ну, свободы больше, что ли. А называю… Так папа ее звал, и я так с детства. А она…

Эдик не успел окончить фразу, в коридоре раздался телефонный звонок, он пробежал туда. Еще минут десять мы убирали на кухне в полной тишине. Неординарная ситуация — у нас, по сути, тихо не бывает никогда, особенно если мы собираемся вместе. Но тут, надо сказать, мы все прислушивались к разговору в прихожей. Не то чтобы мы хотели подслушать, нет. Просто Эдик говорил таким печальным голосом и все время старался что-то кому-то объяснить. Мы все догадались, что это была его Зоя Михайловна. Нашу догадку подтвердил сам Эдик, который вошел на кухню с таким потерянным видом, что Дарья воскликнула:

— Боже мой, Эдик! Что произошло?

— Это… Зоя Михайловна звонила. Не знаю, как она узнала про вчера, наверное, кто-то из соседей позвонил, но она… она так расстроилась, что хотела сегодня же вылетать сюда. Я ее успокаивал, но она сказала, что мне не доверяет. И мне пришлось сказать… — Эдик замолчал и опустил голову.

— Эдик, да говори же, — Дарья подошла и обняла его, — что ж ты такого сказал, что стесняешься нам сообщить?

— Я сказал, что ты моя девушка! — Эдик поднял голову и уставился на потолок.

— Я?! — одновременно воскликнули я, Маша и удивленная Дарья.

— Леночка, извините меня… Просто я не хотел, чтобы Зоя Михайловна волновалась, и сказал, что первое пришло на ум, — Эдик опять опустил глаза. — Вы же не замужем, правда?

Дарья облегченно вздохнула, Маша рассмеялась.

— Прикольно так, — Машуня подошла ко мне и взяла за руку, — вот Изида обрадуется! Наконец-то ее воспитанница заимела почти мужа.

— Э-э-э, полегче, — Женька скинул с головы свою газетную пилотку и, размахивая валиком, начал приближаться к Эдику, — я, конечно, понимаю, что для вас мы там холопы всякие, но это уже перебор.

— Жека, перестань, — Маша встала между Женькой и Эдиком, — в конце концов, сказал — ну и сказал. Это же ни к чему не обязывает. Мама Эдика успокоилась и скоро все забудет.

Эдик тяжело вздохнул.

— Не совсем так…

Мы все повернулись к нему.

— Зоя Михайловна сейчас будет звонить, чтобы поговорить с… Леночкой. Я не знаю, что мне делать…

С этими словами он так поник, что всем показалось, будто он прямо уменьшился в размерах.

— Обманывать нехорошо, — начала было Дарья, но тут снова вступилась Маша.

— Ну, Аля, давай выручим Эдика! Он такой хороший… А потом можно будет сказать, что вы поссорились, разошлись, расстались… ну, или что-то в этом роде. В жизни ведь всегда так.

— Неправда! Вот мы с Никитой… — начала было Дарья.

— Вы с Никитой — это идеал семейных отношений. Вы и наш идеал. Бабушка Даша, ну пожалуйста! Эдик потом сам расскажет правду. А сейчас пусть Зоя Михайловна спокойно сделает все, что хотела. Возвращаться из Америки — это ж не из соседнего города.

— Машенька, что ж ты меня просишь! Не я же девушка Эдика, а Леночка, — лукаво улыбнулась Дарья.

Все посмотрели на меня.

— Я категорически против, — серьезно сказал Жека, — и вообще, Эдик, почему ты не поинтересовался, может, у нее уже есть парень.

— Да? — окончательно поник наш друг. — Тогда, может, мне у него спросить разрешение, чтобы Леночка немного так… на время побыла моей девушкой?

— Вот с этого и надо было начинать, — Женька гордо поднял голову, — спрашивай!

Я оторопела.

— Не поняла? Это что сейчас происходит? Значит так. Я выручу тебя, но… только как друг. А друзья друзей в беде не бросают. И еще. При первой же возможности ты обязательно расскажешь маме, что все это была… шутка. Окей?

Эдик так обрадовался, что сразу… увеличился в размерах. Перед нами стоял Эдик, которого мы знали, — улыбчивый, позитивный, клинически интеллигентный толстячок. И вот этот толстячок кинулся целовать мне руки.

— Ну, это уже слишком, — строго сказала я, забирая руки, но Эдик в порыве радости все норовил их схватить и поцеловать.

— Так, друг, — Женька схватил Эдика за плечи и развернул к себе, — если тебе так хочется целовать чьи-то руки, целуй мои. С этими словами он поднес руки к лицу Эдика, который чуть было их не поцеловал, но вовремя спохватился. Раздался телефонный звонок, мы все замерли. Эдик опять опустил голову.

— Ну, идем уже, парень, — я взяла Эдика под руку, и мы вместе пошли к телефону, а за нами все присутствующие в доме.

— Никогда бы не подумала, что в мое отсутствие Эдика угораздит с кем-то познакомиться, — говорил строгий голос в трубке, — вы даже не представляете, как вам повезло, девушка. Эдик идеальный, но вместе с тем очень доверчивый. И как вам удалось охомутать моего сына?

Я захлопала глазами.

— Ну почему же охомутать… Мы просто познакомились… — я не знала, что сказать и как противостоять напору этой строгой дамы.

— Познакомились? Где? — голос становился все более раздраженным. — Эдик никуда не выходит из дома! Хотя я всегда настаиваю на прогулках, он категорически остается в четырех стенах. А может, вы из ЖКХ и приходили узнавать про наши льготы по квартире? О, нет, вы дворник. Точно! Как до меня раньше не дошло. Ведь только дворничку он мог пустить в квартиру, потому что больше никого не знает…

После этих слов я услышала тяжелые вздохи и какое-то бурчание. Наверное, молитву. Во мне проснулся педагог и я осмелела.

— Вообще-то, дворники тоже люди. И очень неплохие, — назидательно начала говорить я, — но я по профессии педагог. А с Эдиком нас познакомил…

Я замолчала. Кто же нас познакомил? У нас нет общих друзей, нет общих интересов, наукой я совершенно не интересуюсь. Что же сказать? Тупик… А в телефоне послышалось движение. Сначала — вздох облегчения, потом…

— Так кто же вас познакомил? Где это мой Эдик успел побывать в отсутствие своей матери? В школе? — послышался голос с элементами сарказма. — Девушка, мой сын уже давно не отрок, а по уровню знаний он потянет на…

— Филимон! — ни с того ни с сего выпалила я и… сама удивилась.

— Кто? Какой Филимон?

— Ваш Филимон. Кот.

— При чем тут кот? — я почувствовала удивление в ее голосе.

— Он нас познакомил.

В трубке на некоторое время повисла тишина, но это только в трубке. Вся моя команда, которая стояла за спиной и почти повисла у меня на плечах, прыснула со смеху. Даже суперинтеллигентный Эдик. Только Дарья вздохнула и покачала головой. Машка, тихо смеясь, сначала шикнула на всех, а потом развела руками, мол, не знаю, как ты выкрутишься дальше.

— Да… — раздалось в трубке, — так и представила себе Филимона, который торжественно представляет вам, девушка, моего сына…

— Зачем же так, — мне самой стало смешно, — просто он удрал из квартиры, через окно (на другом конце провода тихо ойкнули — значит, про побег кота там точно не слышали), а я, так получилось, помогла эдику его искать. Так и познакомились.

Опять тишина в трубке. Я посмотрела на компашку — все стояли и мило улыбались, глядя на меня. Правда, Эдик держал голову двумя руками, приговаривая: «Она не знала…»

— С Филимоном все в порядке? — наконец-то спросили в трубке.

— И с Филимоном, и с Эдиком, — торжественно ответила я, — все под присмотром, накормлены и обеспечены охраной.

— Ладно, — совсем другим голосом проговорила мама Эдика, — вы уж извините меня, Леночка. Вас ведь так зовут? Просто столько перемен, и все в последнее время. Я сама виновата, что Эдик такой… неприспособленный. Я это признаю. Но что же делать. А вы действительно его любите?

Все сразу перестали шушукаться. В коридоре повисла мертвая тишина…

— Я?.. Э… Ну, скажем так, мне он очень нравится (и это было правдой, но нравится как друг, естественно). А что будет дальше — покажет время.

— Спасибо вам, — проговорила Зоя Михайловна.

— За что?

— За то, что сейчас рядом с Эдиком. Не оставляйте его, пожалуйста. Ну, хотя бы до того, как я приеду. Я чувствую, вы хороший человек, а в жизни все случается не просто так.

— Конечно! — воскликнула я и… осеклась. — Вот только…

— Что?

— Я и моя семья… Мы уезжаем в село через три дня.

— На выходные?

— На целое лето.

— Я не знаю, как вас просить. Это было бы просто чудом, если бы взяли с собой Эдика. Ну, если бы была такая возможность… и Филимона. Боже, мне так неловко вас просить об этом, но после истории с пожаром, да еще и кот, как оказалось, удирает. Или нет. Я уже сегодня вылетаю…

— Да нет же! — я посмотрела на Дарью, она тут же кивнула головой. — Я буду очень рада, если Эдик поедет с нами. И я уверена, что все мои родные тоже!

Маша ойкнула, подпрыгнула и тут же начала обнимать Эдика со словами: «Ура! Ты едешь с нами!» Улыбались все, кроме Жеки, который внимательно смотрел на меня. Я тоже посмотрела ему прямо в глаза, улыбнулась и показала язык. Жека покачал головой и… улыбнулся тоже.

Потом произошел обмен телефонами, адресами, контактами соседей, короче, чтобы мы не потерялись. Зоя Михайловна еще немного поговорила с Эдиком.

Итак, было решено — Эдик и Филимон едут с нами.

 

Еще не было и восьми утра, а мы уже подъезжали к дому Никиты и Дарьи в Осиново. Никто не спал — в машине царило оживление и праздничное настроение. Мы все уставились в окна, казалось, что каждый из нас не хочет пропустить ни малейшей детали, ведь мы не были тут с Нового года, который встречали все вместе в этом заснеженном сказочном краю, когда лютовали морозы и невозможно было добраться до дома, не завязнув по колено в сугробе. Как же все было фантастично тогда! Впрочем, это настроение, которое откуда-то возникало внутри нас при приезде в Осиново, не передать словами. Это что-то между радостью и воодушевлением, между детскими мечтами и каким-то неописуемым восторгом, когда бешено стучит сердце и ты как будто пребываешь в предвкушении чего-то очень хорошего, чего то необъяснимо доброго вроде интересных приключений и сказочных событий.

Я улыбнулась. Да уж. Такое ощущение, что снег мне только приснился, ведь вокруг все было таким солнечно-красочным! Весь поселок утопал в зелени — такой свежей и молодой, какими деревья могут быть только в начале лета. Кое-где еще не отцвела сирень, у многих возле дома цвели кусты жасмина. У всех поселковых жителей обязательно были цветочные клумбы: тюльпаны, нарциссы, колокольчики создавали прекрасный пейзаж. Как же здорово, что мы тут, что судьба нам послала этот райский уголок, где мы можем прекрасно провести лето и отдохнуть!

Даже Филимон почувствовал наше приподнятое настроение — вопросительно посмотрев на Машу, у которой на коленях так сладко спал всю ночь, пока мы ехали, он вдруг запрыгнул на голову сидящего спереди Бориса. Тот от неожиданности громко вскрикнул, перепугав идущую по обочине бабулю, которая погрозила вслед машине кулаком.

Вчера мы на семейном совете решили, что поедем не на поезде, так как нас собралась большая компания, а на машинах — Борькином джипе и офисном внедорожнике. Дорога была долгая, поэтому машины вели четыре водителя, которые менялись. Я, Машуня и Лерка (а, еще Филимон) ехали с Борисом и Женькой, во втором автомобиле умостились Дарья, бабушка Жени Анна и наш новый друг Эдик. Их водителями были два веселых молодых человека, офисные работники Артем и Павел. Мы выехали в четверг ближе к вечеру с таким расчетом, чтобы утром быть в Осиново. Борис, Женя и ребята из офиса должны были в воскресенье возвращаться, а мы… В общем, у всех остальных стартовала наилучшая пора — отпуск!

— Смотрите, наши! — вдруг вскрикнула Машуня, показывая рукой вперед.

Задумавшись, я даже не заметила, что мы едем по нашей улице и уже почти подъехали к дому. На дороге стояли Александр Иванович, Изида и Никита. Вокруг них увивался Петрович.

Первой из машины вылетела Машуня и хотела было подбежать к встречающим, но Петрович, наш любимый пес, как увидел ее, тут же накинулся ее вылизывать, не давая ей ступить ни шагу. При этом он так визжал, что я было подумала, что ему наступили на хвост.

— Петрович, брысь! — Никита попытался оттянуть собаку от девочки, но не тут-то было. И только когда мы все по очереди начали выходить из машин, Петрович переключился на нас, а Никита наконец-то обнял Машу.

Изида, как всегда, стояла и плакала, дядя Саша улыбался и от волнения постоянно теребил свой галстук, который он надел в честь приезда своих родных, то есть нас.

Петрович не успокоился, пока не облизал всех нас, включая Эдика и даже Филимона, которого я держала на руках. Филимон, правда, от неожиданности и бесконечного удивления выкатил глаза и открыл рот, а потом начал усиленно чихать и фыркать, пробуя вырваться из рук. Еле-еле его удержала — на помощь пришел Эдуард, на руках которого кот немного присмирел.

— Мы уже тут с шести утра стоим, — говорил взволнованно дядя Саша, обнимая всех по очереди, — думали, что-то случилось…

— Маман, ну ты как всегда, — обнимала Лера Изиду, — приедешь — плачешь, уезжаешь — опять плачешь. Безобразие какое-то.

Я не буду рассказывать, как долго мы все здоровались, целовались, обнимались, — это ритуал, знакомый всем близким родственникам, которые давно не виделись и при встрече просто не могут сдержать свои эмоции. Через полчаса, уже сидя в гостиной и немного успокоившись, мы смогли наметить план действий. Завтра у нас всеобщая встреча. Мы решили, что если будет солнце, то соберемся все вместе здесь, у Никиты и Дарьи, на улице возле дома. Если же будет дождь, тогда будем праздновать наш приезд у дяди Саши в Никином доме — там попросторнее будет. Сегодня мы, конечно же, пойдем все вместе на кладбище к Нике, а я и Машуня заедем в санаторий — вернее, теперь это лечебно-оздоровительный центр. Мы с Машей всегда, когда приезжаем в Осиново, едем туда. Во-первых, везем игры и игрушки в детское отделение, а во-вторых, так хочется увидеть главврача Петра Петровича и нашего друга Вадима, который уже больше чем три года является его заместителем. Иногда мне кажется, что Осиново — скопление самых лучших, интеллигентных и замечательных людей, которые я когда-либо встречала в жизни. Каждый несет свой лучик доброты и исполняет свою миссию, которую им определил Господь…

Когда все разошлись по своим домам — Лерка и Борис умотали с Изидой и дядей Сашей, прихватив с собой Артема и Павла, Жека с Анной поехали к себе домой, в соседнюю деревню, мы начали разбирать вещи и стелить постели.

— Аля, можно я буду спать с тобой? — Машуня налетела на меня, неся в руках огромную перину.

— Вот еще, — Дарья забрала перину из рук Маши, — вы двое уже категорически не поместитесь на кровати. Я постоянно говорю, что нехорошо, что вы в городе спите на диване вдвоем, но он хоть раскладывается. А тут что разложить?

— Ну, баба Даша, — начала было Маша.

— Нет, Мария, — Дарья погрозила пальцем, — нет. На этой кровати вам можно вдвоем спать только в сложенном виде, а еще сверху Анастасия — она уж точно прибежит!

Анастасия — это наша кошка, которая очень любит спать со мной. Как только я приезжаю, Настя — тут как тут. И где бы ни было ее ложе до моего прибытия, сон с кошкой на голове или в ногах мне обеспечен.

— Хотя… — продолжила Дарья, — если вы хотите быть вдвоем, давайте перенесем еще одну кровать наверх. Хоть там и тесновато, но вы будете вместе. А на месте Леночки положим Эдуарда.

— Ура! — захлопала Маша.

— Ой, а где Эдик? — я аж подскочила. Мы совершенно забыли про нашего нового друга.

— Да, действительно, — схватилась за сердце Дарья, — как же неудобно! Пригласили, называется, человека. Дед, ну где ты?

В ту же секунду двери в гостиную открылись и первым влетел Петрович, который тут же побежал к Машуне. Никита шел следом.

— Дед, Эдика не видел?

— Это пухленького?

— Ты смотри ему это не скажи.

— Уже сказал. Он сидит на лавочке. С котом.

— Ох ты, Боже. Ты что, не мог его в дом пригласить?

— Да приглашал. Он сказал, что Петрович хочет поужинать его животинкой. Я не мог его переубедить, что Петрович котов не ест. Он вообще всех любит, вот с Настькой на диване спит…

— Это на каком диване? — Дарья начала приближаться к Никите. — Не на моем ли, пока меня нет?

Я улыбнулась и пошла искать Эдика.

Он, как и сказал Никита, сидел на лавочке, прижав Филимона к груди, и растерянно смотрел по сторонам.

— Эдик, ну ты чего?

— Не знаю, Леночка… Неспокойно мне как-то.

— Еще бы! Ты же впервые поехал так далеко от дома, да еще с чужими, по сути, людьми, — я села рядом и забрала у него кота, — надо бы придумать, куда Филимона поселить, в клетку не хочется, а отпустить — так убежит.

Филимон в подтверждение сказанного тихонько мяукнул. Кот, как и его хозяин, немного нервничал.

— Не переживай, — я погладила Филимона и посмотрела на Эдика, — привыкнется. Знаешь, как тут здорово! Поверь, тебе понравится, это я гарантирую. А Филя… И он привыкнет. Идем в дом, я тебе покажу твою комнату.

 

День стоял просто замечательный, как по заказу ни одного облачка на небе, даже ветер не появился ни разу. Мы стояли возле могилы Ники и смотрели на ее портрет. Еще в прошлом году дядя Саша заказал небольшой памятник на могилку Виктории по эскизу Машуни: интересный дизайн, что-то похожее на взмах крыла. А еще портрет — Нике там около сорока лет. Красивая, улыбающаяся, с высоко подобранными волосами и удивительно живым взглядом. Александр Иванович говорит, что теперь он всегда как бы общается с сестрой, а она всегда ему как бы отвечает…

— Ну вот, Ника, мы все тут, первым делом к тебе, — дядя Саша положил цветы на уступ могилки, Маша поставила рядом корзину с цветами, привезенную нами из города. На корзине была ленточка со словами «Помним…» и красивый ангел, который сложил руки в молитве. Я заметила, что сюда приходят люди: когда мы пришли, уже лежало пару букетов. А за могилкой находилась куча увядших цветов — видимо, их еще не успели убрать.

— Аля, как ты думаешь, — шепнула мне Машуня, — а Ника сейчас нас видит? Деда Саша так с ней разговаривает, как будто она живая…

— Моя мама говорила, что люди живут до того времени, пока о них помнят. Живут в наших сердцах. Каждый сам находит выход, как справиться с тем, что твои самые родные люди умирают: кто-то представляет, что те просто уехали, кто-то встречается с ними во сне, кто-то разговаривает с ними на могилках, веря, что те их слышат… Это людская психология, Машенька, то есть своеобразный барьер чувств и переживаний.

— А моя мама ко мне во сне не приходит… бабушка приходит, а мама нет. А почему? Потому что она жива.

— Я не буду спорить, — вздохнула я.

Это старая история о том, как исчезла мама Машуни, когда все думали, что она утонула, но тела так и не нашли. Маша уверена в том, что ее мама жива, а я не очень… Не знаю, только вот девочку жалко.

— Знаешь, Машуня, но ведь присниться могут и живые люди — все, кто угодно! Вот ты мне сколько раз снилась! А Дарья, а Никита, соседи — все живые и, слава богу, здоровые люди. Так что сновидения — совершенно не показатель.

— Показатель чего?

— Ну… жизни и смерти.

— А я читала, что есть такие люди, которые читают сны.

— Ну, это и я могу, — улыбнулась я, — сонник открыл — и читаешь всякие значения. Иногда такую ерунду пишут! Например, что означает, когда приснилась педаль от фортепиано или хвост сколопендры. Интересно, есть такие люди, которым такое снится?

Маша фыркнула, и тут же к нам подошел Жека и начал шептать Маше на ухо:

— Эй, вы забыли, где вы находитесь! Чего так весело?

— Мы не смеемся, Жень, — начала шептать Маша в ответ, — просто дядя Саша не раз говорил, что к нему во сне Ника приходит, а Аля говорит, что это ничего не значит.

— Ну почему не значит? Просто дядя Саша много думает о сестре, вот она ему и снится.

— То есть, если много думать о человеке, он тебе приснится?

— Ну да, наверное.

— Аля, а тебе Жека снится?

Я посмотрела на девочку, потом на Женьку, который уставился на меня, как кобра на факира.

— Нет, — ответила я, покраснела и отвернулась, потому что это была далеко не правда…

— Значит, ты про него не думаешь, — театрально вздохнула девочка.

— Еще как думает, — как бы между прочим сказал Женька и пошел ближе ко всем нашим. Началась всеобщая молитва.

Когда мы уже почти подошли к выходу, возле самых ворот встретили Тарасовича.

— Ух ты, да неужели наши приключатели пожаловали, — мило поздоровался участковый, пожимая всем мужчинам руку.

— Приключатели? — улыбнулась я. — Звучит, как выключатели.

— Или переключатели, — продолжила Маша.

— Или птеродактили, — тут же подхватила Лерка.

— О-о-о, я вижу, народу-то возросло в количественном составе, — хмыкнул Тарасович, — я имею в виду, что приехала моя головная боль, люди, которые так и стремятся попасть в разные передряги на вверенной мне территории, и именно в Осиново. В городе они приключения оставляют в покое.

— Ну, Иван Тарасович, мы законопослушные граждане, а так как закон в Осиново — это вы, то мы ваши послушники, — я подошла к участковому и чмокнула его в щечку.

— Нет уж, Куликова, этим ты меня не успокоишь. Теперь спать не буду, пока ты не уедешь.

— Вот тебе и встреча, — вздохнула я, — а мы вот завтра вас пригласить хотели в честь нашего приезда… Не придете, значит?

— Не дождетесь, — буркнул Иван, — теперь чем ближе к тебе, тем спокойнее мне.

— Вот и хорошо, — сказал подошедший дядя Саша, — значит, девчонки тебя уже позвали на завтра, сам хотел звонить.

— Слушай, Иванович, — обратился к нему участковый, — две недели осталось. Надо бы что-то предпринять.

Дядя Саша как-то странно посмотрел на нас, быстро взял участкового под руку и повел в сторону. Я успела услышать.

— … только в твоих силах, ты так не думаешь?

Иван что-то ответил, бурно жестикулируя руками. Но о чем они говорили, я уже не слышала.

Мое внимание привлекла церковь — та самая, что ст