автордың кітабынан сөз тіркестері  Гранд-отель «Европа»

Илья Леонард Пфейффер

— А нашу историческую встречу тоже отобразят на потолке?
— Для начала я бы на твоем месте немного похудела, Илья. Представь, как ты будешь выглядеть там, на высоте и в невесомости.
— Зрители поймут, что благодаря тебе у меня вырастают крылья.

Один беженец — брат, но сто тысяч беженцев — угроза.

Если официально считается, что любой человек, приложивший усилия, может пробиться наверх, то это значит, что не пробившиеся наверх просто не приложили достаточных усилий. И потому они заслуживают не сострадания, а безразличия. В соревновательной системе кто-то всегда проигрывает, но это их проблема. Если жизненный успех есть вопрос правильного выбора, то в неудаче человек виноват сам.

Люди, гордящиеся тем, что любят путешествовать часто и в дальние страны, — это эскаписты-гедонисты. Они бегут от себя, хотя всегда будут уверять, что в путешествиях познают самих себя. И сколько бы они ни утверждали, что благодаря путешествиям знакомятся с интересными людьми, их бегство замкнуто на них самих и эгоистично.

Девушка, которую, очевидно, звали Мемфис, предпочла поверить мажордому на слово. В отличие от взрослых сопровождающих, она заслуживала описания. Это была энергичная, жующая жвачку юная вамп в том возрасте, когда еще бегают вприпрыжку, но уже понимают, что женщины одним своим взглядом могут провоцировать опасные ситуации. Несмотря на прохладную погоду, на ней были облегающие короткие шорты, и только по молодости ей бы, возможно, еще удалось при необходимости убедить окружающих в их безобидности. С потенциально пикантным подтекстом этих шортов иронично контрастировали массивные, неуклюжие черные кроссовки с вынутыми для удобства шнурками, которые идеально смотрелись бы на твердо ступающих ногах какого-нибудь увешанного «ролексами» гангстера. На незатейливой белой футболке без рукавов выделялась надпись: YOLO19, и я знал, что она значит: совсем уж древним стариком я все-таки не был. То, как буквы этого жизненного девиза искажались упругой выпуклостью, которую они покрывали, свидетельствовало, что перед нами уверенная в себе совершеннолетняя девушка. Наряд венчала бейсболка с серебряными пайетками, которую девушка надела козырьком вперед. Хвост из светлых волос был просунут в петлю бейсболки на макушке.

Соцсети, в которых мы обязаны ежедневно оформлять и выставлять свою потряса­ющую жизнь на всеобщее обозрение, не позволяют расслабиться: наш отпуск должен поражать воображение. Мы же не хотим отстать от других, чьи потрясающие жизни отображаются у нас в ленте, — и вот, не успели мы оглянуться, как уже втянулись в конкурс на лучшее селфи: у кого самый экзотический антураж.

— Это игра, — сказала Клио. — Мы сможем выиграть, только если будем играть.
— Прямо как в любви.
— Нет. Любовь — это не про удачу. Тот, кто любит ради победы или обретения, не в состоянии любить. В игре под названием «Любовь», чтобы не проиграть, нужно трудиться до седьмого пота. Вот почему любовь — не веселая игра. В нее играют только потому, что не успевают передумать.

Считается, что особенные дела делают нас особенными. Отпуск превращается в соревнование. Мы состязаемся с друзьями и коллегами в том, кто способен расширить личный список достижений наиболее уникальными и аутентичными впечатления. Бурное развитие социальных сетей лишь добавляет масла в огонь. Ваша самобытность определяется селфи, которыми вы делитесь, а селфи в экзотических уголках планеты отражаются на вашей популярности. Посчитайте, сколько фотографий с места ра­боты и сколько на зависть праздных моментов досуга размещают в «Фейсбуке»

Дело в опыте живого восприятия «Моны Лизы». В том, что Вальтер Беньямин называл художественной аурой. Не столько в самом произведении искусства, сколько в ощущении близости к нему, желательно скрепленной фотографией или селфи. Посещение «Моны Лизы» в Лувре не приносит эстетического наслаждения или глубокого понимания, не вызывает ярких эмоциональных переживаний — лишь чувство досады по поводу присутствия других туристов. На сделанную вами фотографию картины вы больше никогда не взглянете. Так что дело и не в фотографии. Единственное наше желание — это иллюзия кратковременного присвоения известного произведения искусства через личное присутствие. Тогда мы можем вычеркнуть его из нашего списка. Тогда мы можем сказать: мы его видели.

Беззаботность — это для курортных романов, интрижки с секретаршей после новогоднего фуршета или посещения тайских борделей на старости лет. Легкодоступная плоть навевает скуку, поскольку лишь льстит самолюбию и тешит самомнение. На здоровье, однако никакая большая любовь, достойная этого названия, не бывает беззаботной. Любовь без страха потерпеть фиаско — это не любовь, а развлечение или борьба с одиночеством. Лучше она человека не делает, а мир — и подавно.