Ночь
Выполз из домика — норы, горизонта, дистрофический месяц, как лёд холодный, как зуб белый, как унылый светляк тусклый: вот и ночка явилась.
— Вишь, — вещала бабка — колдунья, строго глядя на притрушенного голубоглазого отпрыска без единого зуба, — Луна убывающая — бедственные дни! На улицу ночью выйдешь, а Ёжка — цап! И станешь ты супом!
Отпрыск хлопал глазами и ничего не понимал — слишком юн и слишком неопытен, мало жил, мало видел, вот и не верил старой карге.
В полях огни: рыскают зубастые, маются! Попадётся кто им — всё, конец, и малюсенького кусочка не останется! В светлице старушки сидели, галдели:
— Вон муж мой покойный, Парамон Лукич, по дому родному тоскует, печалится! Исстрадался, сердешный!
— А мой на днях снился — приходил, проклятый, в дом стучался! Поутру я полынь свежую собрала, над порогом повесила — не войдёт покойник!
Девка Параша, спрятавшись за дверью, жадно и испуганно глотала каждое слово, всё представлялся ей мёртвый дед с наигнуснейшим выражением лица, его полусгнившая лысина, блестящая при свете месяца…
Страшный смех охватил всю округу: плешивый Семён Сапогов возвращался с попойки.
— Пьяница! — говорили женщины.
— Колдун! — пугались бабки.
— Дурачок! — пищали комарами дети.
На пороге полугнилой избы стояли доярка Зоя и её муж, конюх Прокоп, оба пузатые — препузатые, на озеро глядели.
— Слышь, Зоя, как лягушки завывают?
— Слышу.
— Быть беде! Неурожай в году этом будет!
— Алкаш старый! Спать иди!
С тем и загнали суеверного Прокопа в избу почивать: не будет больше тревожиться, бедный, пугаться не будет — будет во сне с друзьями горилку на свадьбе кума распивать да пятку чесать…
Вон, уже засопел! И в других домишках засуетились капризные жёны, загоняя мужей и детей по избам. Послышались крики и вопли несчастных.
Вскоре над селом, вампиром бороздя ночное пространство, зашатался, загремел, загрохотал, заметался и окутал небо с землёю великан-дружный храп. Храпели все — все от мала до велика: мужья — твердо и уверенно, жёны — сбивчиво и тонко, точно беспокойные перепёлки на насесте, дети — быстро и пугливо, будто умирающие суслики. Вот и наступила самая настоящая деревенская ночь!
