Оглавление

В оформлении книги использованы фотографии из личного архива автора.

«Мы были. Мы пали. Мы будем

Сердцами в веках гореть.

Мы пламенем собственных судеб

В знамена расплавили смерть.

Мы здесь часовыми остались.

Мы строго молчим сейчас.

Принявшие ливни стали,

Земли мы кровная часть.

Не призраки ночи могильной,

Земные, мы в землю вросли.

Сквозь каски, осколки, гильзы

Пустили мы к солнцу ростки.

Вы пейте мирную воду,

Солите спасенный хлеб.

Вы наши суровые годы

Найдите в пунктире примет.

Вы воздухом вдоволь дышите,

Бродите по тропам весны

И также, как мы, полюбите

Спокойную гордость страны.

Мы были. Мы пали. Мы будем…»

Александр Марков. 1969 г.

Часть 7 « Окаменение Реальности…»

Глава 1

Генерал Гакциус, сидя в своем, достаточно уютном для военного времени, кабинете, пристально смотрит на вошедшего оберштурбаннфюрера Перштерера, имеющего самый «героический вид». Правая рука на перевязи, лицо посечено царапинами и ссадинами, взгляд тверд и непреклонен.

— Да здравствует победа, господин генерал! Зиг Хайль! — выпаливает Перштерер дойдя до середины комнаты, — Вы хотели меня видеть?

— Зиг Хайль, оберштурмбаннфюрер! –вяло и хмуро отвечает Гакциус, — садитесь Перштерер. У нас будет очень серьезный разговор.

— Я весь во внимании, господин генерал, и готов сделать все во славу Рейха!

— Да… мои уже наделали! — ворчит Гакциус, откидываясь в высоком кресле, — В этом вашем Аджимушкае. Как он мне надоел! Проклятие какое-то… Я вынужден обратиться к Вам, дорогой Алоиз, хоть Вы и подчиняетесь непосредственно штандартенфюреру Отто Олендорфу, который работает в Симферополе. Я хотел бы получить от Вас объяснения, герр Перштерер. (переходит на доверительный тон) Как такое могло произойти? Как комиссары смогли выбраться из своих пещер, атаковать поселок и уничтожить, черт возьми, весь, понимаете Перштерер, весь наш гарнизон? Рихтер убит… Его штабные офицеры тоже. Выжили единицы. Нам нанесен серьезный урон. Выведен из строя артиллерийский парк, располагавшийся в районе поселка, разрушены все коммуникации, разбита линия обороны, взорваны склады, уничтожена техника… Потери подсчитываются, но мне больно смотреть на эти цифры! Это позор Перштерер, так упасть лицом в грязь… Это неслыханно! Доннер вертер… Что за дикая страна!

Оберштурбаннфюрер молчит, внимательно глядя на генерала, стальным взглядом затаившейся кобры и будто о чем-то сосредоточенно думает.

— Я свято верил, и мне докладывали о том, что комиссары дохнут как крысы под землей, от нашего газа и наши бомб! Что дни этого подземного гарнизона сочтены… А тут… внезапно как молния в ночи, как сработавшая мина… В тылу нашей армии, в одну ночь гибнет весь гарнизон! Как это понимать? Это не мелкая партизанская гадость, диверсия или случайная перестрелка. Это хорошо спланированная и блестяще проведенная крупномасштабная военная операция. Если так дальше пойдет, ваши «красные кроты» скоро нас и из Керчи выгонят! Вы этого хотите?

— Никак нет, господин генерал! Я полагаю, взятие города силами подземных войск большевиков невозможно. Что касается недавней трагедии, я думаю красные умело притупили бдительность мелкими вылазками, успокоили охранные батальоны, что ничего большего как нападать на часовых и проводить небольшие налеты на окопы, они не могут. Потом неожиданно нанесли массированный удар. Вот и результат. Такого больше не повторится!

— Откуда такая уверенность?

— Не все так плохо, есть и хорошие новости.

— Что именно?

— Мы тоже нанесли большевикам отличный удар, может даже посильнее полевых схваток. Это по моей линии.

— Да говорите уже, чего тяните, с Вами все в порядке?

— Простите, господин генерал, видимо я еще не совсем отошел от боя, и мысли немного путаются! Это скоро пройдет… Так вот, наша победа этих дней в том, что Ягунов, командир этой подземной крепости, погиб! Это большой успех…

— Насколько это может быть правдой? — меняется в лице Гакциус.

— Абсолютной правдой, господин генерал! Мне сообщил мой агент, внедренный в ряды подземного гарнизона. В короткой шифровке сказано, что объект «Тифон» мертв. Подробностей пока нет. Скоро будут. Я отправлю Вам отчет, для совместных оперативных действий, как только все выяснится.

— Тифон — это из греческой мифологии? Подземное чудовище, с которым почти никому из смертных нельзя было справиться… Так вы называли Ягунова? Да Вы романтик, Алоиз! Тем не менее весьма точно. Убить дракона, как это делал наш Зигфрид, что ж… весьма поэтично и в духе наших национальных традиций! Борьба с силами тьмы и хаоса… Здесь в Аджимушкае она разворачивается буквально, прямо как в старинной германской легенде.

Как это случилось?

— На данный момент есть три версии. От других моих источников. Первая. Самоубийство. Полковник Ягунов не выдержал длительного пребывания в этих ужасающих катакомбах, не вынес степени ответственности за судьбы людей, которых он загнал под землю и заставил сражаться! Словом зашел в тупик, сломался и не смог больше нести этой непомерный груз…

Вторая. Ликвидация полковника моим человеком. Мы разрабатывали операцию с закамуфлированной миной. Разные ее варианты, я думаю это и осуществилось!

Третья. Роковая случайность. Во время короткой стычки у входов в каменоломни, он мог погибнуть в бою… Мой агент отмечал, что Ягунов мало проводил времени в штабе, и часто бывал на подземной передовой и на секретных наблюдательных пунктах. Всегда был в гуще сражения. Вмешался слепой случай, внес свои иррациональные коррективы. Бывает и такое… Даже генералы на фронте гибнут от шальных пуль и снарядов.

Как бы то ни было, я с полной уверенностью могу констатировать, -Перштерер улыбается- как лечащий врач, что полковник Ягунов, доставивший нам столько неприятностей мертв… Это несомненная победа!

— Сомнительно, чтобы такой командир как Ягунов, смог приставить пистолет к виску или сотворить что-то подобное… Не тот типаж! — размышляет вслух Гакциус, — Такие обычно дерутся до конца! С отчаянным фанатизмом и яростью загнанного в угол зверя… И в какие-то моменты даже берут верх, побеждают! Да и случайно такие личности не погибают…

— Я тоже в это плохо верю. Психологический портрет говорит совершенно о другом. Хотя в этом подземелье, мне кажется, дрогнуть может каждый, сойти с ума там недолго… От этого никто не застрахован.

Но в данном случае, скорее всего, хорошо поработал мой человек, и идея с миной удалась. Мы долго думали, как провести устранение командной верхушки. И склонились, что лучше всего будет случайный взрыв в темноте подземелья…

Но для пропаганды я думаю, лучше запустить эту первую версию. О самоубийстве бессмертного подземного полковника. Она деморализует красных. И посеет панику! Стая без вожака долго не протянет…

— Что ж, толково… Вы я смотрю, не допускаете промахов и просчитываете ситуацию на много ходов вперед! Похвально…

— Иначе бы я и не служил в «СС», господин генерал! И осмелюсь заметить, что в последних событиях с поражением в Аджимушкае, с моей стороны, ошибок нет. За полевую армию я не отвечаю. У них свои умные головы и свои храбрые начальники. А агентурная и антипартизанская работа идет как прежде. Мы взяли за горло местное подполье и полностью контролируем процесс и поворачиваем его в выгодном нам русле. Это моя зона ответственности и я приложу все усилия, чтобы не уронить честь немецкой армии!

— Пожалуй, Вы правы, Перштерер. Вашей вины, в том, что случилось, в ночь, с 8 на 9 июля, нет. И я искренне надеюсь, что мы скоро покончим с этим безумным комиссарским подземным формированием.

— Мы нанесли удар прямо в сердце. Теперь подземный дракон точно издохнет. Шансов у них нет…

— А если найдется кто-нибудь, подобный Ягунову? Там же много фанатичных комиссаров, сотрудников НКВД и прочих советских псов-церберов? Вы не рассматривали такое развитие событий? Появление еще какого-нибудь сумасшедшего большевистского выскочки, способного повести за собой этот подземный сброд?

— Я изучал досье старших командиров… На наше счастье, таких как Ягунов нет! Есть интересные экземпляры, но они не тянут на масштаб и талант нашего покойного красного полковника! Гарнизон обезглавлен. К тому же при роковом взрыве погибло еще несколько старших офицеров. Голова Красной Гидры упала не одна… Нам не о чем беспокоиться. Без Ягунова они обречены! Или мы добьем их порознь или наконец-то сдадутся сами!

— Кстати как раз об этом…. Как Вы видите развитие стратегии дальше? Может сейчас есть смысл провести решительный штурм? И уже покончить с этим подземным кошмаром?

— Ни в коем случае, господин генерал! Мы только зря потеряем людей… Разумнее, будет продолжить блокаду, но сделать ее активней! Усилить деятельность саперных частей. Методичный подрыв кровли. Метр за метром… По данным разведки, это действительно наносит красным кротам серьезный урон. Тактика капитана Фрейлиха работает безупречно. Бесконечный ураган взрывов и они не выдержат… Те, кто уцелеет.

— А газ?

— Он уже неэффективен. Они научились строить газоубежища. И прячутся как клопы в щели. Ничем не вытравить! А когда над ними рушится потолок, это совсем другое дело…

— И все же… Пошел третий месяц, как они портят нам всю стратегическую картину, и мешают развернуть наступление на Кавказ! И несмотря на все исключительные меры, они упорно сражаются!

— Это финал. У них нет больше выбора. Со смертью их командира все кончилось! Они погибнут под обвалами или вымрут сами от голода и жажды… Единого мощного сопротивления уже не будет. Трещина пошла по стеклу… Кроты распадутся на части и группы. Полковник Ягунов был связующей цементирующей силой среди той стихии, которая в мае заполнила каменоломни. Теперь все развалится само собой. Нужно лишь подтолкнуть в нужный момент, что мы и сделаем.

— Вижу, Вам досталось от красных?

— Немного… Мы все-таки на войне!

— Может, полежите несколько дней в госпитале?

— Это излишне, господин генерал! Я в порядке и готов работать. Раны пустяковые…

— Вы настоящий воин! Как Вам вообще удалось выжить?

— Интуиция и опыт. И старая привычка всегда быть готовым к бою! Даже глубоко в тылу…

— Вы молодец, Перштерер! Когда мы покончим с этими подземными дьяволами Аджимушкая, я буду ходатайствовать вашему начальству о представлении Вас к награде, возможно к Железному Кресту… Вы заслужили!

— Благодарю Вас, господин генерал! Я буду служить с еще большим рвением во имя Рейха! Да здравствует наш вождь Гитлер! И наша Победа!

— Хайль! Скорее бы уже раздавить эту варварскую Россию! Беседа с Вами оказалась весьма ценна и продуктивна. К тому же Вы сумели порадовать хорошими новостями. Наконец-то есть ощутимый результат в этом деле. И будем верить, что произошел коренной перелом в этой непонятной битве! Идите, Перштерер, плетите сеть против подземных комиссаров, используйте весь ваш талант и всю магию вашего ордена «СС» — этого воплощенного духа наших предков и возвращайтесь с победой!

— У меня есть еще одно замечание, господин генерал! Которое я хотел представить на ваш суд…

— Я Вас слушаю!

— Я анализировал все события, которые происходили в Аджимушкае и пришел к выводу, что немецкие части надо вывести из района каменоломен и заменить их союзниками.

— Зачем? Вы боитесь за наших солдат? Все-таки красные кроты представляет угрозу? Что-то я не совсем Вас понимаю.

— Нет, здесь другое. Подлая партизанщина — не наш профиль. Мы привыкли воевать в окопах, честно, по правилам! Я не хочу… Чтобы наши доблестные воины Вермахта кисли в окопах. Ожидая занесенный в темноте нож. И чтобы терялся боевой дух нашей армии! Слишком много уже пролито немецкой крови. И в этих аджимушкайских скалах и в других местах… Пусть румыны получают штык в спину от своих братьев славян. А мы будем решать другие более важные и великие задачи!

— Они крайне ненадежны… Мы сильно рискуем, оставляя это осиное гнездо Аджимушкая под их охрану! Если красные уничтожили батальоны Рихтера, то табор румын они разгонят в два счета! Зачем нам это?

— Сейчас в Аджимушкае уже не будет ничего серьезного. Мы вывели с поля главную шахматную фигуру, короля, или ферзя… Как угодно! Партия фактически выиграна! Пешки и кони быстро разбегутся… Румын вполне хватит, чтобы контролировать агонию этого большевистского стада!

Можно оставить спецчасти «СС» и саперов разумеется… А сыны славной Валахии и Трансильвании, эта «доблестная гвардия» Антонеску пусть несут караульную службу, сидят в окопах. И ловят своих братьев по грязной крови. Пусть крысы жрут крыс! А мы сохраним живой ресурс Германии! Мы и так в этой войне потеряли очень много.

— Я подумаю… В принципе предложение заманчивое и вполне разумное. Мне нравится ход ваших мыслей, герр Перштерер. Я согласен, наши союзники больше балласт, чем реальная помощь на фронте. От них только путаница и провалы всех операций. И их можно использовать лишь как живой щит! Никаких серьезных операций им доверять нельзя! Это уже не раз проверено на нашем горьком опыте. И в Европе, и в Африке. Сколько раз нас преступно подводили итальянцы своей пустой бравадой и отсутствием храбрости и должных боевых навыков. И сколько раз мы за ними залатывали все дыры на фронтах! Только наш немецкий солдат способен воевать грамотно и мужественно. Германия как была так и будет нерушимым столпом Европы! Она — солнце для всего мира! Образец для подражания и пламя прогрессивных свершений, ведущее к Новому типу Цивилизации!

— Полностью с Вами согласен, господин генерал! Поэтому и прошу изменить расстановку сил в Аджимушкае…

— Я обдумаю детали, вынесу предложение в штабе. Мы обсудим ваш план, оберштурбаннфюрер. Он не лишен здравого смысла, и я думаю, офицеры меня поддержат… Но в любом случае, будьте бдительны! Не расслабляйтесь, как это сделал покойный бедняга Рихтер! Жаль, толковый был офицер… Большая утрата! Просто я уже становлюсь немного суеверным от этих мертвых каменоломен. Столько времени на них потрачено. За неделю мы очистили от большевиков весь полуостров, а здесь застряли… Как в сточной канаве! Нелепица и глупость казалось бы… Кучка разбитых армейских частей сидит под землей. В полном тупике! А мы всей мощью наших войск не можем ничего сделать! Бред…

— Наш враг непредсказуем. С первобытными инстинктами и животной агрессией. Привычная логика отсутствует напрочь! Дикий Восток, который объединили большевики, монголо-татарская орда! Застывшее феодальное средневековье… Я бы не удивился, действительно увидев здесь дракона, или боевого слона. Взять хотя бы здесь в Аджимушкае… Мыслимо ли это? Регулярной армии залезть в брошенные пещеры и вести оттуда боевые действия! Это за гранью какого-либо понимания… Лишний раз доказывает варварскую природу русских!

— Ничего, план Геббельса поставит точку в их скверной истории. Мы преобразуем эти отсталые дикие края в культурный сад. Взрастим новую цивилизацию, а выживших сделаем рабами. Любят каменоломни? Вот и будут в них работать, как в Древнем Риме! Приносить пользу настоящему развитому человеку! У нас Великая Миссия, Перштерер. Мы должны спасти цивилизованный мир от нашествия этих страшных варваров! И это никогда нельзя забывать…

— Еще немного, господин генерал, и мы закончим этот Восточный Поход полным триумфом нашего духа! Нас не остановит ничто, никакой мрак этих мест… Руна Солнца на нашей форме ознаменует невиданную эру Процветания!

— Да, это будет славная страница в истории нашей многострадальной Родины! Кровавая, трагическая, но небывало героическая и великая! Как всегда! Германия не раз поднималась из пепла… И в этот раз в пепел мы обратим всех своих врагов! Огнем и железом! Не оставим ничего… Только гордый размах крыльев германского орла! Да будет так!

— Германия превыше всего… Зиг Хайль!

— Зиг Хайль, мой дорогой Перштерер! Парите как коршун и уничтожьте этих проклятых комиссаров, засевших в подземных скалах! Сотрите их в прах… Завалите камнями. Сбросьте в бездну Забвения! Чтоб от них и следа не осталось!

— Так и будет, господин генерал! Я выкую такой капкан, из которого не один из них не выберется. Мы превратим их в скорбные подземные тени! Они навеки останутся в этих камнях! И о них никто никогда не вспомнит!

— Это несомненный успех, Вы сами рады, что убрали такого значительного врага? — улыбается Гакциус, — Это ведь как победить в трудной опасной дуэли?

— Если честно мне любопытен другой персонаж этой подземной пьесы. Он постоянно попадается мне в оперативной работе и преследует в мыслях. Не знаю почему так сложилось, но между нами словно какая-то мистическая связь… Я его считаю вроде персонального врага. Мне кажется, он играет одну из ключевых ролей во всем этой странной и безумной обороне. Если не самую главную! И я хочу расправиться с ним лично.

— И кто это?

— Правая рука Ягунова. Комиссар подземного гарнизона Иван Парахин.

— Он не погиб во время взрыва?

— Нет. Видимо это судьба. Мне кажется, нас что-то связывает. И главный наш поединок впереди. И мы должны встретиться лицом к лицу и увидеть полыхающие огнем глаза и ощутить дыхание друг друга. И сойтись в яростной схватке. Как два рыцаря в стародавние времена, обнажив клинки…

— Это цель №2? Еще и комиссар… Когда Вы его ликвидируете?

— Я хочу взять его живым. Бросить его поверженным к своим ногам, раздавить в красную кровавую грязь. Довести до безумия! Посадить в клетку как экзотического восточного зверя. Посмотреть за его повадками, заставить медленно умирать… сломить все их идеи, повергнуть в прах! Мы служба «СС» и советские комиссары — похожи, мы боремся идеологически. Вот с ним это да, своего рода дуэль, беспощадная и кровавая. Чтобы перевернуть, вывернуть в крайней жестокости все основы… Стереть врага без остатка! Как это делали наши предки! Это дело чести! И я должен это свершить.

— Вы не рискуете, играя с ним, и оставляя его в живых? Может и его отправить в коммунистический ад, как Ягунова? Побыстрее… Не заиграйтесь с романтизмом, дорогой мой! Враг хорош только в мертвом виде, уж поверьте…

— Нет. Я все контролирую и нанесу удар в нужный момент как всегда. Без Ягунова даже Парахин не имеет такой силы должного сопротивления.

— Что ж дело ваше, Вам видней. Вы умный воин, и я думаю, знаете что делаете. Тем более ликвидация полковника Ягунова подтверждает ваш потенциал и компетентность, и вашу поистине паучью хватку! В хорошем смысле…

— Благодарю Вас, господин генерал! Я не подведу Вас… Слово офицера! Как бы не изворачивались большевики под землей… Им осталось недолго.

Глава 2

В утопающем пространстве огромного изломанного каменного зала, на выступах сидят несколько бойцов подземного гарнизона, одетых легко — в фуфайках, чтобы шинели не мешали мобильности передвижения… Вооружены легко — автоматами и пистолетами, а в руках, кроме факелов настоящая роскошь, которая достается в основном разведчикам — электрические трофейные фонарики.

Чуть поодаль, у уходящей вверх пологой стелы, разместились командир команды «слухачей» старший лейтенант Николай Белов и воентехник капитан Григорий Трубилин.

— Эх, ну и громадина вокруг нас! Дух захватывает… Не перестаю удивляться нашим катакомбам — редкому произведению природы и рук человеческих! Вроде и результат весьма практичной потребности, а присмотришься так получилось нечто совсем необычное… Потерянная античность, словно какой-то замаскированных древний храм. И дух его будоражащий, зажигающий явно ощущается в этом загадочном лабиринте. Чего только не переливается в этом мраке!

Есть гигантские залы поражающие воображение своим величием, есть змеиные таинственные проходы, маленькие кельи, куда едва протиснешься…

И все так причудливо переплетено! Что голова кругом… Словно изматывающий колдовской хоровод. Не оставляет чувство что это все для чего-то сделано! Для какого-то очень важного процесса… Как каменная машина или тайный агрегат. И мы — необходимые ингредиенты? Чудно… А когда по тоннелю идешь, всегда кажется, что за стеной есть что-то еще… Что-то живое, подобное тебе…

На все наброшен покров мрака, который все секреты надежно защищает… А что еще может скрыто там, в самой глубине этой каменной бездны? Попробуй угадай!

— Тебе романы писать надо, Гриша! — бесстрастно хмыкает Белов, — Ничего примечательного я в этих старых камнях не вижу! Заброшенный карьер, яма глубоченная, перепутанная… И все! Никакой архаичной красоты абсолютно не ощущаю! Больше похоже на пустой забытый ангар, или скорее целый забытый элеватор. Потерянный отработанный хозяйственный объект! Никаких взоров пламенных богов в темноте, никаких зашифрованных артефактов и фей парящих и прочей напускной сказочности я не замечаю… Хотя многие, включая тебя, восторгаются! Мол, обломок древней великой цивилизации! Каменное эхо Боспора… Подземелье, полное тайн! Только где они, эти ваши тайны? Кроме заплесневелых плит, редких насекомых и затхлых углов с брошенной утварью камнерезчиков, ничего нет! И цивилизации все наверху — Царский курган, храм Аполлона на горе Митридат и прочая видимая обычным человеческим глазом сохранившаяся античность… Понятно, что все эти вдохновенные фантазии людям жизнь в каменоломне облегчают! Но надо быть реалистом, а не придумывать нелепых ангелочков и пугающих гномиков. Так и до религиозного мракобесия недалеко! Человек существо такое — что захотел то и увидел! А потом свою же околесицу в догму возвел… И пошло, поехало. Все в нас, Гриша! В нашем удивительном и мощном механизме Разума! Он как трактор… Все цели определит, все перепашет, и довезет куда надо! Надо только уметь им управлять и знать какие педали нажимать… Я здесь второй месяц и ничего особенного, значительного, поражающего воображение так и не заметил! Паутина оставленных коридоров. Ветхая обрушающаяся местами система. Пустота душная. Унылое однообразие… И пахнет мусорной свалкой!

Что тут можно найти? Почувствовать эдакого? Кроме тягостного давления нависшего над тобой камня? Да и устал я от мрака этого тягучего, как болотина! Солнца хочу… Тепла родного, ослепительного света и треплющего волосы, ветра! Вот тебе мой сказ…

— Нет в тебе романтики, Николай! Тут вокруг такой древний дух в камне скрывается и такая мощь потаенная чувствуется, что аж мурашки по коже, а ты все про какую-то хозяйственную скучную прозу жизни! А как же без мечты жить? Без, пусть сумасшедших, непрактичных, наивных, сентиментальных порывов? Пламенных импульсов? Этого безумного прометеевского огня? Они нас вперед и двигают!

— Моя романтика наверху зреет и колосится! Благодатными полями и заливными лугами! И добрым урожаем… Цветущий мир и умножение жизни — вот мой горизонт и моя первейшая заповедь! Ты без молока, мяса и хлеба долго протянешь на своих древних чудесах? Статую древней богини за титьку доить будешь? Или у каменного истукана обед просить? В этом вся соль… Все ответы на смысл нашего существования. Нет я не против достояний прежней культуры, где она есть и уместна. Но возводить ее в идеал — увольте! Человек прежде всего хочет есть, а потом уже книжки читать… На сытый желудок! Знаешь историю про Будду? Как он голодал и довел себя до крайнего истощения, оказался на волоске от смерти… И тогда понял, что умрет и ничего не достигнет что задумал. Его спасла проходившая мимо девушка — дала поесть немного риса. И тогда он осознал, что дух- это замечательно, только тело тоже нужно кормить. Иначе вообще ничего не будет… Ну и создал потом свое учение, которое в Азии до сих пор живо. Понимаешь, меня? Даже основатель одной из религий, принял то, что основа это — земная пища, то, что дает нам мать Природа. Хлеб наш насущный…

Может я и категоричен, только мое правило — накорми человека, а потом занимайся хоть чем — хоть диссертации пиши, хоть пой во всю глотку, хоть романы сочиняй, хоть картины создавай замысловатые… Выражайся, совершенствуйся как хочешь!

— И откуда ты такие истории знаешь? — усмехается Трубилин, — Про Будду и прочие иноземные вещи?

— Да был у меня в совхозе моем, в Симферополе один студентик на практике, Востоком интересовался, все говорил, что Запад — это упадок и гниение, и Россия должна с восточным миром слиться окончательно. Мы с ним по вечерам долго гутарили, под рюмочку, оно хорошо идет… задушевная то беседа! Он мне много чего понарассказывал — и про религии разные, и теории научные всякие — настоящая карусель в голове завертелась!

— И как? Не захотелось в монахи подстричься? Принять какую-нибудь забавную экзотическую веру?

— Чтоб я и в религию? Спаси и сохрани! Да никогда! — смеется Белов, — Да и стричь мне нечего! Лысый почти… Каждый волосок как незаменимая ценность. Много в нашем мире всего запутанного и соблазнительного… Он и радость дает и западней подстерегает… А от себя так скажу — мы сами себе хозяева, и сами должны определять свой курс! Без всяких там навязывающих смутных учений! И не поддаваться темным сетям обмана. Жизнь она одна и мы сами должны ей распоряжаться!

— С этим согласен. Кроме нас никто о нас и не позаботится. Что сейчас и надо сделать. Так что давай к делу… Для начала в целом о этих каменоломнях.

Наша система это подземные выработки, образовавшиеся в результате добычи строительного материала — камня-ракушечника, которая производилась в пласте меотического известняка мощностью не менее 10- 12 метров.

— Что такое меотический? Никогда не слышал…

— Так древние греки называли Азовское море — Мэотис. Потом так стали звать окаменевший пласт морских моллюсков. Так камень этого подземелья и образовывался из миллионов умерших существ…

— Огромная могила? Или безвестное кладбище?

— Вроде того, получается… Так вот, идем дальше. Если брать взглядом сверху, шахтное поле ориентировано северо-запад — юго-восток и имеет размеры примерно 250 на 800 метров, при этом наименьшая ширина поля в северной части каменоломен составляет около 100—120 метров, наибольшая — около 300 метров. Общий уклон участка и, соответственно, подошвы выработок к юго-западу и составляет 3—5 градусов.

Добыча камня велась на глубине примерно 10 метров и толщина кровли над выработками составляет также около 8—10 метров, в отдельных местах доходя до 15 метров, ширина выработок в среднем — 4—7 метров, высота — от полутора до 3 метров. На отдельных участках штолен, в южной части до 4—5 метров. В принципе такой огромный дот способен выдержать любые удары артиллерии и даже авиации, что и было перед обороной и в ее начале, но закладки пакетов авиабомб разрывают каменный панцирь изнутри…

И вся система соотвественно начинает меняться. Территория катакомб опять же неоднородна.

А на небольшом участке в южной части каменоломен характер выработок значительно отличается от остальных частей системы: здесь коридоры расположены параллельно и под прямым углом друг к другу, а целики — только прямоугольной формы. Подошва выработок представляет собой слежавшиеся обломки — бут и опилки камня ракушечника — тырсу, толщиной от нескольких сантиметров до полуметра, лежащие на скальном ложе.

Выработка велась, как говорят местные старожилы камерно-столбовым способом, но бессистемно, можно сказать хаотично, отсюда вся запутанность катакомб. Выемка камня осуществлялась из разных исходных точек, вглубь от линии входов, а отработанные участки соединялись между собой, образуя сложный лабиринт коридоров, и общая площадь которых сейчас составляет около 170 гектар… Внушительное произведение! На момент нашего спуска сюда, было зафиксировано 34 входа, из них 4 больших, через которые свободно въезжал грузовик… Сейчас в результате боевых действий, несших преимущественно взрывной характер, все перемешалось, подсчитать точно нельзя… Одни заваливались, другие образовывались! И это происходит постоянно. А все большие центральные входы разрушены и завалены немцами. Но внутренние коридоры еще достаточно стабильны.

Теперь просмотрим этот участок. Вот карта!

— Карта? Откуда? Неужели в этом нашем темном чулане можно весь наш гордиев узел тоннелей как-то отобразить? Как тебе удалось?

— Не я один… Коллективное творчество! Я когда спустился сюда, сразу стал в уме схему набрасывать и пытался характер выработок понять. Сначала мы не собирались здесь надолго оставаться — что-то исследовать смысла не было. Потом возникла практическая потребность. Товарищи соображающие подключились. Местные очень помогли — семья Данченко. Николай Семенович и его сын Коля, товарищи Проценко и Селезнев… Вообщем произведение народного искусства!

— Как у нас все оказывается переплетается причудливо — в один документ столько сил и разных судеб вложено! Прямо подобно мрачному змеистому узору Лабиринт печати ставит на нашу работу! Копия извивов его темного тела!

— Забавная мысль! Собственно в природе так и есть — окружающая среда влияет на облик и характер растущего и обитающего в ней существа… Ладно, вернемся к подземелью. Каменоломни — замкнутая система и она имеет свои особенности, которые нам нужно использовать в борьбе с коварный врагом. Необходимо запомнить вот эти ключевые места — своего рода перекрестки, в случае обвала они могут перекрыть сразу несколько проходов и блокировать находящиеся там наши части. Для размещения личного состава лучше брать боковые штольни с многочисленными ответвлениями. Так есть шанс уйти в случае обвала. И там взрыв погасится наличием множества переборок… Сейчас по гарнизону пройдет передислокация. Наиболее опасные участки придется оставить. Где-то отодвинутся дальше вглубь…

— Не опрометчиво обнажать участки близкие к выходам? Может немцы только этого и ждут? Чтобы ворваться в нашу крепость?

— Чтобы к нам проникнуть, надо постараться! Да и боятся они сюда лезть… Уже проверено. Конечно, на охранные подразделения ляжет двойная тяжесть, но так мы обезопасим основной контингент.

— Да схватка у нас все жестче разгорается… И все привычные представления о войне рушатся. Все правила этими выродками нарушены!

— Это точно. Битва у нас неравная еще и с такими зверствами как газ и колодцы с авиабомбами. Нам нужно выстоять и победить! А вы — передовой отряд в борьбе с палачами- саперами и их закладками авиабомб! На вас сейчас вся надежда!

— Надеюсь получится фрица переиграть! Это как партия в темную! И действовать надо быстро. Чтобы предупредить людей и вывести…

— Ошибки быть не должно! Сам понимаешь, что на кону стоит! От вас сейчас жизни людей зависят… Судьба всего гарнизона! А то похоронят нас всех под этими скалами одной лишь серией взрывов. И даже никого боя не случится в ответ… Поэтому забудьте про все, слушайте скалу, как собственный пульс… Выбрали вас, вы- важнее чего-либо!

— Справимся! Не первый день в катакомбах… Я все прекрасно понимаю. Степень ответственности, и все возможные последствия. Все будет отлично, Гриша! Мы не допустим гибели людей. Будем яростно рыть этот мрак, пеленговать все возможные звуки, даже пролетевшей мухи… Станем как летучие мыши, а товарищей спасем!

Доносится отдаленный грохот, прокатывается едва уловимый гул. Кажется, стены слегка качаются…

— Что это? Взрывы?

— Да. Но не здесь… Это канонада. Бомбежка в порту, скорее всего… Или завод Войкова опять фрицы обстреливают! Там до сих пор какие-то отряды бьются, также как мы…

— Постоянно что-то взрывается! Не у нас так где-нибудь рядом. Начинаешь привыкать как-то ненормально к такой обстановке. И здесь над нами немчура не спит, мать их, саперы! Какая у них методика?

— Да все просто бурят шурф, дальше выдалбливают, расширяют отверстие. Самое отвратное работают наши военнопленные! И авиабомбы наши — советские! Скорее всего с ближайших захваченных аэродромов! Уничтожают нас нашими же руками! Вот ведь извращенный вероломный ум фашистского скорпиона!

— Это не наши руки! Предатели… Они прекрасно осознают что делают! Помогают фашистам осуществлять их изуверский план, рвать каменоломни, убивать наших людей, хоронить их под завалами. Они хуже чем пришедшие оккупанты… Так как предали Родину и своих товарищей!

— Да, и никакого снисхождения при встрече им не будет! Все фашистские холуи получат по заслугам! Пощады не будет… А особо тем, кто в Аджимушкае орудовал, и помогал осуществлять все дикие эксперименты над нами!

— Да уж изгаляются как могут! Такого и не подумать, и не представить… Это уже не война, а просто казнь! Когда ты в своем превосходстве, берешь и просто взрываешь людей, массово. Тут не подлость выстрела в спину, а слова даже не подобрать… Извращение всей мыслимой разумной природы! Антиэволюция… Путь от человека назад во тьму!

— У нас концентрация зла получается, только там наверху, как воронка засасывающая. Места то тут светлые, даже подземелье, несмотря на свою мрачность, достаточно жизненно. Защитить нас пытается! А эти нелюди, упыри, с собой чуму лютую адскую принесли и сеют ее, с фанатичным бешенством…

— Да, у нас верх с низом поменялся! Черное с белым… По идее эту фашистскую свору надо согнать сюда и запечатать как злых духов в склепе и вечном мраке! А получается мы тут сидим и света не видим! И за него сражаемся…

— Может так и надо? Нам победить всю Тьму! И здесь, и там… Чтобы бы больше этого нигде и никогда не было! Опуститься на самое дно Пропасти и одолеть сам источник! Да и недолго этим зверям нацистским пастись осталось. Это их последний ход! Теперь словно за нами!

— И оно будет грозным…

Как все закручивается! Работенка вам тоже не из приятных предстоит… Значит ваше подразделение теперь «слухачами» зовут? Интересно придумали!

— А как еще? Просто и метко. По-другому и не скажешь… Такие мы теперь и есть!

— Получается в арсенале гарнизона прибыло… Еще одна специфическая команда, «сосуны» камня, служба водоснабжения у нас есть, теперь вот вы — живые антенны во мраке! Чего только у нас не появляется… Что в обычных условиях в армии и не представишь. Дальше то кто еще будет?

— Дальше не надо, Гриша! Хватит и этого… После каждого инквизиторского преступного выпада фашистов нам приходится новые виды подразделений придумывать. И пока вполне эффективно. Но удача мадам капризная, может и отвернуться! А мы оружием небогаты… Один ум, солдатская смекалка и остается!

— Ну, на ней мы почитай, все войны и выигрывали! Оружие у нас как дополнение. А первое — это совершенно нестандартное решение на грани безумия! Это уже русская традиция… Которая нам и приносила победу!

— С нами воевать — сразу подписать приговор! Когда до них всех дойдет? Конечно мы всегда платим большую цену, но победа остается за нами!

— Это верно. Ладно, пойдем дальше. Теперь смотри Коля, в случае обвала, если он уже застиг и порода рушится — надо уходить укрываться в любой нише или проеме. Пласт пород всегда опускается по центру и на границе, по краю есть шанс уцелеть. Мы весь личный состав проинструктируем на собраниях, но и чтобы вы это помнили как поп «Отче наш…» и постоянно напоминали людям. Чтобы это у них в мозг, в кожу въелось, иначе не спастись!

— Ясно, сделаем! Открываем новый производственный уровень. По сохранению семян человеческой жизни в этом мрачном подземелье! Будем слушать как враг крадется и заодно что нам эти каменоломни на ухо нашепчут… Видимо за века много чего на душе каменной скопилось? Ты бы так сказал, с позиции своей романтики?

— Именно! Все секреты катакомб теперь твои! Ты как исповедник будешь этих печальных скал! Все его слезы и радости… тебе доверяются и твоим подчиненным! Будешь знать больше, чем кто-либо… О тех, кто в этот камень ушел!

— Нам бы только не уйти! — вздыхает Белов, оглядывая огромный свод над собой, — Все что угодно, но не хочу здесь лежать, если помру… Только наверху — чтоб теплая земля и солнышко пекло сверху! И птицы пели!

— Рано нам о смерти думать! — замечаетТрубилин, — Нас еще много чего дальше ждет. Умереть просто. И пока не имеем права. Без нас кто страну поднимать будет? Возвращать ей всю мощь и величие?

— Я так… на всякий случай! Пожелание Судьбе и самому себе! Чтоб уж наверняка отсюда выйти на человеческий простор! А там уже пускай как сложится. Не хочу в этих камнях оставаться…

— Не останемся! Это не наш мир, какой бы порой таинственный и привлекательный не был! Это чужая территория. Мы здесь случайные гости. И скоро уйдем. Нас солнце ждет…

Глава 3

Сумеречная степь слабо колышется под порывами налетающего с моря ветра. Над каменоломнями висит едкая серая пелена от постоянных взрывов, закрывая небо и солнце. Так что не понятно, что сейчас — разгар дня или поздний вечер. Подполковник Бурмин хмуро наблюдает за происходящим из щели замаскированного НП, то поднимая бинокль, то просто внимательно оглядывая все раскинувшееся широкое пространство, словно ищет ответ на что-то. Все замерло, будто в каком-то странном оцепенении. Не видно, не ощущается ни единой души. Но это на первый взгляд. То там, то здесь на вражеском горизонте мелькают едва уловимые контуры, замечается внушительное передвижение, иногда даже доносятся резкие голоса. Два противоборствующих лагеря продолжают свою скрытую игру, прячась в одной большой засаде. Борьба только разгорается…

Внезапно, сзади, в глубине узкого прохода раздается шорох… Сыплется мелкий камень, тревожно пляшет пламя факела. Из вязкого мрака выступает крупная монументальная фигура комиссара Парахина.

— Ты чего здесь Иван? — хмуро спрашивает Бурмин, бросив быстрый взгляд, и вновь приникая к окулярам бинокля, — На красоты степи полюбоваться или по делу? Весь запыхался, как будто за тобой черт гонится…

— Да по твою душу! — отряхивается от известковой пыли и крошки Парахин, — Послан бесами прямо из Бездны… Везде тебя искал, весь гарнизон облазил, руки ноги ободрал, а ты поди-ка ж, здесь сидишь… На фрица наглядеться не можешь! Других занятий нет? На НП у нас и сержанты с рядовыми отлично справляются! Убегаешь, прячешься…

— И что так соскучился? — мрачно шутит подполковник, — Так я не девка красная, чтоб быть предметом тонких чувств, в штабе мы бы все равно пересеклись! Раньше я не был объектом такого пристального внимания. Все как обычно. Я в своем секторе… На своем месте. Занят рутинной работой. Что нужно то? В чем такая срочность? Горит что ли что?

— Еще как горит, Григорий! Алым пламенем… Гарнизон у нас уже который день без командования. Можно сказать обезглавлен. Не порядок! Вот я к тебе и пришел.

— А я что? Должен решить этот штабной вопрос? Так я вроде обыкновенный комбат, такой же, как и другие…

— Ты и должен возглавить гарнизон, вдохнуть в него жизнь! Повести дальше…

— Пошутил, Ваня?

— Я сейчас похож на клоуна? Времени на прибаутки и песенки сейчас нет. В гарнизоне траур. Ягунов погиб. И я не в том настроении, чтобы как-то изысканно веселится. У меня что, других дел нет, чтоб тебя по всем каменоломням рыскать и дешевыми анекдотами развлекать? Очнись уже, приди в себя…

— Да я в полном порядке! Это ты чего-то кипятишься, и весь на взводе….

— Многие командиры и почти все солдаты склоняются к тому, что командование нашим гарнизоном должен принять именно ты, и никто другой… Я естественно в числе первых «за»…

— Нет. Это не ко мне. Я не смогу!

— Так, ну-ка положи бинокль и посмотри на меня товарищ Бурмин! Я с тобой хотел по-человечески, да видно не получается… Тогда как представитель партии поговорю. Разворачивайся и садись напротив меня! Разговор будет серьезный.

— Ишь ты как! — усмехается Бурмин, — Ну будь, по-твоему, товарищ комиссар! Разошелся то как… Пылаешь, хоть костер разжигай! Что стряслось, Ваня?

— То и стряслось, что командир нам нужен. И лучшая кандидатура это ты!

— С чего это?

— Ты валенком не прикидывайся, Гриша! Сам все прекрасно понимаешь… Ты как раз то, что нам надо. Смелый, решительный, даже в чем-то авантюрно-безумный! С легендарным боевым опытом, любимый бойцами. Ты популярен. Молодые лейтенанты с тебя глаз не сводят, на тебя равняются, тебе подражают…

— У нас все популярны. И с опытом тоже. Многие Гражданскую прошли. Насчет авторитета, так ты в первых рядах. С тобой вообще никто не сравнится. Люди тебя на руках готовы носить. За твою отзывчивость и силу внутреннюю! С тобой и на краю пропасти спокойно. Потом хоть кого возьми, хоть Левицкого, хоть Панова… И вообще по уставу, у нас должность должен старший по званию занимать, то бишь получается Верушкин! Он полковник, ему и карты в руки…

— Верушкин? Теперь ты шутишь? Да, он работник штаба, с бесценным опытом, заместитель Ягунова, отличный стратег. Федор Алексеевич конечно прекрасный преданный командир, в своем деле, и человек замечательный тоже. И для нашей обороны он сделал неизмеримо много, спас нас всех и с газоубежищами, и с грамотным размещением служб в катакомбах, и советы его были просто бесценны, земной как говорится поклон! Но ты, же понимаешь, что в любом случае, это был бы не самый лучший вариант. Каждый должен выполнять обязанности соответствующие его возможностям. Он из госпиталя не выходит. Еле передвигается. У него больное сердце и общее состояние очень плохое. Мы его оберегаем, как можем. Хоть бы дотянул до конца обороны, а там, в нормальную больницу на долгое лечение. Но руководить, принимать ответственные решения, идти в бой, вдохновлять на борьбу… Вести за собой, в том числе сомневающихся и отчаявшихся, это увы, не он. А ты знаешь, что до наступления, он был под арестом? За пассивность действий в боевых условиях? Я не знаю деталей этого дела. Может там и «особисты» перестарались, но это тоже о чем-то говорит. Командир должен быть энергичным, деятельным, дерзким, где-то даже безрассудным. Личным примером вести за собой! Таким как ты. Лучшего и представить нельзя. А ты у нас — «Багратион»! Тебя так все в гарнизоне зовут. Делай выводы.

К тому же условия у нас особенные, с каждым часом фашисты все новые номера выкидывают, каждый человек на грани предельной колышется. Ему опора надежная нужна, живой пример, который его воодушевит!

А устав… Мы тут свой устав пишем, подземный! И выбираем того, кто сможет спасти и победить! Понимаешь меня? А я как комиссар не могу возглавить полк при таком обилии боевых опытных командиров, моя область — следить за армейской дисциплиной и вдохновлять на борьбу. Я в тактических вопросах не силен. Я — флаг, но не ствол оружия…

— Понимаю, но не могу! Здесь все по-другому. Мы не в поле. Зажаты в каменный тупик. Тут в плане общего командования взгляд иной нужен.

— Ты же полком танковым командовал? В чем проблема?

— Тут все не так. Здесь человек специфический нужен, с редким талантом. Мы не наверху в обычных условиях. У нас все верх ногами! Как в Зазеркалье черном каком-то… Тут особая интуиция нужна. Ягунов лучше всего все это чувствовал и понимал, и на эту роль подходил. Его нельзя заменить. Никем. Он был особенный. Он обладал какими-то необъяснимыми способностями, неуловимым властным обаянием, просто магическим магнетизмом. Притягивал к себе как солнце, все живое и настоящее. Вокруг него все вращалось, он был центром боевого вихря. Увлекал за собой, без усилий. Одно тихое слово и все становились покорны, как по воле гипнотизера. В него верили, как в Бога. Он был больше, чем командир, в нем было естественное истинное величие. Я так не смогу. Я просто не такой.

Уважение есть ко всем командирам. Солдаты в бой идут, больше сердцем, а не по приказу. Я это вижу. Тут словами не объяснить! После гибели Ягунова, словно стержень внутри всего сломался, основная опора рухнула, или ось слетела, и все понеслось под откос… Будто остановилось все и умерло!

— Вот оно как! Значит «остановилось»? «Умерло»? То есть всему конец? И гарнизона, полка обороны Аджимушкайских каменоломен имени товарища Сталина, больше нет? Вы все, и ты, и другие, еще в армии? Или демобилизовались? — выходит из себя Парахин, голос приобретает стальные нотки, — И что теперь? Гарнизон можно уже хоронить? Или подождем еще пару дней, поплачем? Все хором?

Вы что все разнылись? Как сопливые школьницы?

Прекращайте упаднические настроения! На вас солдаты смотрят! Вы хотите, чтобы все пошло прахом? Все, чего мы добились за эти трудные дни?

В память о Павле Максимовиче мы обязаны продолжать борьбу и вдохновлять своих бойцов!

И что ты предлагаешь, нам, в этой ситуации оставаться без командира гарнизона? Пустить все на самотек? Погрузиться в нескончаемую печаль, вечно скорбеть?

Нет, дорогие мои! Больно, невыразимо тяжело, но надо идти дальше. Ягунов был мне близок, как никто другой. При одной мысли о том, что его нет, разум мутнеет и мне самому жить не хочется.

Но я осознаю, что есть долг перед Родиной и товарищами. За нами масса людей… Они хотят Жизни и Победы! Их нельзя погубить.

А отчаяние, растерянность, пассивность — прямой путь к Смерти! Нельзя поддаваться никаким слабостям. Одна трещина — и все возведенное здание рухнет! Как бы ни было тягостно и невыносимо, мы должны стоять как столбы, как вековые камни! Не зря мы даже ими и окружены. Вот он пример прямо перед глазами. Нам сама Земля помогает!

Некогда нам рыдать. Воевать надо. И воевать максимально результативно. После Победы все вспомним, и обо всем поплачем. Вволю! А сейчас не до слез… У нас на это просто времени нет!

Нельзя замыкаться в себе, уходить, распыляться. Это опасно. Надо всем быть вместе, друг другу помогать! И быть открытым. А у нас что? Левицкий ходит растерянный, как привидение, Панов закрылся как моллюск, створки захлопнул, не разговаривает ни с кем. Ты вон колыхаешься здесь, на окраине крепости, лица нет…

Это что, боевая армейская часть, ее старшее руководство?

Вы командиры Красной Армии или кисельные барышни?

Очнитесь! Приведите себя в порядок. И все силы на борьбу с внешним врагом, а он не дремлет!

На вас солдаты с надеждой смотрят и все видят… Не допускайте перед подчиненными никаких изъянов! Будьте примером, иначе все наше дело развалиться!

Вы командиры Красной Армии! За вами жизни сотен людей! А это ваше уныние и скорбь, как зажженный фитиль, побежит дальше и рванет не хуже немецкой бомбы, ты понимаешь, о чем я говорю?

Нельзя нам предаваться потерянности и безысходности и останавливаться ни на минуту! Немец только этого и ждет. Разведка у них работает что надо. Нет Ягунова — нет гарнизона! Нельзя дать им такой шанс. И поставить всех на край пропасти. Они знали куда бить. Только мы и этот удар должны перенести и доказать, что нас ничем не сломить, ни жаждой, ни газами, ни бомбами, ни гибелью самых дорогих нам людей…

Поэтому нам всем надо работать, с еще большей энергией, с большим пылом! Так чтоб, крылья за спиной распахивались, и вы неслись со скоростью истребителя! Только так мы по-настоящему отомстим и за Павла Максимовича и за всех наших погибших!

— Да не смогу этим всем управлять! Тут особая сила нужна. Взгляд на все процессы опять же нестандартный, интуитивный, свежий… Я самый обыкновенный. Мне командира батальона за глаза хватает.

— Боишься, значит, не справится! Переступить черту и пойти дальше… Так я о себе расскажу! Я вообще не военный по сути своей…

Ты же знаешь, я до того, как до майора дойти, простым шахтером был. Самым обыкновенным, ничем от других не отличался. Пахал в забое, долбил породу и был счастлив! И меня все устраивало. Все было просто, понятно и удобно. Никаких проблем. А потом на тебе — работа по комсомольской линии, организационная, с людьми, ответственная, не всегда понятная. Я думал, с ума сойду. Справился, в 18 лет вступил в партию. Потом Харьковский Коммунистический университет. И далее самое интересное — задание партии, направление на работу в армию! При всем том, что я всегда был мирным человеком, гражданским до мозга костей! Я считал, это уж абсолютно не мое, невозможно это никак! И вот с 1932 года, уже десять лет по гарнизонам мотаюсь, дошел даже до подземных!

Я это к тому, что во всех нас потенциал заложен огромный, безграничный. И только от нашей воли зависит, как его открыть и использовать.

Это еще и наше внутренне сражение, наш выбор… Хочешь и дальше сидеть, там где удобно или дать решительный бой, прежде всего самому себе, повести всех к спасению и Победе?

— Это большая ответственность Ваня, за судьбы людей. Это не отдельная боевая операция. Это более глобальный масштаб. Где на карту поставлено все. Здесь нельзя ошибаться. Малейший промах и все обернется безвозвратной трагедией для всех!

— Ты не один. Мы все рядом. Решение принимаем совместно, всем штабом. Пойми, нам Знамя сейчас нужно… Человек, Образ, который поведет всех в бой! Ты в армии с юных лет, у тебя уникальный опыт. Ни одну военную компанию прошел. На тебя сотни глаз смотрят… Они ждут. Твоего взгляда, слова, поступка! Ты должен их повести! Больше некому, пойми это… Нельзя допустить дробление и развал гарнизона. Только твоя воля и жесткость даст возможность вновь слиться в непобедимый монолит и двигаться дальше вперед!

— Никто и не думал останавливаться. Просто каждый должен быть на своем месте.

— Твое место сейчас именно это…

— Не знаю…

— Сейчас все от тебя зависит. Не больше, не меньше. Будет гарнизон дальше жить и бороться или зачахнет за неделю… Разброд уже начался! Ты и только ты сможешь спасти положение. Думай, Гриша! Решай… Или дальше с революционной песней в бой идем, или гнием во тьме, лапки кверху… Ты наша единственная Надежда! Другие могут конечно справиться, но не так, все быстро развалится. Нам нужен монолит, камень, буря и пламя! Это ты и есть… Все сейчас, абсолютно все, все мы в твоих руках!

— Ты просто дьявол, Парахин! Если в Эдемском саду и был змий-искуситель, так это был точно комиссар… Я даже имя его знаю!

— А ты сомневался? — смеется подыгрывая Парахин, — Кто человеку Свободу дал? И безграничные возможности. Наш Черный изгнанный отверженный брат огненного пролетарского духа! Вот мы и поныне продолжаем делать людей могучими титанами! Чтоб никому и ничему не кланялись! Кроме Правды…

Ну смотрите! — глаза Бурмина вспыхивают странным огнем, — У меня другая тактика будет… Спокойно я сидеть никому не дам! Все таким яростным вихрем завертится! Я такую бурю подниму… И церемонится ни с кем не буду! Чтобы выйти из сложившейся ситуации, нужно не просто гореть, а полыхать… Пощады не будет! Никому… Мне и Никифоров с его «тройками» не понадобится! Сам к стенке поставлю! Учтите…

— Это и нужно, Гриша! — довольно улыбается Парахин, — Сейчас необходим твой необузданный взмывающий огонь… Иначе все скиснут в этом мраке подземном! Просто воскресший древний грозный боспорский Царь! Глаза горят, мускулы силой наливаются, разум кипит! Могучий и бесстрашный… Внушающий ужас всем своим врагам! Вот теперь мы не пропадем…

Глава 4

— Ты что тут рыщешь, Володя? — за спиной в темноте раздается хриплый голос комиссара Храмова, — Тут уже линия обороны обрывается, там фрицы дальше…

— Я знаю… — оглядывается Желтовский, поправляя автомат, — Ну собственно мне туда и надо! Есть дельце небольшое.

Из крупного пролома льется зыбкий вечерний свет…

— Ты что один на прогулку собрался? И с какой целью? — огромной тенью нависает Храмов, — У нас все выходы согласуются со штабом! В самоволку никто не ходит, товарищ лейтенант!

— Так я же недалеко… Букет полевых цветов Валюшке соберу и назад! — хитро блестят глаза Желтовского, — Всего лишь пяток метров! Не более…

— Все шутишь! Если б и было где… Ты еще найди, цветы эти! Выжжено все! Куда собрался, Володя?

— Я же сказал… За щедрыми дарами керченских степей! Так и есть… Только за тем, что можно съесть. За травой! Мне людей кормить надо! А не на складе прохлаждаться…

— Так и корми. Зачем на линии огня шастать?

— Чем? Кормить то?

— Команды в поля и огороды ходят регулярно. Неужели не хватает?

— Этого мало… У меня запас на исходе. Я — интендант! И моя задача — чтобы закрома подземные были полны! Тыл должен быть крепким… Иначе и в бой никто не сможет пойти.

— Ну эта арифметика нам известна. Но у нас каждым своим делом занят. И все службы важны. Мы как единый организм. А у каждого органа своя роль… А ты я чую, хочешь на голову встать, как в цирке! Зачем?

— Это мое дело. Моя зона ответственности, чтобы люди с голоду не умерли! И было чем товарищей угощать, хотя бы раз в сутки… А то ведь совсем плохо стало. Склад пустой, продукты на скалах не растут!

— Ээ-э нет… Что-то ты темнишь, Володенька! Тут дело в другом… Даже не в запасах неприкосновенных!

— И в чем же? — улыбаясь разворачивается Желтовский, — Шо не понятно? Я тебе, Федор Иванович, таки весь расклад выложил… Все «Аллегро»! Чего еще?

— А скорее всего в том, что заскучал ты в своих дремучих складских владениях товарищ интендант! И решил ты с фашистом познакомиться поближе… Что вполне понятно с точки зрения простой армейской психологии, а нашей подземной –особенно! А вот с точки зрения устава — непозволительно! У нас полк обороны Аджимушкая, часть РККА, а не махновская сотня! Поэтому, разворачивайся дорогой мой, и на родную базу! Бегать по полям на виду у фашистов, под прицелом их огневых точек — сомнительное удовольствие. И можно попасть под трибунал… сам знаешь!

— Да знаю я это все… — морщится Желтовский, — Ну, хорошо, Федор, твоя взяла! Не могу я больше на складе и кухне сидеть. Там без меня все прекрасно справляются. Прилежаев там просто царь и бог! У него там все на мази… Он вообще сугубо штатский человек и попал в свою жилу… А я так не могу! Душа дела настоящего просит. Боевого! Истомился я весь… Воевать хочу, а не в душном подземном складе, как Кащей с ключами и книгами учета чахнуть… Да и с поставками травы все плохо… Две команды не вернулись! Варить еду почти не из чего. У меня были кое-какие запасы, но их не хватит. Так что все серьезно, комиссар!

— Тебе боевых вылазок мало? Мы все ходим… По очереди, сменяя друг друга. И разведка, и диверсии! Что не так?

— Я редко попадаю… В силу своей специальности! Так по мелочевке… То пост наружный, то небольшая заварушка поблизости. А что действительно значительное, так там другие идут — или погранцы или морпехи Панова! А опять не у дел…

— Но твоя первая обязанность — обеспечить личный состав продуктами, вещами, всем необходимым для жизнедеятельности и ведения боевых действий. Следить за инвентарем, распределять все равномерно и держать людей по возможности в достатке и сытости!

— Именно!

— Ну и? Что не устраивает?

— Но само оно с неба не свалится! Я не товарищ Моисей из иудейской пустыни… Волшебных посохов у меня нет, кроме этого! — побрякивает оружием Желтовский, — И манны небесной тем более… И я сам должен прилагать усилия, чтобы что-то появилось.

— Есть специальные службы, кто этим занимается. Разведка всегда приносит и траву и зерно. Мальчишки таскают иногда больше всех… Ты один, чего сможешь, с парой вещьмешков? Хочешь голову под пулю подставить? Так мы не имеем права так глупо погибать! Мы все ответственны за других… Каждый на своем месте должен быть! Иначе Ковчег наш Подземный, быстро ко дну пойдет!

— Мои два вещьмешка могут спасти чью-то жизнь и не одну… Народ истощен. Еле ходит, падает в коридорах. И я должен не это все спокойно смотреть? Нет! Хочешь ты или нет, товарищ комиссар, а я все равно пойду! Можешь меня потом расстрелять как дезертира или еще кого… Но только когда я ячмень или пшеницу принесу! Договорились?

— Ну что ты за человек, Желтовский? Что тебе не сидится? Куда ты все время мчишься? Как ты вообще в интенданты попал… Тебе бы в кавалерии служить! Скакать по полям на лихом рысаке!

— Короче, Федор! Вон там ложбина, я приглядел… Мигом выходим на пшеничное поле. Посты у фрицев чуть подальше, я наблюдал, все проверил. Дело верное. Пошли со мной! — лукаво улыбается Желтовский, — Потом вместе за нарушение воинской дисциплины, вон у той стенки застрелимся… Как японские самураи! Как тебе такой план?

— Дьявол тебя раздери, Володенька! Змей- искуситель одесский! Это хлеще эдемского… Все это неправильно. Но с другой стороны… Где наша не пропадала? Я тоже засиделся в штабе в последнее время. Сил уже нет… Встретились твою налево, два одиночества! Ладно, сгоняем по-быстрому!

— Я знал, что тебе понравится. Вот видишь, как мы удачно здесь встретились, прямо судьба свела или боги подземные шалят, о нас пекутся! А приди сюда Парахин или Никифоров, так и слушать бы не стали… Блюстители порядка! Да и мне не так грустно одному будет колосья щипать…

…Когда опускается черный покров ночи, Храмов и Желтовский уже ползут в поле, умело обойдя посты противника.

— Сколько у тебя? — тихо шепчет интендант.

— Три четверти… — еле слышно отзывается комиссар.

— Тут еще ячмень рядом и два огорода на отшибе… Там может быть репа и щавель. Или еще чего интересного!

— Сейчас здесь закончим и дальше пойдем. Но надо торопиться! Скоро светать начнет… Ночи короткие, не успеваешь оглянуться, а восход уже алеет.

— Успеем… Здесь еще немного осталось. Все подберем и ходу! Место удачное попалось!

— Воздух то какой! Травой пахнет… Аж голова кругом идет. И земля теплая. У нас каменюки холодные как лед! Просто другой мир!

— Отвыкли мы от своего привычного обитания. Обычное душное грязное поле сказкой кажется…

— Ничего! Скоро все закончится. Выйдем во весь рост, пройдемся наконец как хозяева всех этих просторов… И не будем уже как воры какие-то последние на своих же полях ползать! А то ведь все перевернулось. Пора возвращать все на места! Вот когда…

Пулеметная очередь огненным зигзагом над головой срезает колосья. Заставляет мгновенно вжаться в землю…

— Засекли? — выдыхает Храмов, спешно затягивая вещьмешок.

— Подожди… — приподнимается Желтовский, — Может так, для острастки шмаляют. У них это часто случается… Нервишки сдают. Хлипкий они народец!

Еще одна очередь полыхающей змеей проносится по траве, бьет уже рядом… Разнося в пыль стебли и взбивая прелую рыхлую почву…

Где-то сверху вспыхивают прожектора, ослепляя словно разверзшиеся небеса. Сияющие лучи хищно гуляя крест-накрест, широкими полосами режут взор… Раздается отрывистая немецкая речь…

— Ну что, пора до дому! — расстегивает кобуру Храмов, — Романтическая прогулка под луной закончилась…

— Давай-ка вон туда… вдоль изгороди и вниз!

— Там же посты… и крюк приличный!

— Там нас не ждут! А где мы пойдем, уже наверняка засада. Мы мими проскользнем. Они в темноте плохо видят…

Желтовский и Храмов бросаются в темноту и тенями скользят по полю… То там, то здесь, раздаются окрики и отдельные выстрелы. Пулемет пока молчит.

Луч прожектора гротескно высвечивает поникшие колосья… Голоса теперь доносятся с разных сторон. Фашисты видимо оцепляют квадрат, чтобы блокировать нарушителей ночного спокойствия и не дать никаких шансов уйти. Несколько выстрелов бьют почти в упор по метнувшимся теням. Желтовский вскидывает автомат МП-40, дает длинную очередь и резко уходит в сторону… Храмов стреляет веером из парабеллума. И также ныряет в спасительный мрак. Чернота ночи вмиг окрашивается огненными язвами выстрелов. Поверх покачивающейся травы, изрыгающимся яростным пламенем колотит пулемет…

Желтовский и Храмов несутся сквозь хлещущую по телу высокую траву… Пули свистят, прожигая воздух, то вдалеке, то совсем рядом. В темноте, когда роковой свинец может вылететь откуда угодно, невольно перехватывает дыхание. Солдаты подземелья петляют, прижимаясь ближе к оврагам. Выход на путь к каменоломням уже близко… Еще пару десятков метров и можно спокойно погрузиться в спасительный мрак предвходовых расщелин.

Но неожиданно Желтовский влетает во что-то тучное и мягкое, увязая в нем. В первые секунды он не может понять что это… Он вертится, пыхтит, пытается за что-то ухватиться, скинуть с себя и прижать к земле непонятное живое препятствие. Оказывается… Это немец! Видимо не менее ошалевший, чем наскочивший на него интендант. Желтовский пытается освободиться, сбросить с себя навалившуюся довольно резвую и сильную преграду, но они лишь непроизвольно сцепившись, катятся куда-то вниз, обдираясь об камни и какие-то колючки…

Интендант изворачивается и пробует нанести удары, но бесполезно… Все заканчивается жесткой хваткой, переплетением рук и ног. Глухая возня продолжается и пока никто не берет верх. Они перекатываются уже в какой-то мокрой грязи, как вдруг раздается выстрел… То ли шальная пуля, то ли срабатывает оружие немца, то ли что-то еще. Желтовский цепенеет, замирает, прислушиваясь к ощущениям своего тела. В кого угодила пуля? Кровь бешено пульсирует в висках… Ничего не ясно. Кто из них поражен? Кому выписан приговор судьбы? Что будет дальше? Но фашистский солдат резко обмякает и соскальзывает вбок. Желтовский пружинисто, как кошка, вскакивает и ныряет во мрак ночи.

Тут же, недалеко, Храмов натыкается на двух немцев, они также внезапно сталкиваются, не успевая даже применить оружие. Первый фашист бросается на комиссара, цепко обхватывая его, но тот выкручивается и наносит серию ударов по противнику… Последний сокрушающий боковой в челюсть, опрокидывает немца.

Второй фашист по-борцовски кидается в ноги комиссару и валит его на землю, подминая и выкручивая руки… Храмов силится вырваться, но враг наседает и уже дотягивается до горла. Комиссар отчаянно барахтается, но немец значительно сильнее и здоровее — сытнее и крупнее. Солдаты подземелья, подорванные голодом, физически гораздо слабее.

Фашист уже довольно что-то бормочет, давит все больше… И тут из темноты вылетает поблескивающее лезвие ножа. Желтовский с размаха всаживает клинок в бок немца несколько раз. Тот хрипит и грузно заваливается в сторону.

— Жив, комиссар? — протягивает руку интендант, — Как это ты тут с таким боровом сошелся?

— Ага! Спасибо Володя! Ну и катавасия… на меня такой хряк баварский свалился, я думал раздавит в лепешку! Аж кости все хрустнули. Хорошо их кормят однако… Такие туши по полям бегают! Не то, что мы, скелеты ходячие.

— Тогда берем оружие и деру! Совсем жарко становится. Они нас в кольцо пытаются взять. Надо спешить…

— Тут еще один!

Храмов поднимается, покачиваясь, находит пистолет и три раза стреляет в упор начинающего приходить в себя от нокаута первого немца. Тот сразу опрокидывается…

— Ну все, пошли! — торопит Желтовский, — Потом еще придем. Их тут хватит для отстрела не на один день…

И они, как призраки, растворяются в густом мраке.

…Когда за спиной смыкаются камни и они зажигают лучину провода, запыхавшиеся, переводят дух и ошалело улыбаются друг другу.

— Сходили… вернулись! — усмехается Храмов, осматривая ссадины и порезы, — Сейчас за нами музыка заиграет, минометная! Уже трескотня пулеметная по всем окрестностям. Расшевелили осиное гнездо… Пусть постреляют в пустоту черную ночную! Меньше останется!

— Это да! Пусть боезапас тратят… Но главное пшеницу набрали. И ячменя еще… Будет что печь и из чего варить. Немного, но все-таки! Кому-то порядком поможет. На одной воде и сахаре далеко не уедешь.

Храмов наклоняется, садится на валун и смеется…

— Ты чего? — недоумевая спрашивает Желтовский.

— Пацаны ровней ходят, никогда не попадаются, уже с месяц! А мы увальни, напоролись! Еще и прямо в патруль башкой въехали! Это же надо… Цирк настоящий!

— На то они и пацаны. Чтоб как мыши юркнуть! Я в детстве куда только не лазил… И в сады и огороды чужие, и на заводские территории, и за портовые заграждения! Чего только не было. Вот пригодилось… через столько лет! Хорошее детство было, полезное! Многому научились! Все сгодилось на войне. А насчет патрулей — тут не всегда угадаешь! Кому как повезет. При всей осторожности.

— Ну что, доволен, интендант? — щурится от света лучины Храмов, — Покоцал фрицев? Скольких ты уложил?

— Получается троих точно… Пока шел! Может зацепил еще кого, когда отстреливались. Темно было!

— Силен. Теперь успокоился немного? Не будешь в самоволку бегать? По охраняемым садам и огородам? Все-таки это уже не детские забавы и не пустое озорство! Тут подзатыльником и шлепком по заднице не отделаешься! Здесь жизнь на кону! Нам повезло еще… Они грамотно нас окружали. Я это даже нутром почувствовал, как зверь, которого охотники загоняют. Сегодня подфартило, выскочили! А один шаг не туда — сам понимаешь…

— В ближайшую неделю не буду! — хитро щурится Желтовский, — А там поглядим…