Оглавление

1. Пламя
2. Пролог
3. Глава 1. Разочарование
4. Глава 2. Столкновение
5. Глава 3. Давно не виделись
6. Глава 4. Выставка с последствиями
7. Глава 5. Бойся того, чего не видишь
8. Глава 7. Бей или беги
9. Глава 8. Новые эмоции
10. Глава 9. Не отпускай меня
11. Глава 10. Новенький
12. Глава 11. Жажду утоляют кровью
13. Глава 12. Не открывай эту дверь
14. Глава 13. Никому не доверяй
15. Глава 14. Возвращение блудного возлюбленного
16. Глава 15. Два дневника — пара
17. Глава 16. Откуда не ждали
18. Глава 17. Зов крови
19. Глава 18. Допрос с пристрастием
20. Глава 19. Семейные узы
21. Глава 20. Париж не место для любви
22. Глава 21. Самое важное
23. Глава 22. За стеной
24. Глава 24. Вторжение
25. Глава 25. Последний выбор
    1. Эпилог
    2. Читайте и другие книги Ю. Дэль

Он ввел меня в дом пира, и знамя его надо мною — любовь.

Библия, «Книга Песни Песней Соломона»

Пролог

Голова сильно кружится, а дыхания, кажется, и вовсе нет. Я с тяжёлой сумкой наперевес бегу, перепрыгивая через небольшие ямы. Растрёпанные чёрные волосы прилипают к мокрому лбу.

Споткнулась, упала. Резкая боль в голени волной прокатилась по всему телу. Растирая начинающую опухать ногу, я осматриваюсь по сторонам. Всё ещё тихо, позади никого. Прижав сумку к груди, я снова побегу вперёд. Темнеет, лес становится страшнее, длинные корявые ветки путаются в волосах и выдирают их клоками. Я еле слышно вскрикиваю.

Дышать тяжелее. Нужно остановиться, но страх добавляет адреналина, и я продолжаю бежать.

Глава 1. Разочарование

Холодное декабрьское утро…

Ужасно не хочется выбираться из-под тёплого пухового одеяла, подаренного мамой после очередной поездки к тётке в Сибирь. Широко открытые шторы пускают в комнату тусклый свет. Я не люблю зиму, а в особенности декабрь. Мой нелюбимый месяц, наверное, самый нелюбимый.

В этом году зима мягкая, но точно не сегодня. Пронзающий холод, куча тёплой одежды, шапка и красный нос. Нет, это не моё.

Я лениво сползла с постели и неохотно подошла к окну. Шёл снег. Огромные хлопья мягко опускались на серый асфальт, скрывая его мрачный цвет. Зима мне нравилась всегда только одним, под белой маской можно спрятать всю серость.

Солнце не спешило подниматься, и тёмные улицы освещали только небольшие фонари. Жёлтый свет падал маленькими пятнами, и прохожие то появлялись, то снова исчезали, выныривая из густого тумана.

Мама, когда была в моём возрасте, любила туманные улицы, но после встречи с отцом отказалась от прогулок. Уже пятнадцать лет они катаются по миру в поисках артефактов, затерянных племён, попросту говоря, самых обыкновенных приключений. Вот и сейчас родители громко собираются на первом этаже в Африку, чтобы почувствовать на себе жизнь в племени Самбуру.

Я поспешила спуститься. Мама суетилась на кухне, расставляя на полки в холодильник заготовленные продукты. Я мало на неё походила. Она высокая и стройная блондинка с небесно-голубыми глазами, активная и жизнелюбивая. В молодости выступала за университетскую команду КВН, была любимицей преподавателей и однокурсников. Она часто рассказывала, как ездила в другие города с концертными программами. Мне ближе был папа. Он мог часами читать любимую книгу, плотно закрыв дверь в библиотеку. И когда я выбрала своим занятием живопись, он довольно улыбнулся и купил мой первый мольберт.

Я зашла на кухню. Мама, заметив меня, ласково улыбнулась:

— Лилечка, встала? Садись за стол, я тебе чай сделала.

Я крепко обняла родителей и села на любимое мягкое место.

— Мамуль, а я думала, вы ещё ночью уехали. Мы даже попрощались.

— Рейс перенесли, выезжаем из дома через полчаса, — папа, по обыкновению серьёзный, поцеловал меня в макушку и, нашёптывая себе под нос список важных документов, вышел из кухни.

— Он нервничает, — мама откусила пирожное, — ой, что ж я-то не одеваюсь.

Она кинула лакомство на тарелку и побежала к отцу. Через десять минут они уже стояли у двери с чемоданами. Мама, как всегда, плакала и шмыгала курносым носиком. Я крепко её обняла.

— Мамочка, ну, не плачь. Вы уже поздним вечером будете на месте. И я тебе обещаю, мы созвонимся.

— Да, я не из-за этого переживаю. Ты у меня одна тут.

— Кристин, хватит, Лильке уже двадцать один, — папа обнял и поцеловал нас обеих, — ну, всё, девчонки, такси ждёт, нельзя опаздывать.

Я ещё раз крепко обняла родителей и проводила их за дверь. Они уезжали часто, и я научилась не плакать.

Глоток горячего зелёного чая вернул в реальность. Часы на кухне показывали половину восьмого. Тяжело вздохнув, я сползла со стула и, закинув чашку с недопитой желтовато-зеленоватой жидкостью в мойку, побежала наверх по изящной деревянной лестнице. Это копия, оригинал отец увидел где-то в Индии.

Быстро собравшись, я практически выбежала на улицу. На меня тут же накинулся ледяной поток. Он развеял распущенные длинные чёрные волосы и заставил вздрогнуть от пронзающего холода. Надвинув на голову тёплый меховой капюшон, и, как обычно, не обратив внимания на то, что под ногами, я поскользнулась и с глухим стуком грохнулась в маленький сугроб, ударившись копчиком.

— Да, что же это такое!

Подруга Лена всегда говорит, что меня пора бы уже и перевоспитать. А какой от этого будет толк? Никакого! Как не любила холод, так и не полюблю. Отряхнув куртку, я сделала вид, что ничего не случилось. Хотя уверена, дела никому и не было. В прошлый четверг на соседней улице сбили Андрея Петровича, нашего дворника. Машина скрылась, а он ещё минут десять лежал на дороге, пока его, наконец, заметили. Хорошо, ничего серьёзного. Парой синяков отделался.

Ветер стихал и снежинки, которые он закручивал, теперь плавно осыпались на голые ветки деревьев. У нас на первом этаже висит картина бабушки Жени, папиной мамы. Она много рисовала зимних пейзажей. Родители говорят, мы бы подружились, если бы ни рак. Вторая бабушка погибла в аварии. Та ещё лихачка была. Мама на неё очень похожа. Дедушки тоже не дожили до моего появления. У одного инфаркт, у другого тромб оторвался. Вообще, из всех родственников, о которых мне известно, жива только тётка Оксана из Новосибирска. Но она меня ни разу не видела. Мама говорит, что она не любит путешествия и гостей. Родную сестру и то с трудом терпит. Детей у неё тоже нет. Папа в семье один был. Вот и выходит, что кроме нас, друг у друга никого и нет.

Дорога в универ занимала у меня минут сорок пешком. Можно, конечно, и на автобусе добраться, но прогулки я любила больше, чем толкание локтями. По сторонам я редко смотрела. Обычно по дороге мне встречались одни и те же люди. Баба Сара со своей тележкой, в которой она возила старого кота. Иногда мне казалось, Рыжий давно покинул этот мир, так неподвижно он сидел. Но как только баба Сара доставала из кармана маленький прозрачный пакетик с тоненькими кусочками докторской колбаски, Рыжий начинал шевелить усами и жалобно мяукать. Я несколько раз просила бабу Сару дать разрешение нарисовать её с котом, но она говорит, что позировать надо молодым и голым, она голой может, но кот будет стесняться.

Ещё я часто встречала профессора. Я, по правде говоря, не представляю, кем он работает, но за круглые очки, длинное пальто и большой кожаный портфель я назвала его профессором. Он хмурый. И всё время что-то шепчет себе под нос.

Я задрала голову, чтобы рассмотреть падающие снежинки и неожиданно в кого-то врезалась. Опустила глаза и встретилась сначала с дорогими чёрными туфлями, натёртыми до блеска, тёмными джинсами, наверняка старательно выглаженными, кожаной меховой курткой, под которой скрывались шикарные широкие плечи, а потом с невероятными глазами.

Я стояла, как истукан, с открытым от изумления ртом. Глаза переливались всеми оттенками карего. Меня затягивало в них, выворачивало наизнанку. Незнакомец поправил свои уложенные в небрежную причёску тёмно-русые волосы, провёл большим пальцем по полным губам и немного наклонился. Я уже не могла оторвать взгляд.

— Такая милая ухмылка, — почти неслышно протянула я, — и глаза волшебные.

— Простите, что? — парень широко улыбнулся и засунул крупные, но изящные руки в карманы.

Я стояла и глупо молчала, казалось, дайте пару секунд, и маленькая девочка растворится в карих глазах.

— Простите. Я не хотел вас толкнуть, — голос у него такой успокаивающий. Он обволакивал всё моё сознание. — Эм, с вами всё нормально? — парень наклонился ко мне и приветливо улыбнулся, не доставая рук из карманов.

— А, да, конечно! Простите, я засмотрелась на снежинки, — какой же глупой я показалась себе в этот момент, кто меня за язык тянул.

Сморщив нос, я опустила глаза.

Незнакомец широко улыбнулся, обнажив идеальные белые зубы и сделал шаг назад:

— Ничего, некоторые смотрят на них в это время года.

— Боже, что я несу. Вы меня простите, очень неловко вышло. Я на занятия опаздываю, — я смахнула со лба длинную чёлку и попыталась обойти незнакомца, но он уверенно преградил мне дорогу.

— Вы учитесь в университете за углом? — он ухмыльнулся.

— Да… — губы растянулись в глупую тонкую линию.

Как только мне показалось, что мы флиртуем, незнакомец вежливо кивнул, и чётко проговорил каждое слово:

— Тогда не буду задерживать.

— Да, думаю, не стоит, — я резко его обошла и поспешила на занятия, не хотелось опаздывать.

Снег скрипел под ботинками и успокаивал мои разволнованные чувства.

— Эй! — парень окликнул, и я невольно обернулась. — Как вас зовут?

— Лилия.

— Лиля!

— Да?! — мне потребовалось проявить некоторую силу воли, чтобы не броситься ему в объятия.

— Я Никита!

— Хорошо! — я улыбнулась и, показав своё наигранное безразличие, ускорила шаг. Как же было трудно дышать в этот момент. Колени дрожали. Никогда ещё я не испытывала таких чувств. Всё внутри пылало. Я словно попала в какую-то ловушку.

О лекциях не могло быть и речи. Я просто не в состоянии ни о чём думать. Карие глаза и милая улыбка. О боже, Лиля, не смей влюбляться!

Я улыбнулась сама себе и оглядела аудиторию. Экономику я тоже пропустила. Однокурсники смылись уже после первой секунды звонка. Зоя Михайловна тоже не стала задерживаться. Я осталась совсем одна. Пустая. Маленькие чёрные часы на правой руке показывали 17:20. После было собрание студсовета и пылкая речь завуча о необходимости провести соревнования по лыжам. Она каждый год громче всех кричала о мероприятии, и когда мы его организовывали — не приходила. В этом году ожидалась похожая картина.

На выходе меня поймала Лена. Она бежала навстречу, размахивая розовыми листами.

— Лилечка! Я тут тако-ое придумала!

— Ой, Лен, ты меня напугала своим напором. Что ты придумала?

— Так, день рождения у меня совсем скоро, времени мало, поэтому я сделала вот такие розовые листовочки. А, ещё прямо сейчас мы собираемся в кафе, — иногда мне казалось, что Лена совершенно зря перекрасилась из блондинки в шатенку. Природный цвет шёл к её анекдотическому характеру, манере говорить и двигаться.

Подруга любила всё розовое и яркой, а ещё она любила людей, в каждом искала что-то хорошее. Такой позитивчик. Её мама владела несколькими салонами красоты и временем на воспитание дочери не располагала, поэтому Ленка занималась собой сама: много училась, много тусила. Вот и сейчас она придумала что-то безумное.

— Зачем, Лен?

— Странная ты. А кто мне поможет подобрать посуду, — моя немного недалёкая, но такая любимая подруга надула губки.

— Солнышко, это будет приём у королевы?

— Почему? — Лена искренне удивилась и прижала стопку листовок к груди.

— Потому что продумывать цвет посуды, для людей, которые придут напиться и потанцевать, глупо.

— Ну, Лилька!

— Ленок, давай мы этим лучше завтра займёмся?

— Обещаешь?

— Будь уверена. Я даже блокнот возьму, — я улыбнулась и поцеловала её в розовую щёку, — я побежала.

Лена дружелюбно кивнула и, увидев своего любимого Глеба, побежала к аудитории. Они встречались так давно, что я и забыла, как выглядит Лена без Глеба. Он простой, из семьи рабочих. Папа всю жизнь трудится на заводе, а мама работает там уборщицей. Глеб восхищался Ленкой при каждом удобном случае, сочинял для неё смешные стихи, а она натаскивала его по некоторым предметам.

Улыбаясь, я всё-таки дошла до выхода. Дверь громко стучала, раскачиваясь от ветра. Она уже давно была сломана, но наш завхоз упорно не обращала на это никакого внимания. Невысокая и пожилая крашеная блондинка, Людмила Николаевна, раздражала своим характером большую часть студентов, но никто не жаловался, и дверь продолжала скрипеть и дрожать. Я глубоко вдохнула и, полная решимости перебороть холод, вышла на улицу.

У ворот, вальяжно облокотившись на решётку, стоял мой новый знакомый Никита. Рядом с ним крутилась эффектная девушка модельной внешности. Красивые длинные волосы, спускающиеся мягкими волнами на плечи, большие, почти чёрные, глаза, такие бывают разве что у ангелов на рождественских открытках, нежные и невинные. Но в то же время озлобленные и пугающие. Такой взгляд долго выдержать сложно. Я решила, что она его девушка. Рядом с таким парнем и не могло быть другой.

Надвинув капюшон и вжав шею, я быстрым шагом направилась к воротам, намереваясь проскочить мимо Никиты и его подружки.

— Эй! Лиля!

— Никита? Привет! Не ожидала тебя здесь увидеть, — я улыбнулась и выпрямила плечи, но получилось это как-то неуклюже, будто показывала орден на груди.

— А я, как видишь, здесь, — он снова мило ухмыльнулся и, повернувшись к своей эффектной собеседнице, сказал, — Герда, потом закончим наш разговор, мне нужно идти, буду поздно.

— Хорошо, красавчик, приятного аппетита! — девушка улыбнулась и медленно пошла к выходу. Она двигалась как настоящий хищник. Каждый шаг, поворот головы — всё в ней завораживало.

— Не смешно! — Никита сделал взмах рукой и повернулся ко мне.

— А я не шутила! — Герда подмигнула Никите и быстро скрылась за поворотом.

— Извини мою сестру, у неё полное отсутствие такта и любви к окружающим.

— Это твоя сестра?! А я подумала…

— Нет, у меня нет девушки, — Никита улыбнулся. — Ты домой?

— Ага, — я снова остановила взгляд на его глазах.

— Не будешь против, если я тебя провожу? У меня тут за углом машина.

— Нет, против не буду, но только давай пешком. Тут рядом, а машины не люблю, — я смущённо опустила голову.

Первые несколько секунд мы шли молча, наверное, оба обдумывали, что сказать, а потом он заговорил:

— О чём думала, когда врезалась сегодня в меня? Ты шла напролом. Я не привык к такому напору со стороны девушки, — он издал лёгкий смешок.

— Это глупо, — я неуклюже ударила снег носком ботинка, и мокрые капли, разлетаясь в разные стороны, попали на штаны Никиты. К щекам в одно мгновение хлынула кровь, и я растерянно уставилась на парня.

— Хм, ловко. Ну, так, мне хочется знать, о чём ты всё-таки думала.

— О глупостях всяких. Давай лучше о тебе. А что ты делал у нас в универе? Ты же не за мной следил, — на самом деле я надеялась, что он ответит да.

Я в тот момент много на что надеялась. Меня словно приворожили. Не могу объяснить, но голова кружилась от одного только взгляда исподлобья или немого вздоха в мою сторону.

— Принёс документы. Я позавчера приехал в город, придётся закончить и так долгий год здесь.

— Почему долгий?

— Ну, по семейным обстоятельствам, на пятнадцать месяцев пришлось оставить учёбу, так что последний семестр закончу здесь.

— А откуда ты приехал?

— Я жил в Англии. С семьёй перебрался.

— И что же твои родители забыли здесь?

— Что-то вроде работы, но это долгая и очень скучная история.

Я была уверена, что он сын каких-нибудь дипломатов. Нет, а что, этим можно объяснить переезд с семьёй, холёный внешний вид и отличный уровень русского языка.

— А почему не остался в Англии?

— Родители настояли. Да и сестру не могу пока оставить. Ты видела её, Герда может таких дел натворить, а по прошлым её выходкам, могу сказать, мне лучше быть рядом.

— Интересное у неё имя, прямо как из сказки.

— На сказочного персонажа она мало похожа, скорее на героя фильма ужасов, — Никита засмеялся, — её так в приюте назвали. Родители усыновили нас обоих. Её в семнадцать два года назад, а меня взяли ещё младенцем. И открою секрет, — парень заговорил шёпотом, — на самом деле меня зовут Николас.

— Ого! Надо сказать, у тебя очень хороший русский, даже без акцента.

— Спасибо семье. Я знаю много языков.

Я с искренним интересом слушала нового знакомого, ловя каждое его слово и движение. Ну точно папочка дипломат.

— Ну а ты откуда такая зелёноглазая и красивая?

— Всю жизнь прожила в Питере, и, несмотря на то, что родители практически круглый год катаются по миру, ни разу не выезжала за его пределы, — протянула я, — скука смертная. Кстати, мы пришли, — я улыбнулась и посмотрела на парня.

— Можно я… — Никита смущённо, насколько это было возможно, улыбнулся.

Не знаю, чего я ожидала. Он заворожил меня. Внутри всё задрожало. Я случайно прикоснулась к его прохладной руке.

— Что можно?

Никита в мгновение изменился в лице. Скулы напряглись, глаза прищурились. Он сжал кулаки и глубоко вдохнул, неспокойно меня осматривая. Глаза как-то необычно быстро потемнели. Он отдёрнул руку, поднёс её к лицу и жадно вдохнул ещё не успевший исчезнуть с кончиков его пальцев мой запах.

— Ничего. Ты начала меняться… Процесс запущен. Мне нужно идти, — кинул грубым голосом Никита, поворачиваясь спиной.

Он почти бежал от моего дома, попутно доставая из кармана телефон.

Я не поняла, что случилось, ещё пару минут стояла в недоумении и смотрела ему вслед. Сердце чуть не выпрыгнуло. Оно так колотилось, что рёбра заныли от боли.

Как только дверь за мной захлопнулась, я сползла вниз, усевшись в коридоре. Ничего не понимая, смахнув тонкую струйку солёной воды со щеки, я шмыгнула носом. Было так неприятно, так обидно и в то же время стыдно. Слёзы все лились и лились по успевшим раскраснеться ещё больше щекам. Внутри творилось что-то невероятное. Я отчётливо понимала, что влюбилась. Да ещё так сильно, что была готова на любую глупость, лишь бы только увидеть Никиту снова. Я просто не могла о нём не думать. Попыталась переключиться на что-то другое, но не вышло. «Ты начала меняться». Что это значит? Это я начала? Он себя-то видел?

Зазвонил телефон, и я от неожиданности подскочила на месте.

— Алло! — раздался глухой голос на том конце провода.

Всё внутри сжалось. На глазах снова появились слёзы.

— Мамочка! — почти закричала я.

— Здравствуй, моя хорошая! Как ты там без меня? Справляешься? Как мальчики? — тысяча вопросов в секунду. В этом вся мама.

— Да, мам, всё в порядке, всё-таки не первый раз! Тем более вы уехали только утром. Ничего ещё не успело измениться.

— Какой-то голос у тебя грустный, ты там, что плачешь?

— Нет, мам… — я смахнула слезинку со щеки, стараясь сделать голос веселее, — просто устала сегодня очень.

— Опять взяла на себя какие-нибудь обязанности?

— Да, как обычно! Всё по-старому, ничего не меняется. Как папа? Вы, что уже добрались?

— Всё очень хорошо! Но мы не там, где должны были быть. Долететь-то долетели, но автобус не пришёл. Но нас приняли хорошо. Мне очень нравятся здешние жители, они все доброжелательные. А папа… он, как всегда, прекрасно, весь в делах. Не поверишь, нарядился в одежду местных и выплясывал с ними. А мне сделали татуировку на руке, — голос становился всё тише и тише, связь была плохая, и мама уже на последних минутах, чуть ли не прокричала, — солнышко, мне пора. Очень люблю тебя и скучаю!

— Я тоже скучаю. Люблю тебя, — услышав глухое «ту-ту-ту-ту-ту», я положила трубку. Но не встала с пола, всё продолжала сидеть и думать о новом знакомом.

Больше всего на свете мне захотелось, чтобы в этот момент рядом оказалась мама. Ведь она всегда меня поддерживала, давала ценные советы. Папа тоже иногда мог сказать что-то интересное, но, в основном, его волновало только одно — нужно ли набить парню, обидевшему меня, морду. Я всегда говорила нет, и папа, спокойно взяв газету под мышку, уходил в библиотеку.

Я пошла на кухню.

Тишина. Впрочем, как и во всём доме. Я боялась этой тишины. Она для меня значила одиночество. Пустые комнаты, темнота, наползающая со всех углов, и шорох сухих веток под окном. Вот и всё мое развлечение. В детстве я спала с мягкими игрушками, ставила их вокруг себя, делая оборонительную линию, одну из многочисленных собачек укладывала под подушку, другую крепко обнимала. Сейчас хотелось сделать то же самое.

Я прошлась по всему дому, полила мамин цветок, который она купила, чтобы доказать папе, что может заботиться не только обо мне. В итоге им занимаюсь я, а папа делает вид, что спора не было. Он вообще очень мудро поступает в отношениях с мамой. Намеренно временами не обращает внимание на её эмоциональность. Она побубнит немного и успокоится. Не представляю, если бы папа отвечал ей криком на крик. Я бы точно смылась из дома.

Снимала бы где-нибудь на окраине маленькую квартирку или комнату, главное, чтобы хватило места для мольберта. Завела бы кота. Животные, правда, меня не слишком любят, лошади так вообще шарахаются, стоит мне появиться в радиусе ста метров. Ну а кошки ещё ничего. Смотрят с подозрением сначала, а потом ластятся. Ещё почему-то меня любят вороны и змеи. Уж не знаю, чем я им приглянулась. Я бы предпочла дружить с какими-нибудь хомяками или милыми щеночками.

Круглые чёрные часы показывали 22:30. Есть совсем не хотелось, но нужно, иначе можно закончить голодной смертью. Ведь сегодня, кроме зелёного чая, в мой желудок ничего не попало. Может, и вчера тоже. В животе предательски урчало. Я открыла холодильник, мама заботливо заставила все полки. Она знала, что готовить сама я не буду, по крайней мере, до тех пор, пока не позеленею от истощения. Дожёвывая последний сладкий кусочек малинового пирога, я поднялась в свою комнату.

И здесь тишина. Ничего удивительного. А, что я могла ещё ожидать, кого хотела здесь увидеть? Я села на кровать и уткнулась лицом в подушку. Я громко закричала. Вот в такие моменты меня грела мысль, что никто не слышит.

Внизу что-то громко стучало. По телу, от кончиков пальцев на ногах до головы, пробежали мурашки. Обычно в это время без звонка гости ко мне не приходили. Быстро спускаясь вниз, я успела удариться об перила, — теперь наверняка будет синяк, и, думаю, немалых размеров, — проскользнуло в голове.

На улице никого. Я стояла босыми ногами на ненавистном мне коврике с надписью: «Входите, пожалуйста!» зря не добавили «ВСЕ!» это было бы дополнение к и так безгранично глупой фантазии его дизайнера. Ноги начали замерзать, и я быстро шмыгнула за входную дверь. Холодный воздух, успевший, как вор, проникнуть в дом, следовал за мной до самой комнаты. Показалось, что здесь что-то не так, что во время моего отсутствия кто-то тут побывал. Стакан, который обычно стоял справа от кровати, на этот раз оказался слева, но, сославшись на усталость, я быстро о нем забыла. Темнота душила. Я быстро шмыгнула под тёплое одеяло и стащила с тумбочки дневник. Настольная лампа горела тусклым желтоватым светом, словно давая разрешение написать пару строк.

Я постоянно о нём думаю, не знаю, что со мной происходит… Это Любовь?

Любовь похожа на болезнь, лёгкая форма простуды может перерасти в пневмонию. Я сейчас не была готова болеть.

В попытках понять, что со мной происходит, я запуталась ещё больше. Рациональность твердила, что нельзя влюбиться в кого-то так быстро, всего после пары дурацких вопросов. Но в остальном я была уверена, ради Никиты я теперь была готова почти на всё.

Веки медленно опускались, и уже какие-то картинки возникали в голове. В один момент мне даже показалось, что в комнате кто-то есть, но, включив свет, я никого не увидела и снова рухнула на подушку. Эмоции немного утихли, и я смогла уснуть.

В эту ночь я впервые увидела кошмар. Большая тёмная комната. Я стою посередине, опутанная длинными алыми полосами. Первые минуты комнату наполняла тишина и спокойствие, но чуть позже сквозь стены начал просачиваться густой зловонный туман и ледяной холод. Тонкие иголки вонзались в тело, заставляя его корчиться от боли, алые полосы стягивали руки и ноги, ломали кости. К горлу подкатывал ком и мешал дышать. Из груди вырывался горячий воздух, обжигая сухие потрескавшиеся губы. Мне удалось закричать, и только тогда кошмар отпустил из своих грубых объятий.

Задыхаясь, я убрала мокрые волосы со лба и сделала такой большой глоток воды, что ком распирающий горло с трудом прокатился внутрь. Закрыла глаза. Попыталась уснуть. Но кошмар снова и снова возвращал меня в тёмную комнату.

Ты начала меняться. Процесс запущен.

Глава 2. Столкновение

Я нормально не спала уже ночей пять. Всё время видела тёмную комнату или Никиту. После того случая мы так и не пересекались. Ленка говорит, я должна с ним поговорить, чтобы выяснить отношения. Она вообще очень любит что-то выяснять. Помню, на первом курсе она битый час пыталась разговорить меня, чтобы понять причину нежелания приходить к ней на вечеринку. До неё всё никак не доходило, что мне не нравится лишний шум и толпа незнакомцев.

Не знаю, может, она и права, и мне действительно нужно поговорить с Никитой, чтобы отпустило. Вдруг так неожиданно, что я вздрогнула, зазвонил телефон.

— Да, — в трубке гудело молчание, — алло!

— Привет!

— Кто это?

— Лилька, это я, Артём.

— Тём, ты обалдел? Выходной же, я рассчитывала поваляться в постели, — проныла я и зажмурила сонные глаза.

— Да, ладно тебе. На часы смотрела?

Я повернула голову в сторону будильника.

— Восемь, — пропищала я, — Тём, я хотела спать весь день. Так долго, чтобы потом не чувствовать своего тела. Понимаешь к чему я веду? Чего ты хотел?

— Ты едешь с нами в Гатчину?

— Зачем?

— Ну, выходной же, давай собирайся! Заедем через минут сорок.

— Я кладу трубку.

— Пока-пока, собирайся.

Я ненавидела, когда Артём так делал. А он вытворял подобное почти каждые выходные. Иногда мы выбирались куда-то целой компанией, но чаще ездили вдвоём. Лена всегда удивлялась, что мы ещё не встречаемся. Пару раз ко мне в голову закрадывалась такая мысль, но я обычно находила сотни отговорок. Тёмка классный, красивый, умный, знает меня как облупленную. Мне с ним слишком хорошо. Понимаю, как это звучит, даже в моей голове слишком странно. Но я такая обычная. Вот захотим мы что-то обсудить как парочка, и что я ему скажу? Тёма, я не умею говорить с тобой без колких шуточек?

Я лениво потянулась в постели, раскинув руки в разные в стороны, и встала. Пол холодными шипами вонзился мне в ноги, и я скривилась. Нащупала огромные ушастые тапки и поплелась в ванную. Но когда я поняла, что опаздываю, ускорилась так, как ещё никогда в своей жизни. Всё было против меня, сначала узкие джинсы не хотели натягиваться на исхудавшую попу, потом любимая блузка порвалась на самом видном месте и под траурные вздохи отправилась в мусорное ведро. Ну точно сглазили, как сказала бы баба Сара. Пришлось надеть тёплый свитер, с маленькими оленями в самом низу. Папа всегда подшучивал над этим дизайнерским решением, и я подарила ему точно такой же. В этом году даже пару раз заставила его надеть. Папа был страшно недоволен. Он не любит яркие и колючие вещи.

Наконец, совладав с одеждой, я уселась в гостиной на мягкий тёмно-бежевый диван. И почти бы уснула, если бы дверной звонок не заставил подскочить на месте. В последние дни я чувствовала такую усталость, что была готова уснуть на любой плоской поверхности. Остановившись на пару секунд у зеркала, я поправила волосы и открыла дверь. На пороге стоял Артём в нелепой шапке ушанке, надетой набок. На шее повязан массивный красный шарф. И глаза, казалось, были красивее, чем обычно. Они стали намного темнее. Губы у обоих тянулись к ушам. Наконец, я не выдержала и захохотала. Артём скорчил недовольное лицо, конечно, в шутку и внимательным взглядом осмотрел меня с ног до головы.

— Вижу, ты готова, — он улыбнулся.

— Да. Только куртку надену, — я застегнула замок и натянула шапку с длинными ушами.

— Ну, тогда идём. — Артём боязливо подал мне руку, — кстати, шапка шедевральная. Где-то я такую уже видел. А точно, у Рона в «Узнике Азкабана» была похожая, но твоя круче, — он толкнул меня в бок. — Ты вчера на звонки не отвечала, и мы с ребятами без тебя решили куда поехать.

— Да, весь вечер провела за мольбертом. Пришла одна классная идея, не могла упустить. А ваше решение мне нравится, только Лене не говори, — я улыбнулась, — но я не успела позавтракать.

— У Ленки с собой есть бутеры, — Артём шмыгнул покрасневшим носом и открыл мне дверь в новый синий джип.

Его папа начальник уголовного розыска, Сергей Антонович, уверен, что у парня должна быть классная машина. Тут с ним трудно поспорить. Но я не фанатела от четырёхколёсных монстров и редко с кем чувствовала себя в безопасности. Кроме Тёмки, ему я доверяла, как себе.

— Приветик, Лилечка, — заулыбалась Лена, прижимая Глеба к окну.

— Выспалась? — с переднего пассажирского сидения, довольная своим положением, повернулась Альбина.

Вообще, на переднем обычно сидела я. Но Альбинка была такой настырной, что и я, и Тёмка сдались и позволили ей занять место второго пилота.

— Можно и так сказать, — широко зевнув, я растянула губы в тугую улыбку.

— Только она не ела, — заметил Артём, уверенно взявшись за руль.

— Так, что ж раньше-то не сказала, — Лена залезла к себе в сумку и, что-то бормоча под нос, достала маленький термос и пластмассовую баночку, она протянула их мне, — вот кушай.

Больше всего на свете ей нравилась роль матери