мир населен козлами, мешающими правильной девочке жить как следует, и всё равно правильная девочка может жить как следует, несмотря ни на каких козлов.
В ноябре в России темно, холодно и случаются революции. Это всё, что Адам знал про ноябрьскую Россию. Знал, верил – и совершенно не собирался проверять.
Он не молился с детства, поэтому то и дело запинался на словах и поклонах. Не беда. «Всевышний – он не слышит, а знает. Ты, главное, верь и старайся быть правильным – и он узна́ет» – так говорила жутко суровая отцова бабка, которая не умела врать. Прочитав все не забытые с детства строчки, Неушев обмахнул лицо руками, но движения не закончил – уткнулся в ладони и снова заплакал. Легче не стало. Но он знал, что станет. Пусть не сейчас. Но когда-то обязательно станет легче. Он тщательно спрятал намазлык, снова сходил в душ и сел ждать своих девчонок.
– И прости меня за то, что я тогда ушел. Нельзя было. Я извинялся уже, кажется, но это не от души было. Сейчас от души. Прости. Нельзя было так делать. Ты был неправ. Но я своей неправотой тебя переплюнул. Он снова поднял глаза и закончил злым голосом, из которого ушла округлость и ученость: – Не бросай своих. Своих бросать нельзя.
Нияз помолчал, ожидая возражений, не дождался и продолжил: – Я понимаю, что тебе пока всё равно. Но если тебя сожрут, тем более если ты сам себя сожрешь, девчонки останутся сиротами. А сиротам очень плохо. В любом возрасте. Ты уж поверь. И постарайся им это горе отсрочить. Он снова помолчал. – Сабир-абый, ты меня больше не увидишь. Поэтому, пожалуйста, попробуй запомнить, что я тебе говорю. Семья – это главное. Разбивать ее нельзя. Отказываться от нее нельзя. И уходить из нее тоже нельзя. Никуда.
Это твоя семья и твоя жизнь, – будто услышав вопрос, ответил Нияз. – Ты и решай. Но что бы ты ни решил, ты не должен оставлять дочерей одних. Ты не можешь оставлять их одних с заводом, на который кидаются твари. Убийцы. Первую атаку нам… – он запнулся, но тут же продолжил, – отбить удалось, но это же не последняя атака. Без тебя их сожрут. Ты ведь не хочешь, чтобы их сожрали? В физическом смысле, я имею в виду. А будет в физическом. И тебя без них сожрут. В этом смысл семьи, ты разве не понял? Семья – это свои, которых ты должен защищать. Если некого защищать, значит, ты прожил жизнь зря. Тебе есть кого защищать, Сабир-абый.
В провинции всегда всё через ухо, но Чулманск в этом плане был каким-то телевещанием в дециметровом диапазоне: здесь всё происходило предельно нелепым образом, в куче непредсказуемых помех, одновременно и в противоположные стороны.
Снег не шел, он был. Везде. И выглядел не по-рождественски и даже не по-арктически. Он был тусклым, подержанным и безнадежным, как в европейском фильме про Первую мировую войну. Выходить в него не хотелось.