Именно такое впечатление производили маленькое худое личико и маленькое тщедушное тельце, жидкие тонкие волосы и угрюмый взгляд Мэри. Волосы у нее были желтыми, безжизненными, и кожа под стать им – желтушная, потому что родилась она в Индии и постоянно чем-нибудь болела.
Когда Мэри Леннокс прислали к дяде в поместье Мисслтуэйт-Мэнор, где ей предстояло теперь жить, все сочли ее там самой неприятной девочкой, какую им доводилось видеть. И это было правдой. Именно такое впечатление производили маленькое худое личико и маленькое тщедушное тельце, жидкие тонкие волосы и угрюмый взгляд Мэри. Волосы у нее были желтыми, безжизненными, и кожа под стать им – желтушная, потому что родилась она в Индии и постоянно чем-нибудь болела. Ее отец занимал некий пост в британской колониальной администрации, поэтому всегда был занят и сам часто болел, а мать, выдающуюся красавицу, интересовали только светские мероприятия и развлечения в веселых компаниях. Ребенок ей был совершенно ни к чему, и, когда родилась Мэри, мать полностью перепоручила ее заботам айи[1], которой ясно дали понять: если она хочет угодить мэм-саиб[2], то должна держать малышку подальше насколько это возможно. Поэтому, когда девочка была болезненным беспокойным уродливым младенцем, делалось все, чтобы она не попадалась матери на глаза, а когда стала болезненной беспокойной топтыгой – и подавно.
Мэри задавалась вопросом, почему она всегда оставалась как бы ничьей, даже при жизни мамы с папой. Другие дети были сыновьями и дочерями своих родителей, но только не она.
Одна из странностей нашей жизни на этой земле состоит в том, что иногда человек испытывает полную уверенность, что будет жить вечно, вечно, вечно… Это чувство приходит к нему порой, когда он просыпается в торжественно-трогательный час рассвета, выходит из дома, стоит в одиночестве и, высоко запрокинув голову, смотрит вверх, наблюдая, как бледное небо медленно меняется, розовея, и на глазах свершаются волшебные превращения, пока картина рассвета не исторгнет из груди человека крик, и сердце его на миг не замрет при виде неизменного, но непостижимого величия солнечного восхода, который являет себя каждое утро многие, многие, многие тысячи лет. Вот тогда-то, на один короткий миг, и приходит это чувство.
я делаю вывод, что это тоже Чудо. Что-то выталкивает его из-за горизонта и тянет вверх. С тех пор как я стал посещать сад, я иногда смотрю на небо сквозь крону дерева, и у меня возникает странное ощущение счастья, как будто что-то у меня в груди зарождается и вздымается, заставляя чаще дышать. Чудо всегда толкает и тянет вверх, создает что-то из ничего. Все возникает благодаря Чуду – листья и деревья, цветы и птицы, барсуки и лисы, белки и люди. Так что Чудо везде вокруг нас. И в этом саду оно тоже повсюду.
