Стихи — о состоянии души. О том, как чувствует душа, как развивается, как растёт и падает. Всё имеет душу, каждая клеточка земли и всё, что на ней находится. В стихах — любовь, философия, живая природа и загадочная мистика.
Лечит светом сам Бог!
Вся душа нараспашку — входите… берите!
Всех чудовищ своих моим светом кормите.
Пусть омоет мой свет вашу душу больную…
Лечит светом сам Бог, я лишь словом врачую.
Поднимись… посмотри… в небе радость витает!
Над тобою кружась, светлый Ангел летает.
Подтянись… протяни ты свои ему руки…
И услышишь в себе лучезарные звуки…
Протяни ладони Богу…
Протяни ладони Богу, утром, на рассвете.
И всему, что Бог положит, радуйся, как дети!
Принимай дары с любовью от Отца с признаньем,
И в душе твоей вдруг вспыхнут Свет и осознанье.
И душе так мало места будет в твоём теле,
Всё захочется объять, крикнуть: «Полетели!»
Каждый кустик, каждый дом, каждую травинку —
Всё душой расцеловать и лететь в обнимку.
Брать людей с собой в полёт, пусть и ненадолго.
Показать, как Бог живёт, как он ждёт их долго!
Как прекрасно на Земле, на Его планете…
Он лишь хочет одного: будьте все, как дети!
Всё получилось!
Господь во мне сегодня ликовал!
Он жил во мне! Он душу светом чистил!
Он боли все мои в себя забрал,
Целуя душу, мне он слёзы вытер.
И первый раз за много-много лет
Душа моя сияла и светилась.
Из сердца людям шёл прекрасный свет.
Господь, обняв, сказал: «Всё получилось!»
Двери к Богу…
На дверях одного из тибетских монастырей написано: «Путей к Богу столько, сколько дыханий человеческих».
Свеча… огонь… мерцанье бликов…
В глазах плывёт… всё исчезает…
Меняя маски тысяч ликов,
Из мира в мир меня бросает.
Проход… светло… здесь к Богу двери.
На них слова резьбой ветвятся:
«Душа влачится в слабой вере,
Попробуй Сердцем достучаться».
Стук Сердца… слышу… сжалось только —
Боясь силков, что ставят умно.
И вдруг заплакало так горько,
Слезами било в двери шумно.
«Великий Боже… сжалься… слышишь?
Позволь испить глоточек счастья.
Душа, очнись… жива… ты дышишь…
Открой мне двери к Богу настежь».
Пространство Светом всё запело…
Срывая с Сердца грязь всю быстро.
Умыло Душу… Обогрело…
Любовью напитало Высшей.
Вдруг вижу стол — портал закрылся.
Свеча горит уже огарком…
Но в Душу тот Огонь пробился,
Зажил там Светом — Божьим… Ярким.
Да… согласна!
Я не рождалась на Земле — я здесь гостила.
И всё, что мне дарил Господь, учась, любила.
Любила боль, что Он давал, любила радость.
Любила молодость свою, любила старость.
Он мне дарил рассвет, закат, дарил мгновенья.
И, чтоб душой расти могла, дарил терпенье.
Со мной смеялся и рыдал — Он был повсюду.
И поворачивал лицом к простому чуду.
Любя учил, через беду, — без всякой злости,
Чтоб поняла, что на Земле мы только гости.
Придя «домой» в закате дня, Господь с нас спросит.
Дневник на стол положим мы, — в душе что носим.
А в нём невидимой рукой стоят отметки,
И замечания стоят, и Гидов метки.
И только Он меня поймёт и пожалеет.
Теплом обнимет в тишине и обогреет.
Покажет снова, как Земля Его прекрасна!
И спросит душу: «Полетишь…»?
«Да… Я согласна».
Попутчики Души
В залатанных одеждах шла Душа,
И было ей себя совсем не жаль.
Она брела устало… чуть дыша…
А рядом с нею, плача, шла Печаль.
— Ты сердце мне слезами рвёшь… смотри,
Все ноги сбила в кровь, идя за мной.
Не плачь, Печаль… слезу свою сотри…
Ступай дорогой не моей… другой.
Печаль вцепилась в Душу: «Не пущу!
Родней тебя нет никого, пойми.
Меня прогонишь… я ведь не прощу.
Так что, Душа, ты прыть свою уйми».
Душа поникла… стало тяжело…
Сочилась из-под лат у сердца кровь.
И вдруг с Небес спустилось Существо —
Навстречу шла прекрасная Любовь.
Она несла одежду для Души,
Всю из рисунков счастья и тепла.
Её там ткали Ангелы в тиши,
А к ней в придачу белых два крыла.
Печаль издала жалобный свой писк.
Пошла попутчика себе искать…
Любовь же, Душу в Счастье облачив,
Надев ей крылья, стала с ней ЛЕТАТЬ!
Помоги мне, душа
На загривок возьму,
понесу тебя в Рай.
Ведь устала совсем…
Что молчишь?.. Отвечай!
День и ночь бью набат
и молюсь небесам:
Я, родная, тебя
никому не отдам.
Прогоню я всю тьму
и развею печаль,
уберу суету —
мне совсем их не жаль.
Свечку тихо зажгу,
пусть горит огонёк.
Пусть летят на него,
те, кто жить изнемог.
Ты поможешь ведь мне
встать с колен неспеша?
— Да, родная моя, —
отвечала душа.
Еду в Божьей колеснице
Еду в Божьей колеснице,
Окруженная Богами.
Тянут эту колесницу
Люди с белыми крылами.
Матерь Божья едет рядом,
Путь окидывая взглядом.
Небо синее над нами
Стелет путь под облаками.
Время форму потеряло,
Зло извне в себе застряло.
Глаз дурной себя калечит,
Жизни врач его залечит.
Путь с начала до конца
Сеет в добрые сердца
То зерно, что в душах всхоже,
Дух души растёт с ним тоже.
Создан щит из Богознаний,
В нём живёт Дух осознаний.
Мудрость, что копилась в прошлом,
Помогает мне стать взрослой.
И вот так себе качусь…
Ничего я не боюсь.
Душа и Судьба
В заброшенном, по воле Бога, месте,
Отшельницей забытой на краю,
Жила Душа, Судьба ей пела песни:
— Смотри, в каком живём с тобой Раю.
Здесь только ты встречаешь все рассветы
И провожаешь в дальний путь закат.
Волшебной ночью, среди звёзд везде ты
Летишь во снах, взяв крылья напрокат.
А утром, сняв их, ты со мной гуляешь
По Райским травам, ноги обнажив.
И тайны все, тебе поведав, знаешь,
В тиши земной здесь Дух свой сохранив.
Мечты как птицы, что летят к кормушкам,
Разносят птахи их во свете дня.
А Духи, взяв, играют, как в игрушки,
Даря защиту и благодаря.
Проходят дни, как облака на небе…
Меняешь ритм свой на спокойный лад.
А я, заботясь о насущном хлебе,
Делю с тобою свой духовный клад.
Молитва доли
На коленях согнувшись до пола,
У иконы с распятым Христом,
Слёз не пряча, шепталась с ним доля,
Та, что крест свой несла за спиной.
Та, что шла в постоянных гоненьях,
Спотыкаясь, несла свой удел,
И, учась у своих же мучений,
Знала силы и Духа предел.
А сейчас, слёз не пряча, от Бога,
Сжав ладони, крест-накрест, в мольбе,
Умоляла спасти и не трогать,
И связать руки страшной беде.
Той, что губит в сердцах состраданье,
Той, что души лишает тепла.
Сеет распри, живёт увяданьем,
Рушит стены, сжигает дотла.
Святый Боже, стою на коленях!
Средь людей незаметно мала.
Но прими сердца пылкого бденья,
И не дай победить чаше зла!
На окошке с Ангелом
Сегодня с Ангелом сидели на окошке,
Смотрели вверх на птиц, смеясь — болтали ножки.
А ты так можешь ввысь лететь как эти птицы?
Смотрел в глаза ему — сквозь длинные ресницы.
Да, я могу летать — давай, до трёх считаем…
Держи ладонь мою, мы вместе полетаем.
Ну, делай, молча, вдох… и оттолкнись душою…
Я помогу тебе — Вселенной мир открою!
Толчок… отрыв… летим… и радости блаженство…
Так хочется любить — аж замирает сердце.
Мы обгоняли птиц — включив души дыханье.
И замерев, — плелись в волшебный свет признанья.
Летели в облака и в облаках купались.
А встретив там других, мы с ними кувыркались.
Вот видишь, сколько вас — прекрасных Ариэлей!
Теперь ты не один, живёшь здесь в звёздных прерьях.
Ну, мне пора мой друг — лечу домой я к Богу.
Но знай, что Мы с тобой! — сказал мой Ангел строго.
Храни в душе любовь, тепло и состраданье.
А я уж помогу, тебе раскрыть все знанья.
До встречи!..
Всё!..
Пока!..
С тобой я навсегда!
Храм души
Тихонько ступая, боясь провалиться,
Она шаг за шагом шла вверх к алтарю.
Взирая на стены, пыталась молиться,
А губы шептали: «Стою на краю…»
Понять не могла — в храме стены разбиты.
Все лики святых очернила тоска.
По окнам, что были годами не мыты,
Катилась одна за одною слеза.
И, взглядом блуждая, она в изумленье
Увидела согнутый стан старика.
Он тихо молился, шепча откровенья.
К нему подтолкнула вдруг чья-то рука.
— Откуда ты, старец? И что с этим храмом?
Ты молишься здесь почему и кому?
Вокруг всё разбито и съедено хламом.
И я как попала сюда — не пойму.
Старик повернулся: «Душа это, детка!
Твой Храм одинокий без света любви.
И тело твоё, как особая клетка,
Твою держит душу всегда взаперти.
Стучался Господь, ты его не впускала.
Заботами жизни мирской лишь жила.
Любви непонятно какой ты искала,
А сильно обжегшись, ты снова ждала.
От боли, обиды душа разрушалась…
Я Богу молился один за тебя…»
И видит она: за спиной показались,
Вниз прячась, свисали два белых крыла.
— Ты Ангел мой? Так ведь? Я рада так встрече!
Но как же мне быть, подскажи, я молю!
Я снова встречаю в слезах каждый вечер
И снова от страха стою на краю.
И Ангел, обняв, усадил её рядом.
Слезинки смахнул своей тёплой рукой.
Коснулся её он пронзительным взглядом,
Сказал: «Возьми краски и сделай ремонт».
— А где же мне взять эти чудные краски?
«В любви ко всему — это главный твой цвет!
Долой серых будней плаксивые маски!
Запомни: Любовь и есть бог! — вот ответ.
Тебя создавал Он с любовью и верой,
А душу хранил от вторжения зла.
Но ты, взяв оценки, их ставила первой,
И неуды ставя, ломалась душа.
Забыла, что Бог по делам и поступкам,
По мыслям и помыслам — главный судья!
Когда твоя жизнь разделилась по суткам,
Я мог лишь молиться в душе за тебя.
Теперь вот подумай и взвесь на досуге…
Урок оцени, чтобы не был пустой.
Дарю тебе крылья, как лучшей подруге,
Я рядом, зови, полетим ввысь с тобой!»
Тоска
Вдруг такая тоска навалится —
Хоть ты рёвом реви, хоть вой…
Как жалейка, всё плачешь, маешься,
Меж погостов в ночи сырой.
Давит сердце тоскою слёзною,
И сочится слеза сквозь швы.
Красной нитью я сердце штопаю,
Но в нём раны опять видны.
— Что ж ты плачешь, моя хорошая? —
Ангел обнял меня в ночи.
— У лампадки постой немножечко,
Молча свет от неё вдохни.
И к лампадке скорей с иконами —
Я звала всех святых помочь.
И тоску мою с сердца стонами
Я просила прогнать всю прочь.
Заскулила тоска голодная —
Слаще нет для неё души.
Жизнь такая её безродная,
Хуже смерти ей свет в тиши.
Любит слёзы и тьму кромешную.
Радость — самый первейший враг.
Любит душу — больную, грешную,
А любовь её рушит в прах.
Успокоилось сердце девичье.
Душу Бог на ладони взял
И, укутав в молитву светлую,
Щит из света вокруг соткал.
Урок Ангелу
АНГЕЛ СКАЗАЛ: Страшно не упасть — страшнее не подняться.
— За что его? — спросили люди.
— Учиться здесь, — сказал Господь.
Они склонились, словно судьи,
Над телом Ангела вперёд.
Вид жалок был, весь изможденный —
Два грязных, сложенных крыла
И взгляд, печально отрешённый, —
Видать, совсем плохи дела.
— Ну что… рассказывай… не медли,
Как пал с Небес, что натворил.
За что Господь, гневясь, намедни
Тебя Землёй приговорил?
— Да что вы смотрите… пинайте!
Он недостоин облаков.
Сам Бог его изгнал… решайте…
Он хуже всех людских врагов.
И тот покорно, стиснув веки —
Терпел на теле все пинки.
И рвались нервы, вены-реки,
И рвался крик со дна души.
И разошлась толпа, довольна, —
Сияли «крылья» за спиной.
Смотрел Господь на всё невольно,
И был от ужаса немой.
— И даже ты после такого
Людей готов любить сполна? —
Спросил Господь его сурово,
Чеканя твёрдые слова.
И Ангел встал, расправив крылья.
Поднял он гордо светлый лик.
— Да, Боже… я готов и ныне
Любить людей за свет, что в них.
— Но ты урок, видать, не понял.
Какой там свет, жестоки все.
— Нет, Господи… я ясно видел,
Что этот свет лежит на дне.
Прости меня, я грешен… знаю.
Но буду рядом я всегда,
С тем человеком, что направят
Меня в защиту Небеса.
Ангел шёл…
По тропе из звёздной пыли…
в фиолетовых закатах…
Шёл устало Светлый Ангел,
плач его гремел в раскатах.
Слёзы падали на Землю…
Люди прятались под крыши…
Попадали эти слёзы в тех людей,
кто сердцем слышит.
Растревожились сердца их:
почему же Небо плачет?..
Почему же так вот горько?..
И чего же это значит?..
Просто Ангел на закате
к ним спускался с Поднебесья…
Там в одной избе молилась
мать за сына… лилась песня…
Так она молилась сильно,
что не выдержали нервы…
И отправился наш Ангел
всё узнать о сыне первым.
А пока он шёл понуро,
слёзы лились через песню…
Это были слёзы мамы —
Небесам он нёс их с честью.
И Господь раздвинул тучи —
показал он сына в битве…
Не брала его ни пуля
и ни вражья злость… в молитве.
Воевал он не по воле,
а по царскому веленью…
Защищало его в битве
материнское моленье…
Развернулся Ангел Светлый —
путь его лежал обратно.
Бог вдохнул надежду в сердце,
Свет вошёл в него приятно.
Засияло солнце ярко…
Хмурых туч исчезли лики…
И открылось откровенье —
Мать Свята Душой Великих!
Только ввысь!
Отправляясь в полёты ввысь,
Непрестанно душа молись.
Чтобы Свет на твоём пути
Ангел смог для тебя нести.
Чтобы Дух твой святой всегда,
Освещала в пути звезда.
Чтобы Бог, был с тобой в пути,
Ты душою своей свети.
Проходя через силы тьмы,
Ты душа только ввысь лети!..
Потеря крыльев
Надевали Ангелу одежды,
Пальчиком грозили:
— Ай-я-яй…
До чего в одежде ты невежда,
Оборванец, нищий и лентяй.
Ангел молча людям улыбался,
С добротой смотрел он им в глаза.
В помощи он их земной нуждался,
И от счастья с глаз текла слеза.
И уже работа, статус, деньги…
Ангел быстро приступил к делам.
И забыл наш Ангел, что когда-то,
Людям помогая, — он летал.
В его двери постучалось чудо,
Крылья для него принёс гонец:
— На, возьми, а то случится худо,
И непредсказуем твой конец.
Ангел ухмыльнулся:
— Что за мысли?
Мои крылья лучше и при мне.
Снял костюм, и руки вдруг повисли,
Дыры там зияли на спине.
— На, возьми! Их Божьи люди ткали.
Светом пропитали каждый шов.
Тот ушёл… а тучи словно ждали —
Небо громом заглушило рёв.
Мать в поклоне…
Золотые купола — мать в поклоне…
Плачет сердце и душа — дико стонет.
За сыночка я молю — Боже, Боже…
Ведь проклятая война — уничтожит.
Заклинаю, пронеси — меч Дамоклов,
Что навис над головой, — я умолкну.
Заклинаю, сбереги — сына дому,
Чтобы Демон той войны — да не тронул.
Чтобы зубы у войны — обломались,
Да не нужны ей сыны — оказались.
Слёзы ты мои прими — Святый Боже,
Защити и пощади — Ты же можешь…
Матушка Матронушка
Матушка Матронушка —
Благодатный Свет,
ниспошли прозрения
мне на много лет.
Встану на колени я,
преклоню чело,
да молитвой вымолю
для души крыло.
Чтоб в полёт мне вырваться,
дай мне два крыла.
А в уста солёные
ты вложи слова.
Чтобы своим деточкам
Благодать нести —
за молитву слёзную
ты меня прости.
Стану я помощницей
Богу и тебе —
сеять буду доброе,
что даёшь извне.
Я пойду дорогами
в райский Божий сад —
всё вокруг изменится
и наступит лад.
Матушка Матронушка —
Благодатный Свет,
ниспошли прозрения
мне на много лет…
У постели больной…
Ночь пришла… часы — двенадцать…
Лик Луны золотоглавой…
И меж звёзд во тьме глубокой
Млечный путь стекает лавой.
А у ног больной в постели
тихо Ангел дремлет чутко.
Он, накрыв её крылами,
не отходит уже сутки.
В них вобрал он Свет от Бога,
в них вложил всю суть Вселенной,
Всё тепло Земли прекрасной
и Души мирской нетленной.
Сон навеял для здоровья,
попросил у звёзд прощенья,
Чтоб сегодня, не тревожа,
проявляли к ней терпенье.
А Луну — Царицу ночи —
попросил забрать болезни.
И по лунной млечной трассе
отвести их тихой песней.
Всё работало сегодня —
Ночь… Луна… Вселенной дали…
Мать Земля… И Ветры воем
в колыбели Дочь качали.
Вспомнил Бога…
Закружила пыль придорожная…
Прилепилась грязь ненарочная…
А стезя змеёй вьётся крахами,
Каждый вверх бугор устлан плахами.
Занесён топор… страхом венчанный,
Сам себе палач… изувеченный.
Вспомнить дни пытался все важные.
Обернулся назад… боли страшные.
И опять всё по кругу крутится…
Там в душе хмельной брагой мутится…
Затянула воронкой зыбучей,
Я хватал за песок, вниз ползущий.
Вспомнил Бога… Взмолился… Заплакал…
Душу свежей водою закапал.
Потекла ручейками по грязи,
Как лечебный бальзам жгучей мази.
Жгло внутри… отрезвляло сознанье.
Разум бился о клетку стенанья.
Руша стены невидимых тюрем,
Свет входил, благовоньем окурен.
Наконец-то покой поселился.
Я со всеми грехами простился.
Чистый лист пред собою положил…
Напишу всем о том… как я ожил.
Я в глаза смотрела Божьей Матери
Я в глаза смотрела Божьей Матери.
Тихо так… печально… не ропща…
А во взгляде том, подобно скатерти,
Жизнь моя расстелена была.
Годы там бежали вереницею —
Все мои падения в пути.
Поднималась снова Божьей птицею,
Зная, что должна свой крест нести.
И жалели сильно меня Ангелы —
Нянчили, как малое дитя.
Улыбались искренно — как матери,
Шаг мой первый Радостью крестя.
Приходил во снах ко мне Учитель мой.
В Яви жизни мудрости учил.
И, открыв в пространстве все ответы мне,
Образами мыслей говорил.
Показала мне — у всех есть Ангелы,
И Учитель наш стоит в ногах.
И Земля дана нам школой праведной —
Дух взрастить и вечно жить в веках!
Молитва мамы
Шепот — утопает, вязнет.
Криком — вырвал боль наружу.
Страхом — моё сердце дразнит,
Слёзы — превращая в стужу.
Тише — моя мама рядом.
Боже — у икон в моленье.
Вырви — своим светлым взглядом
Корни — всех моих сомнений.
Небо — страх развей по звёздам.
Крылья — унесите в дали.
Радость — подари всем грозам
Счастье — чтобы расплескали.
Снова — все молитвы мамы
Принял — наш Великий Боже.
Духом — вытянул из ямы,
Руку — протянул мне в ложе.
Две чаши
Бог собрал всех Ангелов Земли.
— Весть хочу тяжелую поведать!
Вам всем надлежит людей спасти,
Чаше зла не дать в них перевесить.
Вот смотрите! — и раздвинул Он
Купол небосвода голубого.
Чаши две огромные на нём,
В них людские души, мысли, слово.
— Видите, висит, качаясь, там
Чаша позитива, добрых мыслей.
А в другую чашу льётся срам,
негатив людской, пороки жизни.
И осталось лишь совсем чуть-чуть
В эту чашу грязь эмоций кинуть.
И тогда прямой всем людям путь
В пропасти навеки тёмной сгинуть.
Вас прошу, летите вы скорей.
Ждёт вас на Земле работы много.
Донести до разума людей:
За поступки спросится с них строго.
Ангел мой
О, как хотел мой Ангел чистоты!
Он Храм Души мой бережно лелеял.
Прикрыв её все части наготы,
Он шёл со мной и свято в меня верил.
Он крылья мягко мне стелил во сне.
Душа, устав от дня, чтоб отдохнула.
И силы мне давал всегда извне,
Надежду с верой жить, чтоб свет вдохнула.
Росинки слёз в ладони собирал.
Их Богу относил, как дань прощенья.
Молился за меня, меня искал,
Радел душой, чтоб мне не знать лишенья.
Он песни пел мне, он летал со мной.
Являл всю мощь и красоту Вселенной.
А то мне тихо так шептал: Постой!
И мир души ты осознай нетленный.
***
Вот и сейчас он, сидя в тишине,
С любовью смотрит, как пишу стихи.
И где-то там, надеясь в глубине,
Подскажет мне он мысленно штрихи.
Душа к душе
Душа во мраке пребывала,
казалось ей — весь свет не мил.
Судьба уроками пытала,
а слабый Дух ослабил пыл.
Металась бедная, страдала —
искала путь в кривой тропе.
А та вся змейкой извивалась,
ехидно пакостя судьбе.
Кругом неё одни болота,
а между ними лес чужой.
И потеряться ей, в два счёта,
грозило новою бедой.
И вот она, душа больная,
споткнулась о колючий куст.
Летя во мраке… подвывая,
неслась в тот мир, что светом пуст.
«Ну, будь что будет!»… О, бедняга!
Закрыв глаза, упала вниз.
С размаху вдарила корягу,
перевернув её, как лист.
О, Боги! Что это за чудо!
Лежала там под ней душа.
Светясь от сброшенного худа,
свободой радостно дыша.
Их взгляды встретились в тиши
и потянулись друг ко другу.
И замерцал огонь в глуши,
повергнув тьму бежать с испугу,
Любовью чистя в душах смог,
который опыт дал им адом.
Теперь шёл рядом с ними Бог,
и Ангелы летели рядом.
Особый воздух…
Вдыхает Добрая Душа —
особый воздух!
Он весь пропитан молоком
бурёнок звёздных.
Он весь пропитан тишиной
седых рассветов,
Благоуханием Земли —
лесных манжеток.
Ей каждый кустик красота
и в нём букашка…
И наливается сполна
восторгом чашка.
Она не знает зла в душе,
гордыни зрячей,
И отдаёт своё добро
весомой сдачей.
И Бог ласкает Душу ту
Любовью нежной…
Через неё на землю шлёт
свой Свет безбрежный.
Он с нею плачет в тишине —
решая беды.
И благодарностью куёт
в ней Дух Победы.
Душа — живи…
Дыши!
Волнуйся!
Плач!
Кричи!
Но только, слышишь, —
не молчи!
Люби!
Страдай!
Дерзай!
Живи!
Но только, слышишь, —
будь в Любви!
Радей!
Трудись!
Молись!
Ищи!
Но только, слышишь, —
не ропщи!
Стремись, душа —
К полёту ввысь!
Люблю тебя —
за твой каприз:
Дышать,
Страдать,
Радеть,
Искать…
Молиться,
Плакать,
И кричать…
Дерзай, родная!
Бог с тобой!
И крылья Света за спиной.
Лети в стремлении своём!
Твой Ангел рядом —
Вы вдвоём.
Жду… Иди…
Заболела душа… заболела…
Оказался тяжелым крест.
И откуда-то снизу ела
вся печаль из погиблых мест.
Убегала я… убегала…
От себя, родной, далеко.
Слёзно Бога в ночи искала,
Ошибаясь — Он высоко.
Я искала Его средь неба.
Среди толщи прожитых лет.
Я искала, как нищий хлеба.
Я искала душою Свет.
Но однажды в тиши созревшей
Подошёл Он ко мне, любя,
И, понятия не имевшей,
Произнёс: «Загляни в себя!
Ты увидишь, где, что исправить.
Ты увидишь себя другой.
Ты поймёшь, как судьбою править,
Становясь здесь совсем иной.
Вот тогда ты ко мне всё выше,
Шаг за шагом… ступенями вверх…
Приближаться всё будешь ближе.
Жду!.. Иди!.. Даю силы сверх!»
С Ангелом в ночи
— Что ты, Ангел, так невесел?
Кто тебя обидел, друг?
Что головушку повесил,
может, скажешь думу вслух?
— Да. Могу тебе открыться.
Возле ног печаль моя.
Ты, безумная блудница,
ищешь путь здесь без меня.
Спотыкаешься, страдаешь,
плачешь, что судьба всё гнёт.
И проблемы ты решаешь
тем, что Бог тебе пошлёт.
Но ведь Я — посланник Божий,
весть Его к тебе несу.
А ты двери в день погожий
запираешь поутру.
Я стучусь, а ты не слышишь.
Я зову, а ты молчишь.
Миром ты земным лишь дышишь,
а ночами в плач кричишь.
А Я рядом терпеливо
песню Ангела пою.
Слёзы-капельки стыдливо
все в ладонь свою ловлю.
Через сон к тебе ночами
прихожу теперь вот Я.
Научилась, чтобы днями —
слышать, чувствовать меня.
Вот тогда пойдём мы вместе —
к свету знаний поведу.
Я — твой Ангел, ты — мой Крестник,
путь Земной с тобой пройду.
И предстанем перед Богом
мы с тобой ответ держать,
Когда будешь за порогом
в белом саване лежать.
А пока ты не готова,
но есть время нам идти.
В осознанье вся основа!
Бог поможет нам в пути.
Ангельская вода
Расправив руки — я лечу!
Лечу в прекрасные миры.
Напиться в них скорей хочу
чистейшей Ангельской воды.
Припасть душой и жадно пить,
вбирая лёгкость сил и снов.
И снова в небо птицей взмыть,
и быть свободной от оков.
О, Боже! Бьёт ключом родник,
играя светом серебра.
Он к каждой клеточке проник
благословением Отца.
И радость Ангелов вокруг,
повсюду чувствую любовь.
Они, создав защитный круг,
домой со мной летели вновь.
И каждый Ангел нёс с собой
сосуд священной той воды.
— Придёт нужда, и ты открой,
испей, чтоб не было беды.
В тишине…
Я хочу помолчать,
мне нужна тишина…
Я хочу лишь побыть
в тишине здесь одна.
Говорить с тишиной,
ей поведать печаль.
Разобраться в себе,
скинуть всё, что не жаль.
Раствориться в тиши,
дать душе отдохнуть.
С новой силою встать
и продолжить свой путь.
Свет, здесь ты!
О, до чего прекрасна тишина!
Нет… не вокруг, а там… внутри меня.
Ложится ровно, дышится легко —
И я в ней всё — и в тот же миг никто!
И, растворяясь в тишине душой,
Черпаю силы, что дают покой.
И Ангелы, любя, меня несут
В ладонях к Богу — на мой личный суд.
Я воин в нём для всей кромешной тьмы,
Клинок в руках, и слышу: Свет, здесь ты!
Увидев свет, вся тьма уходит прочь,
А я лечу, но уже к звёздам в ночь.
Вселенная рождается во мне,
И я в ней всё, и в тот же миг везде!
Спустилась Божья Матерь в сон ко мне
Спустилась Божья Матерь в сон ко мне.
Развеяла мой крик и дикий страх,
Тот, что пытался запугать извне,
И нанести душе полнейший крах.
— Не бойся, детка, я всегда с тобой!
Все страхи — это просто пустота.
Они боятся святости любой,
Когда любовью налиты сердца.
Пойми, родная, надо всех любить.
Иди по жизни с Духом Веры так,
Чтоб сердце всех могло, любя, простить
И только верить в Божий суд и знак.
Ты спи, дитя, спою тебе я песнь:
О красоте Земной, о чудесах…
Проснёшься завтра в новый светлый день
С Божественною искоркой в глазах.
Скрижаль
По строкам древнего скрижаля
Скользнул луч света золотой.
И тьму, безжалостно всю жаля,
Согнал светящейся рукой.
Посланник Бога на коленях
Над ней склонился в тишине.
Те знаки, что чертило время,
Забыты были в глубине.
Сокрыты от людей в пещере
Те начертания, что ждут:
«Воздастся людям всем по вере,
И Духам тем, что зло куют.
Воздастся за добро — несущим,
За свет любви, что льют в сердца.
И тем, кто горе всем живущим
Приносят в жизни без конца…».
Прочтя скрижаль, он крикнул Богу:
«Да будет так, как Ты решил!
Пошли лишь светлый луч в подмогу,
Чтоб каждый путь свой осветил.
Чтоб в души свет сознанья лился
И ветры дули перемен.
Чтоб на земле скорей случился
Богоугодный всем обмен».
В поисках Бога
«Что ты ищешь? Счастья, любви, спокойствия духа. Не ходи искать их на другой край земли, ты вернешься разочарованным, огорченным, лишенным надежд. Поищи их на другом краю самого себя, в глубине своего сердца».
Далай Лама
«ЗА ОДНУ НОЧЬ НЕЛЬЗЯ ИЗМЕНИТЬ ЖИЗНЬ.
НО ЗА ОДНУ НОЧЬ МОЖНО ИЗМЕНИТЬ МЫСЛИ, КОТОРЫЕ НАВСЕГДА ИЗМЕНЯТ ТВОЮ ЖИЗНЬ».
(высказывание взято из интернета)
Где-то вдали — на бескрайних полях,
Вольным ветрам подчиняясь и ночи,
Путник устало влачился в цепях,
В поисках Храма все выплакав очи.
Знал он, что где-то лежит к Богу путь.
Сможет лишь там кандалы свои скинуть.
Вложив в молитву душевную суть,
С просьбой он шёл, чтоб навеки не сгинуть.
Тут на пути вырос маленький Храм.
Домик простой, по кузнечному делу.
Вышел кузнец: — Ты меня ведь искал?
Что ж, подходи, кандалы скинем смело.
— Что ты, кузнец… не помощник ты мне,
Только лишь Бог и моя в него вера
Может помочь силой Высшей извне.
Только она станет здесь точной мерой.
— Что ж, не держу — на всё воля твоя.
Видно, что путь у тебя к Богу дальний.
Крылья свои за спиною сложа,
В дымке кузнец вдруг рассеялся странной.
…Путник ходил по земле много лет…
Слыша мольбы, Бог всё слал ему помощь.
Но он упрямо искал Божий Свет
И не заметил, как вдруг уже умер.
…Пряди волос разметались в цветах…
Мышцы лица на ветру онемели.
Птицы, над телом кружась в облаках,
Небу молитвой отходную пели…
Источник Света — душа
Млечный путь уводил меня в сказочный Рай…
Там волшебных миров расплескалась вся суть.
Мне совсем не хотелось спускаться за край,
А хотелось всем телом в источник нырнуть.
Тот источник от Света сияющих звёзд…
В нём купаются Ангелы в млечной тиши.
И слыхать даже уху, как капает воск,
От огня, что горит здесь от Света души.
Вот и я, искупавшись, летела назад…
Хоть и было мне жаль расставаться с мечтой.
Но с собой я несла мне подаренный клад,
Чтобы Светом во тьме поделиться с тобой.
Протяни ладони…
Что такое счастье?
Счастье — это Радость!
Счастье — это Свет Души и её Любовь!
Счастье — это Солнце!
Счастье — Благодарность!
Счастье — Божий к людям праведный звонок!
Протяни ладони — положу в них счастье,
Только ты не дай ему быстро расплескаться.
В сердце спрячь горячее, чтобы не остыло,
Чтобы душу бережно там внутри хранило.
И беря пригоршнями, раздавай всем людям —
Предоставь судьбу решать только Божьим Судьям.
Не жалей ты счастья, всё тебе вернётся —
В мире циркулируя, энергией вольётся.
В муках рождённая…
В муках рождённая…
К Свету идущая…
Опыт познавшая…
Духом зовущая…
Счастье принявшая…
Радость несущая…
К звёздам летящая…
Знания пьющая…
Доля…
Закусила удила — тяжко.
И рысцою я бегу — гонят.
А в телеге крест лежит — страшно.
И спина моя болит — стонет.
На колено припаду — хлещут.
Поднимаюсь на бегу — мирно.
Все эмоции внутри — плещут,
Но везу свою судьбу — смирно.
А ночами снится сон — воля.
Красота вокруг меня — Боже!
Но не спит собака та — доля,
Охраняет здесь моё — ложе.
К образам я подойду — тихо.
Со слезой зажгу в ночи — свечи.
И отгонят от меня — лихо,
И расправятся мои — плечи.
Белоснежные несут — крылья.
В те миры, откуда я — родом.
Отдохну и стану вновь — сильной.
И вернусь уже с другим — кодом.
Чёрная птица
Взвилась в небо птица, чёрная, как смоль.
С криком ввысь кружится — рвётся в крике боль.
Господи, помилуй, я к тебе лечу,
Душу свою чёрную вылечить хочу!
Молит птица Бога… тяжело лететь.
Крылья ветром ломит, горестно смотреть.
Бьётся в крике диком, ветер носит плач,
Грудь сдавило болью, рвёт её палач.
Силы на исходе… Крылья опустив,
Смертью стала воля, небо очернив.
И прося прощенье, камнем вниз летя,
Птица в тихом стоне падала плашмя.
Мягкие ладони, подхватив её,
Нежностью накрыли, будто волшебство.
— Что ты, птаха, бьёшься, выйди с темноты,
Здесь покинув тело, не умрёшь ведь ты.
Будет вечность дальше, только в темноте.
Перестань же мучить ты себя уже.
Ты окинь просторы — Божья благодать!
Из любви он дал всё, чтобы оживать.
Чтобы ты вдохнула, набралася сил…
Вот возьми в ладони, для тебя хранил.
Ангел белокрылый протянул перо,
Оно было чёрным, но шёл свет с него.
— В дар прими скорее, светом озарись.
Выпусти на волю всё, что тянет вниз.
Не смотри, что чёрное, Богу все важны.
Каждый помогает распознать, кто ты.
Ты, земная птица, цвет земли несёшь.
Значит, плодородием ты в душе живёшь.
Всё, лети, родная, и неси всем свет.
Вытесняй им горе — в горе счастья нет.
Долгую беседу мы с тобой вели…
Обнимая птицу, выпустил — лети!
Жизнь давила…
Жизнь давила меня и плющила…
Нету силы подняться — слабая.
В топь болотную и вонючую
Лила слёзы — молитвой плакала.
Липким шёпотом тьма баюкала
И тянула к себе — ей голодно.
А душа моя в двери стукала:
Отвори, Господь, сердцу холодно!
И спустился Бог, свет с собой неся.
Отворил Он дверь, что не заперта.
И обнял меня, как отец дитя —
Силу веры дав, жизни праведной.
Я рванула ввысь — крылья выросли!
Закричала тьме: — Я здесь сильная!
Получив тепла Божьей милости,
Чистоту взяла доля пыльная.
Судьбинушка
Сквозь горечь полыни судьба моя устлана.
Утраты… потери… слезами разнуздана.
Бежит вереницей, изрыта глаголами…
Судьба моя — птица… с силками… с заторами.
И только ночами, как «призрак из оперы»,
Слежу за движеньем теней — ставя джокеры.
Лелею желанья свои справедливости,
И ум тренирую до дерзкой пытливости.
Решаю, копаюсь… в себе и судьбинушке…
Спина чтоб не ныла от всякой дубинушки.
Прощенья у Бога прошу за грешения,
Покорно приняв все Его здесь решения.
Слёзы матери
Заблудился… Все спутались мысли.
В темноте наугад в жизни брёл…
И не мог разобраться я в смысле:
Для чего же на землю пришёл.
Беспросветной завесою темень
Окружала меня на пути.
И, душою как сломанный кремень,
Я не мог уже дальше идти.
Сам назначил себе эту дату.
В Бога верить совсем перестал.
Здесь никто не заметит утрату —
Перед бездной голодною встал…
Всё!.. Прощайте!.. Лечу добровольно!..
Набрав воздуха в грудь… я шагнул.
Чтобы не было страшно и больно,
Губы сжал, веки крепко сомкнул.
Бездна, с радостью приняв в объятья,
Всю одежду рвала на клочки.
И услышал там плач… узнал мать я.
Ощутил боль и сердца скачки.
Мать прощенье молила у Бога…
Плачем диким рвалась вся душа.
За себя… за беспутного сына
Слёзы лила в алтарь бытия.
Были слёзы пропитаны верой.
Всю любовь ко мне вложила мать.
И они для меня стали мерой,
Осветили мне путь в Благодать.
И уже плакал я… за жестокость,
Что нанёс эгоизмом своим.
И меня, как ненужное… пропасть,
Отрыгнула дыханьем живым.
Мама Светом своим и Любовью
Жизнь вдохнула в меня ещё раз.
Я родился… по-новому… с болью,
Но дышал во мне Бог в этот час!
Дар от Господа
Авария… Кома… Туннель необычный…
Лечу я… Сверхскорость… Маршрут непривычный.
И вот ближе к Свету — спираль исчезает,
А радость блаженства сильней нарастает.
Там Свет вокруг… тихо… лишь пение слышно.
Парю я… на крыльях… не знаю, как вышло.
И вижу: ко мне в одеянии ярком
Идет Светлоликий, и взгляд Его жаркий.
Волнение… радость… и даже тревога
Во мне возникает у края порога.
А Он подошёл и, добро источая,
Мой взор обратил на преддверие Рая.
«Достоин ты… светел, но час не пришел твой», —
Звучал громогласно вердикт непростой мой.
«Прими от Меня, Я прошу, испытанье —
Ты с Даром вернёшься, но примешь изгнанье».
Не понял тогда… но лечу вниз обратно.
И кажется, что не совсем мне приятно.
Я падаю в тело… Ожил я… О Боги!
Вокруг суета… все медсестры в тревоге.
Открыл глаза… вижу… всё тело в порядке.
Пошел на поправку, отдавшись зарядке.
И вот уже выписка… улица… крики…
И я вижу цифры у парня на лике.
Я понял, что дата — конец его жизни.
И вот затянул сигарету он трижды.
Те цифры отсчитывать стали минуты —
Из жизни у парня, что в дате замкнуты.
Тут взгляд мой на девушке остановился —
И там дата смерти, и счетчик крутился…
Я видел, там ломки… наркотики… шприцы…
И время назад отмеряет волчицей…
О, Господи, что это за наказанье?!
Вокруг вижу лица и даты в них… тайно.
Минуты… часы… даже дни убывают —
Их сам человек у себя отнимает.
Я начал об этом кричать людям… честно, —
Но так у меня ничего и не вышло.
И только во злобе кидали все камни…
И с Даром своим оказался… в изгнанье.
Пристанище миров…
Мела метель… Выл ветер вольный…
Гулял по струнам проводов.
А в доме тихом вечер томный
Явил пристанище миров.
Свеча огнём своим играла.
Сползали капли… блик огня…
По стенам молча танцевало
Её божественное Я.
А за столом сидела Жалость —
Кидала карты на судьбу.
Пришла к ней на гаданье Старость,
Припомнив молодость свою.
Залезла в душу, слёзы вынув —
Их на алтарь к свече собрав.
Щепотку боли к ней подкинув,
Седую искренне обняв.
Неслись все годы вереницей,
Копытом били больно в грудь.
И захотела Старость птицей,
Полётом вырвать с сердца грусть.
Взлетела ввысь… а крыльев нету —
Кругом чернела пустота.
И развернулась резко к свету,
Где на столе горит свеча.
Огонь теплом вошел приятно,
Прогнав с души весь мрака смрад,
И стало ей теперь понятно,
Что Жалость сеет в душах Ад.
И встрепенулась, скинув годы —
Те, что давили, не щадя.
И поменялись тут же коды —
Душа вновь стала молода.
Письмо отцу
Тихий, уютный вечер,
в доме горит свеча.
Мягко танцуют блики,
в вальсе её кружа.
Рядом тетрадь простая,
водит рука строку.
Чувства, границ не зная,
пишут письмо отцу.
В них, нарастая болью,
просит прощенья дочь.
Слёзы, с щеки стекая,
прячась, падают в ночь.
Лишь огонёк, тихонько
вея теплом своим,
Душу согреть пытался,
и свечка плакала с ним.
Он объяснить старался:
любит тебя отец.
И он тебя заждался
вот уже много лет.
Старенький стал совсем он,
ноги не ходят уж.
И в его сердце тлеет
боль по тебе и грусть.
Что ты, дурёха, плачешь?
Слёзы утри скорей.
Пусть ваша встреча станет
встречей родных людей.
Так огонёк неслышно,
тихо угас в свечи.
А по перрону бежала
дочка к отцу в ночи.
Я высеку ветром слова…
Я высеку ветром слова,
Дождем напишу на земле —
Как сильно устала Душа,
Что бьётся без Света во тьме.
Пусть Ветер со злобою всей
Возьмёт, разнесёт всю тоску.
Пусть Дождик размоет печаль,
Которая сбилась в кругу.
Обвила всю Душу насквозь,
Дышать ей совсем нету сил.
Порви, Ветер, замкнутый круг,
А Дождик — умерь злобе пыл.
Ждала сына…
Гладила мать фотографию сына
Тёплой ладонью своей.
Ласково, точно молитвой, просила
Сына приехать быстрей.
«Свидимся ль скоро, уж старая стала,
В путь собираться пора.
Сильно, сынок, по тебе я скучаю,
Спать не могу до утра.
Как ты, родной? Всё сердечко изнылось,
Часто болит по тебе.
Помнишь наш маленький сад, где берёзка…
Взрослою стала уже.
Боженьку птицей к тебе посылала…
В душу стучал, не открыл.
Ангелов белых просила, искали…
Слёзно со мной ветер выл.
Мне бы три строчки хватило утешить
Душу больную мою.
Знаю сынок, что о маме ты помнишь.
Просто стою на краю…»
Много годков пролетело стрелою.
Сидя, ждала у окна.
Старенький дом уж совсем покосился.
Плачет теперь тишина…
Тишина вокруг…
Замерла душа… тишина вокруг…
И летит в тиши только сердца стук…
Отбивает стук благодатный ритм,
И в полёт душа ввысь уходит с ним!..
Звон тишины…
Особым звоном тишина дышала!
Особой статью… умиротворённо!
И я блаженно в тишине витала,
Вдыхая мощь её завороженно!
Шепот тишины…
Шепот тишины… затем безмолвие…
Сотканы узоры Бытия.
Перестали громы бить и молнии,
Сотворилось внутреннее Я.
Созидалось вехами рождения,
Осмыслялось виденьем души,
Усмиряя жгучие кипения,
Тишина шептала: «Мной дыши!
Все рассветы втягивай дыханием,
Свежесть утра и причуды дня.
Как в последний раз пред расставанием,
Сотворяй Любовь во всём, любя.
Не дели на чёрное и белое,
Принимай сознаньем всё, как есть.
Утверждай решенье своё смелое,
Избегай тщеславие и лесть».
Я стояла, слушала безмолвие…
Голос тишины шептал: — Дерзай!
Вниз летели звенья пут, чем скована…
Ангел, крылья дав, сказал: — Летай!
В созвездии Гончих псов
Её тянуло в голубые дали…
Душой тянуло падать в облака.
Ей звёзды ночью Млечный путь ковали,
В окно тянулась к ней Луны рука.
Разжав свой луч, сажала на ладошку,
Несла, любя, к созвездью Гончих Псов.
И, усадив на Пса земную крошку,
По всей Вселенной мчалась в мире снов.
Как хорошо ей было и свободно!
Душа, в блаженной неге замерев,
Могла гостить у Псов сколько угодно,
Ласкать, любя их, усмиряя гнев.
Они ж, любя, лизали её слёзы,
Почуяв рану глубоко в душе.
Из звёзд букетом выстилали розы,
И молча ждали, лёжа на ковре.
Вот так душа жила в прекрасном мире,
А днём спускалась на ладонь Земли.
Касаясь, граней куполов и линий,
Несла на Землю звёздный свет любви.
Она любила по ночам…
Она любила по ночам гулять по крыше.
Манили звёзды и Луна — все чувства Свыше.
Там, вскинув голову, смотреть на ширь Вселенной,
Кружиться в танце забытья — казаться пленной.
Клочок бумаги на столе, как дань Земному.
Ну, не могла совсем она — жить по-другому.
В записке, уж который раз прося прощенья,
Она летела к звёздам ввысь без сожаленья.
Здесь, на Земле, казалось ей, был мир так тесен.
Весь состоит он из сплошных подъёмных лесин.
А все внизу, не видя их, — там копошатся,
Вверх подниматься по ступеням так боятся.
И выходила по ночам она на крышу…
Там заполняла ширью звёзд пустую нишу.
Душой мечтала, как Ассоль, дождаться Грэя.
И плыть под парусом любви — Вселенной веря.
Вселенная, обнять тебя хочу…
Вселенная… обнять тебя хочу.
Дышать тобой… тобою любоваться.
В просторах звёзд нестись на всём ходу
И красотою Божьей упиваться.
Слетать на все планеты… все, что есть —
Частичкой Божьей… Частью Мирозданья.
В порыве ветра птицею лететь,
И взглядом чувствовать Земли касанья.
Наполнить Душу лёгкостью живой,
Убрать тоску с натруженного тела.
И, воспарив над лишней суетой,
Принять любовь Всевышнего всецело.
Влюблённый в небо…
Разделось небо предо мною,
всей красотой своей сияя.
И близость чувств (от вас не скрою)
мне предложила ночь нагая.
Я трогал звёзды, окрылённый,
боясь дыханье сбить поспешно.
И всей душой изнеможённой
я целовался с небом нежно.
Оно раздвинуло просторы,
вошёл я вглубь его приятно.
И, сдвинув в сторону затворы,
оно отдалось безоглядно.
И я летал… на крыльях неги…
Не знал, как длиться будет долго.
…Но вдруг созвездие Омеги…
Я оросил всё млечным шелком.
…
Проснулся… полночь… я в кровати.
Смотрю на потолок упрямо.
Неужто спал в родной я хате?
Ну надо же, какая драма.
К себе иду…
Есть Божий дар исследовать себя —
Тяжелый путь, но в тоже время лёгкий.
Познав, на что способно моё Я,
К себе иду — к Божественности тонкой.
И с каждым шагом становясь сильней,
Где мысль уже имеет силу веса,
Становится Я ярче и мудрей —
Так к знаниям раздвинулась завеса.
память души
Из-за пределов запредельного —
глубинной памяти веков —
я вынимал в пути нетленное,
освобождая от оков.
И видел, как мосты срасталися —
соединялись Навь и Явь.
А Небеса мне улыбалися,
неся собою жизни Правь.
Всё изменилось… Судьбоносица
вписала в книгу бытия,
что навсегда в неё заносится
моё Божественное Я.
Первая ступень
На волоске от пропасти — замер.
Сжал кулаки до боли — нервы.
И, онемев, застыл в душе таймер.
Что ж, окажусь там внизу — первым.
Бог смотрел на меня, стоя — рядом.
Взгляд Его, разговор серьёзный.
«Груз в душе тянет вниз тебя адом,
Оттого приговор твой грозный».
Кажется, что-то ёкнуло — сердце.
Груз увидело в нём сознанье.
И обожгло его жгучим перцем
В миг осознанного признанья.
Взгляд поменял мышлением ракурс.
Пропасти нет, лестница… небо.
Чувствовал, что Я бумага — лакмус
И стою на ступени первой.
Астральные войны
Астральные войны… энергоудары…
Барьеры… невидимых планов силки.
Бросок… и на кончиках пальцев заряды…
И линий границы рисуют мелки.
Повержен? Какой там! Есть силы в запасе!
Идут в ход разряды один за другим.
Сверхскорость, манёвренность, лёгкость в экстазе,
И только сознанием здесь лишь храним.
Мгновения мысли… погони… атаки…
Сверхзнаний удары грохочут в бою.
И снова летят на меня вурдалаки,
И снова в астрале стою на краю.
Удар… и ничком в бездну пропасти жадной
Лечу, кувыркаясь — Святым всем молясь.
Вдруг голос в сознании истины важной:
«Зови Свет души, чтобы Бог тебя спас!»
Взмолилась душа, позабыв про все войны.
Прощение молил я себе и врагам.
Пусть души пред Богом все будут достойны,
Окончив свой путь, пусть войдут в Его Храм!
Бог купол раздвинул. Взглянул в бездну строго!
И бережно душу тот купол принял.
Очнувшись от сна, я всё чувствовал долго,
Как Бог мою душу Любовью обнял.
И раны, с которыми с боя вернулся,
Латались Любовью, ровняя рубцы.
Сегодня в астрале Бог сердца коснулся,
Зажёг в нём огонь, дав мне в руки резцы.
«Твори, созидай и шлифуй свою душу! —
Мне Бог говорил, глядя строго в глаза. —
Люби в себе Свет, лишь его сердцем слушай,
И пусть не коснётся глаз больше слеза!»
Война Света и Тьмы
Бездне дали власть, и мрак сгустился —
праздновал весь Сатанинский мир.
Кубки через край полны кровищью…
длинный стол, накрытый из могил.
Речь ЕГО из бездны сладко льётся —
«Люди, вы достойны, пейте кровь!
Вы хотели суд, и он свершился.
Ешьте, кто не сыт, живую плоть!
Я раздам дары, кому что надо:
Хочешь власть — получишь ты её!
Хочешь горы золота и женщин,
расстелю ковёр и из того».
Лихоманит весь народ Лукавый.
Незаметно бездна входит в них.
И глаза их, наполняясь кровью,
душу прячут, заковав в тайник.
Хаос, жадность, зависть на престоле.
Похоть, самомненье при дворе.
Вылезли на Божий Свет пороки
править балом тех, чей царь во тьме.
И откуда-то пробился лучик —
яркий, обжигающий насквозь.
По нему, как по канату с Неба,
Войско Света опускалось в ночь.
Битва завязалась не на шутку —
визг и рёв неслись со всех сторон.
Светоносный Луч, касаясь мёртвых,
воскрешал их, пополняя строй.
Одержимых Меч кромсал на части,
души их стараясь не губить.
И в телах, не съеденных пороком,
Свет пытался Души оживить.
Бой неравный шёл, потерь немало —
больше Света в душах, меньше Тьмы.
И решил ей Свет дать отступные,
ночью стать для отдыха Души.
Тьма, солгав, кивала головою:
«Ночь поможет сил мне накопить».
И ушла, ретируясь от Света,
чтобы вновь потом людей пленить.
Дети молятся
И куда же вы все торопитесь?
В жизни бурных вод — сами топитесь.
Кровь от диких войн — тянет в омуты,
Сумасшествием — все вы тронуты.
Если рана в вас — тело лечите,
А Святой Руси — земли хлещете.
Не видать вам благ и здоровьица,
От помоек здесь то не родится.
От обид душа — искалечена.
Горечь старости — обеспечена.
В Храмы ходите — Богу молитесь,
Ветер вдруг подул — книзу клонитесь.
Где же Дух Святой?.. Его выгнали!
Плачет мать Руси — её кинули!
И кричит Земля наша — звонницей,
И с небес за нас — дети молятся…
Разговор с Учителем
«…Будьте мудры и изобретательны, иначе вы ублажите пороки людей, а не души их. Не надо потакать порокам, а надо помогать душе в случае необходимости. Помогать следует, когда душа нуждается в помощи, а не из прихоти…»
Сильва Рябичева, Инна Горелик — «Зов Сияния», глава — СОВЕТЫ ВЕДУЩИМ.
— Учитель, я прошу совета.
Как поступать мне в мире этом,
Когда первичен эгоизм,
Перерождённый в сверхцинизм.
Учитель тихо сел в раздумье.
— Я помогу в твоём бездумье.
Гони печали прочь с души,
А лучше рядом сядь в тиши.
Запомни истины простые:
Без Бога души все больные.
Узри, откуда корни зла,
Включив свой разум и слова.
Будь мудрым средь людей, ты с Богом,
Не потакай людским порокам,
А помогай всегда душе,
Той, что нуждается в тебе.
Ты стань водителем духовным
Заблудшим душам и бездомным.
Любовью приведи к Отцу,
Опорой стань Его Творцу.
Ты помогай душе светиться,
Чтоб этим Светом же лечиться.
И страхи, слёзы ниц падут,
А в душах Господа найдут.
Разговор с Небесным Духом
Из-за бездуховной деятельности человека катаклизмы на планете неизбежны.
Самые уязвимые места — это города.
Самые уязвимые люди — это социально обеспеченные люди.
— Расскажи мне, Дух Небесный,
Отчего земля страдает?
Отчего на этом свете
Тьма всей жизнью управляет?
— Говорю тебе, ты слушай.
Дисбаланс на всей планете
Оттого, что в людях пусто,
Тьма их ловит в свои сети.
Позабыв, зачем родились —
В чём же цель их назначенья,
В Мир Материи вцепились
Не для помощи, а мщенья.
И для силы превосходства —
В этом Тьма Царица бала
Многотонные строенья
Для людей века ваяла.
Перекрыла знаний реки,
Запустив «своих» в сознанье.
Обманув, надела цепи,
Дав людей на растерзанье.
Ей захват на тонком плане
Только на руку играет.
Ослепив наживой власти,
В Ад всю землю превращает.
Тяжело от тех строений,
И Земля, вздохнув, всё рушит.
Вытряхая Тьму из сердца,
Покаянья сея в души.
Так доколе? — вы решайте.
Выбор дан — идти ли к Свету
Иль, соблазнам покоряясь,
Погубить свою планету.
Скажи — как жил? Кем стал?
Ну что? Расплавилась душа
В бесформенный и тусклый шарик?
И в хаос жизни — тишина
Вновь входит, чтоб зажечь фонарик.
Ну вот скажи — как жил? Кем стал?
Ну, что молчишь? Весы вон, гири.
И вдруг молитвой он взалкал,
Сдавило всё пространство в мире.
Давили ложь, угода, лесть,
Вещизм давил, система власти…
Судьба, как будто злая месть,
Решила душу рвать на части.
Но то был мир внутри него —
То, как решал и делал выбор.
Дав грязи облепить всего,
Он свет терял, хоть здесь был лидер.
И след невидимой слезы
Смывать стал грязь порочных монстров.
И, расчищая вновь стези,
Он становился выше ростом.
Ну, вот и славно. Рад, мой друг.
Поплачь в тиши. Я здесь с тобою.
Послушай сердца чистый звук —
Его любовью Я укрою.
Разговор Души и Бога на Небесах
«Я хочу на Землю, Боже,
Ты меня пошли.
Чтобы путь земной прошел я
Дух свой обрести.
То, чего пока не понял,
Мне осмыслить дай.
Что уроки не усвоил,
Не попав в Твой Рай.
Понял я, что только снизу
Мог наверх взойти.
Не растут без знаний крылья,
Соберу в пути».
«Хорошо, пусть так и будет, —
Боже отвечал. —
Только помнить ты не будешь,
Что здесь обещал.
Путь тернистый твой проложен
Будет на Земле.
И, пройдя его достойно,
В Рай войдешь ко мне.
Выбрал сам себе дорогу,
Весь маршрут пути».
Протянул Он мне бумагу:
«Подписью скрепи».
«Как узнаю, что иду я
Правильным путём?»
«Знаки будут совпадений,
Их увидишь в нём.
Только даже ты и это,
Позабудешь там.
Ты согласен в Школе Жизни
Возвести свой Храм?»
«Да, согласен», — отвечал я.
«Ну, тогда иди!»
И очнулся я в утробе
Женщины Земли.
Почему темно?
— Почему так на Земле темно? —
спросили Бога.
Разве жалко душам дать огня?
Разве их зажечь — сложна работа?
Разве хуже свет, а лучше тьма?
И ответил Бог — ответ просящим:
— Я Любви огонь весь подарил.
Разрешил ей — сильной, настоящей —
Зажигать сердца, что Сотворил.
В каждом сердце для огня фитиль свой.
Раз темно — закрыта к сердцу дверь.
А Любовь не может быть насильной,
Если впустишь ты, зажжет — поверь.
Вот тогда и Я, с Небес любуясь,
Буду Светом душу наслаждать.
За детей своих — гордиться буду,
Чувствовать Земную Благодать.
Лягу в звёзды спать…
Вьюжит за окном… в доме свет погас…
Свечка на столе… кружат блики вальс…
Тихо всё вокруг, сброшен груз оков.
Сидя в тишине, мне не надо слов.
Лишь в ночи стучат ставни по стене,
Звёздам говорят тайны обо мне.
Всё, о чём они в доме слышали,
И какие сны со мной видели.
Как я мчусь душой да на млечный мост,
Как сливаюсь я с океаном звёзд.
Как, с моста нырнув в глубину миров,
Я в полёте мчусь в страны дивных снов.
….
Бой часов вернул к пламени свечи…
Рядом кот сидит… хорошо в ночи…
Вновь хочу летать в тех мирах опять —
Расстелю постель, лягу в звёзды спать…
Учусь ле-та-ть…
Разграничены границы,
Небо вместо потолка,
И свободной белой птицей
Ввысь, туда, где облака…
Годы прошлого не давят —
Им теперь меня не смять.
Научившись точки ставить,
Я учусь теперь ле-та-ть….
Поднимите меня ле-та-ть..!
Обнимайте меня, рассветы,
и купайте в своей росе.
Ветры, волосы песней вейте —
заплетая собой в косе.
Травы, ноги мои ласкайте,
пусть уходит из них печаль.
Птицей белой, мечты, летайте,
покоряя высот всех даль.
Наберите вы сил Вселенной
и вернитесь назад ко мне.
Я приму вас душой нетленной,
когда буду здесь спать — во сне.
Распахните души оконца,
окуните всю в благодать.
Разбудите с лучами солнца,
поднимите меня ле-та-ть..!
Подготовленный
Всё…
Душа полетела наверх,
Закончился срок пребывания.
Мгновение… скорость вверх сверх,
И скинуты маски с сознания.
Границы исчезли в пути,
Вселенская ширь бесконечная…
Душа, что была взаперти,
Мгновенно становится вечная.
И Я в бесконечном свету
Само этим светом становится.
И мысленный в нём разговор
Здесь чутким сознанием ловится.
И только сейчас, наверху,
Приходит в душе осознание —
Те души, что слились в свету,
Прошли путь нелёгкий познания.
Путь долгий, у многих в веках —
Прожитый не раз в воплощениях,
Лишившись всех звеньев в цепях,
Процесс запустив пробуждения.
И слились три силы в одно —
Божественной, тела, духовности,
И свет озарил естество,
И видны все были неровности.
Но жил уже Ангел в душе,
Наставник стал Гидом гармонии…
И к самой последней черте
Душой подходил подготовленной.
Когда я умру
Когда я умру, будет самый красивый закат…
Прощаясь со мной, до утра будут петь соловьи.
А тёмное небо, надев свой парадный наряд,
Мне шёлком расстелет дорогу на Млечном Пути.
Душа моя крикнет: «Прощайте!.. Я скоро вернусь!»
И руку подаст мне мой Ангел, встречая меня.
«Летим», — он мне скажет, но я… всё же вдруг обернусь,
И светлой слезою наполнятся тихо глаза.
Мать и сын
Сын хотел, чтобы мать умерла.
Он любил её — просто устал.
От болезней, что шли чередой,
На пути появился провал.
День и ночь у постели больной.
Он забыл, что такое — поспать.
Тёмный Ангел, довольный собой,
Указал: виноватая — мать.
И винил он себя, и ругал —
Прогонял эти мысли все прочь.
Но душой о свободе мечтал,
И мольбам уступила всё ж ночь.
— Всё, сынок… Ухожу… Ты прости…
Вздох… Ещё… И вокруг тишина…
Нету мамы… Уже не спасти…
И обрушились вниз небеса.
Придавило его, хоть ты плачь.
Слёзы комом все сбились в груди.
Линчевал он себя, как палач,
Посыпая на раны грехи.
И теряя все силы — упал.
Тут же в сон провалилась душа.
Там, во сне, чтобы он не страдал,
Его мама с любовью пришла.
— Ты прости, мой сыночек родной,
Что заставила сильно страдать.
Поднимись и немного постой,
Посмотри, как устроилась мать.
И она отвела не спеша,
В те миры, где теперь хорошо.
Где уставшая в жизни душа
В Райских Кущах дышала легко.
— А теперь возвращайся назад
И сними с нас обоих вину.
Сделай так, чтобы радовал мать,
И найди там достойно жену.
Будет дочь у тебя, дорогой,
В ней душа воплотится моя.
Наша встреча так близко с тобой,
Моя очередь жить для тебя.
Он проснулся — прекрасный рассвет.
Знал теперь, для чего надо жить.
Душу залил всю благостный Свет —
К встрече с мамой готовым здесь быть.
Новое испытание…
Душа, измученная… птицей
С землёй проститься захотела.
Оставив бренное здесь тело,
Стрелой ввысь к Богу полетела.
Услышал Бог её страданье,
Раздвинул тучи небосвода,
Чтоб, на пути преград не зная,
Душа вдохнула Дух свободы.
И, подлетев к вратам Небесным,
Её там Ангелы встречали.
И, проводив к престолу Бога,
С рассветом душу обвенчали.
— Ну, здравствуй, милое Созданье, —
Слова чеканил Светлоликий.
— Душа твоя устала в теле,
Воспринимая мир безликим.
Ну хорошо, велю отныне:
Пускай она живёт во Свете,
И пусть прекрасное всё видит
На Мною созданной планете.
Огонь подал в сосуде дивном:
— Храни его в душе с Любовью.
Тяжелый путь твой станет мирным
И не прольётся алой кровью.
Лети назад, ещё не время;
Другое ныне испытанье:
Кого ты в жизни своей встретишь,
Согрей Огнём воспоминанья.
Возьми Любовь с собой и Веру,
Молитву, вложенную в сердце.
Ну всё, лети!.. Душа очнулась…
С открытой настежь к Богу дверцей.
Птицей чисто белой…
Хочу уйти,
устала очень…
И лижет душу сизый мрак.
Виски чуть тронула пороша,
а мыслям уж неведом страх.
Освободиться
и в полёте
найти свой дом
и тех, с кем я
душой могла созвучно вторить,
став искрой Божьего огня.
Летать…
не падая на землю
плашмя от тяжести судьбы.
Не знать того,
что щиплет нервы
и боем бьёт натяг струны.
Забыть печаль земного горя,
когда хотелось волком выть…
А только птицей,
чисто белой,
парить… парить… парить… парить…
В Светлых мирах…
Разливается по телу благостный покой…
Сердце ритмом выбивает колокольный бой.
Тишина с особой вестью мне несёт дары —
Позволяя окунуться в Светлые миры.
Снова Ангел мой со мною держит путь к мечтам —
Он меня крылом закроет от вторжений там.
Познакомит с миром знаний, с миром снов и грёз,
Чтоб не тешила иллюзий и напрасных слёз.
Предо мною оживает образный экран —
И душа моя читает знаний океан…
— Всё, что сможешь, ты с собою унесёшь домой.
Обретая здесь, ты сможешь там найти покой, —
Ангел, словно мой Учитель, мудро говорил,
И по миру Светлых знаний он меня водил.
— А теперь нырни в источник, Cветом зарядись,
В белоснежные одежды смело облачись.
А вернувшись снова в тело, душу ты храни
И мечты свои умело в жизни воплоти.
Любовью дыши!
Негой разливается блаженство,
Наполняя тело тишиной…
Умиротворённо бьётся сердце,
Отбивая стуком ввысь покой…
И неслышно сквозь пространство ночи
Вырастают белых два крыла…
И душа лететь на крыльях хочет,
Прорезая время, как стрела…
Окунуться в Свет и в нём купаться —
Насладиться Райской чистотой…
Встретиться там с Ангелом и мчаться
По Вселенной с ним к Земле родной.
Не прощаясь, приземлиться в тело.
Передать все Радости Души —
Подпитать его, чтоб не болело,
И сказать: «Любовью лишь дыши!»
Полёт домой
Она лежала на ковре из трав пахучих.
Душа летела к звёздам ввысь — к себе зовущим…
Обняв Вселенной глубину своим сознаньем,
Она дарила на лету любовь с признаньем.
Не понимала, как душе не тесно в теле.
Все чувства пламенем свечи в пути горели.
Её Вселенная собой всю обнимала,
И щедро весь покров с себя она снимала.
Дарила встречу в небесах с родным ей домом,
И с теми, кто её там ждал и был знакомым.
Просила их: — О, можно с вами мне остаться?
Ведь здесь мой дом и тяжело так расставаться.
— Тебя мы любим, но лети обратно в тело,
Есть на земле там для тебя большое дело.
Познай себя и глубину всех испытаний,
И в чём же промысел для душ сокрытый, тайный.
Когда познаешь часть глубин и в чём свет Божий,
То прилетай проведать нас, когда захочешь.
Лучом пошлем тебе в подмогу помощь Света,
Ну, всё, прощай! — Она проснулась в травах лета.
От последнего причала Земли
Каждый день от тихой гавани Земли
В Небеса уходят в Лету корабли.
И летят они во млечной там тиши,
За билет берётся плата — вес души.
Без тех льгот, что ей давала здесь Земля.
Без тех средств, что наживала для себя.
Без наград, чинов, и званий, и затрат.
Без одежд, домов и тех, кто виноват.
Скинув все твои Земные телеса,
Призовут к ответу душу Небеса.
Идут Жнецы…
Люди падали — их косила смерть…
Воздух плавился — не держала твердь.
Вслед идут Жнецы — в поле урожай.
Души вышли с тел — только пожинай.
Крик и стон стоит — плата велика.
Кто собрал здесь всех? — Господа рука?
Почему? За что? — догадайся сам.
Души все без тел — превратились в хлам.
Отворились вниз — Адовы врата…
Перевозчик ждёт — у реки Лета.
Наготове все — партию принять…
Душу норовит — каждый Дух отнять.
Адовы круги — точно решето…
Просевают всех — словно ты никто.
Поменялся сон — вдруг реалью стал.
И кнутом их страх — в бездну души гнал…
Взмах крыла закрыл — всей картины жуть.
Ангел молча встал — показав всю суть.
Подошел ко мне — тронул за плечо.
И как лучший друг — обнял горячо.
— Вот просила ты — показать весь Ад.
Только жаль одно — он всем людям рад.
Но они слепы — видеть ты могла.
Души их за то — там горят дотла.
Я вернусь…
Над могилою стоял туман.
Словно небо опустилось низко.
— Я вернусь, — он вдруг земле сказал,
Голосом твоим родным и близким.
Я вернусь — шептали листья сентябрю.
Я вернусь — цветком весенним поутру.
Я вернусь — той грустной песней на заре.
Я вернусь — быть может, даже в декабре.
Я вернусь — кричали чайки над водой.
Я вернусь — и ты услышишь голос мой.
Я вернусь — чтобы продолжить, что начал.
Я вернусь — на наше место, наш причал.
Я вернусь — в суровом зимнем январе.
Я вернусь — а ты спать будешь на заре.
Я вернусь — котом свернувшись на печи.
Я вернусь — ты ждёшь меня, но ты не жди.
Всё шептало и кричало всё кругом:
— Я вернусь — но это будет всё потом.
Я вернусь — быть может, через много лет.
Я вернусь — и лишь пока меня здесь нет…
В кругу Сансары
Однажды я попросила посмотреть мои прошлые воплощения одного практикующего космоэнергетика. И то, что он увидел, я переложила на стихи.
Из глубин Запредельных пространств,
Не из этой Вселенной — на Землю
Я пришла в Свете Высших убранств,
Временную минуя петлю.
Я летела к Земле с Любовью
Через звёздный поток Галактик.
Млечный путь весь впитала с кровью,
Я там космоэнергопрактик.
Воплощалась среди Атлантов,
Лемурийцев, в Арийской расе.
Накопив для Души талантов,
Раздавала с Любовью массе.
То в Египте, а то на Крите,
А затем был мне Родос домом —
Остров в Греции, вы учтите.
Всё, что дальше, я помню комом.
Прошлых жизней нить вереницей
Пробегает в одно мгновенье.
И лечу Я по жизни птицей —
От пророчества до забвенья.
Без масок…
Чёрно-белый мир — мир без красок,
Где на лицах нет — ярких масок,
Где таков, как есть — нет иного.
Даже неба нет — голубого.
Человек стоит — здесь на грани,
Либо чернота — в пропасть манит.
Либо белый он — ярче света,
И наверх летит — канув в Лету.
Белые слова — их не видно.
Чёрные слова — боль, обидно.
Виноват в том сон — что приснился.
Ярче жизни был — растворился.
В нём художник дал — ярких красок…
Стала жизнь пресна — вся без масок.
Ступени…
Ступени вверх, ступени вниз,
а между — пустота.
Играла разумом людей
немая простота.
То улыбнётся снизу вверх
и шаг идёт вперёд.
Душа от радости своей
вершит круговорот.
А то сползает по лицу,
гримасу корча, вниз.
И шаг назад уже влечёт,
и выше стал карниз.
То простота берёт за ум,
и уж готов мотив.
Опять душа бежит вперёд,
оставив примитив.
И вот опять у простоты
в руках от зла концы.
И шаг назад, а то и два,
слетают вниз венцы.
И так болтает простота,
то вниз, то вверх крутя.
И на ступени — пустота,
душа живёт спустя.
Я крикнула небу!
Я крикнула небу: я с ним быть хочу!
Но… небо молчит, и я с небом молчу.
И вдруг там, в пространстве, созрел вмиг ответ:
Я старше его на две тысячи лет…
Снова к звёздам
Уходим с земли в своё время — летаем…
И снова на землю попав — мы блуждаем.
А между уроками жизни земной
Мы к звёздам летим, чтоб дать душам покой.
Я не знаю…
«Я есть Путь, и Истина, и Жизнь», — говорил Иисус.
Я понимаю эти слова так: Каково наше истинное Я — таков наш Путь, и Истина, и Жизнь.
Я не знаю, сколько раз рождалась.
Я не знаю, сколько раз уйду.
Я не знаю, много ли осталось
Душу совершенствовать свою.
Осознание даёт ответы —
Много здесь уроков проходить.
Слушая Наставника советы,
Я пытаюсь в осознанье жить.
Уготованы везде проверки —
Отстоять в мышлении свой Дух
И, откинув напрочь полумерки,
С каждым шагом развивать свой слух.
Связь веков
На краю вселенной…
с глубины веков…
По спирали — время
рвалось из оков.
Быль смешать всю с Явью,
знания и свет,
Что в родах копились
слишком много лет.
В цепях рваных — звенья
вновь восстановить.
И в сердцах с любовью,
с верой в Бога жить!
Наши мысли
Каждая мысль, словно птица, летит в пространство,
Мы выпускаем ее на свободу — лети!
Добрая мысль прекрасна в Высшем убранстве —
Дивный узор унисона готова плести.
Мрачные мысли, мгновенно летящие в Небо, —
Злом разрушения посланы нам они —
Там, словно Галки, просящие Высшего хлеба,
Гомоном давят прекрасных созвучий миры.
А мы хотим, чтобы жизнь на Земле стала Высшей.
Правду гордыни своей в мыслях тешим, любя.
И, задыхаясь в пространстве от собственных мыслей,
Ставим на кон всю Планету, а значит, себя.
Не хотелось Богу спать…
Не хотелось Богу спать,
прогуляться вышел
В свой Небесный Райский сад,
что плодами пышет.
Он присел на облака —
мягкие, как вата,
И раздвинул купола —
высветилась дата.
Бог встревожено взглянул
в цифры вековые,
Ангелам рукой махнул,
чтоб экран открыли.
Смотрит Бог с небес на нас,
как мы копошимся.
Сколько важности подчас
в нас, и не боимся!
И решил Он снизойти,
через толщи века,
Облачиться по пути
просто в человека.
Вот фонарь горит в ночи.
Он в простой одежде.
Скромно в чей-то дом стучит —
здесь Он не был прежде.
Дверь открыл мужик хмурной:
«Чего тебе надо?!»
«Я проситься на постой —
высока награда».
«А ну, вон пошёл отсель,
развелось вас нонче!» —
И закрыл с размаху дверь —
путь в тот дом закончен.
Повернулся Бог идти
к дому, что напротив,
Но с порога там кричат:
«Тесно у нас, что ты!»
В третий сунулся Он дом —
простовата хата.
Как родного его в нём
приняли, как брата.
Угощения скромны,
но речами чисты,
Их сердца добром полны
и светлы их мысли.
За ночлег в родном углу
на постели лучшей
Он назвал дом поутру
«Святой Божьей кущей».
Так ходил Он по Земле
с остановкой время —
Каждый метку на челе
получал, как бремя.
И, уставший воротясь,
Он, в свои пенаты,
Не ложился отродясь,
с чувством виноватым.
Запущение вокруг
в душах человеков —
Разорвать бы этот круг
всех порочных треков.
И решение к утру
вдруг созрело быстро —
Знание в людей вдохну,
помыслом кто чистый.
Пусть несут они свой Свет
в души всех заблудших.
Свет умножится вовек
на Земле грядущей.
Он довольным был опять,
в сон от дум клонило.
Лёг спокойно почивать —
завтра нужна Сила.
Ангелов послал туда
с очень важной вестью —
Передали, чтоб слова
Лучезарной песней.
Кто услышит из людей
сих Живые звуки,
Тем откроет Он скорей
Божие науки.
Так что, люди-господа,
слушайте!.. Внимайте!..
Может быть, тебя тогда
метил тайно? Знай ты!
Помощь Ангела…
С горем со своим я пью в обнимку.
Плещет мне в бокал оно вино.
Ставит старую как мир пластинку,
Выпьем, друг… ведь мы с тобой давно.
— Глянь-ка ты, как хорошо нам вместе…
Я тебе за брата… за сестру, —
Горе подливало, как невесте,
Чтоб со мной проснуться поутру.
— Мы срослись… переплелись корнями…
В мир иной нам вместе уходить, —
Горе мне твердило глухо днями.
— Так, как я, не смогут здесь любить.
Я так отдавалась вся до капли…
Мылась сидя горестно слезой…
— Вижу, ты устала ведь, не так ли?
Вдруг раздался голос за спиной.
Ангел светлый там стоял… красивый.
Спину украшали два крыла.
— Я сейчас раскрою мир твой дивный —
Тот, в котором ты всегда росла.
Горе убежало в тёмный угол…
Комнату залил прекрасный свет.
Он меня в тепло своё закутал,
Душу всю согрел чудесный плед.
Ангел вёл к источнику вселенной,
Силы жизни чтобы мне вернуть.
— Важно возродить душе нетленной
Свет Божественный и Божью суть.
Пей! Я подожду тебя… Иди же!
Я прильнула жадно всем лицом.
Радость… Счастье… — становились ближе,
Божьим мне ковались кузнецом.
Ангел душу обнимал, прощаясь.
В сердце мне вложил кристальный Свет.
Я вернулась в жизнь, пред Богом каясь,
В светлый дом, где горю места нет.
Молись со мною, мама…
Ты знаешь, мама, как болит душа…
Одной тебе я расскажу сегодня.
И, затаив дыханье, чуть дыша,
Произнесла: «Так Господу угодно».
Давай молиться, мама, за него.
Вдвоём у Бога вымолим пощады.
Он, мама, там, где людям тяжело.
Там, где война, где гибнут все солдаты.
Молись со мною, мама, я прошу.
Меня понять лишь ты одна сумеешь.
Под сердцем я дитя его ношу…
А ты, война, любовь топтать не смеешь.
Мать обняла любимое дитя.
Прижала к сердцу своему родную.
И, к небесам молитвою летя,
Просила Бога гнать войну ту злую.
Душа в молитву облачилась
Душа в молитву облачилась.
Припала к светлым образам.
От хвори страшной так лечилась,
Дав волю горестным слезам.
И обнял транс её сознанье,
И Бог явил всей жизни путь.
Увидев там свои стенанья,
Душа узрела Божью суть.
Любовью всё пространство пело —
Её даёт Он всем сполна.
И через душу лилось в тело
Его Божественное Я.
Источник этот очищает —
Он светом гонит хвори прочь.
И Храм Души весь заполняет,
Изгнав с души седую ночь.
И вот уже совсем другие
Стекают слёзы по лицу.
Душа нашла совсем простые
Слова любви своей к Отцу.
Она заполнила пространство,
Парила в радости мирской.
И светом было в ней убранство,
Неся в себе любовь, покой.
Свет Любви
— Как умножить Свет Любви,
ты мне, Ангел, расскажи.
— Что за глупое дитя,
Свет в Любви горит всегда.
Если дышишь ею ты,
не страшны все козни тьмы.
Мягкий Свет жизнь источает,
а невежда то не знает.
Чувствуй, детка, в нём плечо —
Бог всех любит горячо!
И убогих, и радивых,
и несчастных, и счастливых…
Он в ладонях вас качает,
души Светом наполняет.
И разносят люди Свет
друг от друга сотни лет.
Он строил Храм…
Жилы канатами туго натянуты.
Вены верёвками тяжестью стянуты.
Крест, на себя взгромоздив убеждением,
Путь на земле стал великим лишением.
В Храме души возводил он стропила сам.
Зная всё, Ангелы тихо рыдали там.
Сам начертал себе планы с уроками.
Он принимал здесь судьбу с её роками.
К Богу взывая… Ложась на распятие…
Кровью смывал Он людское заклятие.
Купол покрыв чистотою безгрешною,
К Богу летел Он душой белоснежною.
Божья суть
Ты была мне послана Богами.
В час на грани к пропасти пришла.
Там, расправив крылья куполами,
В пропасть мне сорваться не дала.
Ты окутала любовью чистой,
Светлой, лучезарной, словно мать.
Напоила свежестью Пречистой,
Подарив мне Божью Благодать.
Переоценил всю жизнь мгновенно.
Где кого, не долюбив, менял.
Где был мелочным и лгал безмерно.
От чего настал земли обвал.
И прощенье чувствовал, прям тут же.
Ни упрёка, ни нотаций жуть.
Лишь любовь объяла, нежно кружит.
Ангелом раскрылась Божья суть.
Нежность…
Нежность — ты откуда родом?
Где берёшь своё начало?
— Из Божественного Света, —
Нежность тихо отвечала.
— Там любовь — моя сестрица,
Брат любимый — состраданье,
Вера — лучший друг по жизни,
Счастье в них и созиданье.
Там живут поэтов души,
Бардов души, Ариэлей,
Милость Божья и терпенье
Светлых, сильных поколений.
Приходи туда скорее
И не бойся быть невеждой.
В ту страну открыты двери,
Ждут там всех с большой надеждой.
Люди и рай…
Пожалел Господь людей,
Ад закрыл для грешных душ.
Всех «покинувших» принял
на просторы Райских кущ.
Красота вокруг, тепло,
свет Божественный горит.
Источая естество,
дух святой места хранит.
Повалил народ с Земли,
радость хлещет через край.
Перед Богом все равны,
получив заветный Рай.
День проходит, два и три…
попривыкли все вокруг.
И полезло с них нутро,
вспомнив там монетный звук.
Закрутилась карусель,
предприимчивость пошла.
Создалась структуры власть,
выросла вождей клешня.
Наплевать на Бога всем,
каждый уж живёт своим.
Кто-то Рай ковшом гребёт,
кто работает там им.
Дожились в Раю Небес,
многих мучает нужда.
Превращая жизнь ту в Ад,
засевалась вмиг вражда.
Бог смотрел на всё, молчал…
Думы горькие варил.
Превратился в Землю Рай —
тот, что людям подарил.
И оставив там людей,
во вселенной создал Рай.
И решил, что с этих дней
каждый должен знать свой край.
Разрешил он Духам тем,
что соблазн кидают в жизнь,
Забирать к себе людей —
тех, кто душу дал за них.
Спрятал Рай свой высоко,
и дойти лишь сможет тот,
Кто душою чист и твёрд,
кто все мытарства пройдёт.
Сердце
Сердце… не выдерживало сердце…
Билось, рвалось, колотилось в грудь.
И, оскалив зубы, смерть сражалась,
За прощальный и последний путь.
Кто-то наклонился — как в тумане.
Руки протянув, закрыл его —
И спокойно потекло по жилам
Выдержанно-крепкое вино.
Опьянела голова, ослабли руки,
Сном окутала густая мгла.
И неслышно смерть ушла в разлуку
С тем, кого усиленно ждала.
Пусть теперь осудит помощь Свыше,
Пусть предъявит Им свои права
Та, что не считает годы людям,
Та, которая всегда слепа.
Огонь надежды
Держась за решетку ограды,
Он глазками маму искал,
Где мимо шли тёти и дяди —
Детдом малышу стал причал.
Глаза грустно взглядом цеплялись —
Он в ручке сердечко сжимал,
И тихо, совсем не по-детски,
Молитву губами шептал.
А там, вдалеке, на аллее,
В слезах, не от ветра дрожа,
Сидела несчастная пара,
Чья рана на сердце свежа.
Оплакав недавно родное
Дитя, схоронив навсегда,
Та пара, гуляя в аллее,
Забыться никак не могла.
Он нежно помог ей подняться,
Утёр ей ладонью глаза.
— Не плачь, он стоит где-то рядом
И молит нас — плакать нельзя.
В молчании шли потихоньку —
Поймав цепкий взгляд малыша,
Они подошли к той решетке,
И сжалась от боли душа.
Малыш протянул свою ручку,
Разжал кулачок им в ладонь.
Упало сердечко беззвучно,
Посеяв надежды огонь.
Смерть чумазая
Вот припёрлась с косой одноглазая.
Закосила делянку мою.
А я ей: «Что творишь, Смерть чумазая?
Я без Клавки туда не пойду».
Ощетинилась, курва залётная.
Глаз прищурила, сверлит нутро…
Но… сегодня погода не лётная —
Как же Клавке моей повезло.
Поля войны…
Пуля достигла цели.
Рухнуло тело — смерть.
Ангелы не успели.
Яма, могила, твердь.
Плачет дождь над могилой.
Ветер воет печаль.
И ручьи толстой жилой
Слёзно чистят всю даль.
Годы бегут, столетья…
Время стёрло холмы.
И на костях — поместья,
Строят свои миры.
Душа поэта
Душа поэта — инструмент.
Кому играть — поэт решает.
И звуки нужных, сильных нот
Душа словами извлекает.
И всё в тех нотах — ключ, басы…
Ошибки жизни, зрелость мысли,
И опыт пройденной судьбы,
И вера вложенного смысла.
Ты так смеёшься…
Ты так смеёшься, что и мне смешно.
Твой звонкий смех врастает в мою душу.
Оставив на глазах смешную лужу,
Ты превращаешь гнев совсем в ничто.
Тобой любуясь, восхищаюсь я!
Душа, расправив крылья, оживает!
В ней дух любви на крыльях тех летает,
За смех твой звонкий всех благодаря.
Маяк в ночи…
Помяты крылья?
В чём ты провинился?
Ах, заступался там, в ночи седой?
И кто она?
Да ты, смотрю, влюбился?
Сейчас я чаю вскипячу… постой…
Садись… согрейся…
Весь продрог… трясёшься…
Не против, если закурю в тиши?
Так кто она?
В печали нервно бьёшься…
Богиня? Правда? Чудо? — не спеши.
Глаза как небо?
Тело Афродиты?
В душе волшебной теплится огонь?
Ну, хорошо.
Так почему сидишь ты?
Лети, любовью сердце её тронь.
И полетел он…
Крылья вновь расправив,
Летел на свет своей душой в ночи.
Она ждала,
На окна тихо ставя
С любовью для него маяк свечи.
Дарящий любовь
Ты знаешь, кто мне подарил белоснежные крылья?
Кто в тёплых объятиях грел мне замёрзшую душу?
С кем слабой могла быть, когда вслед кричали —
ты сильная?
И кто, защищая, сказал мне: все беды разрушу!
Кто ждал терпеливо и ласково гладил мне волосы?
Молился душою, прощая мою всю беспечность?
Отвечу я всем, не тая, хоть от вас мне и холодно:
Родной человек, мне дарящий любви бесконечность.
Любовь…
Любовь топтали сапогами,
Плевали, рвали на клочки,
И, унижая, насаждали
Наживкой сладкой на крючки.
И только Бог ей был защитой,
Он жизнь дарил ей вновь и вновь.
Чтоб на земле не стать забытой,
От сердца к сердцу шла — ЛЮБОВЬ.
Я жду тебя…
Я жду тебя, как осень ждёт дожди…
Ищу тебя, как ветер ищет волю…
А время, в косы заплетая долю,
Смешало осень с радостью весны.
Настанет то, во что лишь верю я.
Своим путём, твой вопрошу у Бога.
И пусть нелёгкой будет та дорога,
Но рядом ты, и не страшна стезя.
И вот судьбы тот долгожданный миг —
Когда с другой, родной, переплетаясь,
Я шла к теплу, душою улыбаясь,
Увидев средь толпы его лишь лик.
О, дар Богов, тебе меня судить.
Но в этот час я расправляю крылья…
К нему лечу, любя его так сильно,
Как учит Бог нас всех сейчас любить!
Девы плач
Ждала молодца дева юная,
В час назначенный — на пороге дня.
Сердце прыгало с каждым шорохом,
Не до дум простых, лишив деву сна.
Не идёт он к ней, не торопится,
Во сырой земле он спокойно спит.
А душа его чёрным вороном
В ясном небе здесь над землёй парит.
Опустился вниз, крылья сизые.
Закричал с небес: — Ты меня не жди!..
Но не слышала дева юная,
Вера в ней жила — он сейчас в пути.
И, не выдержав, птица гордая
Камнем прямо вниз, да к её ногам.
И лежала так птицей мёртвою,
А душа с тоской отдалась ветрам.
Сердце сжалось в ком — дико плакала.
Поняла она — больше не придёт.
Ветры носят боль, а надрывный плач —
До небес стучит, до глубин берёт.
Ключ под названием — любовь
Дождь хлестал по окну…
Дождь кричал:- Не спеши!
Это слёзы его там стекают в тиши.
Он смотрел ей в глаза —
Неподдельная грусть.
Надев маску шута, улыбался он — пусть.
Пусть не любит она,
Но ведь я же люблю.
Пусть не станет моя, но я Бога молю —
Может, чуточку ей
Он подарит миры —
Те, в которых любовь рассыпает дары.
А я дам ей тепло,
Вытру слёзы тоски,
Неподдельную грусть разорву на куски…
Вот и дождь за окном
Перестал слёзы лить,
И злодейка тоска на луну дико выть.
А она, как всегда,
Окунувшись в тепло,
По привычке сняла, кинув в угол, пальто.
И он снова играл
Свою тайную роль:
К её сердцу искал подходящий пароль.
Шаг за шагом идя —
Подбирая ключи,
Он любовью зажёг — огонёчек души.
Я искала…
Я искала тебя повсюду…
Среди тысяч дождей и вьюг…
Зовом сердца и мрачных буден,
Среди Божьих рабов и слуг.
Я искала забыться счастьем…
Напитаться рассветом рос…
Под защитой любить в ненастье,
Под прицелом огня из гроз.
Я искала… искала в зорях…
Я искала внутри себя…
Я просила у Бога доли,
Той, в которой есть ты и я.
А у нас Любовь…
Ты не находишь странным этот мир?
Куда-то все стремительно несутся…
А где-то вовсе… по живому… тир…
А где до одури над всем смеются.
Не правда ль, странно? А у нас Любовь…
И нипочём ей войны и насмешки.
За сотни километров еду вновь,
К тебе, родной, и сердце бьётся в спешке.
Любовь такая — трудно мне дышать.
В грудной ей клетке очень мало места.
Хочу тебя лишь страстно целовать
И слышать звон хрустальный Благовеста.
Вся утонуть в объятиях твоих…
Согреться в них от холода разлуки.
И пусть весь странный мир для нас двоих
Любовью все наполнит в мире звуки.
Отпущу…
Было больно, что с того? — Боль мою не смог понять.
Я стояла на краю, слёзы было не унять.
В сердце, полном теплоты, кровоточила любовь…
Горечь выпив всю до дна, я сумела выжить вновь.
То прекрасное, что нам было послано судьбой,
Сохраню, как Божий дар, мне подаренный тобой.
Знай, что руку протяну я тебе, как добрый друг.
Не потребую взамен никаких твоих услуг.
Пусть сердечко перельёт часть любви моей в твой Храм.
И скорее зарастёт на душе обиды шрам.
Пусть подарит для тебя радость, счастье и уют.
А ещё возьми тепла — с ним ведь легче в жизни путь.
Помолюсь я за себя. Молча всё тебе прощу.
И родного голубка на свободу отпущу.
Одурманила
Обвила его, одурманила…
Сковала невидимой цепью.
Лелея мечты, в сердце таяла,
Стегая словами, как плетью.
И босыми ножками топала —
По хрупкой душе одинокой.
При встречах изяществом трогала,
А он всё описывал в строках.
Но только одно не увидела —
Любовь в его сердце — моленье.
И то, что душою обидела,
Всё чистилось силой прощенья.
Мерила и верила
Метражами мерила я сукно дороги.
Здесь вот метка — верила, здесь — души тревоги.
Здесь бугор — споткнулась я о тебя, мой милый.
И судьба обочиной повела постылой.
Я тянула, как могла, руку твою крепко,
И прямая колея расстилалась редко.
Вилась змейкой по камням, ноги в кровь сбивая,
Запрещая жить мечтам, годы вслух считая.
Пробежала седина. Путь наверх уж близок…
Но его любила я — весь мой путь сюрпризов.
Шла, училась и росла, сердцем Богу верила.
Благодарностью жила и любовью мерила.
Уходить не спеши
Я дышу здесь одним лишь тобой!
Не нужны мне хвалебные речи.
Только чтобы своей ты душой
Обнимал мои хрупкие плечи.
Каждый день жду твои я слова,
В них надежду ищу для души.
Вспоминай ты почаще меня,
Приходя — уходить не спеши.
Женщинам
Не теряйте женственность в пути.
Нежность, ласку, кротость — не теряйте.
Вам Любовь с Божественной руки
Всем дана. И ею же прощайте.
Сейте в Душах вы Лучистый Свет.
Сейте в мир всё то, что Созидает.
Мягкостью своей дарите лет —
Тех, что тьма собою отнимает.
Бережливо Души вы Теплом,
Материнской Радостью согрейте.
То, что вам завещано Отцом —
В детские Сердца с Любовью сейте.
Жёнами Великих Душ мужей,
Верными подругами по жизни —
Станьте вы носители идей,
Род свой прославляя с Богом трижды.
Вас ваял с Любовью Дух Отца,
Вас воспел Он в строках у поэтов.
Вас касались кисти рук Творца,
Музыкой наполнив силуэты.
На крыльях Ангела
Она сидела у окна,
Взгляд падал искоса на свечи —
Укутав в шаль себя, она
Сжимала больно свои плечи.
И сквозь пространство в тишине
К нему отчаянно летела.
И, спрятав боль свою на дне,
Увидеть вновь его хотела.
— Господь, прошу, пошли мне весть,
Подай мне знак, что он со мною.
Чиста его мужская честь.
А я свою слезой омою.
Одна свеча в её руках
Огнём лизать края все стала.
И воском тающим, в боках,
Вдруг крылья Ангела сваяла.
На миг застыла тишина,
Вся боль, расплавившись, исчезла.
Взяв крылья Ангела, она,
Летя к нему душой, воскресла.
Ворвалась в грудь его стрелой,
Насквозь пронзив любовью смело.
И птицей Феникс над золой
Воспрять в душе его сумела.
Где живут мои стихи?
Где живут мои стихи?
Там, где Ангелы летают…
Где замёрзшие сердца
От тепла и света тают.
Где прекрасные мечты
Сил дают и вдохновенья.
Где мы чувствуем в себе
Перемену обновленья.
Краски черпают стихи —
С Мирозданья и Вселенной…
Кисть Божественной свечи —
Словом лечит Дух нетленный.
Ярлык одиночества
Металась Душа, — что со мной?
Откуда взялось одиночество?
Однажды пустив на постой,
Оно в ход пустило пророчество.
С Души вытесняя рассвет,
Глубоким закатом в ней тешилась.
И, точно с бульварных газет,
Ярлык одиночества вешала.
И вот, в закутке схоронясь,
Боясь создавать колыхания,
Не зная любви отродясь,
Жалела о первом свидании.
Слезинки роняя в тиши,
Его вспоминала — далёкого.
И тут же росточком души
Пробил зов Сиянья Высокого.
Душа встрепенулась… пошла…
Но нет… полетела к созвездиям.
Там, в них искупавшись… ушла
От дикого счастья возмездия.
Наполнился Духом закат…
Вернулись все чувства отрочества.
Никто не был в том виноват,
Бежало взапых одиночество.
Две Души
Его Душа в кровоподтёках —
Она реально вся больна,
Надеясь, что в сосуде тела
Надёжно спряталась она.
Как мог, зализывал он раны,
Но мысли открывали их.
И кровоточили упрямо,
Теряя силу через них.
Её увидел он случайно,
Она стояла у реки,
Вся в ореоле Света тайном,
Струилась красота тоски.
На миг забыл о ранах сильных —
Тянуло Душу, как магнит.
Он подошёл, и Свет незримо
Втянул сосуд, душе отлив.
Сияло всё. Она. Природа.
Не замечал, хоть и не раз
Бродил он здесь и до захода,
Лечить пытался Душу так.
— Откуда ты, посланник Бога?
Ты Ангелом вошла в мой мир.
Твой Света Луч рубцует раны,
Даря живительный родник.
— Я та, которую всё ждал ты,
Но торопился жить сполна.
А не найдя меня в других,
Душа от ран стала красна.
Ты прав, я посланная Небом —
Отец Небесный слышал глас.
Есть и в тебе тот Лучик Света,
Соединяющий всех нас…
Так две души вели беседу —
Им было вместе хорошо.
Река несла теченьем воды,
Печаль запрятав глубоко.
Плоды
Она шла, взбивая листья в пену,
Крупный дождь зонту стучал — впусти.
Одиночество шептало тему:
Пришла осень, лето отпусти.
Этой осени боялась страшно —
Все плоды увидеть, что взросли.
И теперь казалось очень важно:
Есть ли смысл дальше ей идти.
Забежала, спряталась под крышей,
Разложила всё перед собой —
Весь свой урожай, что был ей виден,
Из души — корзины завитой.
Здесь лежали груши — ноты грусти,
Часть орехов, ждущих молотка.
Перец горький, что добавил злости,
И два яблока зеленых, как трава.
Уронила голову на руки,
Слёзы хлынули потоком вод —
С этим багажом идти на муки?
Поплетусь, не хватит и на год.
Долго плакала, терзая душу,
Не услышав Сына тихий шаг.
Положил он маме тихо руку
На плечо, рассеяв грусть и мрак.
Рассказала слёзно, что взрастила —
Всё до капли, донца не тая.
Улыбнулся нежно Сын, красиво,
Мать погладил ласково, любя.
— Посмотри! — И он плоды раздвинул,
Вынул из корзины аметист. —
Вот твоя душа — кристаллом дивным
Нам светила и давала жизнь.
А вот посмотри — лежат жасмины, —
Вынул целый куст живых цветов.
Лавра листья, мяты витамины,
Земляники горы и грибов.
Вынимал оттуда дни большие…
Тёплые… под звуки лёгких нот.
А у матери текли уже другие
Слёзы радости за свой любимый плод.
Выход из депрессии
Она так устала… опустились руки…
Лучше б тело ныло… было б меньше муки.
Всё в Душе болело до последней капли —
В лабиринте тела все затихли страсти.
Прошлое, как муха, прицепилось нудно.
И зудило больно… в будущем всё скудно.
И вот так по капле всю ее сосало…
Жизненную силу напрочь всю слизало.
Мир пустой, безликий — стал казаться тёмным.
Люди, что в нём жили — стадищем огромным.
Всё ей не по вкусу стало в этом мире —
Пока ранним утром в дверь не позвонили.
В полусонной дрёме дверь открыла настежь,
И ворвалось нечто, вмиг схватило наспех.
Как она вопила… резко вырывалась…
И слезами горькими громко обливалась…
Ведь тянуло нечто в тёмный мрак голодный —
Даже утро светлое ей казалось тёмным.
Вдруг с глубин сознания засветился лучик,
И вонзился в нечто, сильно его скрючив.
А душа, заметив, помогать ей стала,
Выпуская лучики… Нечто вдруг отстало.
Повернулась к Солнышку, теперь его заметя.
Улыбнулась Веточкам, на поклон ответя.
Радость потихоньку в Душу наливалась —
Заполняясь красками, миру улыбалась.
Вечером с молитвою спать всегда ложилась,
И со страхом нечто больше не явилось.
Хрустальная Душа
Её хрустальная душа разбилась вдребезги.
Обмякло тело, как ватин, осело в сырости.
Обманом пыль с нее сдувал, ослабив бдительность.
И вот он час для них настал, когда разбилось всё.
— Я ухожу, прости, — сказал всё без запиночки. —
Моя любовь ушла к другой, пойми, к картиночке.
Она молчала — как же жить, да как же справиться?
И только всхлипы слышал Бог, не дав расслабиться.
И он ушел, захлопнув дверь. Ждала напрасно. Тишь.
Волчицей воя по ночам, в подушку всё кричишь.
От одиночества в душе она вся высохла.
Болезнь прилипла к голове, всё с тела вытесня.
А раз уснула в Божий день. Святая пятница.
Спустился Ангел к ней с Небес: «Сходи покаяться.
Облегчи душу, пожалей её в страданиях.
И оберни свой лик к Отцу, жди назидания.
Устал я рядом быть с тобой, тобою мучиться.
Меня не слышишь. Я кричу. Жду, что получится.
Теперь сама иди вперед, я буду рядышком.
Себя пред Богом повини, так всё наладится».
И колокольный звон унёс волною душу ввысь.
За много дней душа и плоть в один ручей слились.
Наутро в Храм пошла она, молитвой плакала.
И Вера вновь в ней ожила, теперь уж зрячая.
Запертая Душа
На окнах решетки и заперты двери —
Сидит Душа мается в избранном теле.
Хозяин его сам повесил ЗАМОК,
А КЛЮЧ потерял, не усвоив УРОК.
Душа, как в темнице, стучит на пределе —
Надеждой ожить в этом замкнутом теле.
Надеясь, уж если хозяин пока
Сам не откроет — найдёт КЛЮЧНИКА.
Источник души
В красивой голове гуляли ветры…
В душе её горячей — бури, страсти.
А в сердце трепетном — любовь и вера,
Готовая раздать себя на части.
Безмозгло отдавалась первым встречным,
Словам их веря — тупо, без оглядки,
И опустившись вниз на дно колодца,
Сумела чистой в нём водой остаться.
И пили, кто по капле — кто горстями…
А кто прикладывался пить — так долго…
Взамен оставив муть своих страданий,
И грязи смыв своей души негодной.
И не заметив, как вода исчезла,
Оставив лишь заиленную жижу,
Она в болоте задыхаться стала,
И капля чистоты в ней завопила:
«О Господи, иссяк во мне источник.
Прости меня, покаяться нет мочи.
Ты показал, как из Святого Рая
В Ад превратилось всё, а день стал ночью».
Всё говорила, плача, Богу в уши.
Он слушал молча — слёз не утирая.
Пока она, сомлев — тепло почуяв,
Забылась сном — слезу во сне глотая.
А Он укрыл заботливо руками.
Согрел ей душу верой Всемогущей.
И снился ей красивый дуб из Рая,
А рядом с ним ручей с водою чистой.
Всемогущее средство
Когда-то по узеньким улочкам детства
Бродили мы с ним, как жених и невеста.
Он за руку вёл, улыбаясь красиво,
А я, им любуясь, скакала игриво.
Он чудных историй рассказывал много,
Я в них постоянно была недотрога.
Смеялись, кружились, дарили друг другу
Мгновения счастья, пускаясь по кругу.
Считали мы взрослыми наши желанья,
Когда неосознанно лились признанья.
Когда недостатки казались смешными,
А к сплетням вокруг совершенно глухими.
Но кончилось детство, войной повзрослело.
С Афганом ворвались в сердца наши смело
Разлука и письма… любимого крики,
Больничные стены, Святых на них лики.
Молитвы и слёзы мои все в подушку…
Ждала я всё весточку, точно подружку.
И вот приговор — громом с ясного неба:
Прибудет домой инвалид… Нет ответа.
Ему не нужна моя жалость по жизни,
И гонит меня от себя он по трижды.
Но в сердце любовь дышит, рвётся наружу —
Я выдержу все испытанья, не струшу.
Беде кинув вызов, мы выдержим вместе.
Проходят года, наши чувства на месте.
Живёт теперь дома смех милого детства,
В нём наша Любовь — Всемогущее средство.
Пела дева песнь…
Пела дева песнь дюже горькую —
Горемычную, судьбоносную…
В ней она свово добра молодца
Проводила в путь к своим ворогам.
Да ждала его с поля ратного —
Дни и ноченьки все проплакавши.
Слала плачем вслед хойры сильные…
Закликала вслед помощь высшую…
— Воротись скорей ты, мой суженный,
Да прижми меня ко своей груди.
Изболелось всё сердце девичье
По тебе, родной, в пламенной любви.
Воротился он изуроченный,
Да в своё село, да калекою.
Потерял в бою руку, ноженьку —
Да решил не брать он себе жены.
Не встречать рассвет с нею, милою,
Не рожать детей и не тешиться…
Да замкнуть себя в хате каменной,
Заливать беду водой огненной.
Прячась ноченькой, полз он на гору,
Там, задрав лицо, выл по-волчьему.
Да свернувшись в ком, спал, как дитятко,
На руках родной Земли-Матушки.
Дева та к нему с лаской жалостной,
По кустам за ним ночью крадучись,
Со слезою, да на колени пав,
В голос плакала, к телу жалася.
— Ты оставь беду да на той горе.
Воротись ко мне, душа милого.
Не могу ни дня и ни ноченьки
Без тебя, родной, задыхаюся.
Я любовь тебе подарю свою,
Да горячую, да призывную.
Обвенчают нас Боги славные,
Поведут судьбой да помогут нам.
Он поднял глаза, полны слёз мужских,
Да обнял её одной рученькой.
— Горемычная, ты меня прости
За свою судьбу, долю-долюшку.
И пошли они с ней встречать рассвет —
Дева русская дюже сильная.
Опирался он на плечо её…
Рядом шла ЛЮБОВЬ с ними дивная.
Разговор с гитарой
Пальцами нежно касаясь,
По струнам бежал перебор…
Звуки, хрустально сливаясь,
С душою вели разговор…
Помнишь, вот так же когда-то
В ночи у костра тихий плач.
Песню свою виновато
Там пел под гитару циркач.
Сердце сжималось при звуках,
Металась от боли душа.
Бой заглушая при стуках,
Врывалась на миг тишина.
Пел о разлуке с любимой,
Смотря далеко на звезду.
Ей обещал — самой милой:
К тебе в те миры, жди, приду…
И на последних вдруг нотах
Зависла рука над струной…
Ангел в волшебных полётах
Дал встречей их душам покой…
В нитях серебряных тая,
Аккорды ложатся на грудь…
Образы светлого рая
Молили — любовь не забудь.
У костра…
Помнишь ту ночь, когда встретились мы у костра в тишине.
Искры в сердца наши метились — тайну доверив Луне.
Тихо гитара запела вдруг, души окутав мечтой.
Струны, сливаясь в хрустальный звук, дали волшебный настой.
Пили его с наслаждением, чувства шептали: — Люблю!
И обнимались там пением в звёздном, под небом, Раю.
Так пронесли через годы мы чашу любви — яркий свет.
Ночь у костра… искры… пение… в мире — счастливей нас нет!
Танец осени
Листья кружили — их танец прекрасен и свеж.
Ветер в обнимку кружил, унося далеко…
Солнце лучами согрело холодный рассвет,
А их обоих друг к другу магнитом влекло.
Нежные чувства кружили их в танце своём…
Падали листья к ногам, как букеты цветов.
Он собирал их для лунного танца вдвоём,
В сказки осенней погреться у рыжих костров.
Громко стучали в закате сердца под луной.
Дух пропитался возвышенным чувством любви.
Он и она были связаны общей судьбой…
Мудрая осень дарила им встречи свои.
Года облетали листвой
Года облетали листвой,
Кружились картинками старыми.
Он в них был такой молодой,
И встречи казались нам малыми.
Вокруг всё не то и не те.
В года окунувшись опавшие,
Я душу, как сучья в костре,
Сжигала огнём непогашенным.
Любимых не бывает лишних
Какие страшные слова
Порой мы в жизни произносим!
Вонзив в любимые сердца,
Победным смаком в душах носим.
И вот проходит боль обид,
А на душе зияет рана.
Как мог безжалостно вонзить
Во злобе гнева своё жало?
И плачет вся навзрыд душа,
Прощенья молит у Всевышних.
А за словами вся судьба:
Любимых не бывает лишних.
Я здесь, с тобой
Как хорошо, что дождь пошёл:
не видно слёз.
Они с дождём переплелись,
стекая в ночь.
Ждала, стояла у реки
в который раз.
И изнывала от тоски:
где он сейчас?
А он был очень далеко,
в немой степи.
Там пассажирский весь состав
сошёл с пути.
Людей спасая, лез под лом,
тащил тела.
И помощь ждал, за всех молясь
и за себя.
Он знал, что где-то далеко
она всё ждёт.
И сердцем чувствовал её,
всю горечь слёз.
Душа из тела вышла вон,
когда уснул.
И подошла неслышно к ней,
вокруг дождь лил.
«Прости, родная, что стоишь
так у реки
И ждёшь меня который день.
Я здесь, смотри».
Ей показалось лишь на миг,
что рядом он,
Услышав голос сквозь дожди:
«Я здесь, с тобой».
Двое под зонтом
Бусинками слёз катился дождик…
Ветер их нанизывал на нить…
Под зонтом сидели молча двое —
Души чувствами их ввысь сплелись.
Это было первое свиданье —
Небо любовалось их теплом.
Робкое душевное признанье
Окрестило громом и дождём.
Всё вокруг сработало к сближенью —
Зонт раскрылся, пряча их на миг.
Пробиваясь светом чувств влеченья,
Радовался Бог за них двоих.
Опоясав бусами по кругу,
Тесно прижимая души так,
Что любовью благостной и светом
Разогнал на небе туч весь мрак.
Солнце ликовало! Птицы пели,
Разглашая миру о любви.
Двое под зонтом так и сидели —
Чувствами от мира далеки.
Наигрался. Ушёл. Исчез
Опьянела она от слов,
Мягким воском в его руках
Извивалась в лепной узор,
Разрешая себя ласкать.
Вера вся растворилась в нём —
Он был Бог для неё и Царь.
Отдав душу его Творцу,
Бросил ключ он к себе в карман.
Наигрался… Ушёл… Исчез…
И она вдруг сошла с ума.
Потеряла себя. Конец.
Ей обратно нужна душа.
Год бродила, а может, два…
И привлёк колокольный звон —
Благовест её к Богу звал,
В Нём она обрела покой.
Яд
Я ревела строчками в тетрадь.
Била хлёстко буквами наотмашь.
Силой слова мне хотелось рвать
То, что силой тела не растопчешь.
Бросив в дальний угол вдруг перо,
Поняла, что ядом пышут строки.
Водит им сознание моё,
И сожгла всё — яд весь уничтожив.
Болезнь
ОНА — болезнь
Ночью проснулся — сидит на кровати ОНА.
Чёрная — с ликом своим безобразным, нема.
Смотрит как бездна, питаясь вся страхом его.
Парализован — как чурка лежит… никого.
Выдавил слово — а может, и нет, только мысль.
Кто ты? Зачем? Уйди от меня, отвяжись.
Та, щеря, словно присоска, беззубый свой рот,
Молвила глухо: «Теперь ты весь мой, идиот!
Сам добровольно впускал меня в свой организм.
Вкусно кормил ты едой — обжираньем томим.
Пил от души, что негоже. Ну, всё прям подряд.
Рот — сигареты безмерно вдыхал аромат.
Видишь ты, сколько открыто входных мне дверей.
Страхом твоим подпитаюсь и стану сильней.
Вкусностей много в твоём организме, учти.
Двери открыты — могу и друзей привести».
Тут потерял он от страха сознанье совсем.
В бездну он с криком от ужаса быстро летел.
Мир, что он строил, летел вместе с ним в тартары.
Время считало секунды, никак не часы.
И тут о Боге он вспомнил — аж выступил пот.
Запричитал вдруг о помощи — высших дать нот.
Видит, что нет никого, а он дальше летит…
Сильно заплакал и стал о прощенье молить.
Бухнулся в мягкое что-то — не понял он сам.
Ангел крылами своими поймал его там.
Нежно, с любовью смотрел на него он в глаза.
«Долго я ждал покаянья, — катилась слеза. —
Тело твоё разрешило болезни войти.
Но должен сам разрешить ты болезни уйти.
Каждый ответственность сам за болезни несёт.
Тело избавить от сущности — Дух твой поймёт.
Должен взрастить ты его выше всей темноты,
Светом наполнить сосуд свой и даром любви.
И побоится ослепнуть, обжечься тогда —
Любая болезнь, депрессия и чернота».
Мягко целуя, теплом обдало два крыла.
Ангел исчез, и болезнь подевалась — куда?
Долго спокойно он спал, как не спал много лет…
Снилась Земли красота и Божественный Свет.
Точки соприкосновения
Параллели миров —
наложение времени.
Мы, вернувшись из снов —
подчиняемся бремени.
Строим мир в двух мирах —
на земле и в мечтаниях.
Проводя параллель —
души рвутся в метаниях.
Ищем точки, пути —
в них соприкосновения.
Для полёта толчки —
могут быть лишь мгновения.
Связь незримую ждём —
засоряя эфиры мы.
И опять мы живём —
все хвалебными лирами.
Не включив третий мир —
мир Божественной сущности,
Мы рискуем попасть —
в грёзы розовой тучности.
Три в одном, для всех нас —
точка соприкасания.
Да прозреет слепой —
да увидит в том знание.
Счастья полёт…
Шёл. Спотыкался. Падал. Вставал.
Верил. Любил. Громко плакал. Страдал.
Бился. Стенал. Стал думать. Молчать.
Боли, ошибки — всё сам сознавать.
Свет. Тишина. Молитва. Душа.
Путь. Бесконечность. Шаги не спеша.
Мысль. Учитель. Уроки. Любовь.
Вера. Прощенье. Подъём к Богу вновь.
Радость. Тепло. Покой. Чистый свет.
Мир. Понимание. Опыт всех лет.
Дать, а не брать — там в сердце живёт —
Это воистину счастья полёт!
Земная огранка
Так жизнь устроена у нас,
Что бьёт с размаху нас порой.
Ведь наши души, как алмаз,
Огранки требуют Земной.
Ценой ошибок, неудач,
Прибоем слёз — с горчинкой вкус.
Чтоб из души исчез палач,
Познавший жалость в мире чувств.
И отстояв не тьму, а свет,
Омыв слезою всё внутри,
Порокам твёрдо скажешь — нет
Ты, двери Богу отворив.
Не бойся потери
«Туда» я возьму то, что есть лишь во мне.
Оставлю свой дом, что нажил на Земле.
Он может стоять и дать памяти срок,
Быть может стихией разрушен в песок.
А могут другие входить в эти двери…
Ты здесь был лишь гость, и не бойся потери.
Мы души, облачённые в тела
Мы души, облачённые в тела.
Оставив их, мы полетим домой.
Здесь солнце светит нам, а там страна,
В которой светим мы своей душой.
Если верой слаб…
Боль коснётся вас и вас растопчет,
Если верой слаб и слаб душой…
Темнота безумно захохочет,
Если Храм Души совсем пустой.
Так не дайте боли в вас вселиться.
Либо знайте: боль пришла — уйдёт.
Не давайте права с ней смириться,
Помните, что это всё пройдёт…
Полюбите, как свой дом, вы Душу.
Чистотой убранства пусть живёт…
Омывайте слёзно в ней всю сушу…
К Свету вера ваша приведёт!
Иди — ты сможешь…
В душе Христа живой огонь горит.
Он путнику даст отдых от скитаний,
На светлый путь, молясь, благословит
И силы даст теплом, в часы страданий.
Согреет душу. Посох ей подаст.
Сказав: «Иди! Ты сможешь, ты сумеешь!
Твоя лишь вера — лучше всех лекарств,
Познав себя, ты личностью созреешь».
Разговор с Ангелом
— Что ты уселся на кухне моей,
зачем прилетел — скажи?
Разве я звал? Без тебя хорошо,
я здесь посижу в тиши.
Обнял ладонью от страха стакан —
вино расплескав на грудь.
— Кыш, говорю. Не нужна мне мораль.
Хочу душой отдохнуть.
Ангел молчал, зная: слов утешений
здесь не услышит он.
И, отойдя от привычных решений,
всё превратил вдруг в сон.
Молча поставив стакан себе рядом,
Ангел сказал: — Давай!
Грустно с улыбкою лишь он добавил:
— Ты не один, наливай…
Выпили оба. Стакан за стаканом.
Хлынуло с глаз вино.
И в затуманенном хмелем дурмане
речь полилась его.
Все были в жизни его виноваты,
матом сидел всех крыл.
И не забыл даже вспомнить про Бога,
который его не любил.
Выслушав нудную речь терпеливо,
Ангел в раздумье впал.
И подопечному тихо, как другу,
мысли вслух рассказал:
— Пьёшь ты вино, значит, деньги имеешь,
их на себя забрав.
В доме твоём не живет запустенье,
но ждёт вас семейный крах.
Кто-то живёт тебя хуже стократ,
решая проблемы сам.
Кто-то детей не имеет совсем,
а Бог их тебе послал.
Пьёшь ты вино, а вины-то не чуешь
перед самим собой.
Душу в грязи свою мыслями топчешь —
жизнь не несёт покой.
Много тебе можно все недостатки
дальше перечислять.
Но покажу Души тех, кого лишь
можно родными считать.
Ангел раздвинул пространство рукой,
стала экраном стена.
И вдруг увидел он, как потихоньку
плачет на кухне жена.
Как лучший друг попадает в беду,
а сам о беде молчит.
Мама ночами к иконе встаёт
и шёпотом с ней говорит.
Дети сидят одиноко в квартире —
им виртуальность мила.
Лица в экране меняли друг друга,
…и застонала Душа.
И показав весь положенный фильм,
Ангел, прощаясь, ушёл.
А он «проснулся», и словно в Душе,
что-то очистилось в нём.
И первый раз аж за много тех лет,
хотя и большой мужик —
Хлынули слёзы, хотелось вновь жить,
любовь и покой дарить.
Дети-вестники
С каждым рожденным ребенком,
Чудо приходит и весть,
Что наш Отец Небесный
Верит в людскую честь.
Посланный каждый вестник
Ангелом входит в мир.
И надеется Боже,
Что Землю мы сохраним!
С Рождеством!
Родился малыш —
Богом целованный.
Не в спальнях дворца
матерью вскормленный.
Знали волхвы,
тяжела Его миссия,
И в благодарность —
дары и провизия.
Ждали давно
они появления —
Света Несущего —
в народ Воскресения,
Чистого в помыслах,
знанья дающего,
И за народ свой
чашу всю пьющего.
Духом своим Он
воскреснет в народе,
Чтобы жил Бог
в человеческом роде.
— — — — — —
Но это в будущем будет…
потом,
Ну, а пока —
весь народ с Рождеством!
Суета
Откуда взяться звёздам в суете?
В ней даже неба нет — одни осколки.
И бродит так душа век в маете,
И длятся дни, и длятся годы долги.
И ходят люди все туда-сюда…
Больные ноги, глаз уставших лица.
Читается по лицам их тоска,
И крыльев нет, чтобы в полет пуститься.
А в колесницах тяжкого труда
Безумно крутит время всех нещадно —
Сдаваться не готова суета,
Глодая души на земле все жадно.
Бесценная Луна
На краешке неба висела Луна…
Её я хотела стянуть вниз с небес.
Залезла… смотрю… а на ней-то цена,
И крупными цифрами значится вес.
Я слезла… сижу… Бог ты мой! Как же так?
Для парня хотела достать я её —
Какой во Вселенной сплошной кавардак,
Да где же мне денег-то взять… ё-моё..?
Несчастная… Брошусь я вниз головой…
Покончу с проблемой своей навсегда.
Но Ангел сказал: «Что ты делаешь? Стой!
Тебе послан знак, как бесценна она!
Сидят молодые под желтой Луной,
Любуются ею… воркуют в тиши…
И главной считается Лунной ценой
Тот Свет в темноте для влюблённой души.
Беги и влюбляйся… Живи и люби…
Душою радуйся каждому мигу!
Бесценно всё то, что увидишь здесь ты,
А бросишься вниз, увидишь лишь фигу».
Волна любви
Лицо луны смотрело ей в глаза,
Касаясь своим ярким бликом света.
Читала в них полночная звезда:
Её влечёт — зовя к себе — планета.
Волна потока охватила грудь…
Ворвалась в душу и, обняв, помчала…
В порывах ветра указала путь,
Как серфингист поймал волны начало.
Летела вдаль — в неведомы миры…
К планете той — в сиреневые дали…
И звезды, что встречались на пути,
Любовь и силу с нежностью рождали.
Луна тут отвлеклась — увидев свет,
С Земли идущий столб-маяк-прожектор…
Стоял там парень — ждал с небес ответ,
Где та любовь, что держит к звёздам вектор.
Душа его метнулась с силой — вверх…
Она спешила — опоздать боялась…
В волну попав — набрала скорость сверх —
К той, что к планете мысленно умчалась.
Там две души в спираль переплелись…
Теплом любви и света их сближенья.
Они летели к звёздам — потом вниз…
Боялись потеряться отторженьем.
И крикнул он: — Как мне тебя найти?
Она метнулась, закричала громко:
— Там, на Земле, стою я, жду в ночи
Тебя, родного, милого, так долго…
И видел он её стоящей там.
По зову сердца он вернулся в тело.
И шёл он к ней — вернее, он бежал…
В нём пело всё — стучало сердце смело…
Ангел рядом
Луна собою закрывала небо.
Душа волчицей выла на луну.
В ней одиночество блаженной негой
Смеялось радостно, задев струну.
Душа глотала слёзы горлом — больно.
Кричала небу: — Смилуйся, Господь!
Подругой стала я её невольно.
Когда же стихнет боль, когда уйдёт?
Так вопрошала слёзно, отрешенно —
Мгновенно вдаль ушла, забыв себя…
Туда, где свежий воздух, тихо, вольно,
Где Божья суть с душой живут всегда.
К ней Ангел Светлый шёл — посланник Бога.
Обнял теплом энергии своей.
Куда-то вмиг ушла с души тревога,
На сердце стало легче и светлей.
В ладонь Он слёзы все собрал красиво:
— Я отнесу их Господу, любя.
Раскаянье дороже всех благ мира.
Обогатится путь твой на века.
Спасибо, что меня не забываешь.
В твоей душе лампаде место есть.
Когда она горит, ты всегда знаешь:
На помощь Я приду — облегчить крест.
На краешке Луны…
На краешке Луны — мечты качались…
Им было видно души на земле.
В хрустальных водах звёзд они купались,
Летали чистыми в полночной мгле…
И вот одна мечта в окно влетела…
Нашла в потёмках дивный силуэт.
Там, тихо плача, девушка сидела,
Художник Неба — рисовал портрет.
Подсела рядом, душу не тревожа,.
Собрала слёзы в звёздный свой карман.
И, взбив подушку, расстелила ложе,
Его окутав в сказочный туман.
Во сне тропинку к морю проложила,
Теплом согрела синий небосвод,
И девы юной душу сторожила,
Что погулять придёт у тихих вод.
Взрастила сад с прекрасными цветами…
Надела крылья, чтоб построить дом.
Корзин наполнив всякими дарами,
Готова в сказке свой начать приём.
Забыв про слёзы — их забрало море —
Вела тропою девушку к судьбе…
И та, увидев счастье, а не горе,
Бежала к свету и к своей мечте.
Вдохнув мечту — пробились в Небо крылья…
Душа из сна летела в звёздный Рай…
Там встретив души — полюбила сильно
Одну… родную… ту, что дал ей май.
С ней взявшись за руки — летели быстро…
Смеялись вслед погоне звёздных псов…
Их чувствам было так светло и чисто,
С мечтой свободной от земных оков.
На краешке Луны — мечты качались…
ЛУНА… мой вой
Луна сегодня близко.
Ночь светла.
Я в шкуру волка облачился.
Напала страшная тоска.
Я выл о жизни неудачной,
Мечтах, что у судьбы не в счёт,
О боли внутренней, ужасной,
Что заслонила свет и жжёт.
Стрелком, в меня прицельно целясь,
Стреляла метко, что есть сил.
Ран глубину тех не измерить,
Я сам слезами их лечил.
И одиночество — сестрица,
Помощница из темноты.
Вся радость уместиться сможет
В ладонях сжатых, пальцы в дни.
Тебе, луна, откроюсь честно,
Что много раз я умирал,
И, окунувшись снова в детство,
Я чудом божьим воскресал.
Судьба не то мне в путь давала,
Не с тем сводила, все брала.
Я, как урод, искал, теряя,
В ней материнского тепла.
Тебе, луна, наверно, близко
Быть в одиночестве? Сродни.
Я для тебя песчинка в море,
Ты для меня — глоток воды.
Тебе излил души страданья,
Не знаю, слышит ли Господь.
Но осушились ветром слёзы.
Утих мой вой, и стон умолк.
Кисть художника
О, как прекрасен этот миг!
Игра воображенья…
И всё рождается вокруг:
и звук, и озаренье…
Кружит небесный хоровод,
и светотени пляшут…
Здесь кистью водит сам Господь!
И Ангелы ей машут…
Свободою дышать
Хочу свободою дышать!
Зависеть от своих решений!
Ошибки делать, исправлять,
Не принимать абсурдных мнений!
Гореть, как пламя во свечи,
Даря собой тепло свеченья…
И светом праведным в ночи
Творить стихи без сожаленья…
Характер
Характер — наш путеводитель.
И только он — наш обвинитель.
Не обтесав его за годы,
Пожнёшь плачевные ты всходы.
Внутренний диалог
Расскажу я вам про мысли,
Вы послушайте рассказ.
Может, в жизни у вас тоже
Полный с мыслями «абзац»?
Никуда от них не скрыться,
Под подушку — они там,
Говорят со мной, смеются…
То устроят шумный гам…
Я нырну под одеяло,
Но и там они живут.
Вся кручусь я с боку на бок…
Ну всё, думаю — «капут».
Чай пойду попить спросонок,
Чашку полную налью.
А на краешке у чашки
Снова мысли я найду.
Наглецы сидят, хохочут,
Ножки в чае плюхают…
Смотрят мне в глаза нахально
И довольно ухают.
Стих шуточный, но…
Внутренний диалог — это, пожалуй, самый надоедливый собеседник.
Он бывает как полезным, так и нет. Иногда он продуктивен, а иногда нет. И тогда появляется нужда в остановке внутреннего диалога — достижении состояния мысленной тишины. Это состояние — одна из форм очищения. Остановка внутреннего диалога — ключ к входу в наше внутреннее пространство.
Капля и муха
Капля растянулась… хрясь… упала…
В муху на лету она попала.
Та летела к вкусному дерьму —
Рай блаженный получить уму.
Ведь с рождения даны ей крылья,
Зов души к теплу и свету сильный.
Капля там какая-то упала…
Вдруг — кирдык… и муха отлетала.
Станок счастья
В далёкой сказочной стране жил добрый человек.
Любил он взрослых и детей и их задорный смех.
В каморке старого дворца под светом фонарей
Станок он счастья создавал из мыльных пузырей.
Я расскажу, зачем же он всё это создавал.
А вы послушайте рассказ, как счастье он ковал.
Однажды в парке на скамье увидел он печаль.
Она сидела там во тьме, смотрела тускло вдаль…
Вокруг не пели соловьи и не играл рассвет.
И стало грустно вдруг ему за много долгих лет.
Пошёл он медленно домой, там лёг в свою кровать.
Решил придумать, чтоб никто не смог бы горевать.
И чудный план созрел в уме, он приступил к делам…
Собрал станок там из зеркал, добавив разный хлам.
Повесил в сказочной стране на каждом фонаре
По объявлению на столб, что ждёт всех на заре.
Он приглашал к себе домой, кто грусть готов отдать.
А на неё он эскимо согласен обменять.
И приходили люди все с печалью на душе…
Он забирал у них печаль, ей заполнял клише.
Потом ночами всё под пресс он с серебром мешал…
И отражением зеркал он звёзды создавал…
Там помещал он их в пузырь, качал в него озон.
С любовью яркую звезду пускал на небосклон.
Он собирал печаль везде по разным уголкам…
С деревьев грустных и полян, у слёзных милых дам…
Он так любил всех тех людей, что каждую звезду
Просил он защищать людей и гнать от них беду.
И вот с тех самых давних пор и повелось всегда
Желанье тихо загадать, когда летит звезда.
Ведь стали в сказочной стране жить радость и уют,
Влюблённых пары по ночам бродить от счастья тут.
Но если кто взгрустнёт слегка и глянет в небеса,
То упадёт с небес звезда, исполнив чудеса…
Слёз жемчуга
С красивых глаз катились жемчуга.
Он собирал их в крепкие ладони.
— Я сохраню их, можно, для себя? —
Спросил он тихо. — Их никто не тронет.
Украшу сердце жемчугом твоим,
От слёз оно оттаяло мгновенно.
Благодарю за чувства, света нимб
И драгоценность каждого момента.
Ты, обнажив все чувства для меня,
Вернула веру, что Любовь Живая.
Хочу беречь её и всю тебя —
Спасибо, милая моя, родная!
Шанс для двоих
Он нервно курил,
украдкой ладонью он вытер слезу.
Когда-то он был,
тем парнем, что вынес с горящего дома
Детей и их мать,
что судьбой потом стали ему.
Он с ними был счастлив,
как будто дышать начал снова.
Теперь он стоял
и болезненно шарил внутри:
Что было не так,
где он мог просчитаться снаружи?
Не стало их больше,
как круг колдовской, изо лжи,
Ему дал прожить
с ними лучших счастливых два года.
Авария вмиг
унесла их с собой в Небеса.
Теперь и ему
жить совсем для себя не хотелось.
И он всё решил:
«Брошусь в пропасть с большого моста».
Уверенно шел
он туда, приготовившись спрыгнуть.
А там, на мосту,
как осиновый лист вся дрожа,
Надежду совсем
потеряв в этом мире двуликом,
Красивая женщина,
нервно руками держась,
Готова шагнуть
в пропасть пасти голодной, раскрытой.
Увидев её на мосту,
он кинулся к ней,
Боясь не успеть;
сердце выпрыгнуть с нею готово.
Обнял её сзади,
прижал как родную к груди.
«Нельзя… успокойся…» —
он ей повторял снова, снова.
Она, вслух рыдая,
надрывно кричала: «Зачем?!..
Совсем никому не нужна
в этом мире жестоком…»
Душа его, плача,
боролась за жизнь вместе с ней.
На ухо шептал он:
«Останься… нужна ты мне… очень».
Лишённый крыл
НЕ В ОСУЖДЕНИЕ, А В ОСОЗНАНИЕ…
Пришла — швырнула в угол сумку.
Упала — вся без чувств в кровать.
Но ком, что впился цепко в горло,
Всю душу начал болью рвать.
За что? — кричало громко сердце.
За что? — отняла жизнь дитя.
За что? — прекрасные мгновенья
Ты с корнем вырвала с себя.
Душа ждала, витала рядом…
Ждала свой час в наш мир войти.
Тебя для помощи, родная,
Просила Бога здесь найти.
И вот нашла — и полюбила.
Но сделан выбор — не судьба.
Молила… плакала… просила…
Неравной всё ж была борьба.
Теперь во сне «прости» кричала,
Когда малыш к ней приходил.
Такой красивый он, как Ангел,
Но исчезал — лишённый крыл.
Волк — одиночка
Я волк — одиночка, никто мне не нужен —
Друзьями, что были, позорно опущен.
Как дикого зверя к стене подогнали —
Спокойно, прицельно… стреляли… стреляли…
Стоял и смотрел — рвалось сердце на части.
Друзья проявились, какой кто был масти.
Безжалостно шкуру сдирая… смеялись…
Над самым святым, что во мне, издевались.
И вдруг я завыл… вой чудовищный вышел.
Казалось, что он был округе всей слышен.
Из ран, что в душе, кровь хлестала наружу,
Но я твёрдо знал — устою и не струшу.
Вот так одиночкой я стал в одночасье —
Обрушился мир… закружило ненастье…
Одно мне никак не давало покоя:
Как выбрал врагов… не друзей… из отстоя?
Бабуля
— Доченька… подай воды напиться… —
Протянула руку тяжело
Старенькая женщина, мать мужа.
— Подниматься мне уж нелегко…
— Ничего… не высохнешь… А помнишь?
Как ты, старая карга, всю жизнь
Нам вредила, лезла в отношенья?
Так теперь терпи и вслух молись.
Развернулась и ушла с размахом,
На лице брезгливость показав.
Маленького сына не заметив,
Что стоял в проёме во дверях.
— Да… права… прости меня, родная.
И скатилась по щеке слеза…
Маленькое сердце внука сжалось,
Он принёс бабуле молока.
— Пей, бабуля, я тебя не брошу,
Хлебушка с колбаской принесу.
Только ты не плачь, и надо верить,
Что всё маме быстро объясню.
— Сын, иди сюда, — услышал маму.
Прибежал. — Подай воды быстрей
Мне залить, готовить еду надо,
Помогай на кухне мне скорей.
— Хорошо… я помогу, мамуля,
Но когда женюсь и станешь ты
Старой и неловкой, как бабуля,
Я не принесу тебе воды.
Устала
Господи, дай мне душевный покой, чтобы принять то, что я не могу изменить, дай силы изменить то, что могу, и мудрость, чтобы отличить одно от другого.
Католическая молитва
Как смертельно устала —
Пустота на душе.
Словно скалы ломала,
И смеялися все.
Словно в бездну крутую,
Вниз лечу с головой.
«Помогите!» — кричу я,
Но мой голос немой.
Были мысли святые —
Загрязнились в пыли.
Были крылья младые —
Обломались в пути.
Сколько сказано злого,
Сколько сделано зла.
На взаимных обидах
Даже сохнет трава.
Краски мира померкли.
Радость жизни ушла.
В голове то и дело —
Никому не нужна.
Вся разбита на части —
Склеишь, раны видны.
Безмятежное счастье —
Хоть ты жди, хоть не жди.
Плач скрипки
Остановил звук скрипки томный —
Лил из неё протяжный плач…
А я стоял, словно прикован —
Всю душу вывернул скрипач.
А люди шли, не замечая,
Как плачет вся навзрыд душа
О доле той, что мне досталась,
Что не исправить никогда.
Вот так она, смычком играя,
Когда-то весело, шутя —
И звуки бегло извлекая,
Могла развеселить меня.
Вся озорная, как котёнок.
Смех звонкий, чистый, как ручей.
И сразу краски всего мира
Светились ярче и добрей.
Затихла скрипка в одночасье…
Оборвалась её струна…
В один из дней, в одно ненастье
Под скрип колёс ушла она.
Теперь стою и ног не чую,
Словно свинец туда залит.
И об одном уже молю я:
Пусть встречу музыка продлит.
Любовь Ангела
У него который день болела спина…
Боли в лопатках дышать не давали…
…
И тут появилась она.
И мысли о болях пропали.
Так нежно еще не любил,
Так робко шаги все давались.
Совсем не заметил он, как
Крылья в спине прорезались.
Она, ничего не поняв,
Дралась, словно дикий котёнок.
Старалась больней укусить,
Ведь жизнь не жалела с пелёнок.
А он терпеливо всё ждал…
Шептал терпеливо подсказки.
С Небес он за ней наблюдал,
Чтоб жизнь её сделать как в сказке.
Но видел, как ей тяжело,
Как всё неумело давалось.
Единственный парень её
Ушёл от неё, не прощаясь.
Она, вся от горя дрожа,
Бежала к крутому утёсу.
И кинулась вниз, прокричав:
— Меня растоптали, как розу.
Болью прошило всего,
И, скинув одежды по ходу —
Расправились крылья его,
Не дав ей разбиться о воду.
Очнулась она на камнях,
Он бережно крылья подложил,
Смотрел на неё он, любя,
И слушал, как падают слёзы.
— Не бойся, я буду с тобой,
Любить тебя буду сильно! —
Прижался так крепко к ней,
И плотью с ней стал он единой.
И тут… вдруг притихла она,
Толчки ощутила в утробе.
— Малыш?.. Как же так я могла?!
Прости и живи… Ты ведь слышишь!!!
Рассвет…
В безбрежном тумане купался рассвет,
Под нос напевая свой дивный сонет.
Ныряя в туман, он лучистой рукой
Ласкал шёлк травы на планете земной.
Он видел, как птицы купались в росе,
Как тишь благодатью разлилась везде.
Взбивал лёгкий ветер тяжелый туман
И кучкой укладывал в ямный карман.
А там на перине из сизого света
Жуки просыпались в прекрасное лето.
Когда же рассвет наш немного подрос,
То, став днём лучистым, туман вес унёс.
Запела округа, с туманом прощаясь,
Солнечным светом земля умывалась.
День, повзрослев, стал красивым закатом,
Ночь его встретила дивным раскатом,
Он побродил с ней у самого края,
Лёг отдохнуть — вновь рассветом вставая.
Они за тебя!!!
Красивый берег… полоска песка,
Здесь воздух другой и другая тоска.
Поверхность воды… ветром поднята гладь.
Крик чаек вдали, и в душе благодать.
Она шла по берегу — зовом души.
Просила душа: — Отдохнуть поспеши!
Тело уставшее тихо брело,
И насыщала здесь сила его.
Воду ладошками — влагу к лицу.
Шепчет душа: — Смой кручинушку всю,
Как ты смываешь круты берега,
Пенья, коренья несешь в никуда,
С сердца ретивого спесь всю долой,
Мысли навеки тяжелые смой.
Ради Христа меня ты прости!
Силы мне дай крест свой дальше нести.
Долго шептала с водою душа…
Ласково ветер её утешал.
Солнце, крик чаек… ей вторили ввысь:
— Жизни, живому — всегда ты молись!
Только живое насытит, любя:
Воздух чистейший, живая вода.
Травы, деревья, полей красота…
Им всем молись! Все они за тебя!
Гроза…
Ночь… Раскат… И сильный грохот неба.
Полыхала заревом гроза.
Окна настежь… Стопка… Корка хлеба,
И над ней зависшая слеза.
Друг ушёл… Я с небесами плакал.
Грудь рвало, и рвались облака.
Кот притих, а с потолка всё капал
В таз железный звон сильней звонка.
Бой курантов… грома бой… и нервов.
Сжалось всё до боли там, в груди.
Не осталось никаких резервов…
И казалось, вечность впереди.
Почему так больно, кто мне скажет?
Слёзы хлещут горькие ручьём…
Кто в ночи со мной за друга вмажет?
Потолкует просто ни о чём.
Я ревел… Со мной ревело небо…
Возмущался… В нём гремел раскат…
Для кого-то выглядит нелепо,
В этом, братцы, я не виноват.
Дождь стихает… И стихают стоны…
Гром затих… и молнии ушли.
Вижу в окна вымытые кроны,
Это кроны вымытой души…
Утро. Солнце. Трели птиц. Округа…
Ожила природа… Я ожил.
Вдруг с небес услышал голос друга:
— Я был счастлив, что с тобой дружил!
Разговор с дождём
— Небо, ты сегодня плачешь…
— Нет, я просто душу мою.
Я секрет тебе открою:
Смыть хочу всё то, что прячешь.
— Как же, небо, ты отмоешь,
Если я реву ручьями?
И бегут потоки сами,
Их дождём не перекроешь.
— Ах ты, Божие Созданье,
Свыше нам дана работа,
Чтоб менялась в вас погода,
Чистя прошлого сознанье.
Плачешь ты, я помогаю —
Мы ревём с тобою вместе.
Дух становится твой крепче,
Через слёзы боль снимаю…
Так душа вела беседу,
Долго, коротко — не знаю.
Хмурых туч исчезла стая,
Одержал в ней Свет победу.
Дождик-врач
Капли, тушь, глаза размыты…
Тучи, дождь, брожу одна…
Слёзы, лужи, сердце-мытарь.
Плачет небо, плачу я.
Умывает дождь природу,
душу моет донага.
Видит он в душе породу,
видит россыпь серебра.
В каждой капле — по добринке.
В каждой струйке — мазь любви…
Вымывая все соринки,
дарит мне свои стихи.
Всхлипы бережно уносит
на большой совет к Богам.
И с любовью произносит:
— Чистотой душе воздам!
Вот последняя слезинка
слезла тихо со щеки…
И небесная корзинка
тучи сложила в тюки.
Озарило солнце светом
все окрестности кругом!..
Чтобы дальше мыть планету,
вдалеке раздался гром!
На душе светло и тихо…
Сердце свой уняло плач.
Нету больше в небо крика.
Слёзы смыл мне дождик-врач.
Ветер-хулиган
— Чего ревёшь, припадочная Осень? —
Дразнился дерзкий Ветер-хулиган.
Он бегал лихо по макушкам сосен,
Срывался вниз, от луж был дико пьян.
И, расхрабрившись, он сдирал наряды,
Лаская тело Осени дурной.
В ночи украдкой, будто конокрады,
Тащил её, держа одной рукой,
Другой лаская, целовал всю страстно.
Валил под куст, неутомимым был…
Под утро, дав ей сонное лекарство,
Уже с Зимой любовь свою крутил.
С Ветром бабочкой порхая…
Протянула ножку Осень,
Туфелькой своей хвалясь,
В платье ярком, жёлто-пёстром
С Ветром весело кружась.
Выгнув гордо свою спинку,
Ветер в такт плясал лезгинку.
Осень бабочкой порхала,
Отворяя двери Рая…
И, ревнуя Осень к Ветру,
Грянул Гром, украв невесту.
Он ревел — метая грозы,
Ветру слал свои угрозы.
Плакал ночью, как ребёнок —
Осень жалобя спросонок.
И взгрустнулось ей немного…
— Не грусти, моя зазноба! —
Прокричал ей Ветер смело.
Слёзы сдул с небес умело,
Тучи скомкал все в ведро,
С силой выкинув в окно.
Осень снова улыбалась,
Радость к жизни возвращалась…
Закружилась, бед не зная,
С Ветром бабочкой порхая…
Влюблённый ветер
Срываясь с крыш и падая на землю,
резвился ветер, в трубы хохоча.
Он, как дурак, в мою зарю влюбился…
Срывал цветы ей, о любви шепча.
Она, смущаясь, расцветала краше.
А он, ревнивец, тучи гнал закрыть
всю красоту её, переполняя чашу.
Она просила с рёвом отпустить.
И ветер злился на её отказы.
Он бил по крышам сильным кулаком.
А вниз летели её слёзы-стразы.
А он по чувствам бегал босиком.
Так бушевали страсти до заката.
Ревнивый ветер в лес ушел гулять.
Он там, берёзки прижимая книзу,
как ошалелый, брался целовать.
Закат же, нашу милую Голубу
взяв под венец, ушёл за край земли…
И там всю ночь дарил ей звёзды всюду,
Шепча любимой страстные стихи!
Радость дать хочу
А там за окнами дурачится метель…
Снежинок рой несётся по деревьям.
Их по стволам вниз крутит ветра дрель,
Ложась на землю с радостным шипеньем.
Метель хохочет: «Люди, к вам бегу! —
В лицо кидая на ходу снежинки.
Ну, что вы скисли? Радость дать хочу.
Сердца свои вы спрятали во льдинки».
Но нет, как ни старалась — и никак
Пробиться к душам в толстом одеянье.
И вдруг завыла громко в плаче так,
Что Божий Дух заплакал в состраданье.
Падал снег…
С небес волшебным пухом падал снег.
Снежинки мягко таяли в ладонях.
И с тишиной природной дивный смех
Сливался воедино в мир симфоний.
А там над нею, в облаках кружа,
Любуясь каждым её жестом, шагом,
Небесный Ангел — Светлая душа —
С ладоней снег своих сдувал каскадом.
Разговор с метелью
— Давай, метель, поговорим с тобой.
О чём поёшь ты там, в ночи холодной?
Я слышу в трубах твой протяжный вой,
Волчицей воешь на луну голодной.
— О нет… послушай… полежи в тиши…
Это не вой, а дивный мир симфоний.
Их для тебя пою… твоей души,
Чтоб растворить в ночи звон какофоний.
Закрыв глаза… я стала слушать ночь…
Душа сливалась с ритмом воедино.
Метель кружила… уносила прочь
Всё то плохое, что глазам незримо.
Ласкали звуки нежностью своей…
В сон унесли мою больную душу…
А там, во сне… благоухал елей…
Прогнав с души болезненную стужу.
Хлопьями падал снег…
Хлопьями падал снег…
Небо перину стлало.
Так бы, казалось, век
Кутало в одеяло…
Феи несли, любя,
Перышки белых крыльев,
Тем, из кого судьба
Делала самых сильных.
Ставили крылья те
Рядом с входною дверью.
Даже в подарок мне
Птицы запели трелью.
Вышла я на крыльцо,
В лоб прилетел снежочек.
И, залепив лицо,
Феи, любя, хохочут.
— Что ты стоишь, давай,
К небу лети скорее…
Крылья-мечты надевай
И становись сильнее.
Метель…
Ветер качает мою колыбель…
Ветки по окнам стучат сонный блюз…
Вверх поднимая снежинки, Метель
Воем зовёт Фей волшебных и Муз…
И, в круговерти кружась над землёй,
Снова несётся вниз к трубам печным…
В танце красивом под сивой Луной
С ней обнимаясь, целуется Дым.
Ветер ревниво вдруг дико завыл…
Боль всю берёзке в саду рассказал.
И, остудив свой порывистый пыл,
Он белоствольную мягко прижал…
А на печи кот, свернувшись, сопит —
Утром ему расскажу я свой сон.
Ну, а пока дом тихонечко спит,
Ночью Метель занимает свой трон.
Вальс-метель…
Скрипят протяжно ставни за окном.
Стучат по брёвнам стен своих — устало.
А ветер тополя все за углом
В роскошные укутал покрывала.
Все окна залепил снежинок рой.
В просветах видит сон Луна-Царица.
А провода волной подняли вой,
Представив вдруг себя степной волчицей.
Качает ветер дом, как колыбель.
Поёт, шумит, скрипит, стучит, резвится…
Он там, в ночи, танцует вальс-метель.
И мне так хорошо под ветер спится.
Догоняло Лето…
— Осень, подружка, куда поскакала? —
Лето вприпрыжку за нею бежало.-
Стой, дорогая, мы вместе пойдём,
Всю красоту на Земле обойдём.
Я буду солнышком красить листочки,
Ты же усеешь здесь звёздами ночки.
Будешь кружить листопад до зари…
Стой, говорю я, а ну-ка замри!
Осень, запыхавшись, резко вдруг встала.
— Лето, отстань, — еле слышно сказала. —
Я без тебя разукрашу листочки,
Будут темны мои звёздные ночки.
Громы, дожди позову на подмогу,
Каждому хватит здесь дел понемногу.
Ты собирай же скорей чемодан,
В жаркие страны летит караван.
Там отдохни, загорай и влюбляйся,
Ну, а потом к нам зимой возвращайся.
— Шутишь, подруга, зимой околею,
Слягу в кровать, тяжело заболею.
Как же всем людям-то жить без меня?
Ладно, шутница, лететь мне пора…
Осень души
О милая осень, опять на лице твоём слёзы.
Глаза опустила, и руки повисли устало.
В душе твоей снова протяжно тревогу бьют грозы,
И кажется, чистой любви от людей тебе мало.
Ты видишь, как прячутся те под зонтами ворчливо.
Им зябко бежать, одиноко в закутанных душах.
И редко кто скажет, любуясь: «О, как ты красива!»
И взглядом оценит, как небо купается в лужах.
С тобой постоит и немного тихонько поплачет —
Тебе подарив откровения доброго сердца.
И выглянет солнце, что осень за тучами прячет,
И к Богу у сердца откроется памяти дверца.
Дождь в окно…
Сегодня дождь стучал в окно — впусти…
И натыкаясь на стекло… он плакал.
Сползали слёзы струйками в тиши.
А то наотмашь в подоконник брякал.
— Не плачь, родная, слушай менуэт.
Тебе по крышам каплями сыграю.
В моей душе, поверь, живёт поэт —
Я дождь Любви и точно это знаю.
— Ну, что ты треплешь нервы целый день,
Не надоело разводить здесь сырость? —
Она, ругаясь, бухнулась в постель, —
За, что же мне, Господь, твоя немилость?
А дождик плакал рядом за окном…
Чем больше лил он слёз своих горючих,
Тем больше они плакали вдвоём,
Снося потоком связь эмоций жгучих.
Она устала плакать… горе лить…
Очнулась впопыхах, а горя нету.
А, это дождик душу смог умыть
И возродить к прекраснейшему лету.
Осень и Бабье Лето
Сотканы вуалью снов рассветы…
Высечена золотом листва.
Осень, облачившись в сандалеты,
С Бабьим Летом на прогулку шла.
— Лето, посмотри, как я красива!
Платья мне соткал Творец Земной.
Ветер задирает вверх игриво,
Но не стыдно мне блеснуть красой.
— Знаю, Осень, я твои наряды…
Ангелы о них поют, трубя.
Шалью дивной кружат листопады,
В танце обнимая всех, любя.
Я тобою восхищаюсь, Осень!
Ты изящна, женственна, нежна…
На виски уж скоро ляжет просинь,
Ну, а ты по-прежнему мила.
— Лето, ты прощаешься как будто?
— Да, подруга, ухожу… пора…
Ты теперь одна встречай здесь утро,
Звонкий смех подарит детвора.
— Лето… подожди… прошу немного…
Всё… ушло… — и в сердце грянул гром.
Осень разрыдалась одиноко.
— Ладно, Лето, встретимся потом!
На плече у Лета…
На плече у Лета разрыдалась Осень,
Пряча свои слёзы в желтую листву.
— Скоро мне на косы ляжет тихо просинь,
А я — Лето, слышишь? — жить ещё хочу.
— Осень, Осень, Осень, ну чего ты плачешь?
Успокойся, Осень, ты уж не дитя.
Вон как с ветром быстрым ты по лужам скачешь,
Оттолкнув прохожих, мчишься с ним, летя.
А зима-подруга хлопьями одарит —
Ну, не мне уж это объяснять тебе.
В одеяле тёплом спать тебя оставит,
Вьюгу на прогулку позовёт к себе.
Будешь спать спокойно до проталин тёплых…
Те листву омоют желтую твою.
А Весна подарит трав и листьев сочных,
Уж потом приму я очередь свою.
Отзвенят закаты, отпоют рассветы…
Солнышко захочет вдруг подольше спать.
Вот тогда тебя я позову: — Эй, где ты?!
И пойдём с тобою до Зимы гулять.
Разговор с Осенью
— Ну, здравствуй, Осень! Как твои дела?
Сегодня, вижу, плачешь очень горько.
Слезами ты омыла все дома,
Себя утешить не сумела только.
Ну, что ж, давай поплачем мы вдвоём.
Я расскажу тебе свои печали.
Чтоб небеса, что плачут за окном,
Укутав нас, в свой светлый мир помчали.
Начну с того, что вечный странник Я.
Вселенная — мой дом, моя обитель.
Из всех планет прекрасней всех — Земля,
В которой Бог живёт — наш покровитель.
— Так отчего слеза дрожит в глазах?
И в чём печаль твоя? — спросила Осень.
— Искал все годы ту, что знал во снах,
Но все виски запорошила просинь.
Та половинка — тоже странник здесь.
Дороги свыше нам рисуют Боги.
И я готов нести сей тяжкий крест —
Друг друга всё же мы найдём в итоге.
И жалко стало Осени его.
Раздвинула она лихие тучи.
И в мир ворвалось светом волшебство,
Дав силы Духу крепости могучей.
В суд на Осень
Зима подала в суд на Осень:
— Мешает мне всё красить в просинь.
Ревёт, сидит, дурёха, в зале,
А то б согрелась в одеяле.
Так нет… подай ей солнце, краски…
Чтоб оставалось всё, как в сказке.
Зачем тогда же календарь?
Отдали б месяц ей январь.
И пусть гуляет по перине,
Листвы подкупит в магазине.
Что за причуды у неё?
Дарю ведь снежное манто,
А ей не нравится, всё злится
И ветром гонит, как волчица.
Ну, в общем, точит зуб на Зиму…
Прошу, учтите! Пусть изымут
Все слёзы неба у неё,
А я взамен ей дам пальто.
Не хочет? Шубу потеплее,
И в сказку превращу аллею…
Пока я с вами тут болтала,
Она тихонько убежала.
Теперь опять её ищи
И к вам на суд земной тащи.
Девочка Осень
Тихонько на скамеечке
в малиновых носочках
Сидела Осень-девочка,
нарядная, в цветочках.
Болтала она ножками,
листочками кидалась
И в каждого прохожего
без устали влюблялась.
Мальчишка — Ветер северный —
девчоночку подметил.
Рябиновые бусы ей
на веточках развесил.
Он в трубы дул мелодии…
Любовь вокруг звучала.
И беззаботно танец-вальс
с ним Осень танцевала.
Кружили листопадами…
Бежали дни… недели…
Влюбилась Осень-женщина
в него… назло метели.
А он свою любимую,
чтоб та не замерзала,
Заботливо укутывал
в ночные покрывала…
Утро…
Нектаром разливаются рассветы…
Травинки — рос надели жемчуга.
В лучах купаясь, на Земной планете
Ковром роскошным стелются луга.
Купаются в росе волшебной ветры…
Нанизывают жемчуг пауки.
Надев с заботой для нектара гетры,
Шагают дружно важные жуки.
С реки под гомон чаек белокрылых
Тоскою льётся Ивы тихий плач.
Укутав плечи в шаль туманов сивых,
Влюблённых ждёт — как Музу ждёт скрипач.
…Деревня с первой зорькой оживает —
Коров мычанье… крики петухов…
И жители вслед стаду провожают
Встречать рассвет безусых пастухов.
За щавелем…
Иду по накатанной кем-то дороге —
Вокруг всё живое… стрекочут сороки…
У ног на травинки садятся несмело,
Вздымаются вверх мотыльки то и дело.
Кузнечики дробь выбивают парадно —
Одела весна травы в поле нарядно.
Иду… наслаждаюсь… вдруг леший с дубравы
Как филином ухнет всем ради забавы!
Вот кустики вижу… травой чуть прикрыты.
В них щавель полезный с дарами сокрытый.
Нарву его чисто, раздвинув травинки,
И всем напеку пирожков я корзинку.
Раздам ребятне это лакомство Божье —
Пусть знают, что царствие здесь, у подножья.
Дары все лесные… речные просторы…
С Любовью для нас создавал Бог узоры.
Благодать!
Какая Божья Благодать!
Лицо ласкает тёплый ветер…
Зима не хочет отступать,
Ручьями плачет в чудный вечер.
Трель птиц звучит со всех сторон,
А с крыши капают капели…
Красивый этот перезвон,
Играет звуками в дуэли.
Какая Божья Благодать!
Прекрасен Дух живой планеты.
Проснись, Душа! Пора вставать!
Исполнить Божии Заветы.
Путники в ночи…
Волшебным сном окутан лес густой.
На лапах елей сонно дремлют совы.
Лишь дух-охранник тихо скажет: «Стой!»
Сова, угукнув громко, спросит: «Кто вы?»
Заманят Нимфы путника с собой —
Закружат среди елей для забавы.
Смеясь, прошепчут на ухо: «Не стой,
Беги, а то не избежать расправы».
Но есть такие путники в ночи —
От них исходит Свет и льётся песня.
Их слышит лес и чувствует в тиши
Своим лохматым, добрым, сильным сердцем.
Защиту предоставит и свой кров,
Накормит сытно, заберёт печали.
И, окунув заботливо в мир снов,
Даст отдохнуть перед дорогой в дали…
Пробуждение…
Под музыку природных превращений,
Несущих в мир иллюзий волшебства,
Кружили звуки нот преображений
Рождённых чистым светом естества.
Плескалась в танце радость Фей и гномов.
У Эльфов и Дриад полёт души.
В объятьях всех стихий кружась над троном,
Порхали в танце бабочки в тиши.
В разгаре бал — в нём правит пробужденье.
На троне восседает царь Весны.
Пред ним в зеркальных лужах отраженьем
Парило волшебство его страны.
Застыли слёзы весны
Застыли слёзы весны — Марена всё правит балом.
С какой же такой страны — на нас сыплет снег всё валом?
Уже на носу Апрель, а птицам не хочется песни.
Застыла слезой капель, и солнышка нет — хоть тресни.
На лицах людей тоска — хотят все тепла и света.
Весеннего нет мазка — пришло бы скорее лето…
У камина
3D, С ЭЛЕМЕНТАМИ РАСТВОРЕНИЯ
В ЭТОМ СТИХОТВОРЕНИИ СПРЯТАНО 2 моих СТИХА — «У КАМИНА» и «МЕТЕЛЬ, КАМИН и ЛЮБОВЬ» — соединяем через строчку.
За окном бушевала метель,
снежным вихрем крутила ветрами.
Разгоняя лихую погоду,
по стеклу вся сползала слезами.
А в камине огонь-менестрель
треском дров и свеченьем манящим
Тихо пел нам прекрасную оду
о тех давних веках в настоящем.
Он, как добрый волшебник в ночи,
чары сеял настоем любовным.
Наши чувства теплом согревая,
нас сводил в этом мире огромном.
Всё пространство окутал в тиши,
в нём расплавив волшебные звуки.
И вдохнул в души чистого Рая,
ввергнув души в блаженные муки.
Нам казалось, всё пело вокруг,
всё дышало, кружило метелью.
Наши души любовь источали,
разукрасив любовь акварелью.
Сквозь метель мы услышали стук —
это Ангелы с вестью летели.
Двух сердец небеса их венчали
сквозь пушистые вихри метели.
За окном бушевала метель,
а в камине огонь разгорался.
Только чувства сильней нарастали,
чтоб союз очень крепким создался.
А в камине огонь-менестрель
пел венчальную тихую песню.
Оду пел о прекрасном начале,
как для друга нашёл он невесту.
У КАМИНА
За окном бушевала метель,
Разгоняя лихую погоду.
А в камине огонь-менестрель
Тихо пел нам прекрасную оду.
Он, как добрый волшебник в ночи,
Наши чувства теплом согревая,
Всё пространство окутал в тиши
И вдохнул в души чистого Рая.
Нам казалось, всё пело вокруг.
Наши души любовь источали.
Сквозь метель мы услышали стук
Двух сердец, небеса их венчали.
За окном бушевала метель,
Только чувства сильней нарастали.
А в камине огонь-менестрель
Оду пел о прекрасном начале.
МЕТЕЛЬ, КАМИН и ЛЮБОВЬ
Снежным вихрем крутила ветрами —
По стеклу вся сползала слезами.
Треском дров и свеченьем манящим —
О тех давних веках в настоящем.
Чары сеял настоем любовным —
Нас сводил в этом мире огромном.
В нём расплавив волшебные звуки —
Ввергнув души в блаженные муки.
Всё дышало, кружило метелью —
Разукрасив любовь акварелью.
Это Ангелы с вестью летели —
Сквозь пушистые вихри метели.
А в камине огонь разгорался —
Чтоб союз очень крепким создался.
Пел венчальную тихую песню,
Как для друга нашёл он невесту.
Любовь лебедя
Туман позёмкой землю застелил,
Накрыв собой — пушистым одеялом.
Всему земному Небо подарил,
Часть облаков Божественного Рая.
На много миль звенящей тишины
От шума и от пыльного прогресса
Купались в озере под всплеск волны
Два белых лебедя — принц и принцесса.
Под стрекотание жильцов травы,
Слагающих им оду песни дивной,
Он признавался нежно ей в любви,
Даря рассвет крылом тумана синим.
Давая клятву верность ей нести —
Через века, он пел протяжным криком:
«Дарю, любимая, тебе в тиши
Земной весь Рай — Божественного Лика».
Он закружился в танце над водой…
Её крылом обнял, садясь пониже.
Дыханье чувствовал своей родной
Лебёдушки, которой стал он ближе.
Открытие охоты
Он за неделю колышек вбил в землю,
«Моё тут место», — криво написал.
Засидку в камышах слепил умело
И радостно открытия всё ждал.
А на закате уж костры повсюду —
Охотники гурьбой рассвета ждут.
Друг другу байки травят, анекдоты
И громко друг над другом хором ржут.
И вот он — долгожданный миг рассвета!
Дождавшись зорьки, все встают в ружьё.
Пальба такая, режут слух дуплеты,
И всех от счастья их трясет давно.
Душа коней
Кони… Грация… Вольный ветер…
Трепет чёлки… пряди хвоста…
Скорость… Мускулы… Твёрдый топот…
В этом вся лошадей здесь Душа.
Травы сочные… Поле широкое…
Ноги свободны от пут вековых.
Ржание зычное, ветром носимое…
В этом мечты бурых… чёрных… гнедых…
***
Утром хозяин, подняв спозаранку,
Матом коню в зубы даст удила.
Выведет в поле. Спутает ноги.
И плачет на привязи тихо Душа.
Помощь волков
История подлинная. Написать почему-то решила от лица деда, но на самом деле она произошла не так давно, в наши дни. Беременная женщина на машине попала в пургу, а остальное всё описано в стихотворении.
Историю эту поведал мой дед.
Этой истории семьдесят лет.
Очень давно, зиму с ветром гоня,
Мать его гнала по полю коня.
Надо успеть, ведь уже на сносях,
Есть повитуха в соседних краях.
Но закружила метель-западня,
Скинула лошадь с саней седока.
И, оказавшись в снежном плену,
Мать усмотрела берёзку одну.
Возле неё выбит снег до земли,
Сил бы хватило туда доползти.
Только коснулась березы рука,
Сразу сознанье ушло, вот беда.
Долго вот так не пришлось ей лежать,
Очнувшись там, женщина стала рожать.
Видит: кружком волчья стая стоит —
От снежной бури стоит живой щит.
Рядом в боках и в ногах у неё
Волки лежат, сохраняя тепло.
Голову мягко держит тело волка.
Рядом волчица следит, как дела.
Потуги, крики — малыш на подходе.
Мать, обессилев, рожает в итоге.
Сил дотянутся совсем уже нет.
Как там малыш? Иль его уже нет?
Волк там другой, облизав малыша,
Щёлкнул зубами в районе пупка.
И потихоньку по телу её
Носом к груди он толкает его.
Мать, вся в слезах от заботы такой,
Бережно прячет под шубу рукой
Маленький белый комочек к груди,
Чувствуя сердцем, как бьётся внутри.
Слёзы со щёк, что катились вниз градом,
Ласково слизывал волк, стоя рядом…
Лошадь пришла в деревню одна…
Тревогу подняли — искать седока.
Увидев людей, волки подняли вой,
Чтобы они шли сюда всей гурьбой.
Люди, завидев средь них мою мать,
Начали с ружей по волкам стрелять.
Те, отбежав, расстоянье блюдя,
Строго следили, что звали не зря.
И когда тронулся с лошадью воз,
Волки ушли… так закончилась ночь.
Долго потом мать искала волков,
Но не нашла… лишь осталась любовь
В сердце её к этим диким зверям,
Тем, что с добром отнеслись все к ней там!
Охота на волка
Волк меняет шерсть, а не натуру.
Спуск курка… удар… разрыв и кровь…
Человек, возвысившийся сдуру,
На охоту вышел, сдвинув бровь.
Пропитался снег… погоня… выстрел…
Серый, стиснув зубы, убегал.
Человек уверен был, что чистил…
И безжалостно, взахлёб кромсал.
Кувыркаясь… падая… вставая —
Зверь спасался. Человек за ним…
Волк, от ран по-волчьи подвывая,
Поднимался, страхами гоним.
На исходе силы… пал… измучен…
Чувства человека через край…
Превосходству, красный свет был включен,
Он душой попал в свой дикий Рай…
И, ослабив бдительность, забылся…
Серый изловчился и напал.
Человеку вдруг портал открылся…
Он из Рая сразу в Ад попал.
Волчонок
Волчица выла — с ней скулили ветры…
Луна плыла в кровавых облаках.
Там, далеко, шёл, отмеряя метры,
Уставший волк — он нёс щенка в зубах.
Тонули лапы в рыхлом белом снеге.
Щенок болтался, хвост поджав крючком.
Не приходилось думать о ночлеге,
Опасность дико стерегла кругом.
Он мать искал и шёл на вой волчицы —
Уставший волк с сединами в усах.
В глазах его бежали люди-фрицы…
И залп их ружей всё стоял в ушах.
Мелькали сосны тёмными стволами…
Из трёх — один лишь уцелел щенок.
Кровавый запах дикими ветрами
Донёс до волка бедствия звонок.
Волчице путь отрезан был к возврату.
Её до ночи гнали на флажки…
Теперь была признательна, как брату,
Важней всего для матери — щенки.
Водяной и кладоискатель
Водяной приплыл к сестре — на болото.
Вокруг жабы, комары — жрать охота.
Ну, Кикимора, давай — пичкай брата,
Что-то спать ты улеглась — рановато.
Есть сурьёзный разговор — сядь-ко рядом,
Помоги, сеструха, мне — двигай задом.
Та, кряхтя, накрыла стол — на засидке.
С рогозой да стрекозой — все пожитки.
Жуй, братишка, не спеши — на лягушку.
Вот в бутылке самогон — дай мне кружку,
Я вчера её нашла — были люди,
Настрелялись, напились — день был труден.
Понимаю, не дурак — на козявку.
Им бы задницы надрать — да под лавку.
Уток я с утра считал — недостача.
Как убытки покрывать? — вот задача.
Но совсем к тебе с другим — я припёрся.
Мож, видала мужика — здесь всё тёрся?
Ну а как же, дорогой — всё видала,
Съешь пиявочку мою — я сказала.
Вон животик у тебя — дюже тощий,
И получишь ты заряд — её мощный.
Не сбивай меня, сестра — с панталыку,
А то живо от меня — схватишь в тыкву.
В общем, дело у меня — вот такое,
Я на дне насобирал — кладов море.
Ты их ночью закопай — по поляне,
Да у берега, повдоль — не для пьяни.
А для тОго мужика — что с прибором,
Ходит, пикает он им — тут с задором.
Пусть порадуется всласть — мне не скучно,
А то проволка одна… пробки… — нудно.
Ведь хороший тот мужик — дюже добрый.
Держит берег в чистоте — словно рОдный.
Накидают тут кругом — сама знаешь,
И уходят кто куда, тьфу… — что скажешь?
Этот же камыш косой — косит летом,
Чтобы воду насыщать — братом ветром.
В общем, как уж не крути — мне поможешь,
На, сокровища держи — ночью сложишь.
Ладно, братик дорогой — платишь рыбкой,
Парой кашек, слизней горсть — и улыбкой.
Днём завёл свой аппарат — тот мужчина…
Хопа, крестик вдруг отрыл — рад детина,
О, колечко тех времён — о, монетка,
О, иконка на цепи — встретишь редко.
Водяной свою башку — нырь с болота.
Поглядеть на мужика — так охота.
Радость плещет через край — от дарений,
И гордиться Водяной, что он — гений.
Отступлю немного я — вы ж внимайте.
За собою мусор весь — убирайте.
Ведь не только вы одни — на планете,
С вас пример всегда берут — ваши дети.
Осень в душу забрела
У осени, браток, свои дела,
И — хочешь ты того или не хочешь —
Но если осень в душу забрела,
То всё, что было до… вдруг подытожишь.
А там, как и положено дождям,
С раскатом грома и небесных молний,
Встряхнет тебя, покажет весь твой хлам,
Без всяких там скептических ироний.
Омоют душу слёзно небеса…
Теплом прижмут к себе в порыве гнева.
А если уж отчаешься, тогда
Бог укрепит, вдохнув в тебя Дух веры.
Дышать вдруг станет легче и светлей,
Покой придёт к тебе, что жаждешь сердцем.
Уйдут печали, им в тени милей,
и станет боль вдруг чуждым иноземцем.
Расправишь плечи, кинешь в небо взгляд
И осознаешь, как ты понял много.
И как же будешь несказанно рад
Вдруг ощутить, что не покинут Богом.
Печаль
Печаль пришла и даже не спросила —
готов ли я её к себе принять.
И крикнул я: — Пошла… и дверь закрыла,
а то начну проблемы выяснять.
Она стоит и глазом не моргает —
скукожив рожу, стоя на крыльце.
Я размахнулся и ударил с жару…
В ответ услышал сдачу на лице…
— Ну, что ж, подруга! Ты сама просила!
Сейчас я буду бить тебя сполна.
— А ты уверен, что в тебе есть сила? —
ехидно вякнула в сердцах она.
— Сейчас посмотрим, кто из нас сильнее.
Ты лишь печаль.
— Я постоянный гость.
— Ну, что с того? Тебя я вмиг развею,
как той собаке кину смеха кость.
— Ты что, придурок? Будешь ржать, как лошадь?
Смотри, а то в больницу упекут.
Задумался… а может, проще
мне самому уйти, оставив её тут?
— Ну и дурак ты, погляжу я, братец…
Я вся твоя, до кончика волос.
Тебе меня твой лучший друг-приятель
сюда с собой ещё вчера принёс.
Мой диалог всё продолжался дальше…
Я утомился всё ей объяснять…
И тут на помощь кот ко мне примчался…
схватил печаль… и начал её рвать…
НАШИ ПЕЧАЛИ — КОРМИМ МЫ САМИ,
НО НАШИ КОТЫ — ИМ ОТКРУТЯТ ХВОСТЫ.
Свидание во сне
Сегодня во сне всколыхнулась душа.
Как будто по залу я шёл не спеша.
И вот, проходя мимо наших детей,
Я голос услышал дочурки моей.
Недавно совсем схоронили её —
Родную кровинку, счастье моё.
Я кинулся к ней, боясь потерять.
Варенька, доченька — рядом опять.
— Где ты теперь? — я спросил у нее. —
Плохо тебе или там хорошо?
К Богу отправилась сразу душа?
Помнишь ли нас? — говорю я спеша.
Кинулась дочка на шею ко мне
С чистой улыбкой на юном лице.
— Нет, не у Бога пока нахожусь.
Больше одна. Хорошо ли мне тут?
Да, хорошо, только есть одно «но»:
Плачет по мне сильно мама давно.
Хочется лишь, чтоб молилась она,
Детям давая любовь за меня.
Милую мамочку ты обними,
И по мне плакать ты ей запрети.
Мне тяжело от её мокрых слёз —
Я вся тону — и уже не до звёзд.
— Понял тебя, моя дивная птичка,
Маму во сне ты придёшь навестить-то?
— Да, обязательно, сразу, как только
Мама осушит все слёзы к надгробью.
И тут жена меня громко позвала,
И всё видение быстро пропало.
Долго трясло после этого сна —
Но теперь знал: моя дочка жива.
Тонкий лёд
На кромке льда стоял, шагнул — и всё.
По пояс сразу — ноги в боль свело.
Не выдержало, треснуло стекло —
Тончайшим оказалось полотно.
Природа, страх тянули в глубину.
Барахтался… Ты врёшь, не утону.
Хватали руки воздух… воду… лёд…
А ноги вверх толкались, всё вперёд.
Собачий холод пронизал насквозь.
Душа кричала: «Это всё, исход».
Вся жизнь моя похожа на кошмар.
Опять мне снится этот сон… дурман.
Ну, сколько можно? Крик… Холодный пот.
Бегу к тебе, а за плечами ночь.
Как сумасшедший, в небо я смотрю.
А вижу, как в глазах твоих тону.
Ты неприступна, как холодный лёд.
Неразделима, Господи, любовь.
Я жить теперь спокойно не могу.
И снова тонкий лёд… И я тону…
Страшный сон
Он бежал по таёжной глуши…
Озирался вокруг, боясь.
А душа подгоняла: «Спеши.
Тёмной ночи наступит грязь».
Оступился, упал, ноги в кровь —
Вечер густо закрасил день.
Навалилась на грудь вони топь,
И пугала любая тень.
Вой волков… весь в холодном поту.
Застонала душа: «Прости».
Спотыкаясь, кричала в бреду:
«Нету сил этот крест нести».
Теплый свет, как небес Благодать,
Всё пространство залил собой.
А любимая рядом опять
Отвела всю беду рукой.
Как шальной, подскочил он от сна.
— Тише, милый, я здесь с тобой.
А со лба ручейком, как слеза,
Пот холодный катился злой.
Его, мягко прижав так к груди,
Словно мать с колыбельной в ночь,
Обняла, покачала в тиши,
И развеяла страх весь прочь.
Ловец в наших снах
Устало тело… В сон ушла Душа —
Забыла этот бренный мир во сне.
И, оголив себя, к Ловцу пошла —
Тому, кто строит замыслы во тьме.
Он наши чувства ловит — сея крах.
Гордыню ловит — в почестях, хвале.
Там отворяет двери дикий страх —
Оставив белый след на голове.
Больна тщеславием Душа — он тут.
Рулады ей поёт с небесных сфер.
А на Яву уж приготовлен кнут,
Стегать судьбу за отрешенность вер.
Любой порок… любую суету…
Он ловит в царстве грёз — рисуя мир.
А в жизни видим мы… лишь маету,
Украсив души в блюдах ей на пир.
Не тронет лишь того — кто в мыслях Свят.
Кто в снах себя не помня — верой твёрд.
Кто своим Светом вытесняет мрак,
Лишив Ловца набрать игры аккорд.
Меч в руках
Мне дивный сон привиделся сегодня —
В нём девочкой я маленькой была.
В руках держала Меч — стальной, огромный —
Перед собою, вверх держа, несла.
Мне тёплым ветром развевало платье,
Такое белоснежное, как день.
А под ногами каменные глыбы
Песком засыпаны с времён потерь.
Со всех сторон неслись ко мне «хазары»
Напасть, убить — рогатые в цепях.
А может, это просто злые Духи,
Увидев Свет, бежали второпях.
Их не боялась — просто улыбалась.
Ворочалась с Мечом своим в руках.
И кого Меч, задев собой, касался,
Вдруг исчезал мгновенно на глазах.
Так постепенно Дух исчез последний,
И залил Свет пространство всё вокруг.
В моей вдруг голове запело Небо —
Душа проснулась, руки разомкнув.
Шторм
Огромный океан… я на плоту.
Штормит вокруг всё круче и сильнее.
Не описать всю мощь… всю красоту…
Стихии буйный нрав всё злее, злее.
Я не одна, хватает здесь людей.
Кто на плоту, кто в лодках, кто на суднах.
В глазах их страх, а шторм ещё буйней.
Всех мотыляет… ровно как в скорлупках.
Руками крепко я вцепилась в столб,
Что мачтою служил плоту когда-то.
Людей глотал всех беспощадно шторм…
На них смотрела, стоя… виновато.
Но силы на исходе… их уж нет…
Разжались руки — и в пучину с ходу.
Барахталась… взяла усталость верх,
И стала я тонуть, идя под воду.
Тут чья-то сильная рука взяла…
В испуге не успеть… наверх тянула.
Я слышала под толщей голоса…
Там в лодке двое Ангелов сидело.
Они втащили в лодку не спеша.
«Жива… в порядке… всё же мы успели!»
Над океаном штиль… и тишина,
А чайки вдалеке нам песни пели.
Банька
До чего же банька хороша,
Отдыхает тело и душа…
Веничком распаренным хлещусь
И нисколько хворей не боюсь.
Как поддам-поддам сейчас парку,
Да на камни из ковша кваску.
Разомлеет тело и душа,
До чего же банька хороша!
Растворю в лоханке хвойный дух,
Смоет с тела мне он весь недуг…
Чисты моё тело и душа,
До чего же банька хороша.
Разбегусь, нырну в горячий снег,
Так бы и лежала целый век…
Отдыхает тело и душа…
До чего же банька хороша…
Топится печь
Вечер. Темно. В доме топится печь.
Блики по стенам волной света кружат.
Кот на поленьях свернулся в клубок,
Там, в уголке, с кочергой веник дружит.
Тихо. Спокойно. Душе благодать…
Время своё потеряло значенье.
Печка трещит, закрутил самосад
Дым облаками… цигарки свеченье.
Шепот по стенам приятно ползёт,
Льётся о жизни знакомая речь —
Словно ты в сказке волшебной живёшь…
Полночь. Темно. В доме топится печь…
Доспорились…
Варился спор в большом котле,
Да перерос он в брань постыло.
Всё закипело на фуфле.
А начиналось всё так мило.
Один щепотку бросил зла,
Другой — дровишек кинул в печку.
Еще один, что за козла
Ты завтра будешь ставить свечку.
И завертелась карусель:
Кидали специи, приправы…
Кто остротой тащил на мель,
Забыв про благородства нравы.
Сполна в том супе было всё:
Обиды, горечи, волненья…
И даже вспомнили про ё…
Кидали ё… без сожаленья.
Готово варево в котле.
Вокруг расплёсканные лужи…
Умчался каждый на метле,
Душой хлебнув горячей стужи.
Ну, вот и помылись…
Мылись в бане три бабули.
А за стенкой их дедули
Веником себя хлестали,
О бабулечках болтали.
— У моей уж всё отвисло,
руки словно коромысла.
Как подцепит мой крючок,
так свищу я как сверчок.
— А моя-то хороша,
в лоб мне бьёт всегда леща.
Только к ней я примощусь,
так лещом и угощусь.
— Мужики, все бабы звери, —
молвил третий, — одолели.
На кровать к своей припёрся,
и под дых ногой утёрся.
А за стенкой бабы мылись,
о дедах разговорились.
— Мой-то конь совсем издох,
как ложиться — ах да ох.
Хоть бы где щипнул мня, что ли,
и продлил век бабьей доли.
— Ну, а мой в кровати спит
и всё время знай храпит.
Я к нему и так и эдак,
извиваюсь напоследок,
ну, а он храпит себе,
словно пашет на коне.
Третья баба им в ответ:
— Изучайте интернет.
Хватит ныть, как иноверцы,
в нём деды крутые перцы.
Новых мы себе найдём,
а от энтих все уйдём.
…
Вышли с бани все спустя,
в голове своё неся…
Началася нова жизнь,
Интернет, давай держись!
Кухонный вопрос, или Что готовить?
Вот и меня заел такой вопрос,
Тащусь на кухню, словно на допрос.
Кастрюля там орёт давно: «Вари!»
А полотенце гладит: «Не реви».
«Ну, что за зверство! — овощи кричат. —
Нас расчленяют — а в семье молчат».
Вон звери все — порядочно живут,
И без еды ни капли не орут.
А мой с дивана: «Зин, давай корми!»
Я хрясть тарелкой и кричу: «Замри!»
Две весёлые старушки
Жили-были на опушке
Две весёлые старушки.
К ним ходил один злодей,
Полная башка идей.
Появлялся тихо-тихо,
Как замученное лихо.
Заставлял он их реветь,
Песни горестные петь.
И веселые старушки
Превратились в две плакушки.
Слёзы горькие текли,
Фишку горя не секли.
Все цветы вокруг завяли,
Травы в поле все упали.
Лихо радостно живёт,
Вот бы так честной народ.
Все жалели бы друг друга
Рёвом замкнутого круга.
На планете б тот злодей
Был царём всех тех людей.
И однажды те старушки,
Вынув ушки на макушки,
Услыхали ту мечту,
Сидя в розовом кусту.
Им идея не по нраву:
Это ж по какому праву
Горе горькое пойдёт,
Плакать будет весь народ?
Заглянули они тихо
В окна каверзного Лиха.
А злодеюшка сидит,
Планы властные строчит.
Постучали те старушки
К нему в окна, хлопотушки.
Стали мило горевать,
А потом вдруг хохотать.
У злодея глаз скривился,
В тех старух ужасно впился.
Щёки он свои раздул,
Тело шариком надул.
И от смеха тех старушек
Съехал быстро он с катушек.
Криво бегали глаза,
Отказали тормоза.
Надувался он от злости,
Что трещали лихо кости.
Тут и сказочке конец,
Лопнул в тряпке огурец.
Ворчала старость…
Сидела Старость, космы свесив, —
Потухший взгляд, беззубый рот —
Ворча на Молодость весь вечер:
«Беспечность дум, пустых забот!
Ох, если бы твои мне годы
Да опыт прожитых времён,
Текли бы по-другому воды,
Лаская слух других имён.
Но ты ретивостью гордишься —
Ей покоряешь города.
И на ошибки ты не злишься,
Пусть даже в старости беда».
И заглянула Старость строго,
В глаза беспечности младой.
А там увидела в ней Бога —
Творца всей кузницы Земной.
Ковал он в душах тех зелёных
День ото дня тугую сталь
И превращал сердца влюблённых
В Творцов, кующих жизни даль.
И Старость вдруг тут встрепенулась
И вспомнила, зачем нужна.
К делам своим скорей вернулась —
Она ведь опытом важна.
Мудрая осень
Мудрая осень вошла, обнимая за плечи,
В косы мои заплетая серебряный иней.
Мы были обе так рады приятной встрече —
Пересечению наших дорог и линий.
Нежно укутав меня, погрузила в раздумья,
Каждый мой шаг проверяя на тысячу метров,
Перекрывая собой полёты безумья
И закрывая от глупых промозглых ветров.
Святости меру открыла и силу прощенья.
Божью любовь показала, вложила всё в сердце.
И, научив благородству земного терпенья,
Стала открытой в небесные сферы дверцей.
Сражен наповал
Сражен наповал был её красотой,
У ног он валялся в затее пустой.
Когда же им взята была высота,
Вкусил глубину её «чудо» ума.
Душа, облачённая в нежное тело,
Совсем развиваться там в нём не хотела.
Стелились подмостки её красоте,
Мешая расти этой юной душе.
— — — — — — — — — — — — — —
Мораль очевидна и очень проста:
Должны жить в гармонии — с телом душа.
Если ты…
Если ты злой — значит в жизни застой.
Ты наркоман — значит ищешь дурман.
Куришь взатяг — значит в жизни бардак.
Если ты пьёшь — значит беды совьёшь…
А…
Если ты добрый — значит ты модный.
Если не пьёшь — счастье в жизни найдёшь.
Если не куришь — здоровым ты будешь.
Если ты любишь — то жизнь не погубишь.
Если прощаешь — Боженьку знаешь.
Если ты скромный — значит достойный…
Две стороны — света и тьмы.
Нам выбирать, в чём нуждаемся мы.
Эмоции…
«Управляй своим настроением, ибо оно если не повинуется, то повелевает».
Гораций
Эмоции плещут…
…эмоции хлещут…
…эмоции бьются о грудь.
Не выпустить если…
…держать их насильно…
…на клочья всю грудь разорвут.
Одни как вулканы…
…шторма океанов…
…другие как порох в груди.
Кто рядом со спичкой…
…а кто с огнемётом…
…не действуют больше — прости.
Контроль на исходе…
…все порваны нервы…
…взрываются мышцы в душе.
И вдруг я проснулся…
…и понял сознаньем…
…что сам я рисую клише.
Всю бурю эмоций…
…взбил в пышную пену…
…дав волю лихим скакунам.
А вверх я поднялся…
…над этой проблемой –…
…из лужи раздут океан.
Правды и Истина
В каждой душе живёт ПРАВДА своя.
Там хорошо ей, уютно и мило.
И показать себя любит она,
Если другая на мозг надавила.
— Что тут за шум? — второпях на бегу
Третья уж ПРАВДА гарцует галопом.
— Я вас сейчас уложу на лету.
ПРАВДА моя станет вашим потопом.
Бедная ИСТИНА вылезла, ждёт.
Жизнь хоть одна, может, ПРАВДА подарит.
Нет — она только, попав в переплёт,
Сгрызена ими и след не оставит.
Два разных взгляда
Двое глядят сквозь окошко тюрьмы.
Один видит грязь, другой — звёзды средь тьмы.
И. Шах
Два человека волею судьбы,
Снимали комнату в одной квартире.
Имели взгляды разные они,
На всё, что происходит в этом мире.
Один, увидя тучи, — восхищен:
— Смотри на Небо, видишь, как Красиво!
Другой, нахмуря брови, — возмущён:
— Нагнали мрак и солнце всё закрыли.
Закапал дождь сильнее и сильней —
Тот улыбался пузырям на лужах.
Другой, укутав ноги побыстрей,
Ворчал сердито: — Сыро, грязно, в тучах.
На небе радуга, раскинув рукава,
Давала радость одному, свеченье.
Другой, взглянув, уходит от окна:
— Она сейчас исчезнет, — его мненье.
Закат над лесом, марево висит —
Любуется один: — Как круг глотает!
Другой же всё душой своей ворчит:
— Испорчен день, тоскою раздирает.
Так шли все друг за другом дни…
Тот, что природой, жизнью любовался —
Жил счастливо, года его цвели.
А тот несчастный — заболел, прибрался.
Орёл и кролик
Те, кто сопровождает Бога, будут обновлять свои силы. Они будут подниматься вверх на орлиных крыльях. Они будут бежать и не уставать. Они будут идти и не слабеть.
(Библия)
Орёл на дереве сидел и отдыхал.
Тут мимо кролик по своим делам скакал.
Остановился и задал вопрос орлу:
— А можно мне на отдых сесть с тобой к стволу?
— Конечно можно, — птица говорит.
И кролик уж под деревом сидит.
Плутовка Лисонька голодная бежала
И мигом кролика того сожрала.
— — — — — — — — — — — — — — — — — —
Мораль очевидна и очень проста:
Будь высоко, чтоб не съели тебя.
Наставление старца
Путник устал и бессильно присел —
Старец пред ним появился мгновенно.
Обнял он путника, рядом с ним сел —
Речь полилась с уст, веками нетленно.
— Если устал — отдохни, не спеши.
Что можно дать тебе больше, чем надо.
Посох свой — ВЕРУ — ты крепко держи,
Если упал, обронил, Я здесь рядом.
Падают те, кому много дано,
Ведь без страховки их путь весь проложен.
И, отточив так своё мастерство,
В мир Просветлённых душой будут вхожи.
Посох подал, и подняться помог.
Путнику, бренно идущему в вечность.
— Путь твой наверх, в нём Вершина — итог.
Луч серебра поведёт в бесконечность.
Помни о том, что Учитель идёт
Через все муки, толпу и жестокость.
Падает. С посохом ВЕРЫ встает —
Миру неся свою светлую кротость.
Рабство душ
Длинной цепочкой закованных в цепи
Люди шагали, конвойных боясь.
И, приступая к тяжелым работам,
Все изнывали, что скинуты в Ад.
Злясь на конвойных, гремя кандалами,
Люди таскали по камню с собой.
Горы камней там свидетелем стали,
Не нарушая режима тот строй.
Люди по-рабски плелись, спотыкаясь.
Сверху следил, верховодя, судья,
Скучно смотря на огромное стадо:
Хоть бы одна взбунтовалась душа.
Он рассуждал так: конвойных немного.
Могут их запросто смять и убить.
Но почему так по-рабски их души,
Думал мучительно, могут ходить.
И в ночь, надев на себя их одежды,
Вниз он спустился к тем людям, туда.
Там он узрел, что одна на досуге
План их свободы лелеет душа.
Так же исчезнув, как там появился,
В покоях своих он три ночи не спал.
Замысел хитрый в нём ночью родился,
Чтоб добровольно в рабах всех держал.
Утром на площадь собрав, величаво
Выкрикнул лозунг: «Долой рабство душ!
С этого дня вы свободные люди,
Будет оплачен ваш доблестный труд.
За каждый камень в карман по монете.
Больше конвой вас не будет стеречь.
Снять кандалы, сбросить рабские цепи!
Можете жить, песни Райские петь».
И с хитрецой он добавил лукаво:
«Кто за монеты согласен служить,
Камень несёт до последнего стана,
Там из казны я велел оплатить».
И добровольно, с улыбкой бежали
Люди, хватались за камни, пыхтя.
И уж совсем позабыв, как стонали,
Их час назад на себе волоча.
Чтобы казна пополнялась успешно,
Им продавали одежду с едой.
Так из рабов превратились в свободных.
Деньги, по сути, сменили конвой.
Молитва и вера
Предался размышленью ученик —
Что есть важней молитвы в этом мире?
Наставник рядом — раз вопрос возник,
Ответ держа в устах, что всем по силе.
— Ты видишь, дерево стоит в тени?
Возьми секатор и отрежь ту ветку.
Ну что, погибло дерево, скажи?
— Живёхонько стоит, оставил метку.
— Теперь возьми топор, иди назад.
Переруби весь корень, не жалея.
— Но дерево умрёт, засохнет так! —
Воскликнул ученик, тихонько зрея.
— Вот в этом суть, мой друг, тебе скажу.
Молитвы — это ветви на деревьях.
А Вера — это корень, им живу.
И делай вывод ты скорее верный:
Что Вера без Молитвы может жить —
А вот Молитв без Веры не бывает.
Чем крепче корень — крепче Вере быть,
Молитвы в ходе роста созревают.
Ваяние
Брёл странник, дорогами мир познавая,
Присел отдохнуть возле горной реки.
И взглядом скользящим простор обнимая,
Увидел работу воды- красоты.
Она, образуя в потоке паденья,
Десятком крутых водопадов лилась.
И слышал он музыку водного пенья,
Вдыхал чистой свежести весь аромат.
И понял он истину, данную Свыше,
(Прекрасных скульптур наблюдая под ней),
Что мягкостью танца, напевом — всё выше…
Ваяла вода терпеливо шедевр.
Не молотом грубым, резцом заточённым,
Где сила лишь может разрушить, ломать,
А именно мягкостью лишь утончённой
Способна камням придать формы — ваять.
Вот так и по жизни: прекрасное, мягкость
Вокруг создаёт красоту и уют.
Сознанье всего просветляло в нём радость —
Надеялся он, что и люди поймут.
Конь и баран
Конь заболел. Слёг. Уже не встаёт.
Врач осмотрел и вердикт выдаёт:
«Если он завтра не встанет с утра,
Значит, тогда усыпим мы коня».
Слышал баран и коню говорит:
«Ну-ка вставай, а то будешь убит».
Конь же от страха, конечно же, встал.
«Чудо! О, чудо! — вдруг врач закричал. —
Надо отметить! Собрать торжество!»
И закололи барана того.
— — — — — — — — — — — — — — — — — — — —
Мораль очевидна и очень проста —
Не лезь, как баран, не в свои ворота.
Готов идти дальше
Однажды в монастырскую обитель
Пришёл юнец искать духовный путь.
И с Божьей благодатью покровитель
Заданье дал — в нём мудрости сей суть.
— В теченье года ты давай монеты,
Всем тем, кто оскорбит в пути тебя.
Смиренно принимай от всех советы,
Что с уст прохожих кинуты «любя».
И целый год безропотных скитаний
Монеты убывали в кошельке.
И, не найдя ответов и признаний,
Вернулся в монастырь с узлом в руке.
Учитель, выслушав его спокойно,
Сказал ему: — Купи еды сходи.
Заданье выполнил ты всё достойно.
Что ждёт тебя на этот раз в пути?
И юноша отправился в дорогу.
Учитель тут же облачился в голь.
И нищим, сократив путь до чертога,
Предстал пред ним неузнаваем он.
Из уст его вдруг полилась вся скверна
На юношу, что мимо проходил.
Стоял тот счастлив юноша безмерно,
Улыбкой оскорблениям платил.
И тут разоблачился настоятель,
Обнял его, как брата, говоря:
— Ты трудностям смеяться научился.
Готов идти ты дальше неспеша.
Яблоко раздора
Ева гуляла в Эдемском саду.
Змей к ней приблизился слово сказать:
— Съешь это яблоко. Вкусно оно.
Бог не увидит, ему наплевать.
Ева, смущаясь и Бога боясь,
Есть наотрез его отказалась.
Змей, зная слабое место её,
К озеру полз, она озиралась.
— Съешь, я прошу, будешь мужу мила.
Всех красивей будешь ты для него.
— Но ведь здесь нет женщин кроме меня.
Врёшь ты всё, змей, гадишь нам тут назло.
— Нет, я не вру. Адам прячет её.
Там вон, смотри, в водной глади внизу.
Ева нагнулась, там девы лицо,
И она горько пустила слезу.
— В озере та красивее меня.
Телом стройней, — подумать успела.
На отраженье взглянула она,
Быстро взяла и яблоко съела
Проверка веры
Два всадника, в пути рассвет лелея,
Скакали у подножия горы.
И спор возник у них — речами грея,
О Боге, что ведёт внутри людьми.
Один твердил: — Молитвы Богу надо,
Что только и умеет их просить.
А люди, как потерянное стадо,
Должны по жизни бремя все носить.
Другой твердил: — Воздастся всем по Вере.
Во что по жизни верит человек,
То он получит чашей в полной мере —
Он верит в тьму, так не получит свет».
Но первый возразил: — Ну что ж, проверим.
Давай-ка на гору поедем ввысь.
Посмотрим, чем поможет Бог, и сверим.
Ударил лошади в бока — и в рысь.
Другой за ним, с любовью к Богу в сердце.
К вершине затемно всё ж добрались.
И тут раздался Голос с Поднебесья:
— Возьмите камни и спускайтесь вниз.
— Ну нет, ты слышал? — возмущался всадник,
Крича тому, что в сердце с Богом шёл.
— Мы сами еле добрались, посланник.
Булыжники везти я не осёл.
Другой повиновался воле Божьей
И сделал то, что повелел Господь.
К рассвету завершили путь к подножью —
Вдруг золотом сверкнул каменьев воз.
А суть морали такова:
Господь в пути с нами всегда.
И кто душой сольётся с ним —
Богаче станет целый мир.
С Небес ворвалась тишина…
С Небес ворвалась тишина — указом свыше.
Замрите, люди, в тишине — вас просим — тише!..
Те, кто погиб на той войне, на нас смотрели.
Они свой Дух нам передать Святой хотели.
Они молили нас с небес: «Живите в мире!»
Их голоса кричали нам в немом эфире:
«Ведь мы не зря свою там кровь все проливали
И жизнь за жизнь в обмен судьбе шли, отдавали».
И не простится тем из вас, кто души губит.
С Небес они на нас глядят и души судят.
Плач сопок…
Пели сопки вековые… подвывали ветры злые…
Прогоняли они тучи своей силищей могучей.
Проходились по былинкам, отнимая жизнь травинкам.
Полегли цветы в поклоне, слыша песню сопок в стоне.
И о чём же сопки пели, когда тучи вниз смотрели?
Голосами тех мальчишек, не читавших жизни книжек,
Матери их вой подняли… Силу ветра плачем гнали…
Чтобы ветры вековые отнесли их плач могиле.
Чтобы с душ своих сынов сбросить тяжести оков.
Чтобы плач по всей России прекратил все войны злые.
И молитву сопки выли — небу боли доносили,
Чтобы царь народов сих в сердце боль вложил о них.
Чтоб ветра несли печали — Святым Духом Русь венчали.
Сколько можно ей страдать? Плачет, как родная мать.
Сколько горя ещё надо? Всем за всё своя награда.
Ты же русский человек — Силой Рода славен ввек!
За что нас всех?
— Ребята, — зашептал солдат, —
Родная, мама, папа, брат…
Всех звал на помощь — как в бреду.
Земля качалась…
— Упаду…
И, удержав на миг себя,
Он понял: смерть за ним пришла.
Всё пронеслось вмиг в голове,
Все годы жизни, как во сне…
Мальчишкой бегал, рвал грибы…
Как матери дарил цветы…
Как с физики с ребятами сбегал…
Девчонку первый раз, боясь, поцеловал…
Отец серьёзно произнёс: «Служи, сынок…»
И мамы нервный плач и нервный вздох…
Девчонка, что любил, кричит: «Дождусь…»
У пацанов на лицах расставанья грусть…
И первый бой…
И первый страх в бою…
И первое его письмо домой:
«Родная мама, как я всех люблю…»
И канонада, как набат в ночи…
И крик ребят…
И мертвых глаз зрачки…
«Мне девятнадцать стукнет через день», —
Мгновенно пронеслося в голове.
— Ах, пуля-дура… — раздалось в ночи.
— Что ей душа? О Господи, спаси!…
Ко лбу касаясь сделать перекрест,
На друга мёртвого упал…
— За что нас всех?…
И эхом понеслося по Руси.
И сердце сжалось матери в ночи.
Услышала она прощальный сына вздох.
— За что нас всех?..
И мать кричит: «Сы-но-к…»
Крик…
НЕ В ОСУЖДЕНИЕ, А В ОСОЗНАНИЕ…
Войдя во чрево женской плоти
Натренированной рукой,
Она железным инструментом
Рвала на части — мир земной.
Кромсала тельце, что дышало,
Не слыша крика в тишине,…
Лишь инструментами играла,
Как гений пыток на войне.
И вот однажды лунной ночью
К врачу во сне дитя пришло.
Оно сказало: «Больно очень».
Затем спросило: «Ну за что?»
И тут со всех сторон явились
Те дети, что тот нож убил.
Кричали — больно. Рвались плоти.
Смотреть на это нету сил.
Проснулась врач в слезах и крике.
Горела плоть внутри неё.
О, Господи, — какие муки!
Душа вся рвётся. Тяжело.
Прости, Всевышний… осознала,
Хотя себя трудней простить.
Как Дьявол жизнями играла.
Пришла пора — уметь любить.
— — — — — — — — — — — — — — —
Дитя — Божественный Дар свыше.
Ему дарован шанс расти.
И так же нам — как он, с пелёнок
Духовный путь Земной пройти.
Детство
Проголодавшись, в детстве лихо мчались
Домой на всех ребячьих парусах.
А там, нарезав хлеб душистый, мягкий,
Вареньем мазали кусочки второпях.
А кто мочил хлеб в воду, потом в сахар.
И в сахаре с вареньем были рты.
Простое детство, всё без прибамбасов,
В простой одежде и без суеты.
Все собирались на большой поляне,
Гоняли мяч, водили «ручеёк».
Все, от малявки до большого дяди,
Вокруг костра играли в «ремешок».
Все душами друг друга тогда грели.
Никто не слышал звона комара.
Смеялись громко, песни громко пели,
А кто-то пёк картошку до утра.
Всё изменилось, поросло всё былью.
Детей совсем уж нет в селе родном.
Зато асфальт лежит полоской длинной.
Молчит село, как вымерло всё в нём.
Ребенок на паперти
Пьяная женщина, сжавшись от холода,
тихо спала на картонке заляпанной.
Маленький сын, накрыв мамочку бережно,
вместо неё тянул ручку на паперти.
Мимо шли люди, небрежно смотрящие.
Мимо шли дети — довольные, сытые.
Кто-то в лицо ему кинул безжалостно:
— Деньги не с неба нам падают, нищенка.
Все же работают честно и праведно —
рано встают и весь день чинно трудятся.
Эти слова в душу вложились намертво —
в голову детскую — чистую, юную.
Мимо старик шёл в костюме зашарпанном,
деньги ребёнку он сунул голодному.
Мальчик вдруг громко спросил безбоязненно:
— Как, деда, деньги мои заработать мне?
Вытер слезу и, поохав маленечко,
тихо он кинул две фразы разборчиво:
— Всё, что умеешь ты, делай по совести.
Слушай сердечко, ведь в нём всё хорошее.
Долго сердечко в нём билось и маялось.
Долго душа разрывалась и мучилась.
Лишь только голос протяжный и жалобный
дан был мальцу возле матери-пьяницы.
И он запел в переходе, как в опере.
Стены, акустика… жизнь искалечена.
Слёзы стекали вниз чистыми струйками,
след пролагая там, в душах подлеченных.
Люди слепы, их глаза в душах заперты —
видят они пьянь и нищего мальчика.
А перед ними для СЧАСТЬЯ прекрасного —
ГОРЕ стояло с рукою протянутой.
Слепой мальчишка…
Тишина настала, шли среди развалин.
Всё давно привычно: кто убит, кто ранен.
Месиво из мёртвых, все тела застыли.
Чьей-то злой рукою дан сюжет картине.
Вдруг остановились, в жилах кровь застыла.
Маленький мальчишка плакал на обрыве.
Мелкими шагами, вдоль стены хватаясь,
Он на ощупь спрыгнул, куклу прижимая.
Порвана вся в клочья, без руки и ножек
Голова повисла — жизни отголосок.
— Мама, мама, мамка, — звал ребенок тихо.
Он был слеп с рожденья и не видел мира.
— —
И видавшие горести солдаты,
Все застыли в позах виноватых.
Боль прошлась по закопченным лицам,
Тишина давила, оконтузив мышцы.
И, не выдержав, один солдат заплакал:
— Мать не сберегли мальцу, ребята.
— Как же так? — душа кричала громко.
— Мамку кто заменит? Дом ребенку?
— Пять мальцу от силы — что осталось?
Танком по душе жизнь покаталась.
А малыш, ощупывая трупы,
Мать искал, не переставая носом хлюпать.
Кажется, нашел. Усевшись рядом,
Ласково трепал ручонкой маму.
Глазки полны слёз возвёл он к небу,
И запел протяжно колыбелю.
Ту, что мама пела над кроваткой сына:
О красивом небе, радостном и мирном…
Шел солдат мальчишка на войну…
Шел солдат мальчишка на войну —
Жизнью не целованный в быту.
Счастья лишь познавшего во сне.
В розовых мечтах — на голубом коне…
Он еще не видел горя, слёз.
Он еще не знал, что всё всерьёз.
И когда душа рвалась вперед…
Осекла её людская кровь.
Крик тот был — сильнее бомб в ночи.
Страх сковал и душу сжал в тиски.
Так судьба распорядилась им —
Этим мальчиком, не знавшим мир.
Предки с могил вопиют…
Наши предки с могил вопиют:
Кто младенцев на плиты заклал?
Кто Россию, как святости дух,
Мертвецам на съеденье отдал?
Стонет в русских селеньях мужик.
Гнёт за так шею, руки в узде.
И, молясь неизвестно кому,
Всю Россию несёт на спине…
Во сне она была Дриадой
Она, устала быть, другой —
казаться умной и красивой.
И под ногами шар земной
стал для неё совсем противен.
Ждала любимый свой закат
и ночью лишь, расправив крылья,
Летела в свой прекрасный сад —
скучая по деревьям сильным.
Всю ночь, болтая там, во сне —
взрастив мечтой друзей ветвистых,
Вела беседы о судьбе,
купаясь в светлости лучистой.
А утром снова шар земной
ложился под ноги строптиво.
Ныряя в день весь с головой,
ждала закат нетерпеливо.
И так шли дни… за годом год…
Душа, покинув снова тело,
Без сожаления в полёт,
к деревьям выросшим летела…
Ну да, я ведьма
Таких, как я, сжигали на кострах,
Бросали с камнем в синий мрачный омут,
Боясь, держали, как собак, в цепях,
По всей земле по ведьмам плакал молот.
Ну да, я ведьма, сердцем и душой.
Мне мир растений ведом и животных.
Люблю шептаться с лунной тишиной
И видеть знаки у камней подводных.
Беречь свой дом и песни детям петь.
Встречать рассветы… провожать закаты…
Лечить людей, любовью души греть…
За это всё — мы на кострах распяты.
Нас гнали всюду и боялись нас.
В одном из снов костёр уж был разложен.
Палач с огнём шёл, чтобы мой погас.
Но страх его уж жил под толстой кожей.
Он вдруг застыл при виде волшебства.
Тушили факел взмахом крылья птицы.
А напоследок врезались слова:
«Лечу в свой мир, где стёрты все границы!»
Казнь ведьмы
Луна висела низко… инквизитор
махнул рукой… всё, можно начинать.
Народ собрался, зрелище открыто —
прошу огнём чертовку наказать.
Язык костра лизал босые ноги,
касаясь их, он разрывал всю плоть.
А смерть ждала, обив уже пороги,
ждала, чтоб душу к небу приколоть.
Душа металась, жизни срок считая,
последний вздох запомнился толпе.
Там на столбе девчонка, вся седая,
по-волчьи взвыла, жалуясь Луне.
О, Мать Царица! Забери скорее!
Земной палач сидит и ждёт конца.
Глаза его от власти злее, злее… —
не прячет он бесстыжего лица.
Боится так, что губит самых сильных —
толпа нужна, чтоб души обуздать.
Ему подайте почестей обильных,
а людям лучше Бога и не знать.
Всё… ухожу к тебе, уж тлеют кости —
огонь вобрал в себя мои черты.
Прощая всех, я не держу здесь злости,
есть только Дух мой, Я моё и Ты.
Настал рассвет, толпа от сна очнулась,
боясь, шептала: «Всё не по-людски…»
А может, просто Ведьма прикоснулась
к сердцам заблудшим, смерти вопреки.
Охота на ведьм
Везли её в грязной телеге,
и чавкала грязь от сапог…
Бежали вслед женщины, дети —
а в небе витал шепоток.
Приехали, ведьма, слезай же…
твой крест нынче возле столба.
Верёвка стянула всё тело…
в глазах задрожала слеза.
— За то, что сердца ты губила… —
зачитывал дряхлый старик.
— Неправда, я просто любила!.. —
кричала в сердцах, напрямик.
— А ну, замолчи, арестантка,
ведь слова никто не давал!
Тебя наградил Дьявол телом,
и он же всю душу забрал…
— Неправда!.. — надрывно кричала. —
Любила лишь я одного.
Ну кто же вам дал свыше право
судить мою душу? За что?
— Гори же в Аду ты, чертовка!..
И дряхлой рукой кинул знак.
А Небо заплакало горько,
сердито собрав в себе мрак.
— А ну, не колдуй ты, зараза,
ведь Бог покарает тебя!..
И вдарила молния сразу,
с полслова убив старика.
Пришёл за ним Ангел, весь в чёрном.
— Ну, что ты наделал, старик?
Рождённый со светлой душою,
ты в старость вошёл, очернив.
Теперь и меня здесь накажут
судом тем, что судишь здесь ты.
Прости, я не мог достучаться,
держал душу ты взаперти.
Прощай! Посмотри напоследок,
кого ты казнил так легко.
От девушки Свет Лучезарный
шёл к парню с Любовью давно.
Стал Свет вперемешку с разлукой —
душа, кровоточа, кричит.
Два сердца, пропитанных болью, —
одно здесь навек замолчит.
Ты так не сумел научиться
Божественный Свет различать.
И вспыхнут здесь два костровища —
в чистилище нас очищать.
Ночной обряд
Там в избушке на опушке
ведьма добрая живёт.
У окна при лунном свете
тонкий луч в кудель прядёт.
Ниточку с луны умело
тянет ловкою рукой.
Заодно все звёзды с неба
тащит бережно клюкой.
До утра ей срочно надо
из всего связать наряд,
Для защиты и здоровья
совершить в ночи обряд.
Чтоб достаток в доме вёлся,
звёзды в ступе растолочь.
И, испечь из звёздной пыли
мягкий хлеб; всем бедам — прочь.
Вот управилась старушка,
хлеб душистый испекла.
И, надев наряд свой новый,
в ночь шагнула, где луна.
Разломила хлеб на части,
к перекрёстку подошла,
Поклонилась низко в пояс,
зная нужные слова.
«Север, батюшка могучий,
дай мне силу, крепкий Дух.
Юг — согрей теплом мне душу, —
говорила она вслух. —
Мудрость дай, Восток красивый.
Запад — хватку и успех.
Вы примите в дар скорее
свежевыпеченный хлеб».
Подошли к подаркам Духи,
ветры всех частей Земли.
Каждый обнял мать-старушку,
взяв подарочки, ушли.
Воротилась она к дому,
низко дому бьёт поклон:
Защищай меня, родимый,
всем врагам чини заслон.
И зашла в свою светёлку,
свечку ставя к образам,
Притаилась ненадолго,
веря праведным глазам.
Тихо спать легла на печку,
та, обняв теплом своим,
До утра уснула тоже.
Дом ведь Ангелом храним.
Маг-Хранитель
Он Маг-Хранитель, кладезь знаний,
источник мудрости живой.
Хранитель истины нетленной,
утерянной давно судьбой.
Закрыто жил в своём поместье,
затерянном среди равнин,
Заросшим травами за годы,
уединением храним.
И вот в одну из тайных ночей
увидел: Свет сошёл с Небес,
И по светящейся дорожке
спустился Ангел под навес.
В нём было всё от человека —
светилась красота души.
Он, улыбаясь, шёл, а сзади
вмиг распускались все цветы.
И Маг от дум своих очнулся.
От мирозданья отошёл.
К нему с огромной личной просьбой
святейший Ангел подошел.
«Ты много лет уже отшельник.
От тёмных дум очищен весь.
Теперь твой путь лежит навечно —
в людские души знанья несть.
Ты посмотри, как несмышлено
они пытаются там жить».
И Он щелчком раздвинул Око.
В пространстве словно ожил щит.
«Ты видишь: хаос неизбежен.
Я всех Хранителей, собрав,
Отправил во все части света.
Остался ты — тебе решать».
«Но я старик, и тело дряхло.
Вот если б скинуть сто годков,
То можно было б даже очень
с людьми нести кресты грехов».
«Твоя задача в том и будет —
чтоб меньше стало тех крестов.
Неси им в души знанья Света,
что накопил за сто веков».
И, щелкнув пальцем, растворился.
А Маг стоял среди людей.
«Эй, парень, что, с Луны свалился? —
услышал он. — Иди быстрей!..»
Его толкнули в спину больно:
«Стоишь тут, словно истукан».
И тут он понял, что довольно
работы в мире… а он спал.
Созерцанье
Нам иногда кажется, что нас любят за то, что мы хороши. А не догадываются, что любят нас оттого, что хороши те, кто нас любит.
Л. Н. Толстой
Обходя свои владенья,
Нимфы леса удивлялись:
Отчего поникли ветви
на деревьях величавых?
Отчего ручей журчащий
весь притих, сковался грустью?
Отчего цветы лесные
опустили лица пусто?
И спросили их Дриады:
«Что за грусть витает в небе?
Почему сегодня странно
все ведут себя на свете?»
Зашептали, зажурчали:
«Одиноко нам безумно…
Каждый день к ручью спускалась
дева юная, певунья».
«Что, красива эта дева?»
«Мы не знаем…» — отвечали.
«Как же так? — дивились Нимфы, —
Каждый день вы созерцали».
«Да, — шептали им листочки…
вторило вокруг всё шумно.
— Окунувшись в глаз глубины,
любовались мы бездумно
Красотой своей игривой,
Красок нежных упованья.
И теперь вот Девы нету,
и не видим созерцанья.
Помогите, Нимфы леса,
разыщите ночью лунной.
Мы без глаз её не можем,
Без души зеркально юной».
Обряд шамана
Тишина звенящая… сосны вековые.
Треск костра искрящий… дыма пряди злые.
И в ночи ударами… отмеряя время,
Конь шамана скачет… запряженный в бремя.
Мчит в миры далёкие… стуком подгоняя…
Бубен с колотушкой… устали не зная.
Лишь ему известны… песни той камланья.
Танцами по кругу… льются заклинанья.
Ритма звук священного… поднимает сразу
Пляской исступлённой… приводя к экстазу.
И вступая с духами… в разговор на равных,
Заключает в узел… дух болезней давних.
Ритм на платье ленточки… развевает мерно.
Узел сам на ленте… завязал победно.
В благодарность духам… он поёт признания.
Танец затихает… выкриком камланья.
Бабка Ведь-Ма, Леший, Лада… (сказка)
Вечер в доме над столом сгустился.
Ведьма-бабка, шаркая, влачась,
Ставит свечку дряблою рукою,
да к печи, за палочку держась.
Потянулась, узелок достала,
травку всю в котёл — вода кипит.
Заклинанье старое читая,
жабу бросила в отвар варить.
«Мать Земля — родившая все травы,
Ветер Брат — ласкающий её,
Солнце — Наш Отец, что нежно греет.
Небо — что смывает боль и зло.
Духи, что вокруг котла кружатся,
дайте знать, когда готово всё.
Зелье с жабой ядовитой, парься —
крепкий даст настой увар её.
Полезайте, Духи, с ней в бутыль мой.
В Дух единый соберитесь в нём.
И назначенной судьбой кручине,
Помогите зельем — ночью… днём…
И, взяв со стены черпак огромный,
жабу ловко с зельем зачерпнув,
Всё сливает в свой бутыль огромный —
приготовленный пустой сосуд.
Ставит в угол, в мрак теней холодных,
закупорив крепко сургучом.
Потопталась и пошла, довольна,
почивать к огарку за столом.
А в другом углу на палке толстой
ворон молодой смотрел, кряхтя,
Взглядом птичьим сонным, недовольным —
он попал к старухе в сторожа.
Воронёнком маленьким и жалким
он когда-то выпал из гнезда.
Выкормила, словно мать, старуха —
и теперь при ней живёт всегда.
А за печкой мыши разыгрались —
они жители ночной избы.
Кошка на печи клубком свернулась —
не до них ей, видит она сны.
Бабка, сложа руки, глядя в свечку,
размышленьям сидя предалась.
Пряди белые в подол повисли —
всю её окутал темный мрак.
«Двум богам давно молиться стала:
Богу Мирозданья одному, —
Духам вслух, скрипя, она сказала, —
Да Богу-искусителю тому,
Что желанье будит и мечтанья.
Травами я всех людей лечу.
И от всех живых существ, признанья!
Врачевать тела и Дух хочу.
Разговариваю с Духом леса —
Леший — брат, Кикимора — сестра.
С Духами домов, людей, зверья —
вот отрада, в чём душа моя».
Блики от свечи разволновались,
говорят хозяйке о чужом.
Та, насупившись сердито, смотрит:
«Кого Леший там ко мне привёл?»
Не стучась, скрипя, вошел, уселся:
«Гостью принимай, замёрзла вся.
Птаха бедная сквозь лес мой бьётся,
вот помог, ты не держи-ка зла.
Старая плутовка, помоги ей.
Видишь, вся дрожит, трясётся вся.
Лишь одно словечко по дороге
вслух она твердила для меня.
К бабушке ей надо, хоть ты тресни,
ну, а бабка здесь лишь ты одна.
Так что согревай скорей с дороги
юное безмозглое дитя.
Ладно, оставайтесь, пошепчитесь,
я пошел, владенья осмотрю.
Может, кто еще туда запёрся, там ко мне
в лесную глушь и тьму».
«Ишь ты, какой жалостливый братик, —
с язвою старуха говорит. —
Люди губят лес, а ты всё плачешь,
думаешь о них, дары даришь.
Вон грибы стоят, никто не ходит.
Ягоды висят, собрать лень им.
Лишь один с деревни мужик ходит…» —
«Он их стоит всех. Он мной храним!
Люди, они что — как ветер дует,
направлять всё время надо их.
Вот и ты то бабкой доброй ноешь,
то на свете злее не найти».
«Ну, конечно, я плоха всё время.
Они, словно свиньи, роют лес.
Домик мой уж будет виден скоро,
оттого, что прорежают здесь.
Зверя пожалел бы ты лесного.
Заяц с жалобой ко мне пришел.
Убежать-то убежал от волка,
спрятаться где, только не нашел.
Мыши вон всю ночь трещат за лавкой,
обсуждают смерть своей сестры.
В поле та наелася козявки,
те наелись травленой пыльцы».
«Ну-ка не трещи, я сам всё знаю,
как могу, я всем добро несу.
Думаешь, не плачу, когда вижу,
как растут пенёчки на носу.
Всё, пойду, расстроила старуха,
вот теперь бессонной будет ночь.
Ты дитя не обижай, прошу я,
ласкова ко мне была, как дочь.
Я еще приду, не сомневайся,
поболтать с тобою вечерком.
Ну, сестра, вы с Богом оставайтесь,
я пошел», — захлопнув дверь, ушел.
«На, укутайся, садись-ка к печке.
Плед на ноги живо натяни.
Молока горячего испей ты
от любимой бабкиной козы.
Не трясись! Цыц! Не трясись, сказала!
Уж не холод там тебя трясёт.
Весть дурная там в тебе застряла
и покоя думам не дает.
Расскажи, дитя, о своём горе,
хочешь выплакаться вдоволь — плачь.
Разберемся мы в твоей кручине,
приговора подождёт палач».
«Бабушка, спасибо! — еле слышно,
повернув красивое лицо,
Девушка с глазами — Ангел чистый, —
Я найти хотела Вас давно».
«Это ты еще скажи спасибо,
молодой не встретился Лешак.
То бы заплутал в ветвях игриво
и не отпустил бы просто так.
Ты поспи и отдохни немного,
ночь для отдыха дана, дитя.
Это бабкам да дедам не спится,
жизнь для дум была слишком длинна.
За день тоже я в лесу устала,
хвороста для печки принесла,
кой-какие травы собирала —
на дворе уж осени права.
В зиму хорошо мне братец Леший
помогает хворосту нанесть.
Палочек для печи краше нету —
и углей гора, и жар не счесть.
Вот к сестре Кикиморе ходила,
рыбкой угостила меня та.
Рано утром приходить велела,
будет снасть опять полным-полна».
Так под мерный разговор старухи,
убаюканность её речей,
Девушка заснула так спокойно,
коих не было у ней ночей.
Тишина… и бабка захрапела.
Мрак дожёвывал слова её.
Словно колыбель собою пела…
Гаснет свет… и стихло сразу всё.
С первыми лучами на рассвете,
растопив пожарче русску печь,
Побежала прямиком к болоту —
рыбу к завтраку да мох принесть.
«Эй, сестра Кикимора, проснися!
Я сегодня здесь не задержусь.
Гостья у меня — кормить ведь надо,
поболтать потом к тебе припрусь».
«Что в мордушки ложишь ты такого,
что гольян идет дуром туда? —
с камышей Кикимора спросила. —
Ты ж не можешь жить без колдовства».
«Не ворчи, сама-то вся мудрёна.
Ложу, что готовлю на обед,
чем сама сижу я и питаюсь,
а ты хочешь — дашь, а хочешь — нет».
«Не бреши, была бы рада только
насолить даже сестра тебе.
Но не ты одна тут морды ставишь,
сети мелкие тут ставят все.
— Карасю расти, плодиться надо, —
рыбакам стою и вслед кричу.
Маленьких рыбёшек выбирают,
те, дурные, лезут в ячею.
Что за гостья у тебя? Не знаю?» —
«Спит пока. Всё расскажу потом.
Ну, сестра, давай не обижайся…».
«Да, ну да. Ты всё бегом — бегом».
Полем, лесом торопясь проворно,
мха рулон, под мышкою держа,
Встретила старуха недовольно
весь отряд грибов Лесовика.
«Ах вы, окаянные такие,
что мне с вами делать, как пройти?»
«Вы нас, бабушка, с собой возьмите —
с нас жарёха да супы вкусны».
«Ладно, полезайте в мой платочек,
вас на палке живо докачу.
Но готовить к ужину вас буду,
рыбе место утром уступлю».
«Ой, спасибо, бабушка родная.
Посмотри, как рады мы тебе».
«Ладно, ладно… поспешать нам надо,
снадобье слабеет в молоке».
Мох в одной руке, в другой рыбёха,
палка на плече, в узлу грибы.
Вот и дверь родимая со скрипом,
заждались уж там её внутри.
Ворон с лёту рыбу хвать и дёру.
«Кыш, зараза, эдакий наглец.
Ишь ты у меня… Вот чистить буду,
требуху дам, чёрный стервенец.
Что, и ты проснулася, дурёха?
Какой черт погнал тебя ко мне?
Как зовут-то? Помогать-то будешь?
Али рыбу чистить только мне?»
Ожило вокруг всё, закружилось:
чашки, доски в помощь ей спешат.
«Бабушка! — лучисто улыбнулась, —
Ладою с рожденья величать.
Помогать, конечно же, я буду,
мне у вас спокойно и легко.
Никогда так поздно не вставала —
сладко было ваше молоко».
«Лада? А не ты ли дочка Павла?
Он ведь схоронил свою жену?
Помнится мне, там дитя родилось
с редким именем в людском роду».
Косу теребя, разволновалась.
Щёки все огнем гореть взялись.
«Бабушка, отца я потеряла,
вот теперь не знаю, как мне жить».
«Ах, ты девка, горе-то какое…
Расскажи мне, старой, всю беду.
В мире окаянном что ж такое,
кто посмел обидеть сироту?»
«Жили мы все дружно до кончины
матушки моей — погас огонь.
Стал отец мрачнее туч на небе,
горе заливал ночной слезой.
Всё хозяйство потекло на убыль.
Стало горе вдруг, как ком, расти.
Все друзья, что в доме появлялись,
что-нибудь старались унести.
Так и нарастало горе комом —
сник совсем отец, здоровьем пал.
Горестно смотреть мне было, больно,
как по матушке моей скучал.
И не выдержало сердце долго,
в клочья растрепала боль его.
И осталась я одна на свете,
больше у меня нет никого.
Если можно, бабушка, примите.
Внучкой буду вам, а если нет,
Вы гоните, зла держать не буду,
к дяде Лешему пойду просить ночлег.
«Охо-хо, ах Лада, Лада, Лада…
Вижу, жизнь не ладится твоя.
Внучки Бог не дал, так видно, надо
приютить, согреть тебя, дитя.
Я, конечно, бабка дюже злая,
иногда ворчу, хоть в лес беги,
когда ворон под руку мне лезет
или кошка прыгает с печи.
Знаний накопилось, правда, много,
впору передать кому-нибудь.
Вот и будешь внучкой мне родною,
будем вместе жизнь свою тянуть».
Девушка стояла, слез не пряча.
Бабка руку протянула к ней.
Усадила молча у полатей —
и к печи, разжечь огонь скорей.
Загорелся хворост ярким светом,
жаром потянуло, дух сомлел.
Осушило слёзы незаметно,
в душу ветер тёплый залетел.
Убаюкал, обласкал дивчину —
бабку успокоил наконец.
И уже на противень красиво
рыбу та кладёт отправить в печь.
Всю кладёт одна к одной рыбёху,
сверху посыпает всё лучком.
Поливает маслом и сметаной —
сеет заговор, гребя огонь.
«Дух печи, дай силу пище нашей —
заклинаю жар твой всё сберечь.
Пусть уходят боли и тревоги,
снимет тяжкий груз с девичьих плеч».
«Пообедаешь со мною, внучка?
Сон навею дивный в эту ночь.
Как принцессу, тебя смелый парень
на руках к себе домой унёс».
«Добрая вы, бабушка-забота.
Как тепло, уютно с вами быть.
Я ведь, правда, шла сюда с тревогой,
зелье смерти попросить испить.
Слышала людские кривотолки,
что страшнее бабки ведьмы нет.
Что любого сгубит бабка-ведьма,
божьего креста на ней ведь нет».
«Как же нет? — вдруг возмутилась бабка. —
Погляди-ка быстро, это что?»
Бережно, дрожащими руками
крестик вынула из-под пальто.
Был он необычен, крестик этот,
на снежинку больше походил.
Лучики в изгиб от каждой ветви,
делали с зигзагов крестовик.
«Это крест и оберег Сварога —
Бога нашего на всей Руси.
Его наша ипостась природа —
слышала, небось, дурёха, ты?»
Долго бабка потчевала внучку
о славянских родовых богах,
О природе — матушке родимой,
об огне, о воздухе, ветрах…
Незаметно ночь подкралась к дому…
Незаметно год за годом шел…
Взрослой стала наша Лада вскоре —
с мудрой, сильной женскою душей.
С лесом дружбу завела, с болотом.
Лешего на чай звала всегда.
Он всем сердцем полюбил, с заботой,
как родное, близкое дитя.
Но однажды в час лихой, под вечер,
Леший сам пришёл и дюже злой.
Растревоженный, как рой пчелиный,
рёвом диким всех поднял — весь дом.
Кот, который так любил ласкаться
к Лешему, когда тот приходил,
убежал от ужаса под лавку,
и оттуда странно завопил.
«Ну-ка цыц! — тут закричала бабка.-
Ну-ка цыц, кому я говорю!
Кот, заткнись, а ты скорее сядь-ка,
не вопи, а толком всё скажи».
Леший отдышался, сел с размаху —
в рот отправил с чугунка грибы.
И, уже совсем как раньше было,
стал рассказ тревожный свой нести.
«Там в лесу, в осинках тонких, парень —
весь продрогший, мучаясь, лежит.
Я наткнулся на него случайно,
зайцев гнал в околок напрямик.
Чую, старая, что ты поможешь,
рану травами залечишь ты.
Он понравился мне, я не скрою,
но без спроса я не мог нести.
Думай, старая, давай скорее —
cилы на исходе у него.
Рану получил от люта зверя —
человеком зверя звать того».
Бабка вся в мучительных раздумьях.
Помолилась, вверх глаза задрав.
«Что ж, неси, но будешь, Леший, ты мне
травы нужные в лесу искать».
Соскочил, умчался, словно ветер —
даже дух упёрся вместе с ним.
А старушка, вместе с Ладой-внучкой,
печь топить да снадобье варить.
Так вот появился в доме парень —
весь огнем горел который день.
Рядом с ним всегда сидела Лада,
словно Ангелом, он ею был храним.
Обтирала губы, лоб и тело
снадобьем из трав, собрав в лесу.
Как учила бабушка, напела
заговор с молитвой поутру.
Потихоньку, час за часом… вскоре,
Лада полюбила паренька.
И о нём теперь была забита
чистая и юная душа.
«Бабушка, скажи мне ради Бога,
не давала ль ты мне выпить то,
от чего в груди тепло и мило,
от чего волнует тело всё?»
«Да ты, девка, чай ли, не влюбилась
в гостя нашего? Ну и дела!»
А потом тихонечко присела,
вся поникла в думах до утра.
Ворон рядом к бабушке уселся.
Кот у ног свернулся и мурчит.
А у бабки первый раз на сердце
расставанья грусть внутри сидит.
Встала, подошла с рассветом к внучке,
«Что ж, родная, так тому и быть.
Если он тебя полюбит так же,
отпущу я вас, благословив».
Ну, а парень всё как сердцем слышал —
застонал впервые вновь и вновь.
И, открыв глаза, он вдруг увидел,
полных, серых глаз, девичьих слёз.
Застучало сердце быстро, быстро.
Колыхалась грудь, волнуя кровь.
Встретились глаза, и он влюбился
в ту, что с ним сидела день и ночь.
Так два сердца, две души слилися
воедино… в целое… одно.
Глухомань старухи подарила
парня смелого из сна того.
Быстро парень поправляться начал.
Быстро дни бежали, день за днем.
Леший приходил его проведать,
навещая полный этот дом.
Видел он, как между молодыми
свет любви сиял, как ореол.
И что старая молчком уходит,
у печи слезинки трёт платком.
«Ничего, старуха, не печалься,
будем мы с тобой чаи гонять.
А появятся внучата вскоре —
будут бабку, деда навещать».
«Что ты утешаешь меня, Леший?
Чай-то сам, поди, небось ревёшь?
Ведь родною стала наша Лада,
но судьбу-то вспять не повернёшь».
Вскоре парень вылечился быстро.
Низко бабке в пояс поклонясь,
Ладушку увёз в дом светлый, чистый —
бабкиной рукой благословясь.
Так вот появилась у старухи
крепкая и дружная семья.
Стали они жить все вместе —
счастье, радость и любовь неся.
Красавица и чудовище
Несколько веков тому назад,
Ночью, во грехе (зачав случайно)…
Родилось дитя, и, словно клад,
Мать его зарыла в землю тайно.
Мимо того места путник шел…
Боль в нём колыхала сердце дико —
Был он безобразен и смешон
И гоним людьми, как злое лихо.
Вдруг услышал писк с сырой земли…
Тошно на душе и жутко стало.
Стал кривыми пальцами грести
И наткнулся он на одеяло.
Развернул: «О, Господи прости!»
В нём дитя живое еле дышит.
Он прижал с надеждою к груди…
Побежал, молясь, что Бог услышит.
И услышал Бог его мольбы.
Девочка росла цветком прекрасным.
Он, любя, не чаял в ней души —
В доме, что казался всем ужасным.
Когда понял, что слепа она,
Радость охватила без предела:
Не увидит безобразность та,
Что слепыми глазками смотрела.
Гладя по уродливой руке
Белыми красивыми руками,
Птаха щебетала, как во сне:
— Я люблю, ты послан мне Богами.
Время шло, годам меняя лик.
Девочка прекрасной леди стала.
Но ей незнаком был дамский шик,
Скромной красотой она блистала.
И однажды днём совсем одна,
Делая уборку, как привыкла,
К зеркалу большому подошла,
Тряпка в воздухе над ним зависла.
В зеркале такое существо
На неё испуганно смотрело,
Что, от ужаса закрыв лицо,
В угол тёмный побежала, села.
Боженьку молила: «Ты прости!
Пусть уходит с дома эта сущность».
И услышала в дверях шаги…
И увидела глазами тучность.
— Милая, ты где? — спросил, гремя
Голосом родным, кряхтя привычно.
— Что же тут случилось у тебя?
Как-то странно всё и необычно.
Вылезла с угла, закрыв глаза.
Кинулась к нему, упав на плечи.
С глаз катилась вниз её слеза.
Дивны потекли рекою речи.
Новость ошарашила его…
Мысли быстро собирал он в кучу.
Ведь боялся больше он всего:
Зрение вернётся… бросит… струшу.
И схитрил: «Не бойся, я с тобой.
Я тебя не брошу в этом мире.
Там для всех уродец ты чужой,
А все люди там, как я, красивы».
«Не бросай, молю, родной, меня, —
Девушка, страдая, говорила. —
Ты прекрасен, и всегда тебя
Я, уродец, преданно б любила».
Ночью, быстро собирая скарб,
Взяв все сбережения и лошадь,
Он увёз свой драгоценный клад.
И у скал, нашёл для них он площадь.
Год прошёл… И в теплый летний день
Юноша, гуляя в той долине,
Их увидел и скользнул, как тень,
Интересом внутренним томимый.
Обнимая нежно, как цветок,
С ликом безобразным, весь игривый,
Девушку чудовище привлёк.
Та шептала: «Ты мой самый милый».
Брошенные Духи
На улице вьюга, и ставни протяжно скулят.
Весь дом обветшал, и забор, покосившись, качает.
Внутри, греясь, Духи, от ветра согнувшись, сидят,
И молча о жизни, что в доме была, вспоминают.
Когда-то хозяйка, у русской печи хлопоча,
Заслонку открыв, весь ухватом обед вынимала.
Питала их запахом вкусным, что шёл с чугунка,
И шустрой своей детворе всю еду разливала.
Хозяин с мороза впускал клубы пара, входя,
Впуская братишку их — Духа, что ждал у порога,
И ставил на лавку два мёрзлых железных ведра,
Налитых до края студёной водой из колодца.
А в доме тепло и трещат по морозу дрова.
Хозяйка, кудель теребя, прялке ритм напевала.
А там, на печи, разлеглась и спала ребятня.
И в такт тихой песни в сторонке свеча танцевала.
И не было тесно ни людям, ни Духам в дому.
Все слаженно жили, любя, помогая друг другу.
Но раз постучал Дух, бродивший вокруг поутру.
Его, словно брата, пустили к семейному кругу.
Рассказывал он о прекрасных больших городах,
Где сказочно жили все люди в подобии Рая.
И вот, по предательски, (веря), всё, бросив, Душа,
Ушла вслед за ним, вместе с Духами дом покидая.
Но… Духи вернулись побитые снова в свой дом.
Другие их, вытеснив с города, место заняли.
И так, не меняя полвека привычки жильцов,
Оставшись одни в мёртвом доме, уж чахнуть начали.
Заплутала в лесу…
Заплутала в лесу, сил уж нет выбираться.
Всё, идти не могу, лучше здесь прям остаться.
И к берёзке одной прислонилась спиною,
А душа с тела вон полетела с тоскою.
Очутилась она в замке древнем, высоком.
