Ты мог указать Полярную звезду, а больше никаких, и небо плыло над нами спокойной открытой книгой, знавшей, что мы в ней ничего не прочтем.
раз примирившись с местом, примиряешься и с остальным
за эти шесть лет я ничего не устроил здесь так, как мне бы хотелось, потому что мне и не хотелось
и я отпускал тебя со спокойным сердцем, уговаривая свою ревность тем, что чувствовал стоящую в тебе тьму и полагал, что тебе необходимо больше пространства, чтобы ее рассеять
меня уничтожает не само их беспечное и ненужное мне продолжение, а моя неготовность стоять с ним лицом к лицу, смиряться с ним
ад пару месяцев назад заметно обжег мне эти самые пальцы, когда один из двух моих школьных товарищей, с которыми я как-то общаюсь, добавил меня в чат «ВСТРЕЧА ВЫПУСКНИКОВ!!»
и нам все равно больше нравилось фантазировать о смерти, чем о чутких девичьих недрах
я действительно никогда не умел посмеяться ни над своими неудачами, ни над собой в целом,
и я вспоминаю, как в один из твоих приступов душной одиннадцатилетней мудрости ты сказал, что наше с тобой главное отличие состоит в твоем умении — и моем, стало быть, неумении — смеяться над собой
с шести лет в библиотеках и с тринадцати в разного рода редакциях,