– Когда ты надеваешь крюк, а когда – накладную руку? – спросил волшебник с прямотой, удивившей королеву.
– Рука меньше выделяется, – ответил Эвгенидес, ничуть не обидевшись. – Но пользы от нее никакой. От крюка толку гораздо больше. Вот я и колеблюсь между тщеславием и практичностью.
– А когда прекратишь колебаться, где остановишься? – спросил волшебник.
Эвгенидес пожал плечами:
– В сумасшедшем доме…
управляла и двором, и страной твердой рукой.
Руки лежали на коленях, лицо ничего не выражало. Она размышляла. Пока служанки прибирались, она пыталась оценить опасность, которую отныне представляет Эвгенидес.
Продолжайте, – улыбнулся Эвгенидес, по-прежнему не открывая глаз. – Скажите моей королеве, что она портит древние мифы, созданные много веков назад рассказчиками получше нее.
Хотеть выйти за меня замуж – это не то же самое, что любить меня.
Аттолия обернулась к ней:
– Ты знала!
– Что боги предали его? Догадывалась, – ответила Эддис.
– Кто же я такая, чтобы ты меня полюбил?
– Ты моя королева, – ответил Эвгенидес.
Она сидела не шевелясь, и его слова падали, как капли воды на сухую землю.
– Ты веришь мне? – спросил он.
– Да, – ответила она.
– Ты меня любишь?
– Да.
– Я тебя люблю.
И она ему поверила.
Помнишь, сколько раз я исчезал и ты не знала куда? Почти всегда я бывал в Аттолии.
– Твой дед знал?
– Он знал, что я ею очарован. Она как пленница среди каменных стен, и с каждым днем стены эти становятся чуть-чуть толще, а дверь чуть-чуть меньше.
– Вы меня предали, – заявил Эвгенидес. – Предали Аттолии. Вы – боги Эддиса, и вы отдали меня в руки Аттолии и медийца. – Его рука скользнула по липкой крови на столе и снова сжалась в кулак. – Вы меня предали, и я хочу знать почему.
– Эвгенидес, так нельзя, – в третий раз предупредила Мойра.
– Можно! – заорал Эвгенидес, и окна в солярии разлетелись вдребезги, засверкав осколками битого стекла.
