Надя. – А ты с поваром спишь, – огрызнулась Варя. Надежда сначала открыла, потом закрыла рот. – Сама видела вас в кладовой, – злорадно продолжала горничная, – пошла взять маленькую баночку джема, услышала шаги, спряталась в шкафу, и кого вижу? Чем они сразу заниматься стали? А?! – Вы профессиональная сиделица в гардеробах, – сказал я, – таскать сладкое нехорошо. Лучше перестаньте этим заниматься
подумать о том, кто из обслуги может подкидывать письма про Елену, то Роберто вне подозрений. Горничных в доме полно, я всех не знаю, они часто меняются. Меня и Полину обслуживает
Перед тем как спрятать очередной опус, он читал его Полине. А та решила сделать супругу подарок на день рождения, отнесла одну рукопись в издательство. Полина Николаевна думала, что все книги издаются за счет авторов. Она отдала роман Константина мрачной молчаливой тетке в мешковатой кофте и робко спросила: – Хочу вот мужу сюрприз устроить. Можете это напечатать? – Вам сообщат, – буркнула нелюбезная дама. Через месяц Полине позвонил мужчина с вопросом: – У господина Амаретти еще есть рукописи? – Да, – ответила Полина, – двадцать штук. – Немедленно пусть все привезет, – потребовал незнакомец, – и паспорт прихватит. Вот так Константин Сергеевич стал известным писателем, начал получать солидные гонорары, купил усадьбу, которая, по словам его матери Нины Леонидовны, некогда принадлежала ее предкам. Госпожа Амаретти-старшая обожает рассказывать, как в тысяча девятьсот девятнадцатом году ее бабушку выгнали из родового поместья. С той поры и особняк, и сад, и хозпостройки пришли в негодность. В конце концов некогда красивая усадьба превратилась в руины. Когда Костя заговорил о приобретении загородного особняка, мать категорично заявила: – Ты обязан купить место, где жили твои предки. Полина только вздохнула. Ее свекровь постоянно говорила о прекрасных днях, проведенных вместе с бабушкой и дедушкой, о чае из самовара, о крепостных крестьянах, которые на Рождество и Пасху приходили в господский дом славить барина и барыню. Полина Николаевна никогда не спорила с матерью мужа, она прекрасно понимала: переубедить Нину Леонидовну невозможно. Если госпожа Амаретти заявит: «Солнце восходит на западе», – то весь мир может сколько угодно твердить про восток, Нина Леонидовна не изменит своего мнения. Но когда пожилая дама, велев сыну вернуть родовое гнездо семье Амаретти, в очередной раз завела речь про крепостных рабов, Полина не выдержала: – Нина Леонидовна! Вы родились в тысяча девятьсот сорок… – Что? – перебила невестку дама. – Я появилась на свет в шестьдесят третьем! Полина улыбнулась. – Крепостное право в России отменили в тысяча восемьсот шестьдесят первом, а ваша бабушка скончалась в год окончания Великой Отечественной войны. – И что? – грозно спросила свекровь. Константин, который молча присутствовал при разговоре, наступил супруге на ногу, но Полина закусила удила. – Хорошо. Если вы родились в тысяча девятьсот шестьдесят третьем, значит, крепостных в стране уже сто лет как не было. А ваша бабушка давно была в могиле. Невозможно пить чай с тем, кто умер до того, как ты на свет божий появилась! Чтобы живописать скандал, который закатила госпожа Амаретти-старшая, надо обладать литературным даром великого греческого драматурга Софокла. Вот он мог найти подходящие слова. Итог выяснения отношений на повышенных тонах: усадьбу купили. Костя хотел нанять историка, который пороется в архиве, найдет какие-то материалы о барском доме, возможно, отыщет рисунки, чертежи. Но мать решительно отвергла эту идею, заявила: – Я отлично все помню. У нас было три этажа! Тьма
