насилия как одного из ведущих инструментов в достижении любых политических целей.
Жизнь в самой гитлеровской Германии в годы ее расцвета для большинства населения отнюдь не выглядела мрачной или опасной: факты многочисленных нацистских преступлений, несмотря на их масштабность, тщательно скрывались от общественности, и информация о них доходила до немецкого народа лишь по смутным слухам да редким отдельным акциям, которые просто невозможно было скрыть (например, еврейские погромы). Бóльшая часть немецкого народа, наоборот, в середине 30 — начале 40-х гг. чувствовала себя счастливой как никогда: ушел в прошлое кошмар повальной безработицы и неопределенности периода Великой депрессии, государство усердно заботилось о благосостоянии каждого не выступавшего вразрез с его политикой немца, интенсивно развивались наука и культура, власти не скупились на продуктивную организацию досуга населения, различных торжественных и зрелищных мероприятий, со страниц газет и по радио ежедневно звучали победоносные реляции о немецких успехах на фронтах войны. Многим немцам казалось, что их народ превратился в единую и дружную семью, все члены которой не мыслят себя без одного из них, а один — без всей семьи. Руководители нацистского государства, включая самого А. Гитлера, могли запросто и без усиленной охраны выходить к народу и легко общаться с простыми гражданами.
изнь в самой гитлеровской Германии в годы ее расцвета для большинства населения отнюдь не выглядела мрачной или опасной: факты многочисленных нацистских преступлений, несмотря на их масштабность, тщательно скрывались от общественности, и информация о них доходила до немецкого народа лишь по смутным слухам да редким отдельным акциям, которые просто невозможно было скрыть (например, еврейские погромы). Бóльшая часть немецкого народа, наоборот, в середине 30 — начале 40-х гг. чувствовала себя счастливой как никогда: ушел в прошлое кошмар повальной безработицы и неопределенности периода Великой депрессии, государство усердно заботилось о благосостоянии каждого не выступавшего вразрез с его политикой немца, интенсивно развивались наука и культура, власти не скупились на продуктивную организацию досуга населения, различных торжественных и зрелищных мероприятий, со страниц газет и по радио ежедневно звучали победоносные реляции о немецких успехах на фронтах войны. Многим немцам казалось, что их народ превратился в единую и дружную семью, все члены которой не мыслят себя без одного из них, а один — без всей семьи. Руководители нацистского государства, включая самого А. Гитлера, могли запросто и без усиленной охраны выходить к народу и легко общаться с простыми гражданами.
изнь в самой гитлеровской Германии в годы ее расцвета для большинства населения отнюдь не выглядела мрачной или опасной: факты многочисленных нацистских преступлений, несмотря на их масштабность, тщательно скрывались от общественности, и информация о них доходила до немецкого народа лишь по смутным слухам да редким отдельным акциям, которые просто невозможно было скрыть (например, еврейские погромы). Бóльшая часть немецкого народа, наоборот, в середине 30 — начале 40-х гг. чувствовала себя счастливой как никогда: ушел в прошлое кошмар повальной безработицы и неопределенности периода Великой депрессии, государство усердно заботилось о благосостоянии каждого не выступавшего вразрез с его политикой немца, интенсивно развивались наука и культура, власти не скупились на продуктивную организацию досуга населения, различных торжественных и зрелищных мероприятий, со страниц газет и по радио ежедневно звучали победоносные реляции о немецких успехах на фронтах войны. Многим немцам казалось, что их народ превратился в единую и дружную семью, все члены которой не мыслят себя без одного из них, а один — без всей семьи. Руководители нацистского государства, включая самого А. Гитлера, могли запросто и без усиленной охраны выходить к народу и легко общаться с простыми гражданами.
Однако сами германские национал-социалисты себя фашистами не называли.
внутренних врагов было свойственно уже левым партиям (например, большевикам в первые десятилетия советской власти в России и СССР).
если агрессивность во внешней политике традиционно была характерна для старых европейских держав (например, колониальные захваты),
фашистов к политическому насилию тоже отчетливо прослеживается «гибридность»
досталась фашистам от традиционной абсолютистско-монархической идеологии прошлого
фашистские партии стремились к расширению сфер влияния своих наций, подчинения их интересам
