Есть же люди, которым доставляет удовольствие демонстрировать свою интеллигентность.
Разговаривает с ней, как с взрослой, от которой пытается скрыть, что разговаривает, как с ребенком, с которым разговаривает, как с взрослым. Вежливо так, уважительно, но десятые доли преувеличения говорят – кричат! – ты только не подумай, что я с тобой как с взрослой разговариваю.
Не жизнь оставляет его – он оставляет жизнь
«Потерпи. Другого не будет, но ты потрепи. Жизнь – она на самом деле такая беспомощная, трогательная – и кончается».
Нагнетать» – так говорила мама, когда она слишком уходила в какое-то состояние, принципиальность пребывания в котором постепенно становилась важнее, чем само состояние
Катя усматривала в этом чисто русскую черту; она находила, что русский язык вообще полон глагольных форм и модальных слов, делающих человека лишь орудием и исполнителем высших сил и воль. «Посмотрите, у англичан: “I need, I want, I must, I have to” в конце концов, – говорила она. – Что у нас? Мне надо, мне хочется, мне кажется, можно, нельзя… Бесхребетный, пассивный народ!» – «Устроивший революцию, кстати говоря», – мгновенно отзывался Володя и тут же приводил контрпримеры: “Я должен, я хочу, я нуждаюсь…” Но Катя считала, что она копает глубже, и связывала грамматические формы с религиозным сознанием, протестантской личной ответственностью англичан и православным русским фатализмом. Аня не вникала и продолжала прятаться за частицей -ся
Маша подумала даже, что, наверное, и смерть-то наступает от усталости в большей степени, чем от болезней. Когда человек перестает удивляться, ждать и волноваться, когда ему, в общем, становится безразлично, чем закончится день, чем обернется то или иное событие, он умирает. Не жизнь оставляет его – он оставляет жизнь.