— Помните, что вы на прошлой неделе сказали мне про койота, которого видели на улице? — спросила она негромко. — Про то, что это может быть последний койот? — Да, помню. — Мне кажется, я понимаю, что вы чувствуете. И мне тоже очень больно было бы думать, что я, возможно, вижу койота в последний раз.
Ничто так не сплачивает людей, как стрельба в их тихом районе, подумалось Босху. Запах пороховой гари в воздухе справляется с этой задачей куда лучше, чем барбекю в погожий день.
— Господи, — повторил он снова. — Его убили вместо меня. Его снова начало колотить, словно, произнеся эти слова вслух, он запустил какой-то экзорцистский ритуал. Он швырнул пузырь со льдом в мусорное ведро и обхватил себя руками. Но дрожь не прекратилась. Ему казалось, что он никогда больше не сможет согреться, что эта дрожь — не временное явление, а отныне постоянная составляющая его жизни. Во рту стало солоно, и Босх понял, что плачет. Он отвернулся от Ирвинга и попытался попросить его уйти, но не смог выдавить из себя ни звука. Челюсти у него свело намертво.
— Прошу прощения, я не успел разобрать имя, — сказал Ким, все еще не спеша впускать Босха в квартиру. — Иероним Босх. Но люди зовут меня Гарри. — О, вас назвали в честь художника! — Иногда я чувствую себя таким старым, что начинаю думать: это его назвали в честь меня.
Босх закурил и глубоко затянулся. Потом поднялся и подошел к мусорной корзине в углу. В ней лежал пустой стаканчик из-под кофе, и он вытащил его, чтобы использовать вместо пепельницы. — Всего одну, — пообещал он. — Потом откроем дверь и проветрим. — Это вредно для здоровья. — В этом городе даже дышать вредно для здоровья.
