1980-е годы. На западном рынке появляется множество супрематических работ Нины Коган, ученицы Малевича. Все ее наследие и биография оказываются сфальсифицированными практически с нуля на основе редких упоминаний ее имени в мемуарах. Кроме того, на рынке появляются работы Анны (Хаи) Каган, выдуманные по тому же принципу.
Вышла из мрака младая с перстами пурпурными Эос, следом за ней на работу пришел музейный хранитель, с ним и коллеги пришли, незримые миру герои, что за зарплату в копейки культуру для нас сберегают.
Прибыв в Ленинград, Майгис отправился в Эрмитаж. И попал туда. Почему-то в подобных историях никогда не встречается совершенно реалистичных жизненных поворотов, как бывает у нормальных людей: мол, пошел в Эрмитаж, там была огромная
очередь, встал в нее, простоял четыре часа, по ногам промаршировали два класса переростков-восьмиклассников (с гоготом), потом почувствовал, что скоро будет тепловой удар, но вот уже виднеется касса! И когда передо мной оставалось буквально три человека, кассир закрыл окошко со словами «билетов на сегодня больше нет», и я, опечаленный, что зря потратил день, грустно поплелся к себе домой…
Еще у нас был внутренний девиз, а-ля социалистическое соревнование: «В каждую олигархическую семью – по нашему Малевичу, Айвазовскому или Кандинскому!»
Дело в том, что русская живопись, увы, на протяжении почти всей своей истории была достаточно провинциальна. Вперед мы вырвались только в эпоху авангарда, до этого же плелись в хвосте.
