Олег Северянин

Острова. Вторая жизнь

Роман-фантастика

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

Фотограф Екатерина Замоткина

Иллюстратор Олег Замоткин

Иллюстратор Екатерина Замоткина

© Олег Северянин, 2018

© Екатерина Замоткина, фотографии, 2018

© Олег Замоткин, иллюстрации, 2018

© Екатерина Замоткина, иллюстрации, 2018

События этого романа разворачиваются в придуманном мире, который мог бы существовать и на нашей планете.

Книга позволяет читателю погрузиться в интересную жизнь героев, плакать и смеяться вместе с ними.

Выстраивание сюжетных линий, множество образов раскроют перед читателем удивительный мир больших и самодостаточность маленьких островов.

Герой романа проходит путь длиною в целую жизнь. Его ожидает масса открытий, испытаний и, конечно, любовь, а в финале он обретёт шанс на лучшую жизнь.

16+

ISBN 978-5-4490-9540-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Острова. Вторая жизнь
2. Предисловие
3. Глава 1. Судьбоносное решение
4. Глава 2. Сборы
5. Глава 3. Племя Ватрушек
6. Глава 4. Кайя
7. Глава 5. Встреча с волшебством
8. Глава 6. Неожиданная свадьба
9. Глава 7. Новые открытия
10. Глава 8. В гостях
11. Глава 9. В изгнании
12. Глава 10. Загадка
13. Глава 11. Начало самостоятельной жизни
14. Глава 12. Новоселье
15. Глава 13. Фиаско
16. Глава 14. Великий Рыбак
17. Глава 15. Промысел
18. Глава 16. Адаптация
19. Глава 17. Коротая дни
20. Глава 18. Старт
21. Глава 19. Отпуск
22. Глава 20. Обо всём понемножку
23. Глава 21. Новые горизонты
24. Глава 22. Переезд
25. Глава 23. Практика
26. Глава 24. Замысел
27. Глава 25. Встреча с отцом
28. Глава 26. Цель достигнута
29. Глава 27. Дальний остров
30. Глава 28. Утрата
31. Глава 29. Поиски
32. Глава 30. Судьба
33. Глава 31. Вторая жизнь

Предисловие

Дорогой читатель! «Острова. Вторая жизнь» — лирико-философский роман о нравственном долге, о любви, о бесчеловечности.

Действия происходят вне конкретного времени, несколько обстоятельств покажутся странными и только в конце все будет…

У меня просьба не ассоциировать с современным миром до поры до времени пока…

Автор

Глава 1. Судьбоносное решение

— Эй, ты куда? — послышался сверху глас капитана. — Всё уже?

— Всё уже, — умиротворённо молвил я и отдал честь под козырёк.

— Ну, тогда с богом! — Капитан скрылся на мостике, и я услышал долгий, заунывно-протяжный гудок моего бывшего парохода.

Получилось так, что я всю свою сознательную жизнь провёл на морском торговом судне, на коем даже имел счастье родиться, поэтому на землю выбирался редко или волею судьбы. По суше толком не ходил, да и, собственно говоря, не имел ни малейшего желания, поскольку породнился с пароходом.

Таким чередом и текла жизнь до моего тридцатипятилетия — тогда я впервые задумался о своём предназначении. И поняв, что упускаю нечто важное, решил покинуть судно навсегда, распрощался со своими ребятами и окончательно сошёл на землю, покачиваясь, сделал по ней несколько шагов, проковылял, как пьяный, по набережной, остановился и начал размышлять о своей дальнейшей судьбе и способности к самовыживанию.

Я жаждал приключений и, ничего не придумав лучшего, принял решение отправиться во всевозможные путешествия, дабы попытаться изучить земли, людей, проживающих на островах, их касты, религию всевозможных народов и народностей. Представлял, как под старость лет приобщусь к какому-нибудь клану или, скажем, племени, проведу остаток жизни в окружении семьи, душевного равновесия и покоя.

А моё же родное судно предлагало лишь единственное: веру в победу над сухопутным человеком, более опасливым и осторожным, веру и надежду лихого человека в слепой случай, который поборол в себе пагубную осторожность и рвётся в бой навстречу приключениям, мечтая добыть себе неимоверное количество благ, материальных прибылей, энное количество бонусов, и последний из них — честь погребения в морской пучине. О, сколько этих зрелищ я насмотрелся в портовых кабаках и на кораблях!

Также я надеялся изучить местные климатические условия и то, как народы борются и приживаются на земле. Намеревался всё разузнать о политике, политиках, сочинивших устои существования народов, доведя свои бесовские игрища до статуса религии, которая в подсознании несёт массе людей определённый уклад и веру в будущее.

Эта толпа, повинуясь дирижёрской палочке очередного плута, надеется на неё, предлагающую всевозможные экономические выгоды и прочие блага, придуманные человечеством, проходя очередную и опять безуспешную стадию цивилизованного мира в основном благодаря войнам, напоминающим тупой гвоздь, который, если был бы мыслящим существом, то размышлял примерно так:

«В стену меня не вобьют, потому что тупой, но есть вероятность того, что молоток не попадёт в меня. Всё-таки, может быть, он ударит в стену, и я не погнусь. Я постараюсь своими интригами этого добиться. Стена рухнет, и я избавлюсь от неё, поскольку нет интереса к созиданию, а разрушение означает, что я останусь только я, мною же любимый, целый и невредимый, и никто больше не посмеет целиться в меня до тех пор, пока не найдутся новый молоток и новая стена».

А теперь от размышлений перейдём к действиям.

Когда друзья узнали о моих фантазиях, то недоумённо развели руками, покрутили пальцем у виска, многозначительно переглянулись и заспешили к телефонному аппарату с благим намерением пригласить к подъезду дома, где мы пьянствовали, карету скорой помощи, дабы специально обученные люди в белоснежных халатах разобрались в психическом состоянии вашего покорного слуги, с неминуемой возможностью пригласить к себе в гости, тем самым предоставляя мне шанс погостить в жёлтом доме.

Но эта забавная затея у ребят не получилась, поскольку я отобрал у них телефонную трубку, выдернул шнур из розетки и пригласил товарищей обратно за стол, уговаривая их продолжить мероприятие, чем и определил свою дальнейшую судьбу, предпочитая путешествовать по миру. Это занятие мне в то время казалось более перспективным, чем томиться в застенках, неустанно убеждаясь в мягкости обивки и периодически проверяя головой стены на прочность.

Глядя на душевный порыв друзей и их благородное стремление помочь мне сориентироваться в непривычной для меня жизни, я прослезился и смягчил их напряжённые нервы бутылочкой водки да баночкой огурцов собственной засолки, которую привёз с корабля. Но даже несмотря на это приятели продолжали относиться ко мне с тревогой и недоверием, каждый раз перед очередной порцией напитка оглядывались на телефон и повторяли набор одинаковых по смыслу фраз.

— Ну ты же моряк! Ты ведь плавал по всему миру! — сыпались на меня их недоумённые восклицания. — Как же так получилось, что ты ничего не видел, кроме своего корабля?

— Ничего вы не понимаете, — не имея желания заводить разговор по кругу, устало отвечал я. — Да вот так.

Они недоумевали очень искренне, а я даже не пытался им хоть что-то объяснить. Дело в том, что мои друзья были местными рыбаками, стояли на берегу с удочками, и каждый раз, сойдя на берег, я обязательно подходил к ним, пожимал руки и обменивал свой контрабандный товар на их свежую рыбу. Так и подружились.

Не понимали они меня, а я в основном молчал. Далее на меня сыпались те же самые реплики, потому что ребятам просто очень хотелось оставить впечатление о себе, произнести пафосную фразу и покрасоваться друг перед другом. Кстати сказать, один из них предложил мне остаться у него жить, благо собственной семьи не имел.

Вдруг стало душевно и весело. Я в очередной раз опрокидывал в себя напиток, загадочно прищуривался, хрустел огурцом, тянулся к бутылке и обновлял содержимое стопки очередной порцией спиртного, не забывая вынимать из банки следующий огурчик.

Я всё больше и интенсивнее наливал в стаканы и совсем перестал закусывать, надеясь погрузиться в свою мечту, чтобы отрешиться от всего грубого и материального. Далее — предаться грёзам и, как следствие, окунуться в крепкий сон, в котором мне обрывками видений будут чудиться образы дальних стран, народов, неизведанных животных, коих сотворила причудливая длань Творца, а может быть, неразгаданные явления природы, созданные Его остроумным умом.

Но, к сожалению, этому не суждено было сбыться, потому что, резко стукнувшись головой о поверхность стола, я захрапел и тем самым пропустил первый этап неги, на которую рассчитывал, да и второй этап не воплотился в моих грёзах — я попросту не увидел волшебных и сказочных сновидений с диковинными зверушками и необычными растениями.

На следующее утро получил лишь банальную головную боль, сухость во рту и невероятную депрессию, с лаконичностью предлагающую мне элегантный способ, который помог бы распрощаться с жизнью.

Ничего не понимая в окружающем меня пространстве, реальности и времени, я сунул руку в банку с надеждой выудить оттуда огурец, но рука погрузилась только в жижу. Не обнаружив огурца, решил похмеляться традиционным методом, предварительно перед основной процедурой испить рассолу, для того чтобы попытаться продолжить свой жизненный цикл далее.

Умыв лицо и посмотрев на себя в зеркало, я вспомнил о двух бутылочках пива, предусмотрительно спрятанных в холодильнике накануне, развеселился и предложил своей депрессии выйти вон. Затем пригласил к себе в гости хорошее настроение, которое помогло бы мне продолжить строить планы на будущие удивительные путешествия.

Немного захмелев, я погрузился в волшебный мир грёз, удивительных образов и невероятных пейзажей. На душе стало тепло, и я долго рассматривал за окном птичек, которые своим щебетанием призывали небеса к тому, чтобы хмурое утро превратилось в солнечный день.

Элегантным движением уже не трясущейся руки я смахнул со стола опорожнённые бутылки, принадлежащие всевозможным спиртным напиткам, услышал звук бьющегося стекла, ощутил невероятную свободу, веру в будущее и отправился в комнату, где находился компьютер, — заказывать посредством Интернета свой проездной документ в рай.

Губитель душ человеческих подсказывал мне великое множество вариантов приобретения проездного билета. Он, иногда лукавя, предлагал в уголке экрана альтернативные возможности, которые я решительно отвергал, будучи наученным горьким опытом.

Однажды пришлось воспользоваться Интернетом на корабле, и я хорошо запомнил тот случай, когда капитан со зверским видом гонял меня шваброй по палубе, потому что я по неосторожности занёс вирус в судовой компьютер, управляющий авторулевым. И пришлось мне тогда неладно. Вместо того чтобы наслаждаться свежим ветерком на палубе, я вынужден был крутить штурвал в прокуренной рубке, пока не починили компьютер. Эта каторга продолжалась несколько месяцев — до тех пор, пока наш корабль не подошёл к острову ремесленников и учёных.

Через некоторое время, заметив фирменный значок знаменитой, всеми уважаемой авиакомпании, я смело нажал курсором мышки на кнопку, подсвеченную на мониторе, и теперь наблюдал расписание рейсов, очень долго изучал авиалинии, разбирался в типах самолётов и в том, куда они летят, но, пресытившись информацией, устав от монитора, практически ничего не понимая и ничего не видя вокруг, нажал на первый же попавшийся на глаза рейс, где значилось: «Гавань — Остров №1».

Передо мной на экране высветился силуэт самолёта. Я нажал на него — внутри оказались обозначенные разными цветами кресла, и, как подсказывала фантазия, они должны быть обязательно с удобными спинками и откидывающимися столиками, благодаря которым путешественник сможет совершить знатную трапезу или почитать какую-нибудь интересную книжку.

Далее я увидел красную надпись под силуэтом самолёта, которая предлагала кандидату на полёт указать курсором на свободное место в утробе летающего агрегата.

Легкомысленно указав на первое же попавшееся на глаза кресло, я принялся ожидать продолжения бронирования. Через тридцать секунд окно монитора изменилось, силуэт самолёта исчез, и я с любопытством начал изучать следующую картинку, мысленно представляя себя уже в самолёте, с удовольствием разглядывающего стройные ножки вежливых стюардесс.

Теперь на весь экран красовалось число, чуть пониже — подсказка, подчёркнутая жирной красной чертой, которая предложила мне осмыслить сам факт путешествия, необходимость заполнить обязательную анкету и с радостью узнать о дате и времени вылета.

Поскольку денег, которые я накопил за всю свою жизнь, мне было не жаль, да и времени, как тогда казалось, было предостаточно, я окончательно согласился с предложенным вариантом оплаты, датой и временем вылета, подтвердил своё решение, нажав на очередную кнопочку. Довольный проделанной работой, я удовлетворительно кивнул головой. После этого на душе действительно почувствовал облегчение и гордость человека, который может самостоятельно определять для себя судьбу, а далее почувствовал неуверенность, одновременно — эйфорию от того неизведанного чувства и из-за него всем сердцем ощутил понятие о роковом стечении обстоятельств.

Таким образом, завершив первую стадию дела, которое затеял, я отправился на улицу — выкурить свою первую сигарету, порадоваться солнечному деньку, поскольку птицам своим щебетанием всё же удалось умаслить небесных богов, прогуляться по аллее, расположенной недалеко от дома, и, конечно же, начать хвастаться перед соседями.

Из моих путаных и восторженных объяснений соседи так ничего и не поняли, поскольку не уловили смысла, но всякий раз обращали внимание на сильный запах перегара, делая замечания. А мне было их жалко, я лишь радостно смеялся в ответ им — этим унылым людишкам, которые давно уже отвыкли мечтать и не видят ничего дальше своего носа, озабоченные лишь своим нажитым имуществом и всевозможными проблемами. Они, наверное, думали, что со мной случился припадок белой горячки или, по-научному, «delirium tremers» — так обозвал данное поведение житель нашего дома, бывший терапевт соседней поликлиники.

На следующий день соседи обходили меня стороной и отводили взгляд, да и вообще старались не показываться на глаза столь экспрессивному человеку.

В ожидании дня отправления в путешествие я упивался вусмерть, постоянно названивал друзьям, для того чтобы они провожали меня домой, то есть в ту квартиру, которую предоставил друг, а случайных знакомых направлял по разным адресам, неизвестно каким образом всплывающим из моего подсознания, одурманенного алкоголем, — наверное, часто бывал в гостях у незнакомых людей.

Из-за своего дикого пьянства я уже начал забывать даже своё имя, а в паспорте лишь значилось место прописки, то есть название судна, где я был произведён на свет — как надеюсь, в любви да согласии, потому что собственной матери так и не смог вспомнить, а именно из-за дюже неприятного момента. Это когда мне было пара лет от роду, мой родной пароход совершал прелюбопытнейший рейс на запрещённый дикий остров, и, по словам экипажа, когда моя мать сошла на берег, надеясь подружиться с островитянами, её попросту сожрали.

В более осмысленном возрасте я часто наблюдал такую картину, как седовласый старик — мой отец — брал в руки тельняшку жены, разглаживал её на коленке, плакал, закуривал трубочку и клал её на тельняшку в память о моей маме. Видимо, она любила подымить забористым табачком.

Глава 2. Сборы

«Ну зачем же так громко и нудно сигналят трамваи?» — из небытия донеслась неясная мысль с вопросительным знаком.

В очередное утро резкий и непрекращающийся звонок в дверь всё же заставил меня очнуться, ненадолго выйти из полусознательного состояния и подойти к двери, трясущейся, сильно ослабевшей рукой открыть замок, помутнённым разумом попытаться осмыслить происходящее и постараться узнать в госте знакомого мне человека.

Будучи погружённым в сладкую полудрёму, я инстинктивно впустил его на порог и направился в ванную комнату, чтобы хоть как-нибудь привести своё лицо в некоторое подобие человеческого образа.

Выйдя из ванной, я, будучи достаточно натренированным по части алкогольной продукции, привычным движением руки пропустил внутрь себя живительную влагу, сразу же ощутил эффект лекарства — разум потихоньку начал проясняться, мои веки раскрылись, и я, побледнев от ужаса, попятился, упёрся лопатками в стенку, а потом осел на пол, не веря своим глазам.

Передо мною возвышалась тётка Кока, наша судовая повариха, а по совместительству — бывшая любовница и не только вашего покорного слуги, поскольку на корабле из особей женского пола была только она одна и у меня попросту не оставалось иных вариантов, а на берег я почти не выходил.

Она сладострастно причмокивала губами, указывала взглядом на вновь наполненную стопку и на свою обширную грудь, в одной руке держала батон колбасы, а в другой — острый нож, недвусмысленно направленный в мою сторону. Да и вообще весь её вид говорил о том, что она очень сильно соскучилась. Глядя на неё, мне в голову пришла мысль, что она мечтает обосноваться в квартире и, получив статус жены, нарожать множество ребятишек.

Поскольку сил у меня не оказалось для того, чтобы победить столь энергичную и любвеобильную женщину, я, испив угощение от тётки Коки, пригласил даму в душевую комнату, пообещав ей, что присоединюсь немного позднее. Повариха для начала попыталась смутиться, затем томно посмотрела на меня сверху вниз и с присущей только ей грациозностью скрылась в ванной комнате, даже не ведая о том, что в это время я как сумасшедший принялся суетиться и лихорадочно метаться по квартире, готовясь к побегу на другой остров. Главное — чтобы она меня не нашла.

А в это время из ванной раздавались недвусмысленные призывы:

— Милашка, иди ко мне, — звучал трубный голос, — иди. — Она старалась произносить это эротично, но у неё ничего не получалось.

— Щас, щас, — бормотал я. — Всё будет, щас.

Обезумевший от страха, я в спешке вынул чемодан из-под кровати и начал закидывать в него всё, что попадалось под руку, — это были совершенно не подходящие для путешественника предметы, но об этом я узнал потом. Захлопнув крышку чемодана и не попрощавшись с томящейся от ожидания гостьей, сжимая в кулаке мятый проездной билет на самолёт, а также бумажные купюры, я выбежал на улицу, чтобы как можно дальше оказаться от дома, зная решительный и вездесущий нрав поварихи, где-нибудь спрятаться, успокоиться и посмотреть на вещи, которые я побросал в чемодан.

Подойдя к лавочке, находящейся у незнакомого дома, расположенного в другом квартале, я принялся опасливо озираться по сторонам и перекладывать пожитки, собранные в экстренном порядке, попутно выкидывая в мусорный бак дырявые, создающие очень впечатляющий аромат носки, принадлежащие моему другу; его подштанники, которые я было хотел оставить себе, но вовремя передумал, потому что они годились разве только на ветошь; заржавевшее лезвие бритвы также отправилось вслед за подштанниками; и прочий хлам, которым современный человек, избалованный бытовыми благами, не то что побрезгует, но даже не заметит его, предпочитая смотреть на более приятные глазу предметы обихода. Последним я выкинул и сам чемодан, поскольку теперь он мне был уже совершенно не нужен, да и выглядел неопрятно.

Крепко задумавшись над сложившейся ситуацией, я не сразу заметил присутствия рядом с собой неопределённого возраста существа, разглядывавшего с любопытством меня и вещи, которые я выкинул. Оказалось, что это существо вот уже пять минут пытается со мной заговорить, периодически намекая о магазине, что находится за углом, даже умоляет посетить его, а особенно отдел винно-водочной продукции.

— Дядя, дай на опохмелку, — неопределённым голосом молвило существо. — Ну дай, пожалуйста, — протяжно взывало оно ко мне.

— Иди отсюда, не дам, — прислушиваясь к позывам желудка, поморщился я.

— Ну дай, или хотя бы угости, — умоляло существо, с надеждой заглядывая мне в глаза.

И тем не менее, чувствуя невероятную физическую слабость, я с философским видом смотрел в хмурое небо, сравнивая состояние существа со своими душевными страданиями, перевёл взор на трясущиеся руки, умоляющий взгляд и из-за жалости уступил просьбе попрошайки. Через несколько минут, поддерживая друг друга и раскачиваясь, мы направились за угол к заветному магазинчику с лекарствами.

Опорожнив вторую бутылку пива, я пристально посмотрел на существо и не поверил своим глазам. Передо мной стояла изрядно потрёпанная алкогольными возлияниями девушка. Её лицо было старательно украшено многочисленными синяками и ссадинами, выражало неимоверную усталость, вызванную очень интенсивной, но, к сожалению, безрезультатной борьбой с зелёным змием, ярко накрашенный рот был приоткрыт, а глаза выражали удовольствие и любовь ко всему живущему на планете. Глядя на весь её облик, я подметил, что она стремится к общению со мной.

— Ну что, хорошо тебя подлечил? — сказал я с гордостью. — Качественно и профессионально! — Вдруг взгрустнулось, и добавил: — Куда мы катимся?

— Не знаю, — отвечала она. — Мне всё равно, что так, что этак. Слишком поздно уже об этом рассуждать. Узнав о том, что я уезжаю на Остров №1, она вдруг встрепенулась, глаза наполнились смыслом и интересом, и принялась осыпать меня всевозможными вопросами, взамен одаривая информацией, заключающейся в том, что в былые времена там родилась, проживала на острове достаточно счастливо и беспечно, но имела несчастье влюбиться в морячка и по глупости вышла замуж. Потом прописалась в Гавани, тем самым предав своё родное племя, принадлежащее клану Ватрушек из семейства Ватрушкиных, родителей и маленькую сестрёнку по имени Кайя, загрустила и попросила меня передать аборигенам привет, отыскать родителей и сестрёнку, сообщить им о том, что у неё благополучно сложилась жизнь. Я поклялся не говорить им о том, что она давно не живёт с мужем, поскольку тот постоянно находится в плавании и имеет несколько семей, и о том, что безвозвратно спилась, скатившись на самое дно. Пусть они думают, что всё хорошо, и радуются за неё.

Образ раскаявшейся девы меня поразил, и я, уронив слезу, пообещал ей отыскать на острове свободное племя из клана Ватрушек, передать глубочайший поклон от грешницы и постараться подружиться с местным людом. Я её ещё бы долго утешал, наверное, бесконечно, если бы не закончилось пиво. Поэтому, взглянув на часы, заторопился в аэропорт, всё же не забыв посетить магазин и утешить напитком свою новую знакомую, оторвавшуюся от своих родовых корней и поэтому влачащую жалкое существование девушку.

Обнявшись со вновь приобретённым соратником и немного брезгливо облобызав её на прощание, я нетвёрдой походкой направился в сторону автострады, дабы одарить алчного, но исполнительного водителя некоторым количеством денежных знаков, благодаря которым он аккуратно и вежливо доставит меня до терминала аэропорта.

Я сел в автомобиль уставшим, морально измученным, но, несмотря на моё вялое и изрядно меланхоличное поведение в машине, водителю всё-таки удалось развеселить меня шуткой, и мы разговорились. Я рассказывал ему всевозможные истории из своей прошлой жизни и планы на будущее.

Когда он узнал, что я отправляюсь в путешествия по островам, то ещё больше развеселился и принялся с энтузиазмом и в красках описывать свою родину — Остров №3. Как он мне пояснял, это остров сильных, профессиональных и стойких духом людей, а по совместительству — спокойных, жизнерадостных и чистых душою жителей. Как оказалось, они — единственные люди, которые создали настолько мощную индустрию, что весь мир обращается к ним за знаниями.

Я вошёл в образ рассказчика, сфантазировав себе этот остров, размечтался, представляя себе весёлых загорелых жителей, их разноцветные хижинки с аккуратненькими палисадничками, где растут и благоухают цветы, фрукты, свисающие с плодовых деревьев, расположенных вдоль дороги, а на окраинах — могучие заводы и фабрики. Мне казалось, что там всегда тепло и ярко светит солнце. Я радовался этому острову, глядя в окно на свинцовые тучи, которые, казалось, поселились над Гаванью навечно.

Без задней мысли мечтая об острове, я хотел продолжить диалог, но тут же допустил ошибку, потому что спросил у водителя, почему он из такого райского места переехал в сырую и суровую Гавань с её почти постоянно хмурым небом, обильными дождями и суровой зимой, в результате чего таксист остановил автомобиль посреди автострады, с брезгливым негодованием посмотрел на меня и, не взяв денег за проезд, пинками под зад прогнал по сырой, запорошенной снегом асфальтированной дороге на обочину. Затем выматерился, сел в автомобиль и скрылся из вида.

До аэровокзала я добирался под сильнейшим снегопадом около часа, не смея больше поднять руку, опасаясь, что сделаю или опять скажу что-то не так. Оконфужу людей — и, как следствие, произойдёт неприятный инцидент, вызванный моей то ли чёрствостью и непониманием людей, которые делятся со мной своими переживаниями, чувствами и самым сокровенным, или же, наоборот, моим любопытством, так и не понятым ими, поскольку я на самом деле практически ничего не смыслю во взаимоотношениях между береговыми жителями.

Мне было стыдно за себя и за них, но я их прощал, потому что они, не зная истории, откуда я родом, относились ко мне как к чистокровному жителю Гавани, высокомерно посматривающему на иных, как ему кажется, менее удачливых людей, приехавших в столицу с разных островов в надежде заработать.

Такие вот стереотипы окружают людей, которые не позволяют им понять близкого, а мне не удаётся пойти навстречу.

Оформив проездной документ, я направился в зону ожидания, где меня смогли бы пригласить на посадку в салон небесной птицы. Она в свою очередь через некоторое время должна одарить всех пассажиров островом, о котором доселе слышал с ностальгической ноткой из уст рассказчицы, моей недавней знакомой.

Спустя некоторое время переступив порог самолёта, я уселся поудобнее в отведённом кресле согласно купленному билету, посмотрел в иллюминатор и, слушая медленно нарастающие обороты двигателей, закрыл в сладкой неге глаза, радуясь новым впечатлениям и происходящими вокруг меня непривычными вещами, постепенно покидая бренный мир, предпочитая волшебное царство Морфея.

Самолёт плавно раскачивался над облаками, медленно кренился то правым крылом, то левым, — тогда всё было спокойно и безмятежно, — а иногда его потряхивало, после чего пассажиры просыпались и перед тем, как снова уснуть, опять смотрели в иллюминаторы.

Я, как моряк, привыкший к постоянной качке и ударам волн о корпус корабля, этого не чувствовал, однако спустя некоторое время всё же был разбужен радостными криками и тем, что непривычно заложило уши, будто неизвестный шутник положил в каждое по ватке, а кроме того, меня немного подташнивало. Я в недоумении сравнивал болтанку родного парохода с новыми странными чувствами, которые подарил мне снижающийся самолёт.

С этими неприятными, весьма раздражающими ощущениями самостоятельно справиться было невозможно. Вот поэтому я и принял мудрое, единственно правильное для себя решение — понаблюдать за действиями других пассажиров, что и сделал, вложив в каждое ухо по затычке, распечатал карамельку, положил её под язык, тщательно рассасывая, и приготовил на всякий случай бумажный пакет, который мне посоветовал сосед, сидящий справа.

Авиалайнер спокойно и с достоинством сокращал количество сотен метров, оставшихся до земли, а мы, временные обитатели его салона, прильнули к своим иллюминаторам, с любопытством разглядывали приближающуюся водную поверхность, а дальше удалось разглядеть волны, барашки на их гребнях и увидеть землю.

Плавно коснувшись шасси о бетон, самолёт начал интенсивно оттормаживаться, послышался оглушительный рёв турбин и тут же смолк. Мы медленно катились по всевозможным дорожкам. С замиранием и радостью в сердце я окончательно поверил в то, что достиг своего первого пункта назначения, увидев здание аэропорта, на котором была надпись «Остров №1».

Глава 3. Племя Ватрушек

Когда я вышел из здания местного аэровокзала, то ко мне с улыбкой и озорством в глазах подошёл небольшого роста мужчина приятной наружности. Он принялся настойчиво, с сильным акцентом предлагать отвезти меня на автомобиле. Из его слов я понял лишь, что он готов исполнить все мои причудливые желания. Однако я ещё не определился с местом и для начала планировал изучить карту острова, а затем уже принять решение. Поэтому я вежливо отказал приятному мужчине, на что он очень сильно обиделся и укоризненно, одновременно грустно произнёс:

— Зачем так грубо? Если денег нет, дорогой мой, то так довезу, бесплатно. Зачем обижаешь?

Поскольку я не привык к излишнему вниманию, то ощутил неловкость и почувствовал лишь стыд, страх и недоверие к этому непонятному чужестранцу. Вроде бы его слова были понятны, так как все общались примерно на одинаковом диалекте, но в голове не укладывалось, что есть другие люди, непонятые мною из-за разности культурного развития.

— Зачем ты пришёл? Давай до свиданья… — гневался водитель.

Сильно опасаясь быть побитым, я трусливо скрылся в кустах, чтобы понаблюдать за нравами и поведением местных жителей.

Мой так и несостоявшийся водитель прохаживался вокруг своего автомобиля, излишне жестикулируя руками, иногда замирал, многозначительно поднимая указательный палец вверх. Вокруг него начали собираться другие водители, так же гневаясь, поглаживали усы, озирались по сторонам и, негодуя, поднимали указательные пальцы к небесам.

«Бандиты!» — с ужасом думал я, осторожно выглядывая из кустов и зорко следя за непонятными действиями до крайней степени темпераментных таксистов.

Но ситуация вдруг резко стала меняться. Из рупора послышался голос диктора, который повествовал о том, что прибыл следующий рейс. Отшумев, водители, как ни в чём не бывало добродушно и с солнечными улыбками принялись рассаживать вновь прибывших пассажиров по своим автомобилям, неустанно расхваливая местные достопримечательности и природу, а затем разъехались по своим шофёрским делишкам, и вскоре площадь опустела.

Когда мой гневный водитель посадил в машину своих пассажиров и уехал, я вылез из кустов, немного пригнувшись, и принялся ошалело изучать местность, озираясь вокруг себя.

— Ты откуда? — прозвучал над моим ухом голос.

— Из Гавани, — шёпотом ответил я, не понимая, как с ним разговаривать.

— На, попробуй. — Седобородый мужчина гордо поднял голову. — Сам сделал!

И с этими словами он налил в пластиковый стаканчик вино рубинового цвета, благоухающее гранатом, виноградом и, как тогда помнится, почудилось, розами, затем спокойно, с достоинством протянул его мне, полностью этой выходкой обескуражив и заставив трепетать противоречивые чувства в моей душе.

— Сколько это будет стоить? — робко спросил я.

После этого содержимое пластикового стаканчика оказалось на моём лице, а я в изумлении и со страхом смотрел на этого непонятного незнакомца, который, удаляясь, грустно качал головой и бормотал:

— Зачем так грубо?

— Извините, я ничего не понимаю! — кричал я ему вслед. — Давайте его на что-нибудь поменяю.

Бородатый мужчина обернулся ко мне:

— Да я просто так хотел тебя угостить вином, поднять настроение тебе и себе, а ты вместо этого обидел меня.

Затем пренебрежительно сплюнул в мою сторону и продолжил путь далее, всем своим видом выражая недовольство, уныние да скорбь, будто я осквернил святое и гореть теперь буду в аду.

Откровенно говоря, я не понял из его речи ни одного слова, однако уловил в интонациях обиду и раздражение, но тем не менее после случившегося, как ни странно, приободрился, поняв то, что теперь меня уже никто не тронет в физическом смысле, лишь обругают недотёпу. Это они с виду такие грозные, а на самом деле добрые, душевные и впечатлительные люди.

Я оглянулся по сторонам. Затем вышел на дорогу и смело поднял руку в надежде остановить машину, которая доставит меня до клана Ватрушек, потому что после всего случившегося твёрдо решил направиться именно туда и передать привет от девушки из Гавани, таким образом познакомиться с жителями, укрепиться в статусе именно своего человека, а не какого-нибудь постороннего.

— Куда едешь, дорогой? — приоткрыв дверь, спросил меня седовласый водитель.

— Мне бы найти клан Ватрушек, — ответил я ему.

— Садись, мой хороший, уважаемого человека отвезу хоть на край земли. Ну окажи ты мне честь, прокатись со мной до уважаемого клана.

Я, наученный горьким опытом, побоялся спрашивать о стоимости проезда и поэтому безропотно подчинился водителю, присев на пассажирское сиденье рядом с ним.

— У меня там брат! — трогаясь с места, гордо произнес водитель. — Все мы братья; у меня брат в Гавани, он моряк, спас мне жизнь, когда я тонул; есть брат на Втором острове, он винодел. Я перевожу через брата-моряка по морю сюда его вино, и он его меняет на наши фрукты да овощи. И на Третьем острове, и на Четвёртом есть братья, помогающие друг другу. Только Дальний остров я совсем не понимаю, и островки вокруг него какие-то странные — все сорок штук столпились рядом с нехорошим Дальним островом.

Я почесал макушку, не понимая, о чём ведёт речь почтенный старец.

— Слушай, — энергично продолжал он, — странные там люди, непонятные: живут как попало и с кем попало, традиций не уважают. Нехорошо всё это. Не к добру.

Я прислушивался к нему, не зная, как относиться к его словам, и лишь утвердительно кивал головой, чтобы не обижать хорошего человека.

— Ты мне бензина купи по дороге, — сменив тему, продолжал водитель, — а я брата попрошу угостить тебя самым вкусным вином и накрыть стол в твою честь, уважаемый. Кстати, как тебя величать?

— Боцман моё имя, — обрадовавшись тому, что наконец-то перестал молчать, ответил я.

— Ого! — только и вымолвил старец.

Дело окончилось тем, что я был доставлен в клан, всего лишь оплатив бензин, да и то потому, что у моего водителя наличных не оказалось, и познакомлен с братом. А далее я лежал в гамаке, поскольку так и не сумел подняться на ноги из-за того, что десятая чарка вкуснейшего вина в меня попросту не влезла и я вынужден был лишь ублажать свой слух местным красивым фольклором творческих людей из клана Ватрушек.

Я пускал в умилении слюни, выдувал из ноздри пузыри, подпевал им, явно фальшивя, и заказывал наугад очередную неизвестную мне песню, чувствуя себя барином.

Местные жители видели моё безобразное состояние, возможно, даже осуждали его, но гость есть гость, каким бы он ни был, поэтому они усердно исполняли мои прихоти, продолжая программу чествования, дабы развеселить, ублажить и оказать внимание почётному гостю.

От их хоровода у меня сильно кружилась голова, поэтому я начал теряться во времени и пространстве, на ватных, ослабевших ногах плёлся за угол, чтобы облегчить своё нутро и справить малую нужду. Вновь ложился в гамак на живот в ожидании следующего приступа рвоты, с отчаянием в душе понимая, что через пять-семь минут всё повторится. Опять буду вынужден выползти из гамака на землю, проследовать в долгий и изрядно унизительный, как мне тогда казалось, путь за стенку, где буду вынужден совершить очередной обряд самоочищения.

Наверное, вино было здесь ни при чём, ведь местные пили наравне со мною, а выглядели трезвее да румянее — по-видимому, это случилось с непривычки, а может быть, и поспособствовала акклиматизация.

Кошмар, связанный с физическим состоянием вашего покорного слуги, закончился с заходом солнца и совпал с тем обстоятельством, что местные жители окончательно огорчились, глядя на шалунишку, а наиболее милосердный островитянин поднёс к моим устам бокал, наполненный огненной водой, и заставил выпить его до дна.

На этом всё закончилось. Дальше я не помнил ничего, не подозревал о том, что дошёл до гамака, или пока что не дошёл, а принялся кривляться в танце, увлекая в свою бесовскую пляску красивых девушек, чтобы сотворить хоровод, а может быть, и вытворять всяческие непотребства… не помню. Но утром я проснулся в гамаке с острым чувством стыда и депрессией, а может быть, с депрессией, которую вызвал стыд, то ли всё это одновременно гармонично переплелось друг с другом… не знаю.

Я лежал в гамаке и задумчиво смотрел на небо. В глазах рябило, а голова гудела, как натруженный пароходный котёл, уши закладывало, как при недавнем снижении авиалайнера, сухость неба подсказывала мне, чтобы даже и не вздумал пошевелить языком, дабы облизнуть высохшие губы; боялся пошевелить рукой и прислушивался к редкому сердцебиению, да и вообще старался не дышать. Хоть и не являюсь настоящим алкоголиком, но впервые в жизни происходили данные метаморфозы в сознании, а самое главное и печальное — то, что мозг мой хорошо работал, тело же можно было выбросить на свалку вместе с прочим хламом.

Лежал я долго, вспоминая произошедшие события и вчерашние приключения, начиная с того момента, как познакомился с существом-девушкой. Старался проанализировать поведение местных жителей, выработать план по поиску Кайи из клана Ватрушек и познакомиться с её семьёй, поскольку давеча, будучи ошеломлённым приёмом племени, попросту забыл это сделать. Но старания теперь уже были тщетны, иначе мысли спутывались и в воображении я видел лишь оставленную баночку рассола в Гавани на квартире моего друга и теперь жалел, что не прихватил её с собой.

— Держи, дорогой, — послышался голос сверху.

Я увидел почти незнакомого мужчину, подающего мне чашу с каким-то непонятным и странно пахнущим напитком тёмно-коричневого цвета. Даже подумал, что это какое-нибудь подобие пива, которое пить совершенно не хотелось.

«Всё, хватит с меня, — решил я, — так недолго и до этого… как его… ну, в общем, что говорил терапевт… докатиться можно».

— Я не хочу похмеляться, — прошептал я, еле ворочая языком и с ужасом понимая, что гортань, по всей видимости, обожжена сильно горячительным напитком.

— Не бойся, — ласково произнёс добрый человек, — это всего лишь особый сбор трав. Добавленные в чай, они и существуют для того, чтобы таких озорных джентльменов возвращать в наш мир, заставляя их выжить после столь интенсивного употребления всевозможных вин, мешая с более сильными напитками. Без него такие вот, как ты, либо протягивали ноги, либо начинали бесславную и весьма печальную карьеру алкоголиков, — задумчиво произнёс он. — Кушай, дорогой, — уговаривал он меня, лукаво топорща усы и широко улыбаясь, показывая зубы, не тронутые временем.

Взамен я тоже попытался улыбнуться, но вовремя вспомнил о состоянии полости своего рта, и стыдясь, как мне казалось, сильнейшего перегара.

— Ты вчера что-то говорил о вожде нашего клана, — продолжал он, как только я испил чудотворный напиток. — Что-то по поводу какой-то девушки из семейства Ватрушкиных клана Ватрушек?

— Не помню. Может, наверное, и так.

— Так вот, вождь и есть отец этой девушки — глава нашей общины. У него была ещё и старшая дочь, но она предала свой род, сбежав с острова с каким-то морячком. Отец по этому поводу обезумел, приобрёл дар предвидения, тронулся умом и зачудил, однако очень сильно поумнел, высказывая нестандартные мысли об укладе жизни и экономической ситуации островитян, предлагая всё это изменить, а посему его и выбрали вождём — он всё, что обещал, исполнил. Благодаря его воле мы сейчас процветаем и купаемся в благоденствии и спокойствии, вновь обрели свои традиции и теперь мирно живём.

— А как бы с ним встретиться и переговорить с глазу на глаз? У меня к нему есть информация по поводу его старшей дочери, — уже более бодрым голосом спросил я, чувствуя, как целебная водица заставила мой организм присоединиться к жизни.

— Да это же элементарно! — улыбнулся хозяин, поглаживая свою окладистую седую бороду. — Я и есть тот муж из семейства Ватрушкиных и по совместительству — предводитель клана Ватрушек. — Эх, неспроста ты сюда приехал, чую я. Небо подсказывает мне, что ты вероломно и одновременно сильно изменишь судьбу моей младшенькой дочурки, но небо черно. — Он, как заправский шаман, закатил глаза вверх, явно дурачась. — Просты, как и мои мысли по этому непростому поводу, но с другой стороны, от судьбы ни ей, ни мне не уйти, да и тебе тоже, дорогой, — пророчил он.

Но я так и не понял ничего, кроме того, что передо мною находится либо гениальный человек, либо сумасшедший.

— Ты всё видишь, — подняв руки, заклинал он небеса. — Я раб твой и не посмею ослушаться.

После последней фразы я почувствовал ужас и озноб от слов безумного человека, недоумение и оторопь.

— Давай поднимайся, — как ни в чём не бывало сменил тему вождь, опустив руки. — Поведу тебя на прогулку, а после неё и только в том случае, когда у тебя наступит хорошее настроение, возвратимся обратно, совершим утреннюю трапезу, и я ещё раз познакомлю тебя со своей семьёй и жителями нашего клана.

Мы долго бродили по окрестностям, я с наслаждением вдыхал приятные запахи неведомых мне трав, растений, удивлялся чистоте и свежести горного воздуха, благоухающего цветами, розовел лицом и потихоньку забывал значение плохих словосочетаний, как то «смертная скука» и «адская тоска».

Когда я окончательно развеселился, то принялся травить вождю флотские анекдоты, рассказы, которые придумывал на ходу, всякие потешные случаи из моей морской жизни, даже не задумываясь, как береговому человеку они напрягают слух.

Хозяин то ли не слышал, то ли не понимал моего повествования, в котором присутствовало множество специфических терминов, связанных с работой на море. Они были для меня обыденными, впитанными с молоком матери. Однако он имел мудрость промолчать и всего лишь пригласил обратно в общину, по дороге расхваливая старинные достопримечательности и достижения местных селекционеров.

И теперь уже я не понимал его. Мне резали слух термины, кажущиеся ему обыденными, которые, по-видимому, вождь впитал с молоком матери.

А далее хозяин и по совместительству — вождь клана Ватрушек пригласил в свой дом, где нас уже ожидали с нетерпением хозяюшки, в свою очередь приготовившие всевозможные и неизведанные мною угощения.

Глава 4. Кайя

Словно почувствовав себя в кругу семьи, я расслабился и теперь восседал за искусно сотворённым столом необычайного цвета дерева. Любовался его резными ножками, выполненными тщательно и аккуратно неизвестным мастером, не поскупившимся на мелкие детали. Внимательно рассматривал столешницу, на которой была в красках изображена история клана Ватрушек. Иногда переводил взгляд на яства и улыбался окружающему меня семейству Ватрушкиных, в свою очередь с теплом и заботой пополняющему моё блюдо всевозможными угощениями, попутно объясняя их названия, как и с чем употреблять отдельные ингредиенты, описывали вкусовые качества и пользу для организма.

И ещё раз я удивился открывшимся мне интересным и полезным вещам. Оказывается, местная кулинария имеет и целебные свойства. Островитяне в неё добавляют специальные сборы трав, которые они называют специями, и в зависимости от их пропорции одни помогают трапезничающему убрать избыток давления внутри организма, другие нормализуют работу сердца, следующие поднимают настроение и улучшают мозговую деятельность, а отдельные попросту придают неповторимый вкус блюду, приготовленному с нежностью и добротою местных хозяюшек, радеющих за своих добытчиков-мужей и милого потомства.

Передо мной находился высокий деревянный штоф с превосходнейшим вином, и Кайя, дочь вождя, периодически пополняла его, не забывая строить глазки, кокетничала, иногда шутила, иногда надувала губки, делая вид, что обижается из-за того, что на её шутки я парировал и шутил ещё интереснее, тем самым уязвляя её женское самолюбие. Но эта стадия у неё очень быстро проходила, и спустя минуты две она опять томно смотрела на меня и улыбалась, а далее, сначала застенчиво, затем раззадорившись, опять начинала шутить и смеяться, с удовольствием получая взамен внимание и ответные действия.

Настроение у неё постоянно менялось, проходя каждый этап по кругу, но, несмотря на её столь интересное и экспрессивное поведение, выглядело это изрядно потешно.

Вождь, а по совместительству — радушный хозяин старался сделать непринуждённую, а поэтому непривычную для меня своей лёгкостью атмосферу за столом, поскольку я привык к более сдержанным, суровым и расчётливым людям, которые с рождения уже были ограничены своими душевными качествами и по определению склонны к корысти.

В море я подобных навидался множество таких вот угрюмых людишек, а теперь же видел картину наоборот. Сейчас я нахожусь в кругу искренне, с озорством веселящихся людей и незаметно для себя сам потихоньку погружаюсь во всеобщее веселье.

Изрядно захмелевший вождь вдруг хитро прищурился, посмотрел на свою жену, которая без слов поняла его, встал из-за стола и скрылся в небольшом сарайчике. Оттуда послышались грохот да ругательства, затем всё утихло и вождь вышел из сарая с какой-то непонятной штуковиной. А потом хозяин важно сел за стол, снял с неё чехол — и передо мной оказалось странного вида подобие гитары. Струн на ней было, наверное, штук двадцать, и теперь, растопырив неестественным образом пальцы, он старался настроить сей загадочный инструмент.

Я в этом ничего не понимал, лишь следил за его проворными манипуляциями. Затем вождь довольно крякнул и сделал сосредоточенное лицо.

— Опять ты взялся за старое! — с напускной суровостью заявила хозяйка.

— Ми-ми-ми. Ми-ми-ми, — произнёс вождь в ответ и заиграл какую-то непонятную, но смешную музыку, а затем даже принялся петь смесь то ли частушек с классикой, то ли басни и баллады.

Этот стиль познать мне так и не удалось. Дамы хихикали, я смеялся во весь голос. Все были довольны; Великий вождь, а по совместительству — весёлый музыкант с удовольствием проделывал всяческие манипуляции своими коротенькими пальчиками и потешным голосом. Мы слушали и с интересом смотрели представление.

Окончив концертную программу, глава семейства встал из-за стола, вышел на середину веранды, театрально всем поклонился и скрылся в сарайчике, оттуда опять послышались шум да бранные ругательства вождя, а по совместительству — изощрённого матерщинника. Далее всё стихло, вождь вышел на улицу, направился к нам и опять уселся за стол, с довольным видом оглядывая всех присутствующих.

Жена вождя клана Ватрушек, а по совместительству — весёлого, бородатого и сильно загорелого дядьки хлопотала вокруг дорогого гостя. Она многозначительно переглядывалась со своей младшей дочуркой и ласково улыбалась. Глава семейства добродушно повествовал всем, а в частности мне о лёгкой и непринуждённой жизни людей в общине, намекал на то, чтобы я остался здесь жить и работать, предварительно обучившись какой-нибудь береговой специальности, повествовал о том, кем мечтал бы меня видеть на острове в своём клане.

Пока вождь пытался обрисовать перспективы будущей жизни на острове и безоблачном существовании в их клане, Кайя озорно подмигивала, явно проявляя интерес. А всё это потому, что я являлся чужестранцем, да ещё вдобавок, как ей казалось, весёлым романтичным морячком.

Я, собственно говоря, и сам думал, что всем своим внешним видом намного выгоднее превосхожу местных кавалеров, потому что, в отличие от них, был высок ростом, бел лицом, а мои кисти по аристократически длинны.

Когда мы с вождём гуляли по окрестностям, я обратил внимание на то, как местные приземистые юнцы с завистью посматривают на меня. Я же на них гордо смотрел сверху вниз, но при общении всегда искренне улыбался, обменивался шутками и радовался выгоде своего внешнего вида и грубого мужского голоса перед ними, юнцами с пока ещё козлиной бородкой и тоненькими голосами. Поэтому нетрудно было догадаться, кого в мужьях своей дочурки желает видеть Великий вождь.

Окончив утреннюю трапезу, вождь Ватрушек ласково и нежно попросил Кайю в приказном порядке отвести меня на прогулку. Там познакомить с местными жителями и соседями, окрестностями да тайничками, которые она сама же для себя придумывала и, как любительница всего секретного, постоянно затевала, а также посвятить в мудрость и виртуозное мастерство садоводов да таинство искусных ремесленников.

Ублажённый благодатной пищей и умиротворённый вниманием, я с благосклонностью согласился и с шутливым видом начал подначивать Кайю всенепременно подчиниться приказу отца — немедленно отправиться в путь. На что она сначала было заартачилась, но затем, посмотрев в строгие и одновременно мудрые глаза матери, вдруг резко переменилась и с радостью согласилась. Однако она кокетничала и не торопилась к действиям, поэтому у меня мелькнула шальная мыслишка взять её на руки и вынести в сад. Но пристальный и всё понимающий взгляд вождя заставил отказаться от столь дерзкого поступка, останавливая от преждевременных, нагловато-хамоватых решений.

Я лишь скромно сидел на скамеечке и краснел лицом — то ли от выпитого вина, то ли от стыда, вызванного тем, что вождю удалось разгадать мой сиюминутный душевный порыв. Теперь он смотрел на меня пристально, оценивающе и даже сердито — наверное, у меня было выражение взволнованное, которое обычно наступает в те моменты, когда греховные помыслы возобладают над разумом.

Ведь истинной любви я до сих пор так и не познал. И теперь только испытывал непривычные для себя ощущения, не понимая, что происходит, почему у меня вдруг закружилась голова, а сердце учащённо бьётся.

Я ощущал волнение от столь непривычных и загадочных чувств, а также радость от неизведанного доселе бытия, но обязательно светлого, дарящего надежду на счастливую жизнь, приятным дополнением к которой будут неограниченные возможности.

Сравнивая Кайю с тёткой Кокой, а именно ощущения и чувства, я не находил ни единого сходства между ними. Тётка оказалась в проигрышной позиции, потому что давала только плотские утехи да забавы эротического содержания, обучая технике виртуозного мастерства отношения между полами на практике. Она совершенно не заботилась о духовных качествах, в отличие от Кайи, поэтому я впервые в жизни познал истинное слово «любовь».

Мне казалось, что эта сладострастная пытка будет продолжаться вечно, — время замедлило свой ход, краски стали ярче, я стыдился себя и вновь приобретённого чувства, настраивался на то, что буду испытывать все круги ада до бесконечности.

Таким образом, я продолжал находиться за столом, медленно погружаясь в сладостно-обморочное состояние, но Ватрушка по имени Кайя, наверное, прочитала в моих глазах великое смятение и беспомощность и решила всё же ещё немного пококетничать. Она явно издевалась, но со временем смилостивилась и ласково предложила прогуляться по угодьям клана, предлагая мне тем самым шанс прийти в себя.

Она нежно взяла меня под руку, и мы направились в сад, где некоторое время просто стояли и молчали, любуясь цветами, молодыми побегами, красивыми разноцветными фруктами да лепестками, которые отдавали нам щедрую тень и прохладу.

А далее проследовали в конец сада, где находились миленькие, ярко раскрашенные ворота. Они со стороны были почти незаметны, поскольку, утопая в буйной растительности, полностью растворялись в её красках, а также смешивались с многообразием флоры, явно соперничая с последней.

Мы прошли под виноградником, оплетающим ворота и арку, открывающие нам остальной прекрасный мир клана любимых мною Ватрушечек. Я разглядывал разноцветные домики, над которыми возвышались очень смешные флюгерочки, а также обширные угодья, небольшие аккуратные фермочки, мельницы, лениво крутящие свои лопасти под влиянием ветра, и даже фруктовые плантации.

Как заворожённый, боясь упустить её руку, я автоматически следовал рядом, удивлялся фантазии местных жителей, тому, как они смогли построить вокруг столь исключительное великолепие, и ошарашено поражался сумасшествию красок, которыми щедрой рукой одарила данный остров сама природа. До встречи с Кайей я их не особо замечал. Ведь даже камешки, устилающие тропинки, выглядели не серыми, например, как в Гавани, а наоборот, старались удивить разнообразием красок, будто соревновались друг с другом пестротой да красотой и в это же время явно завидовали великолепной растительности, с которой они, по-видимому, брали пример.

Всё это в один миг я прочувствовал и поэтому сильно растрогался, ощутив неимоверное счастье, дарованное мне судьбою.

Кайя не обращала на эти великолепные пейзажи ни малейшего внимания и, по всей видимости, воспринимала их как само собой разумеющееся — наверное, считая, что так существует во всём мире.

«Интересно было бы отправить её в Гавань — как бы она там себя чувствовала?» — размышлял я и, как зачарованный, продолжал любоваться камешками, иногда переводя взгляд на нежно-зелёного цвета лепестки, сотворённые природой.

По дороге Кайя о чём-то лепетала, распевала песенки, срывала цветы и плела из них венки. Я пытался понять те ощущения, которые творились в моей душе в данный момент, и боялся, что они когда-нибудь закончатся.

Я ещё не раз сравнивал Кайю с тёткой Кокой, но всё более и более находил в них всевозможные различия и противоречия. Тётка Кока теперь уже была в моём представлении просто самкой, удовлетворяющей свои примитивные первобытные потребности и инстинкты, позволяющие продолжить свой род дальше.