НОЧНЫЕ КУРИЛЬЩИКИ
Мужчины курят по ночам,
Когда бессонницу почуют.
Не надо доверять врачам,
Они совсем не то врачуют.
Ночных раздумий трибунал,
Глухие ножевые стычки…
Когда бессилен люминал,
Рукой нашаривают спички.
Огонь проламывает ночь,
Он озарил глаза и скулы,
Он хочет чем-нибудь помочь,
Пещерный, маленький, сутулый.
По затемненным городам
Идет незримая работа,
Мужчины курят по ночам,
Они обдумывают что-то.
Трещит, разматываясь, нить:
Удачи, неудачи, числа…
Как жизни смысл соединить
С безумьем будничного смысла?
Бесплодный, беспощадный свет
И перечень ошибок поздних…
Вот почему на свете нет
Детей растеряннее взрослых.
ДЕТИ ЧЕРНОМОРЬЯ
Эй, барабанщики-банщики! Эй, трубачи-трубочисты!
Сказочники, обманщики, фокусники, артисты,
Старатели, кладоискатели, суровые землепроходцы,
Любители лимонада, сами себе полководцы!
Тычьтесь, пока не поздно, мордою в мякоть арбуза!
Позванивают и побулькивают ваши веселые пуза.
Вам ли товарищ, скажите, вам ли, скажите, кореш
Гадкий утенок зализанный, комнатный этот заморыш!
Воздух морей — полезней! Воздух лесов — полезней!
Дерево — доктор, а листик — лучший рецепт от болезней.
Карабкайтесь в горы, ребята, хватайте струю водопада,
Шатающуюся у ног,
Как всаженный в землю клинок!
(Ветер пузырит рубаху.
Солнце стоит в зените.
По-лягушачьи с размаху
В пену морскую летите!)
Где-то заливы и заводи. Где-то Стамбул и Афины.
Морем до самого полюса фыркающие
Всеобщую я должен суть
С любовной сутью
Связать!
Невыносима эта фальшь
Во всем — в мелодии и в речи.
Дохлятины духовной фарш
Нам выворачивает плечи.
Так звук сверлящего сверла,
Так тешится сановной сплетней
Питье с господского стола
Лакей лакающий в передней.
Прошу певца: — Молчи, уважь…
Ты пожелтел не от желтухи…
Невыносима эта фальшь,
Как смех кокетливой старухи.
Но чем фальшивей, тем звончей,
Монета входит в обращенье,
На лицах тысячи вещей
Лежит гримаса отвращенья.
Давайте повторять, как марш,
Осознанный необратимо,
Невыносима эта фальшь,
Да, эта фальшь невыносима.
***
Защемленная совесть России,
Иноверец, чужой человек,
Что тебе эти беды чужие,
Этот гиблый пространства разбег!
Что тебе — от Москвы до Тибета —
Ледовитый имперский простор?
Что тебе это все?
Что тебе-то?
Этот медленный мор, этот вздор?
Что тебе это мелкое злобство
На тебя, на себя, эта ложь?
Как вкусившего сладость холопства
Ты от сладости оторвешь?
Что тебе эти бедные пашни,
Что пропахли сиротским дымком,
Что тебе эти стены и башни,
Цвета крови, скрепленной белком?
Что тебе? Посмотрел и в сторонку.
Почему же, на гибель спеша,
В ледовитую эту воронку,
Погружаясь, уходит душа…
Не умирайте, старики,
Я вас прошу, не умирайте!
Любому смыслу вопреки
Живите, в шахматы играйте.
Шагнуть не вздумайте за край
И не заглядывайте в яму.
Ты — первая не умирай.
Я больше всех боюсь за маму.
И когда мне теперь неуютно,
И какая-то горечь подспудно
Лезет горлом, сжимает виски,
Глядя в теплую темень ночную,
Тихо-тихо сквозь зубы шепчу я:
— Милый дедушкин дом, помоги!
Помоги мне. Неужто напрасно?
Или чем-нибудь веку опасна
Родниковая ранняя рань?
Дай мне силы раздвинуть плечи,
Слово вымолвить по-человечьи,
Первородною свежестью грянь!
