война не повод для радости, она не улучшает нравов, не возвышает душу, война не бывает справедливой и праведной и не делает людей братьями.
— Не забудьте также о встроенном проигрывателе, о котором вы мне рассказывали, — продолжил Томас. — В самую невыносимую жару я буду включать на полную мощность печальную камерную музыку и призывать зиму.
Это хороший русский стол. Он для лучших представителей этой нации. А есть еще стол для тех, кого не хотят видеть за первым столом. Полагаю, это плохой русский стол.
— Ну разумеется, — промолвил Томас, — писать романы — грязное дело. Композиторы рассуждают о Боге и о том, что не передать словами, а нам приходится воображать пуговицы на пальто.
Если ему было дано сказать финальное слово о человеческой природе, почему бы не сделать это с юмором? Он комически заострит идею, что людям нельзя доверять, что каждый приукрашивает свою историю, смотря куда дует ветер, что человеческие жизни суть бесконечные и забавные попытки казаться лучше, чем мы есть. И в этом истинный дух человечества и его печаль.
Если в семье есть способные люди, непременно будет и свой дурак.
Странно, рассуждал Томас, прожить бок о бок почти полвека и не научиться читать мысли друг друга.
— То, что невозможно делать при свете дня, — говорил Клаус, — делается в темноте.
Страх — естественная реакция на насилие и террор. Но страх уступает место сопротивлению, храбрости, решимости.
Гитлер и без Бертрама получил бы власть, принеся с собой хаос и смерть, но Томас верил, что поддержка Бертрама и некоторых его друзей придала режиму интеллектуальную устойчивость. Алчность, ненависть и стремление к власти стали менее очевидны, когда Бертрам поддержал фашизм авторитетом мертвых философов и бойкими фразами о Германии, ее наследстве, культуре и судьбе.
